Разорванное пространство

– Тебе вдруг перестал нравиться хаос?

– Мне не нравится, когда он не приносит мне пользы.

– Вот видишь – еще одно подтверждение твоего эгоизма.

– В данном случае хаос не принесет пользы никому, – сказала Кива. – Если Суд гильдий удовлетворит хотя бы один подобный иск, это выбьет опору из-под всей нашей экономической системы.

– Точно так же, как, скажем, коллапс Потока.

– Конец близок, – сказала Кива. – И мне не вполне понятно, зачем нам его приближать. – Она показала туда, куда ушел Хейвель. – Из-за него и ему подобных, мать его растак, люди начнут умирать с голоду.

– В защиту бедняги Хейвеля – он лишь следовал приказам, исполняя свой профессиональный долг, – заметила Фундапеллонан. – Если бы ты велела мне отправиться в какой-нибудь другой дом с тем же дурацким планом, я была бы обязана подчиниться.

– Надеюсь, сперва ты врезала бы мне по морде.

– У меня до сих пор не зажило плечо. Пришлось бы вместо этого дать тебе пинка под зад.

– Ты и сейчас бы с удовольствием это сделала.

– В данный момент вряд ли. Да, ты эгоистка, но, похоже, твой эгоизм в какой-то степени распространяется и на других. По крайней мере, временно.

– Не привыкай.

– Не собираюсь. – Фундапеллонан встала, опираясь на здоровую руку. – Пойду к юристам, соберу команду на случай, если Кива Лагос все же не сумела внушить дому Вульф достаточно страха. А ты?

Кива взглянула на настольные часы:

– Мне нужно успеть на челнок до Сианя, который стартует через полчаса. Долбаное заседание исполнительного комитета.

– Тебе меня не одурачить, – улыбнулась Фундапеллонан. – Ты же обожаешь эти заседания.

Кива лишь неразборчиво буркнула в ответ. Исполнительный комитет состоял из трех представителей парламента, трех представителей церкви Взаимозависимости и трех представителей гильдий. Кива вошла в его состав после того, как попытка свержения имперо создала немало проблем примерно для трети домов. Имперо решила, что ей нужен надежный голос в комитете, и таковым стала Кива, прекрасно осознававшая всю иронию того, что из всех выбрали именно ее.

– Тебе стоило бы выразить на заседании свою озабоченность насчет этой чуши с форс-мажором, – посоветовала Фундапеллонан. – Либо Грейланд, либо парламент могут не дать ей дойти до суда.

– Вряд ли Суду гильдий это понравится, – возразила Кива. Суд гильдий крайне ревностно относится к своей декларируемой независимости.

– Вряд ли, – возразила Фундапеллонан, направляясь к двери. – Но это уже не твоя проблема.

Кива смотрела ей вслед – отчасти наслаждаясь очертаниями ее фигуры, а отчасти продолжая размышлять о только что состоявшемся словесном поединке с долбаным Хейвелем.

Сения Фундапеллонан была права по поводу Кивы – та была крайней эгоисткой. Сения считала, что это не хорошо и не плохо, но Кива имела на сей счет особое мнение, считая, что эгоизм, по сути, единственный способ существования во Вселенной, которую нисколько не волнует чья-либо жизнь, и в цивилизации, где основной принцип – не мешать богатым богатеть и не давать бедным умирать с голоду, чтобы у тех не возникало предпосылок восстать и отрубить богатым головы. Безразличная Вселенная и неизменная по своей сути цивилизация давили на корню любого, кто не ставил на первое место себя и свои собственные интересы.

В этом Кива была права, по крайней мере в том, что касалось ее самой. Ее политика: «А что я буду с этого иметь, мать твою» – за несколько лет привела ее от положения шестого ребенка в семье не слишком влиятельной аристократки к должности фактической главы одного из самых могущественных домов Взаимозависимости, к месту в исполнительном комитете и благосклонности имперо. Следует признать, что присущая Киве философия прагматичного целеустремленного эгоизма работала не лучшим образом для подавляющего большинства других, но, мать их растак, они не были Кивой.

