Цвет стали. Летопись Подлунного мира
Айрин Бран
Мирэй наказывает жестоко. Император Маэль ар Вариар мстит тем, кто посмел напасть на его империю. Впрочем, даже завершив эту войну, императору не придется думать о спокойной жизни. Внутри империи зреет новая война, а еще появились и новые враги. Кто они? Никто не знает. Эльфийскому королевству тоже остается только мечтать о покое. Мятежники строят новые планы, а где-то на просторах Элеана проснулся темный бог, чья жестокая душа требует власти и жертв. А Селеран буквально затопил цвет стали.
Цвет стали
Летопись Подлунного мира
Айрин Бран
Редактор Анна Спектор
Дизайнер обложки Анастасия Еловикова
© Айрин Бран, 2021
© Анастасия Еловикова, дизайн обложки, 2021
ISBN 978-5-0053-1570-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Сверкнул клинок, вновь кровью напоён.
Красив и ровен, танец граней безупречен.
Закатным солнцем полон небосклон.
Таков цвет стали настоящий! И он вечен!
Алекс А.
Войны часто начинаются из-за женщин, но как
часто они заканчиваются благодаря им?
ПРЕДИСЛОВИЕ
Месть… Сладкая, словно мед. Пьянящая, как выдержанное дамийское красное. Прекрасная, как рассвет в горах после долгой холодной ночи, когда появившийся над вершинами край солнца обещает тепло. Это прекрасное и опьяняющее чувство, чувство мести заструилось по ее жилам, вызывая желание дышать, жить и, конечно же, мстить. Она давно не испытывала такого всепоглощающего огненного чувства, которое искрится и заставляет идти вперед и что-то делать. Как же было приятно наблюдать за беспомощностью своих врагов, как приятно было осознавать, что все, кто причинил ей вред, даже в мыслях, даже не осознавая того, теперь ответят перед ней, в полной мере. Она не хотела останавливаться. Она только начала. Только сделала первый шаг. Они могли молить о пощаде, но она не подарит им такой милости. Никогда и ни за что.
– Госпожа, – голос слуги вырвал ее из мстительных мечтаний, когда она уже мысленно убивала своих главных обидчиков, сомкнув пальцы на их горле.
– Госпожа?! – взвизгнула женщина, отвесив рабу оплеуху. – Как ты смеешь?! Как ты смеешь говорить такое?! Обращайся ко мне как положено!
– Но… – мужчина, одетый в безликие, грубые серые одеяния, сжался в комок, прижимая ладонь к щеке.
– Обращайся ко мне, как положено, раб, – теперь она буквально рычала, как рычат разъяренные львицы перед броском на соперницу, прежде чем вцепиться той в глотку зубами и почувствовать языком теплую, сладкую кровь. – Ты меня слышал?!
– Пожалуйста… – мужчина весь сжался в комок, словно пытаясь стать как можно меньше, исчезнуть из поля зрения разъяренной хозяйки. – Не надо…
Он понимал, что сильно рискует сейчас, когда хозяйка в такой ярости. Он понимал, что его упрямство может стоить жизни: его хозяйка пребывала в отвратительном настроении с тех самых пор, как оказалась здесь. Ее обычная самоуверенная наглость и высокомерие, к которым они уже начали привыкать, сменялись приступами неконтролируемого гнева, который обрушивался на всех вокруг. Рабы и свободная прислуга боялись лишний раз подходить к хозяйке, опасаясь оказаться привязанными к столбу для порок и расстаться с жизнью под ударами ее кнута. Она сама наблюдала за тем, как живых людей палачи превращают в кусок кровавого мяса, лишь кровожадно облизывая губы. Она сама бралась за кнут и с силой направляла его змеевище в спины наказываемых по ее прихоти. Она с особым чувством смотрела на то, как кнут рвет кожу, как кровь веером разлетается в разные стороны. Иногда она с каким-то особым вожделением облизывала губы, наслаждаясь происходящим. Никто не мог сказать, что случилось с ней, и в какой момент она превратилась в монстра, для которого запах и вид крови, а также мучений человека, стал чем-то пьянящим, как выдержанное вино. Здесь мало, кто помнил, какой она была раньше, до того, как оказалась здесь.
