Закрытые двери

Я открыла глаза и зажмурилась от яркого, золотого света, бьющего мне в глаза с силой мощной лампы.

Неужели проспала? Почему Лежка не разбудил? Мы ведь так никуда не успеем.

Я резко вскочила и ощутила под ногами прохладный пол. Вокруг было светло, как днем, а от пола шла какая-то ритмичная вибрация, будто кто-то на другом конце дома заколачивал гвозди.

Я начала часто моргать, пытаясь отогнать сонное состояние, и рванула к выходу. Надо быстрее собираться и выезжать, пока Надол не привел своих людей.

– Ты куда? – за спиной раздался незнакомый мужской голос.

– Нам ехать пора! – мечась по комнате в поиске теплых вещей, ответила я и застыла.

– Куда ехать? – со стула, стоявшего у кровати, встал пожилой мужчина лет пятидесяти шести на вид, – Ты нормально себя чувствуешь?

Не зная, что ответить на этот вопрос, я оглядела себя, комнату, мужчину и неопределенно пожала плечами.

– Имя свое помнишь?

Я утвердительно кивнула.

– Где находишься, знаешь? – продолжил опрос старичок.

– Я даже не знаю, когда я нахожусь, – я усмехнулась и прислушалась к происходящему за стенами помещения.

– А что-нибудь помнишь?

– Помню, но только что-нибудь. Целостной картины получить не выйдет. Лучше вы мне расскажите, где я сейчас нахожусь?

– У нас в гостях, – мужчина улыбнулся и подошел поближе. – А ты не сдержала обещания.

Я всмотрелась в лицо старичка, и начала рыться в памяти, соображая, какое обещание я ему давала. Но опустив глаза на его руки, все встало на свои места.

– Вы! – я едва сдержалась, чтобы не подпрыгнуть. – Это вы мне его дали!

– Я, – мужчина еще больше улыбнулся и приглашающим жестом указал на стулья. – Значит, вспомнила меня.

– Вас помню, браслет помню, а что было дальше – нет. Как я здесь оказалась? И где это здесь? – я села на стул и попыталась оглядеться.

Комната представляла собой ровный прямоугольник с шестью кроватями, расставленными вдоль стен. У выхода, где мы и расположились, стоял длинный стол, а у стены те самые стулья, присесть на которые и предложил старичок.

Комната залита светом, теплым, настоящим, каким-то особенно живым. И именно он привел меня в чувства.

– Это детский лагерь?

– В прошлой жизни, – кивнул мужчина. – Теперь здесь живут все. Когда мы добрались до него два года назад, здесь уже никого не было, только старенький сторож, не способный уже передвигаться на дальние дистанции. Он-то и обустроил лагерь под нужды человека. Нашел генератор, подготовил землю для посадок, нарыл землянок, чтобы хранить то, что требует холода. В общем, мы, можно сказать, пришли на готовое. А остальные ушли отсюда дальше на юг, в поисках Помнящих и возможности выжить.

– А как я здесь оказалась?

– Мальчишки дежурили на пшеничном поле в паре километров от нас и обнаружили странную девушку. У нас в последнее время участились случаи грабежа – подростки, которые откололись от нашей колонии, решили, что создадут свой город-мечту. Город у них не получился, есть им нечего, возвращаться гордость не позволяет, вот и промышляют набегами. Жить ведь на что-то надо, сама понимаешь – растущий организм и юношеский максимализм вещи в наше время несовместимые. А когда наши мальчишки тебя увидели, решили, что ты тоже одна из них. Вот и выстрелили в тебя из рогатки.

Я повела плечами и, наконец, почувствовала боль от ушиба.

– Они в меня булыжником что ли зарядили?

– Ну что ты. Резиновым мячиком.

– Приятного мало.

– Но как ты оказалась на том поле? И почему ты не дома?

– А где мой дом? Я вообще ничего не помню с момента, как вы вручили мне браслет, – я непроизвольно взглянула на руку и открыла-закрыла рот – браслета не было.

– Ты его потеряла?

– Я его снять не могла, – осекшись на полуслове, я замолкла, пытаясь собрать воедино свою прошлую жизнь, свою жизнь в Старом городе и то, что происходит сейчас.