И тем не менее чем выше Кива поднималась по карьерной лестнице, тем больше она понимала, что ее политика эгоизма имеет, так сказать, определенные пределы. Возможно, в другую эпоху, когда цивилизацию не отделяло от падения в темную глубокую долбаную бездну несколько недолгих лет, Кива могла бы спокойно следовать прежним путем, будучи уверенной, что в конечном счете ее действия не имеют никакого значения. Являясь всего лишь сгустком живого углерода, которому достаточно скоро предстояло стать навеки неживым, она могла поступать как угодно – съесть еще один кекс, или потрахаться с той симпатичной рыженькой, или еще что-нибудь. Вселенная не создавалась специально для того, чтобы удовлетворять эгоизм Кивы, но вряд ли он мог сколько-нибудь заметно этой самой Вселенной повредить.

Но Кива вполне осознавала, что для нее теперь наступило иное время. Долбаная человеческая цивилизация схлопывалась, забирая с собой человеческих индивидуумов, включая ее саму. Вероятное время ее собственной жизни (если исключить убийство, неосторожный передоз или падение с лестницы) теперь превышало время жизни цивилизации, к которой она принадлежала. А это означало, что некоторая часть ее жизни – возможно, несколько десятилетий – станет, мать твою, крайне неприятной, если только люди, занимающие властные посты, не предпримут что-либо, чтобы этого избежать.

Вот только оказывалось, что люди, занимающие властные посты, скажем так, крайне эгоистичны. В точности как сама Кива.

Что опять-таки вполне бы ее устраивало, если бы человеческая цивилизация не близилась к своему долбаному концу.

Но именно так оно, мать твою, и было.

И в этом заключалась проблема.

Именно потому появлялись существа вроде этого долбаного дерьможабеныша Багина Хейвеля и его столь же дерьмово-земноводных боссов, которые с радостью были готовы швырнуть в пропасть экономические основы общества лишь для того, чтобы сэкономить несколько марок, которые все равно не будут иметь никакого значения, когда рухнет цивилизация и их жирные влажные задницы вдруг окажутся по вкусу изголодавшимся толпам. Дерьможабеныш Багин Хейвель и его боссы не думали ни о чем другом, кроме как о собственных весьма краткосрочных интересах.

Вряд ли Кива могла сказать, что чем-то фундаментально отличается от них – по крайней мере, пока Хейвель не начал что-то подобострастно вякать, – но она поняла, что в данный момент численность в корне эгоистичных и своекорыстных людей, которых способна терпеть человеческая цивилизация, особенно в той части общества, которая могла реально повлиять на судьбу человечества, существенно сократилась. Возможно, мысль эта и не стала для Кивы истинным откровением, но ее вполне хватило, чтобы осознать: либо придется стать не столь эгоистичной, либо найти способ сделать менее эгоистичными других.

Естественно, ей самой не хотелось становиться менее эгоистичной. Как уже было сказано, ее эгоизм прекрасно работал, помогая ей добиться успеха, и она не видела причин что-либо менять. Если совсем честно, больше всего ей сейчас хотелось привести Сению к себе домой и оттрахать ее до потери сознания, поскольку если уж Кива собиралась испробовать для разнообразия так называемую моногамию и все с ней связанное, то непременно в полной мере. И хотя Сения, вероятно, получала определенное удовольствие (а она его получала, если верить ее словам), Кива занималась с ней любовью вовсе не ради этого. Она делала это ради себя самой, что ее вполне устраивало.

Соответственно, измениться предстояло другим.

И это было непростой задачей. Вряд ли кто-то столь же эгоистичный, как она, захотел бы хоть в чем-то меняться.

Кива осознала кое-что еще, не менее важное: для эгоистичных и своекорыстных людей наступил своего рода переломный момент. Насколько она могла понять, каждый раз, когда эгоисты сталкивались с мучительным, меняющим всю их жизнь кризисом, они проходили через пять четко выраженных стадий:

1. Отрицание.