Раб все это понимал, сжимаясь в комок, в ожидании неотвратимого наказания за неповиновение. Об этом говорил убийственно-холодный взгляд хозяйки. Никто не знал, когда глупая самолюбивая девчонка обратилась в это чудовище, но пожинали это преображение все. От ее отца, совершившего много ошибок до самого последнего раба, который выгребал отхожие места свободной прислуги. Мужчина понимал, что ему грозит. Он осознавал, что жить ему оставалось недолго, но он не мог сделать того, что требовала эта женщина. Он не мог пойти против богов, как того требовала она. Наказание от богов его страшило куда больше, чем кнут в руках смертной. Он не мог…
– Обращайся ко мне, как положено! – вновь взвизгнула женщина, выхватывая палку из рук ближайшего воина и со всей силы ударяя раба. – Ты меня понял?! Обращайся, как положено!
Тот сжался еще больше, прикусив губу, во рту разлился сладковатый вкус крови. Полированное дерево с размаха врезалось в его тело, заставив его выгнуться от пронзившей боли. У сирдана была очень плотная древесина, мало отличающаяся от стали, и поэтому каждый удар, наносимый хозяйкой, причинял рабу страшную боль и мог стать последним. Всякий раз он слышал, как трещат кости, как рвутся мышцы. Казалось, что тело взрывается тысячами иголок, заставляя мужчину вжиматься в камень.
– Как положено! Слышишь меня? Я заставлю тебя выполнять мои приказы! Я заставлю тебя уважать меня! Это обращение! Оно мое по праву! Это мой титул! Я его заслужила! Называй, как положено! – шипела женщина, то и дело срываясь на крик и визг, каждое ее слово сопровождалось сильным ударом сирдановой палки.
Сначала открытые участки тела раба покрылись красными пятнами от полопавшихся под кожей сосудов, а затем лопнула и сама кожа. Брызнула кровь. Ее красные капли заляпали и дорогое шелковое бледно-голубое платье женщины, и лицо. Она облизнулась, размазывая по щекам пахнущую металлом жидкость. На ее лице заиграла довольная, умиротворенная улыбка. Она растерла каплю крови между пальцами, принюхалась, а потом облизнула их.
– Бросьте его собакам. Пусть хорошо позавтракают, – бросила женщина, отворачиваясь от жертвы своего безудержного гнева.
Двое воинов ее отца подхватили раба под руки, и потащили было прочь, но женщина знаком остановила их. Она протянула руку и сжала подбородок раба тонкими, похожими на когти, пальцами, и заставила его поднять на нее взгляд. Мужчина с трудом разлепил веки и посмотрел в перекошенное гримасой удовлетворенной ярости лицо.
– Или ты готов исполнить мой приказ? – ее голос звучал одновременно угрожающе, торжествующе и издевательски. – И обратиться ко мне, как полагается.
– Не могу, госпожа, – едва слышно пробормотал тот в ответ. – Я не могу пойти против богов
– Исполни, и я тебя помилую на этот раз, – она словно издевалась над ним, и мужчина это понимал.
Раб отрицательно покачал головой, закрывая глаза, отдаваясь всепоглощающему чувству боли.
– Ты сам выбрал свою судьбу. Я давала тебе шанс. Убрать отсюда эту падаль.