Синяк на спине красноречиво говорил о том, что все это всерьез. Что все происходящее со мной здесь и сейчас не меньшая реальность, чем то, что мы отправились в погоню за похитителями Арайи. Но сейчас я не видела на руке браслета, буквально вросшего в левое запястье. И меня пугал этот клубок реальностей, загадок и вопросов без ответов. Если это реальность, значит тот мир, который наступит через полторы сотни лет – сон? Но и там я жила, по-настоящему жила! У меня были ушибы, у меня ныли мышцы, меня морозил ноябрьский ветер. Я помню вкус кофе, сухарей и запахи с улиц города, в который мы ездили с Олегом и Арайей. И это так же реально, как и жесткая поверхность стула под моим костлявым задом.

– Тебе обязательно нужно найти браслет, – прервал мои раздумья мужчина. – Он очень важен и обязательно должен быть у тебя. Иначе может случиться непоправимое.

На его лице читалась такая тревога, что у меня даже не возникло вопроса, что такого непоправимого может случиться из-за потери браслета. И почему именно я должна быть его владелицей?

Мужчина вскочил со стула, снова сел, что-то прикинул в голове и внимательно посмотрел на меня:

– Где ты могла его оставить?

Снова перед глазами пробежали последние запомнившиеся минуты прошлой жизни – студия, переулок, браслет, надетый на запястье. И снова после браслета и просьбы старика – пустота.

Но если рассуждать логически, то после работы я не могла отправиться никуда, кроме дома, где меня ждали немытые окна. И, скорее всего, я туда и пошла. Но после этого могло случиться что угодно, ведь я помню тот самый таз, уже пересохший и выцветший от времени, найденный у меня на кухне через полторы сотни лет.

Поэтому если сознание не дает мне точного ответа, то можно пойти по цепочке предположений.

– Может, – начала я строить догадки. – Он где-то дома?

– Логично, если начинать поиски, то лучше с очевидных мест, – мужчина посмотрел на меня и улыбнулся. – Значит, нам нужно отправиться в город.

– А как далеко мы от него?

– О, дорогая, если ехать туда на машине, то можно управиться за час.

– А у вас есть такая возможность?

– Как бы это странно ни звучало, но мы держим одну на вот такие крайние случаи. И если она заведется, то мы уже сегодня сможем отправиться в город и начать поиски браслета.

– Тогда чего же мы сидим? – я резко встала со стула и направилась к двери. – Чем раньше мы начнем, тем быстрее управимся.

Мужчина улыбнулся и последовал за мной:

– Нам нужно тебя переодеть для дороги и взять припасы, на всякий случай. Город уже за месяц превратился в руины, а что с ним сделали два года, даже представить боюсь.

За дверью скрывался длинный коридор, освещаемый лишь светом, попадающим через два маленьких окошка, расположенных по оба конца от него.

Старичок осторожно протиснулся в проем и повел меня к одному из окон. Видимо с той стороны и располагался выход из здания. Я помнила все культурные и рекреационные объекты нашего региона. Но не могла вспомнить, какой из лагерей имел такую планировку. По каждой из сторон располагались двери. И пока мы шли к выходу, я насчитала десять комнат.

Здание построено еще до моего рождения и ориентировано на большие смены. Значит, этот лагерь создавался еще в советские времена.

Таких рядом с городом было не много и на душе сразу стало легче, когда мы добрались до лестницы. Эту лестницу я узнала бы из тысячи.

Пока мы спускались в огромное фойе, занимавшее в высоту два этажа, а в ширину три, а то и четыре комнаты, я придавалась воспоминаниям.

Не одно школьное лето потеряно в стенах этого здания. Сначала меня сюда пристраивали родители, верящие, что в коллективе ребенок учится общаться, строить отношения и переживать свои страхи. Потом, когда их не стало, брат выбивал мне путевку, чтобы хотя бы на месяц стать независимым и свободным человеком. Чтобы лишь один месяц в году иметь возможность согласиться на ночные посиделки у друзей, прогулки по городу, маршрут выходного дня, без оглядки на маленькую сестру, висящую на нем тяжким грузом.

Стало грустно и стыдно за то, что в те беззаботные времена я винила его. Каждое лето, со слезами на глазах, я цеплялась за него, как за последний островок школьной программы, и кричала ему в спину, что никогда к нему не вернусь. Что он предатель и бросает меня навсегда. И все потому, что дети всегда были так жестоки к нескладной девочке с тонкими, как два шнурка, косичками.

Эти стены видели так много радости, но хранили в себе еще и столько детских слез. Жаль, что они не могут рассказать об этом забывшему все поколению.

Мы спустились в фойе, заставленное какими-то ящиками, шкафами и стеллажами, как городской архив. Теперь это больше не место общего сбора всех отрядов на утреннюю зарядку, а место хранения.