2. Отрицание.

3. Отрицание.

4. Долбаное отрицание.

5. Твою мать все ужасно хватай что можешь и беги.

Судя по появлению в ее кабинете Багина Хейвеля и его стратегии нападения, можно было предполагать, что всерьез имеет место пятая стадия.

Это осложняло задачу Кивы, поскольку те, кто готов был хватать все, что можно, прежде чем все полетит к чертям, вряд ли были склонны внезапно становиться альтруистами.

Что ж, прекрасно. Киве нравились непростые задачи.

Дверь в кабинет Кивы открылась, и вошел ее помощник Бантон Салаанадон.

– Леди Кива, – сказал он.

– Пора на челнок? – спросила Кива.

– Нет, – ответил Салаанадон, но тут же поправился, подняв руку: – Да. Но я пришел не поэтому.

– Тогда почему?

– Новости из дома Ву.

– Что случилось? – Имперо являлась членом дома Ву, хотя и не участвовала в его повседневных делах. Возможно, это было как-то связано с ней. – Что-то насчет имперо?

Салаанадон покачал головой:

– Насчет Дерана Ву.

– Ах, этого засранца? Если говорить об эгоизме, то Деран Ву был выдающимся его представителем. Что с ним?

– Он мертв.

– Мертв?

– Убит.

– Это не я.

– Я… не знал, что кто-то может вас подозревать, леди Кива.

– Известно, кто это сделал?

– Пока нет.

– Ладно, а имперо знает? Хоть о чем-нибудь?

Кардения Ву-Патрик проснулась за полчаса до будильника из-за того, что ее возлюбленный, Марс, обожал храпеть. Обычно Кардении удавалось отфильтровать этот фоновый белый шум, который ее мозг хорошо знал и мог им пренебречь. Но в последние несколько дней Марс сражался с простудой, отчего его храп стал более громким и не столь размеренным. Храп Марса, разбудивший Кардению, напоминал весьма оживленную беседу двух троглодитов об изобретении огня, охоте на дикого кабана или о чем-то подобном.

Кардения не обращала на храп внимания – он ей даже нравился. Их с Марсом отношения находились еще в той стадии, когда недостатки каждого скорее доставляют радость, чем вызывают раздражение; или, по крайней мере, Кардении все еще доставляли радость недостатки Марса, а Марс был то ли слишком вежлив, то ли слишком осмотрителен, чтобы высказываться о ее собственных. Кардения лениво подумала, наступит ли когда-нибудь такой момент, когда недостатки перестанут радовать и, вместо того чтобы с улыбкой терпеть храп Марса, ей захочется придушить его подушкой. Кардения никогда еще не была с кем-либо в столь долгих отношениях и вдруг представила себе, что, даже придушив любимого, она, возможно, радовалась бы, что они сумели добраться до этой стадии.

Пока же она просто лежала, закинув руку на грудь Марса, и слушала беседу двух троглодитов, которая наконец завершилась и ее участники покинули свой лагерь, возможно отправившись на поиски мастодонта. Храп Марса стих до своего обычного уровня громкости. Кардения легко провела пальцами по его груди, слегка пощекотав, но стараясь не разбудить, и не в первый уже раз удивилась тому, что им удалось ужиться друг с другом. По ряду причин это казалось маловероятным – и тем не менее.

Она полежала еще немного, пребывая на грани сна и яви и наслаждаясь исходившим от Марса теплом. Затем, за пять минут до того, как будильник должен был разбудить их обоих, она вздохнула и, слегка ворча, выскользнула из постели. Тапочки и халат лежали там, где она положила их накануне вечером. Надев их, она шепотом дала команду часам сбросить будильник. Ей предстояло идти на работу, но Марсу ничто не мешало спать дальше. Может, вернулись бы троглодиты, чтобы продолжить свое совещание.

