«ФЕВРАЛЬ» и другие истории
Дара Мун
Это сборник историй, которые пожелали воплотиться через меня. Ведь я не придумала ни строчки, только записывала так, как шло.Я создавала его медленно, выверяя каждое слово, каждую интонацию.Это неидеальный текст неидеального автора. И я позволяю ему быть таким.Я говорю ему «да».
«ФЕВРАЛЬ» и другие истории
Дара Мун
Иллюстратор Екатерина Евгеньевна Ткач
© Дара Мун, 2021
© Екатерина Евгеньевна Ткач, иллюстрации, 2021
ISBN 978-5-0053-1625-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ОТ АВТОРА
Это сборник с историями, которые пожелали воплотиться через меня. Ведь я не придумала ни строчки, только записывала так, как шло.
Я создавала его медленно, выверяя каждое слово, каждую интонацию.
Он насквозь зимний.
Я прошу подарить сборнику ваше внимание. Я верю, найдутся те, кому будет важно его прочесть.
Истории такие, какие есть. Других карт мне не выдали.
Я знаю, что оно местами царапает, но, смею полагать, также глубоко трогает, радует, обнимает.
И если этот сборник скрасит зимний вечер хоть одному читателю, всё уже было не зря.
Это неидеальный текст неидеального автора. И я позволяю ему быть таким.
Я говорю ему да.
ФЕВРАЛЬ
«Знаете, чем отличается одиночество от уединения? Вы в обоих случаях заперты одни в комнате. И отличие лишь в том, с какой стороны ключ».
Преподаватель КСЕ
Там, где сладость нежно-розового чабреца сливалась с горечью полыни и свежестью холодной воды, стоял дом. На самом берегу среди громадных валунов.
Вокруг – никого на многие километры.
Ни звука с губ. Лишь безмолвие. Крики толстых чаек. Шум большого моря.
В том доме жил братец Ноябрь. У него огрубели руки от ледяной воды и работы, а его ботинки изъела морская соль. Ему нравился тамошний свежий воздух и тишина.
Его жилище было более чем скромно: одна комната, заполненная книгами, и чайник – всегда горячий.
Будете у его дома, попросите у Ноября воды напиться, но не просите рассказывать историй – они у него все печальные, ведь ему чаще других братьев приходится наблюдать увядание.
Каждый день большая волна вместе с пеной и морской капустой прибивала к берегу истории, упакованные в стеклянные бутылки. Одни – совсем короткие, другие длинные – целые летописи. Все истории были неизменно важны для Ноября. Он собирал их и развешивал над печкой, чтобы подсушить, а поутру читал вслух.
Но его слова тонули в шуме волн. Так и оставались эти истории в его карманах – никем, кроме него, не услышанные.
Но однажды волна прибила к берегу чьё-то потрёпанное судёнышко.
Гость сошёл на берег и, кутаясь в лиловый шарф, зашагал к дому. В руках у него была тетрадь в коричневой кожаной обложке.
– Вот, – сказал он, переступая порог, – новая история в твою копилку. Хочу, чтобы ты первым её прочёл.
Ноябрь поставил чайник на огонь, раскрыл толстую исписанную аккуратным почерком тетрадь, и прочистил горло:
Это история о грусти, с которой здороваются, история об одиночестве, тщательно выдаваемом за уединение, история предубеждений, магии, чудес, странных совпадений.
Это история о любви.
Где бы и какой бы она ни была.
1
Февраль в первый же день…
осел колким снегом на кончиках пальцев. Виви снова забыла перчатки.
Из февральских холодов она спешила домой, её волнистые тёмные волосы заиндевели, а руки покраснели от мороза.
В её маленькой квартирке на первом этаже пахло лаком и пихтой, громко тикали часы в кухне. Часовая стрелка приближалась к трём. Виви знала: скоро мимо её дома промчится трамвай, и зазвенят стёкла.
Она расстегнула пальто и бросила его, не глядя, на кровать.
Стёкла зазвенели точно по расписанию. За окном она увидела зависший на проводах иней, и чёрные рельсы, будто прочерченные кем-то полосы на чистой бумаге. Снег скопился в уголках рамы. Небо было пасмурное и безмятежное.
Трамвай быстро промчался мимо и исчез далёкой точкой.
Виви любила такие моменты, когда дома – тихо-тихо, и ничто не мешает думать. Думала она о великом: о туманных планах на будущее, о смысле жизни, о повышении цен на проезд в автобусе… На этой мысли она горестно вздохнула и поплелась на кухню, чтобы приготовить кофе с молоком и выпить его, глядя на полную безнадёгу за окном. Потом было бы неплохо посвятить часок-другой чтению или дневной дрёме, но не успела Виви поставить чайник на огонь, как из спальни послышался резкий звук, будто что-то с треском упало и расколотилось на тысячу и один кусок.
Она заторопилась на шум.
В окне зияла дыра, и пол был усыпан осколками, но удивительно было совсем не это: на ковре лежала птица причудливого оперенья. Её перья переливались оттенками розового и фиолетового, грудь часто вздымалась, и дрожало раненное крыло.
Виви несмело сделала шаг, стараясь не наступить босыми ногами на стёкла. Она осторожно приблизилась, её пальцы чуть коснулись насыщенно-лиловых перьев. Птица под её рукой затрепыхалась, будто в агонии. Виви испуганно отпрянула, наступая босой пяткой на мелкий осколок.
Она вскрикнула, но не только от боли. Птица на её глазах вдруг обратилась совсем не птицей. Исчезло оперенье, клюв, крылья. На неё посмотрели человеческие глаза.