– А зачем вам столько мебели? – не удержалась я, следуя по узким коридорам рукотворного лабиринта.

– Пришлось освободить все комнаты и подсобные помещения, чтобы разместить всех, кто смог до нас добраться. А здесь мы теперь оставляем инструменты, продукты длительного хранения, и даже книги, которые имеют хоть какую-то практическую ценность. От художественной литературы, к сожалению, пришлось отказаться. Сейчас мы боремся за выживание, а не за культурное просвещение.

Мы, наконец, покинули лабиринт, и вышли к большой двери, ведущей во двор. Сколько страшных минут было здесь проведено. Сколько слез пролито по ту их сторону. А сейчас страх сжимает мое сердце здесь.

Страх неизвестного. Страх нового и неясного.

Старик отворил дверь и все вокруг залило золотым светом. Это были не просто солнечные лучи, это был поток золота самой высшей пробы с запахом и плотностью драгоценного металла. Казалось, что если протянуть руку в этот свет, то она войдет в него с некоторым сопротивлением, как в вязкую субстанцию.

– Пойдем. У нас еще столько дел, – окликнул меня мужчина и вышел на крыльцо.

Я последовала за ним и оглядела двор, бывший когда-то площадкой для смотра песни и строя отрядов, зарницы и спонтанных концертов детских талантов. Брусчатка все еще выглядела прилично и даже не пошла буграми. Хотя справа ее стало меньше – на месте края площадки теперь высился заборчик, сколоченный на скорую руку из скамеечных спинок. Видимо, там расположилось что-то более нужное людям, чем место для прыжков и плясок.

– Теперь там огородик, – проследив за моим взглядом, заметил старичок. – Танцы, танцами, а кушать хочется всегда.

Я согласно кивнула. Он прав, выживание всегда стоит на первом месте, а о душе можно подумать и на досуге.

Но все же и здесь было место для развлечений. Перед входом дети играли в футбол. А у стены здания, на лавочках сидели болельщики из тех, кого не взяли в игру. Малыши еще еле выговаривали полные слова, но зато радостно улюлюкали и кричали, когда кто-то забивал мяч в имитированные ворота.

Я улыбнулась. Дети – они всегда дети. Они вне времени и им не запретишь радоваться маленьким победам.

Мужчина сошел с крыльца и уверенным шагом направился к выходу, где во времена моей юности стояли бараки учителей и пионервожатых. Помню, как мальчишки прятались там под окнами, чтобы подсмотреть за молоденькими вожатыми и новыми медсестрами. Какие визги, крики, а иногда шлепки неслись оттуда, разрывая полуночную тишину.

Я последовала за стариком, стараясь не ставить под сомнение его действия и доверять тому, кто повстречался мне уже второй раз при очень странных обстоятельствах. Мужчина уже однажды ворвался в мою жизнь и как-то повлиял на нее. Надеюсь, что лучшим образом. Оттого мне не оставалось ничего другого, кроме как отправиться вместе с ним в город на поиски браслета, который тоже теперь играл какую-то особую роль в судьбе не только моей, но и окружающих.

Позади раздался звонкий детский смех, видимо, кто-то хорошо пошутил, а потом крик:

– Осторожно!

Но удар, пришедшийся мне прямо по голове, не дал мыслям и телу отреагировать на крик. В глазах потемнело, я выставила руки вперед, желая хотя бы этим смягчить падение на брусчатку…

И резко вскочила, словно нырнула в темноту и холод. Меня еще знобило, а глаза пытались привыкнуть к беспросветной тьме, окружающей меня со всех сторон. Сердце колотилось, как сумасшедшее, забыв про размеренный ритм, ноздри хватали ледяной воздух, возвращая в реальность.

Но какая она теперь, эта реальность? Что сейчас я увижу, когда глаза привыкнут к темноте? Это будет домик в Пристанище, моя квартира, погруженная в ночной сон, или новое, прежде невиданное мною место? Где я? И когда?

В окно неуверенно начал пробираться скромный лучик света – первый вестник зри. И глаза, привыкшие к темноте, с его помощью смогли рассмотреть окружающие меня объекты.

Я была в Пристанище. Я снова там, где могу хоть что-то понимать и как-то влиять на развитие событий.

На соседней кровати спокойно посапывал Олег. Он походил на ребенка, видящего сладкие сны. И я не смогла сдержать улыбки, когда мой спутник подтянул кулак ко рту.