Кардения приняла душ, вытерлась, расчесала волосы, а затем надела нижнее белье и пеньюар. В данный момент у нее имелось два варианта. Первый – выйти в дверь сразу налево, за которой ждала ее прислуга, ответственная за гардероб, прическу и макияж, а Нера Чернин, глава ее аппарата, должна была сообщить ей распорядок дня, который начинался с того момента, когда завершался ее макияж, и заканчивался неопределенным моментом в будущем примерно через двенадцать-пятнадцать часов, а может, и позже.

Второй – выйти в совсем другую дверь и побеседовать с теми, кто находился за ней. Даже если бы она вышла в эту вторую дверь, ей не удалось бы избежать общения с Чернин и остальной прислугой – это лишь отсрочило бы неминуемое на все то время, какое она бы там пребывала.

Так или иначе, это никак не меняло того факта, что, совершив столь простое действие, как шаг за порог, она переставала быть Карденией Ву-Патрик и становилась Грейланд Второй, имперо Священной империи Взаимозависимых государств и Торговых гильдий, королевой Ядра и Ассоциированных наций, главой церкви Взаимозависимости, наследницей Земли и Матерью всего сущего, восемьдесят восьмой имперо из дома Ву.

Посмотрев на обе двери, Кардения вздохнула и подошла ко второй, которая сама открылась перед ней. Грейланд Вторая шагнула через порог.

За дверью находилось большое, практически лишенное обстановки помещение, не считая выступающей прямо из стены скамьи; оно выглядело почти стерильным. Возможно, здесь не стоило долго задерживаться, но тем не менее Грейланд села на скамью, устроилась поудобнее, насколько это было возможно, и обратилась к главному обитателю комнаты.

– Цзии, – произнесла Грейланд.

Вспыхнули потайные проекторы, и посреди комнаты возникло бесполое человекоподобное существо, которое взглянуло на сидящую Грейланд, подошло к ней и кивнуло.

– Приветствую, имперо Грейланд Вторая, – как обычно, произнес Цзии. – Чем могу помочь?

Грейланд задумчиво посмотрела на стоящую перед ней фигуру. Эта комната называлась Залом Памяти. В ней содержались мысли и воспоминания каждого из предшествовавших имперо, вплоть до самой пророчицы-имперо Рахелы Первой, записанные посредством нейросети, которая была вживлена в мозг каждого имперо, включая Грейланд. Цзии являлся интерфейсом, который каждый из ныне живущих имперо использовал для доступа к своим предшественникам; для этого достаточно было попросить увидеться с кем-то из них, и Цзии их показывал – по одному или нескольких сразу, в зависимости от того, со сколькими желал пообщаться живой имперо.

Все предыдущие имперо, кроме одного, считали, что единственное предназначение Цзии – интерфейс для связи с другими имперо, обладающий базовым искусственным интеллектом для получения другой информации общего характера. Но, как недавно узнала Грейланд, Рахела Первая, создавая Цзии, добавила ему также совершенно иную функцию – поиск и обнаружение тайной информации по всей Взаимозависимости.

С этой задачей Цзии справлялся не слишком быстро и не слишком успешно – некоторой информации могли потребоваться годы, чтобы оказаться в базах данных Цзии, но недостаток скорости и проницательности с лихвой восполнялся настойчивостью. Рано или поздно все тайное становилось для Цзии явным.

А теперь, поскольку Грейланд об этом знала, и для нее тоже.

– Деран Ву уже двенадцать часов как мертв, – сказала Грейланд Цзии. – Пока не знаешь, кто его убил?

– Не знаю, – ответил Цзии.

– Ты не обнаружил ничего, что могло бы указывать на конкретного виновника?

– После того как об убийстве стало известно всем, последовал вал сообщений от высокопоставленных представителей аристократии и торговых домов, – сказал Цзии. – Все эти сообщения были зашифрованы, что является стандартным почти для всего общения в этих кругах. Мне потребуется некоторое время, чтобы получить к ним доступ с помощью расшифровки или других средств.

– Определи понятие «некоторое время».

