banner banner banner
Гром гремит дважды
Гром гремит дважды
Оценить:
 Рейтинг: 0

Гром гремит дважды

В столовой появились воспитатели. Пятеро выстроились вдоль стены, сложив на груди руки. Ещё четверо сели за свободный стол, положив перед собой планшетки со списками и…

Внезапно меня прошиб пот, во рту пересохло, сердце тяжело забилось. В чём дело? Что со мной творится? Как будто я что-то узнал. Но что? Графины с водой? Одноразовые пластиковые стаканчики для воды? Маленькие картонные стаканчики для таблеток? Пожалуй, да. Я как будто чуял запах, и он мне не просто не нравился – он меня убивал.

– Драконы, – поднял руку воспитатель в сине-зелёном ифу. – Быстрее, опоздаете на молитву.

Слова про молитву уже пролетели мимо ушей. Я изо всех сил старался унять панику. Даже нет – не унять. Я пытался понять, что её вызвало, найти ниточку, которая повела бы меня в глубины памяти.

– Успокойся. – Ниу сжала мне руку. – Надо просто выпить таблетку. Борцы идут первыми.

Борцы уже были возле того стола. Каждый подошёл к воспитателю своего цвета. Первые четверо картинно запрокинули головы, проглотив таблетки, потом запили их водой и прошли к выходу.

– Что за таблетки? – спросил я шёпотом, когда мы выстроились в подобие колонны.

– Здесь их называют просто «лекарство», – охотно пояснила Ниу. – Снимают боль, помогают от нервов, улучшают выносливость.

– Их обязательно принимать?

– Конечно. Таблетки после трёх дней вызывают привыкание. Отвыкнуть нельзя. Это – наш поводок, понимаешь? Даже если сбежишь, без этих таблеток не выживешь. Нигде больше достать их нельзя.

По мере того как очередь двигалась, сердце колотилось всё сильнее. Мне казалось, я чувствую медикаментозный запах этой дряни, которую все безропотно глотают.

Ниу продолжала сжимать мою руку. Заметив это, я высвободился и несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул. Полегчало. Я понял одно: пить таблетки не стану.

Ниу прошла первой. Она взяла картонный и пластиковый стаканчики, повернулась и направилась к выходу, бросив на меня взгляд на прощание. Затеплилась надежда.

Я тоже взял оба стаканчика со стола.

– Лей? – спросил воспитатель и, не дожидаясь подтверждения, поставил галочку в списке.

Я отвернулся и пошёл вслед за Ниу.

– Стой.

Я остановился и посмотрел на воспитателя в чёрном ифу.

– Выпей лекарство.

В этот момент сердце окончательно успокоилось. Когда припёрли к стенке, волноваться уже нет смысла.

– Можно глупый вопрос? – сказал я. – Почему одним можно даже выйти из столовой с этой таблеткой, а мне надо выпить при вас?

– Не только тебе, – поправил воспитатель. – Каждому обритому новичку. Пей.

Кивнув, я залпом осушил стакан с водой. Потом перевернул картонный стаканчик, и белая таблетка упала на пол.

– Нет, – сказал я.

В спину ударила дубинка, ещё одна – под левое колено. Я вскрикнул, упал на колени, опёрся на руки. Меня ударили снова, и я упал лицом в пол.

– Открой рот, скажи «А-а-а», – прошипел голос над ухом.

Я попытался вырваться, мне это даже почти удалось. Удары посыпались, как картофелины из ведра. Меня подняли, врезали дубинкой под дых, потом разжали челюсти и впихнули в рот таблетку.

– Воды, – приказал кто-то.

Челюсти снова разжали, в рот потекла вода. Я начал захлёбываться и пришлось пить. Таблетка проскользнула в горло, и в этот момент я понял, что чувствовал всё это время – с тех пор, как в столовую внесли таблетки. Не страх, нет. Это была ненависть.

– Проводите ученика в консерваторию. Пусть подумает над своим поведением.

Меня схватили под руки, поволокли прочь из столовой.

– А ты мне сразу не понравился, – услышал я сзади голос.

Потом меня бросили в песок, и раздался знакомый треск. «Электрошокер», – вспомнил я, прежде чем эта дрянь ткнулась мне в спину. Кажется, я заорал. Кажется, мне прилетело дубинкой в затылок. Потом всё исчезло. А во тьме, окружившей меня, появился жёлтый дракон. Он вился, то закручиваясь кольцами, то выпрямляясь, взмахивал крыльями и приближался ко мне. Когда же он оказался так близко, что я мог разглядеть каждую чешуйку на его морде, пасть дракона раскрылась, и сотня острых зубов пронзила моё тело.

Боль была невыносимой, но она, наконец, дала мне ниточку, ведущую к памяти, и я за неё потянул.

Глава 3. Консерватория

– Не вынуждай меня. Я за тебя поручился, сказал, что ты способен шевелить мозгами.

Голос знакомый, но впервые он говорит с такими интонациями. Угроза и страх. Он боится. Но чего? Ведь это мне больно, это меня грызёт жёлтый дракон. Стремительная тварь скачет вокруг меня, словно бешеная собака. Кажется, что его зубы одновременно пронзают каждую клетку тела.

Шприц в слегка дрожащих руках. Тонкая струйка брызжет с кончика иглы.

– Эта штука вызывает привыкание сильнее, чем героин. Не заставляй сажать тебя на поводок, Лей.

Я смотрю на шприц, как зачарованный, не могу поднять взгляд. Я боюсь, мне страшно увидеть лицо человека, который держит его. Боюсь – и не хочу.

– Я убью тебя, – произносят мои губы. – Когда я отсюда выйду, мы с тобой встретимся, обещаю.

Шприц опускается, как будто поникли плечи человека, который его держит. Шелестит усталый вздох.

– Ты сделал неправильный выбор…

Игла входит в вену. Жёлтый дракон кусает мою левую руку. Я слышу свой крик, он всё дальше и дальше, как будто меня уносит от самого себя скорый поезд. Со мной остаётся только рычание дракона, который утоляет свой голод моей болью.

И ещё – кто-то плачет. Близко, достаточно руку протянуть. Плачет в темноте…

* * *

Я открыл глаза, но не почувствовал изменений. Как было темно – так и осталось. Либо я ослеп, либо нахожусь в наглухо закрытой комнате без окон. Лежу на холодном каменном полу, закоченевшее тело сдавлено обручами боли. Драконья пасть стиснула меня и не отпускает.

Не двигаясь, мысленно я ощупал всё своё тело, убедился, что боль – поверхностна. Она не проникает вглубь, у меня ничего не сломано, внутри всё работает как надо. Я знаю разницу между болью и болью. Различать оттенки боли – моё давнее хобби, если не профессия.

Я упёрся руками в пол, отжался. Левый локоть пробила игла боли. Я поморщился. Нащупал стену, подполз к ней и сел, прислонившись спиной. Перевёл дыхание.

Всхлипы затихли. Кажется, человек, который плакал, торопливо вытирал сопли рукавами. Я снова поморщился. Не люблю плачущих мужчин. Сам, кажется, не плакал ни разу в жизни, если не считать совсем уж раннего детства.