Его присутствие меня успокоило. Как может успокоить вид привычных вещей, на мгновение исчезнувших из виду. И даже мысль, что нам нужно выручать Арайю меня немного успокоила. И пусть мне прилетит за это подзатыльник от Олега, но я ему только обрадуюсь. Потому что он будет настоящим и вполне закономерным.

Я осторожно коснулась браслета. И, убедившись, что он все еще на месте, облегченно выдохнула. Абсолютно все было на своих местах.

Интересно, сколько я проспала, если за окном еще рань. И только слабые лучики света пробиваются через густые кроны деревьев, окружающих домик.

Хотя какое это имеет значение? Главное, что нам пора. Нужно запрягать Буранчика и уезжать отсюда до того, как все Пристанище проснется. Мне не хотелось проверять Надола на честность.

Привыкнув к темноте и имея возможность различать объекты, я тихо опустила ноги и нашла сапоги, так и оставленные на полу. Весь мир спал, и только мне была подарена возможность запомнить эти тихие минуты, когда все вокруг предается мерному сну, покрывающему всех, как теплое одеяло.

Я обулась и тихо вышла из комнаты, не беспокоя раньше времени Олега. он заслужил свой спокойный сон. И не мне его будить.

Окно в прихожей занавешено плотной тканью, из-за которой не смог бы пробиться даже самый мощный луч света. Оттого в помещении царил всепоглощающий мрак. И не запомни я обстановку при тусклом свете лампы, пройти тихо до окна мне бы точно не удалось.

А так не хотелось нарушать тот покой, что сейчас простирался над всем Пристанищем. Казалось, что любой шорох мог спугнуть эту идиллию, эту раннюю утреннюю тишину. И мир взорвался бы звуками в ту же самую секунду.

Оттого поход до окна, чтобы сорвать полотно и впустить в дом максимум света, был больше похож на танец среди камней, чем простую проходку по прямой. Но даже это вселяло в меня какой-то особый восторг, забивающий воспоминания от произошедших ранее событий.

Не было ни Надола, ни странного сна, ни похищения Арайи. Была только я, эта комната и окно, требующее снять с него плотную, как сама ночь, штору.

Неуверенный солнечный свет стал карабкаться по полу, забираться на стол, полки шкафа и лестничные ступени, ведущие на второй этаж. Он, как маленький ребенок, ощупывал и оглядывал все вокруг, пробовал на кончиках пальцев пыль, доски и ткань, рылся на полках в поисках интересных сокровищ и забытых вещей. И так же, как и маленький ребенок, он заполнял собой все пространство, не оставляя никакой возможности скрыться от него.

Я подставила лицо солнцу и прикрыла глаза, прислушиваясь к себе.

Меня мучило слишком много вопросов, роившихся, словно муравьи у горки сахара. И на них все еще не было найдено ни одного ответа.

Вопросов с каждым днем становилось все больше. И едва я привыкала к размеренному ходу своей жизни, как приходили новые обстоятельства, а из них, как из удобренной почвы вырастали новые вопросы. Казалось, что этот замкнутый круг невозможно не оборвать и не покинуть.

Я открыла глаза и огляделась по сторонам. Нужно найти воду и полотенца. А после уже разбудить Лежку.

Воды в доме не оказалось даже под видом кусочка льда. Потому пришлось брать пустое ведро, найденное под столом и выбираться на улицу за снегом. Наконец, снежный ноябрь принес хоть какую-то пользу обществу.

Повозившись с огнивом, мне все же удалось растопить печь, построенную здесь уже после Забытья. Пламя лениво разгоралось на дровах, оставленных здесь с последних постояльцев, и оттого отсыревших. Но все же огонь оказался слишком жадным и голодным, чтобы отказаться даже от такого угощения.

Комнату заполнил жалобный, но звонкий треск поедаемых дров. А воздух постепенно заполнялся теплом, нехотя расходящимся от печи. И тело начинало расслабляться, обманутое мимолетным комфортом.

Я поставила ведро на печь и вышла обратно во двор, чтобы набрать побольше дров и взбодриться. Нельзя давать себе ни единого шанса для отдыха, иначе меня снова накроет сон. И не было никакой уверенности в том, что он будет спокойным.

С этими мыслями я набрала полные руки снега и умылась им, как водой. Тут же по телу побежали мурашки, поднимая волос дыбом и заставляя дернуть то рукой, то головой. Зато состояние истомы и расслабленности, как рукой сняло.

А солнце уже залило все дома и небольшие улочки Пристанища. То там, то тут пробуждались его жители и постояльцы. Воздух наполнялся не только морозом, но и звуками. Живыми и не принадлежащими природе.