– Если потребуется применять метод грубой силы, это может занять десятилетия. Обычно в том нет необходимости, поскольку имеются другие пути получения информации, такие как доступ к камерам видеонаблюдения, показывающим экраны с информацией.

– Читаешь через плечо? – усмехнулась Грейланд.

– Да, – ответил Цзии. – В данный момент ни одно из секретных сообщений, которые я видел, не содержит каких-либо сведений о случившемся, за исключением информации от самих свидетелей.

– И никто из них ничего не писал об окончательном расчете по контракту?

– Нет.

Грейланд недовольно поморщилась:

– Знаешь, мне намного облегчило бы жизнь, если бы ты выяснил все это сегодня.

– Понимаю, – сказал Цзии, и Грейланд не в первый раз подумала, в самом ли деле Цзии ее понимает. Цзии по определению был столь же вызывающе бесстрастен, как и сам Зал Памяти.

– Есть у тебя какая-то новая информация, о которой мне следовало бы знать?

– Об убийстве Дерана Ву или более общего характера?

– И то и другое.

– Никакой информации о Деране Ву больше нет. В более общем смысле – некоторые аристократические дома втайне начали переправлять часть своих богатств на Край, и некоторые члены этих домов, занимающие важные посты, планируют отправиться следом.

Грейланд Вторая кивнула. Ей вовсе не требовался вынюхивающий секреты тысячелетний искусственный интеллект, чтобы понять – до глав благородных семейств и Торговых гильдий, которыми они управляли, наконец дошло, что Поток на самом деле рушится, и, возможно, им хотелось сохранить хотя бы часть своего состояния, отправив их в единственное место во Взаимозависимости, которое теоретически могло пережить в лучшем случае еще несколько десятилетий. Чтобы сделать подобные выводы, ей хватало вполне законных финансовых отчетов и докладов службы безопасности. Она знала, что на их изучение уйдет часть сегодняшнего дня, и подозревала, что с каждым днем их будет становиться все больше.

«Об этом будем беспокоиться после», – подумала она. Сейчас она находилась в Зале Памяти по причине смерти Дерана Ву и ее возможных последствий. Цзии, при всей его полезности, не принадлежал к числу тех, с кем следовало говорить на эту тему. Грейланд требовался тот, кто имел реальный жизненный опыт управления Взаимозависимостью и ее аристократическими домами, в частности домом Ву. Именно с просьбой вызвать такого человека она и обратилась к Цзии.

– Умер от чая, – проговорил имперо Аттавио Шестой, или, вернее, его симулякр – точная компьютерная имитация. Аттавио Шестой был не только предыдущим имперо, но, по стечению обстоятельств, еще и отцом Грейланд.

Грейланд кивнула и тут же поморщилась:

– Ну… мы не знаем, что дело именно в чае. Могла быть отравлена сама чашка. Или, возможно, и в чае, и в чашке содержались некие компоненты, которые, смешавшись, превратились в яд. Этим все еще занимаются следователи.

– Но это определенно был яд? – спросил Аттавио Шестой.

– Да.

– И никто не пытался замаскировать отравление, скажем, под сердечный приступ или инсульт?

– Нет.

– Никаких очевидных подозреваемых?

– Личную помощницу Дерана, Витку Чиньлунь, подавшую ему чай, допросили и держат сейчас под стражей, но, как я понимаю, почти никто не сомневается, что она ничего не знала про яд. Она явно в шоке и готова оказать любую помощь следствию.

– Тебе ее жаль?

– Она непреднамеренно отравила собственного босса, папа. Этого более чем достаточно.

– Да, конечно, – согласился Аттавио Шестой. – Ты ведь не просто так мне все это рассказываешь, верно?

– Я хотела узнать, что ты об этом думаешь.

– Я ничего об этом не думаю. Собственно, я вообще не мыслю.

Грейланд с минуту пыталась удержать готовую сорваться с языка фразу, поскольку та в равной степени относилась к Аттавио Шестому, Цзии и всем остальным имперо, а потом, вспомнив, что Аттавио Шестой перед ней на самом деле только симулякр, все же сказала:

– Сомневаюсь, что это правда.