Женщина брезгливо отдернула подол платья, освобождая дорогу для воинов и уносимого ими бедолаги. Она потеряла к нему интерес, обратив свой взор на выстраивавшиеся в походный порядок лохосы, что направлялись к мятежному городу Ириду, который не признавал власти своей герцогини и своей императрицы. Скоро, очень скоро все ее обидчики умоются собственной кровью, как этот несчастный, глупый раб. Она не подарит свою милость никому из них. Ни единой живой душе. Месть сладка. А она слишком долго ждала, когда сможет отомстить всем им. Всем до единого. За каждый косой взгляд, который они посмели бросить в ее сторону. Женщина облизнула губы, ощутив на языке вкус крови. Он показался ей слаще меда.
Часть пятая. Затаившееся пламя
Глава первая
Третий месяц лета милтар. Тридцать седьмой день месяца.
144 год от рождения империи
Чем дальше уезжали они от небольшого форта императорской гвардии, затерянного среди лесов северо-запада Мирэй, и приближались к столице империи, тем больше становилось пыли. Казалось, что она висит в воздухе и не оседает на дорогу. Пыль заполняла все вокруг, через ее взвесь с трудом пробивались лучи дневного светила, она проникала в возок даже сквозь плотно задернутые занавеси, даже через смоченные водой платки. Жаркая погода заставляла их платки быстро высыхать, что лишало людей этой ненадежной защиты. Эмрия арэ Вариар, вдовствующая императрица Мирэй, молила богов о дожде, который прибил бы вездесущую пыль, спасая их от необходимости держать платки у лиц, дышать сквозь надушенную сиреневой водой ткань, надеясь, что влага не испарится столь быстро. Но молитвы не помогали. Пыль, казалось, проникала всюду, даже сквозь мокрую ткань, заставляя пассажиров кашлять и буквально задыхаться от удушающего свербления в горле, когда казалось, что кто-то огромный и опасный царапает горло изнутри, пытаясь выбраться наружу. В такие моменты Эмрия приказывала вознице остановиться.
Она и сопровождавшая ее служанка буквально вываливались из возка, не дожидаясь, пока он полностью остановится. Но и это не спасало от пыли, которую поднимали колеса крестьянских телег, скрипевших по тракту мимо застывшего возка. Люди погоняли мохнатых лошадок или волов, запряженных в телеги, бросая возмущенные взгляды на остановившийся на тракте возок с запыленным гербом на дверце и всадников, в которых легко можно было узнать императорских гвардейцев. Их фиолетовые плащи буквально горели в лучах полуденного солнца, пробившихся сквозь пылевое облако, повисшее над трактом, словно бросая вызов небесам, богам и любым врагам империи Мирэй, а главным образом врагам ее правителей.
– Встали тут посередь дороги, понимаешь… – Эмрия обернулась на скрипучий старческий голос. – Не проехать теперь…
– Простите нас, добрый человек, – улыбнулась она в ответ на эти слова, стараясь сдержать кашель. – Мы скоро снова двинемся в путь.
– Да, чавой там ужо. Стойте на здоровья. Я ж ить не гоню вас. Стойте, чавой ужо там, – старик, сидевший на облучке телеги, груженной толстыми бревнами, махнул рукой. – Отдохну хоть, а то носишься и носишься, носишься и носишься… Сесть и о смерти подумать некогда.
Его серая в гречку лошадка, казалось, была столь же стара, как и сам дед-возница. Она с большим энтузиазмом восприняла остановку, согнула заднюю ногу и отвесила нижнюю губу. Дедок же в свою очередь достал булку серого хлеба и принялся ее есть, то и дело отламывая маленькие кусочки от нее и отдавая своему напарнику. Молоденький вихрастый парнишка рассеянно брал эти кусочки хлеба, все его внимание было сосредоточенно на том, чего он никогда не видел в своей короткой жизни. Паренек внимательно рассматривал гвардейцев, восхищенно скользя взглядом по их добротным доспехам, отражавшим скудный солнечный свет. Он с каким-то особым вожделением посмотрел на их шелковые шарфы и плащи глубокого фиолетового оттенка.
– Чего зенки выпучил, балбес? – старик с размаху отвесил парнишке оплеуху.