Я вошла в дом:

– Доброе утро, – Лежка обернулся на мое приветствие и растеряно кивнул.

– Доброе. Давно встала?

– Нет, – я добросила дров в печь, и оглядела снег, уже подтаявший в ведре. – Здесь на удивление быстро наступает светлое время дня.

– Это из-за снега, – Олег сел за стол и уставился в окно. – Он отражает и усиливает свет во много раз. И все вокруг заливается им, как лампой или твоим фонариком.

– Наверное, ты прав, – я взяла ковшик и набрала воды. – Нам нужно уже собираться, чтобы добраться до следующего Пристанища засветло.

– Если мы сейчас же запряжем Буранчика, и будем править по очереди, то сможем одно даже обойти стороной, – Лежка взял у меня ковшик и отправился к умывальнику. – Но если мы хотим так сделать, то нельзя медлить.

– Значит, умывайся и собирайся, выступим до того, как Надол натравит на нас все Пристанище.

– Не натравит, – приплясывая у раковины от водных процедур, возразил он. – Но появляться здесь после наших ночных приключений я бы больше не стал.

– Никогда?

– Ну, полгода точно.

– Полгода меня устраивает, как, впрочем, и никогда.

Я отправилась обратно в комнату, чтобы принести теплые вещи Олега и проверить – не забыли ли мы чего.

Наше спешное размещение и внезапный сон не дали нам даже возможности принести сюда хоть что-то из провианта или необходимых вещей. Поэтому поход и осмотр комнаты был скорее для того, чтобы отвлечься от размышлений и построения еще одного небоскреба из вопросов по поводу моих снов.

– Готов? – выйдя обратно в прихожую, уточнила я и сложила его вещи на лавку.

– Готов, – подхватывая вещи еще до того, как они коснулись лавки, ответил Олег.

– А тулуп?

– По дороге надену, – уже выходя из дома, произнес он.

Я улыбнулась его спешке и отправилась вслед за ним. Желание спасти Арайю вернулось к нему после пробуждения. И оно торопило его лучше, чем желание поскорее покинуть Пристанище.

Все дальнейшее происходило так быстро, что я не успевала даже уследить, как у меня в руках появилась кружка с горячим чем-то и галеты с намазанным на них паштетом. Еще одно мгновение и я уже сижу на санях, и мы движемся к воротам, за нами бежит Бутс, а во рту не осталось даже привкуса от завтрака, зато в руках ножны с оружием телохранительниц.

За таким водоворотом событий мое сознание просто не успевало. Поэтому приходилось просто довериться тому, кто был главным их участником – Олегу. Он все делал на уровне рефлексов и потому лучше справлялся с тем, что требовало бездумных и быстрых действий.

Уже у самых ворот нас нагнала девочка лет десяти и, поравнявшись с санями, наклонилась ко мне, будто желая что-то сказать. Я подалась к ней в ответ, но вместо слов она незаметно протянула мне какой-то теплый сверток, что-то тихо пролепетала и остановилась еще до того, как мы добрались до охранников.

– Уже уезжаешь? – у ворот все еще дежурил Антон, впустивший нас в Пристанище ночью.

– Решил, что не стоит злоупотреблять гостеприимством, – с насмешкой ответил Олег и добавил. – Там, в санях, кое-что для Надола лежит. Думаю, что он еще спит, а беспокоить его мне бы не хотелось. Не передашь?

– А чего не передать? – Антон проследовал до саней и удивлено забрал у меня ножны, – Это ж как так получилось?

– Ну, получилось и получилось, – пожав плечами, ответил Олег, даже не обернувшись к охраннику. – Ты, главное, передай. А мы пойдем уже. Мы торопимся.

– Ага, – только и ответил Антон, провожая нас растерянным взглядом.

Я рефлекторно помахала ему рукой и встала на движущихся санях, чтобы перебраться на козлы.

– А это что? – заметив сверток, поинтересовался Лежка, когда я села рядом с ним.

– Не знаю, но что-то теплое.

Я аккуратно развернула уже изрядно нагретую ткань и залилась смехом. На моих коленях лежал каравай – самый простой, только что вытащенный из печи, но каравай.

– Значит, все же кто-то проговорился, – вслед за мной рассмеялся Олег. – Раз нас даже угостили на дорожку.

– Ну, главное, что это были не мы, – отщепив кусок теплого, раздающего морозному воздуху жар, хлеба заметила я и принялась радостно жевать, гадая, какие же еще приключения нас ждут впереди…