– Что я вообще не мыслю?

– Да. Мы с тобой уже достаточно давно таким образом общаемся, и ты не раз задавал мне вопросы и давал советы. Вряд ли бы ты это мог, если бы не мыслил.

– Не совсем верно, – сказал Аттавио Шестой. – По крайней мере, в том смысле, как ты понимаешь мышление. Данный симулякр способен на качественные эвристические аппроксимации. Я могу высказывать предположения, основываясь на собственном жизненном опыте и сохраненной модели моего образа мышления при жизни.

«Собственно, по сути, это и есть мышление», – подумала Грейланд, но не стала озвучивать свою мысль, сознавая, что в очередной раз ввязывается в телеологическую дискуссию со своим покойным отцом, или его копией, и что в данной ситуации это мало чем ей поможет.

«Наша цивилизация рушится, но при этом кто-то отравил Дерана Ву», – вздохнув, подумала Грейланд. Очередная подлость, с которой Грейланд могла бы почти смириться, если бы это заодно не осложняло ей жизнь.

– Попробую сформулировать иначе, – сказала Грейланд призраку отца. – Что бы ты подумал на этот счет, если бы был способен думать?

– Смерть Дерана служит неким намеком, – ответил Аттавио Шестой.

– В смысле?

– Твой родственник убит на глазах у всех. Отравлен своим любимым чаем. Никто не пытался скрыть отравление, хотя сделать это было относительно легко. Убийца хотел, чтобы все понимали, что это именно убийство.

– Террористы? – предположила Грейланд.

– Возможно, – согласился Аттавио Шестой. – А может, что-то другое. Никакая организация не взяла на себя ответственность за его смерть?

– Обычные группировки, которые берут на себя ответственность за все подряд, – ответила Грейланд. – Моя служба безопасности утверждает, что никто из них не имеет к этому никакого отношения.

– То есть никаких серьезных заявлений не последовало?

– Нет.

– В таком случае, возможно, это не террористы, – сказал Аттавио Шестой. – А если даже и так, то у них некие долгосрочные цели и они не преследуют немедленную выгоду.

– Например?

– У меня пока недостаточно информации. Кто мог хотеть смерти Дерана Ву?

– Примерно половина аристократических домов, – усмехнулась Грейланд, – немалое количество военных и депутатов парламента и, вероятно, все члены бывшего совета директоров дома Ву.

– И ты, – добавил Аттавио Шестой.

– Прошу прощения? – удивленно моргнула Грейланд.

– Если мне не изменяет память, Деран Ву участвовал в заговоре против твоего правления.

Грейланд улыбнулась в ответ на его реплику, из которой неявно следовало, что симулякр покойника обладает знаниями о событии, произошедшем долгое время спустя после его смерти.

– Он выступил против заговора и выдал всех его участников, – сказала она.

– Возможно. Ты не первая имперо, которая воспользовалась информацией от перебежчика лишь затем, чтобы расправиться с ним после.

– А ты? – Грейланд, прищурившись, взглянула на отца. – Убивал кого-нибудь таким образом?

– Нет.

– Приказывал кого-нибудь убить?

– Не напрямую, – сказал Аттавио Шестой.

– Не напрямую?!

– Убийство не входило в число тех средств, которыми я предпочитал пользоваться. Но даже при этом мне не раз хотелось, чтобы кто-нибудь избавил меня от какого-нибудь священника с чересчур турбулентным характером.

– Ты приказывал убивать священников?

Грейланд понятия не имела, что у ее отца имелись какие-то проблемы с церковью Взаимозависимости, номинальным главой которой он являлся, как и она сейчас.

– Я в иносказательном смысле, – сказал Аттавио Шестой. – Можешь сама проверить. Суть в том, что я решил не делать убийства частью моего правления. Можешь, однако, поинтересоваться мыслями на этот счет у своей бабушки. Скорее всего, ее ответ будет совершенно другим.

Грейланд подумала о Зетиан Третьей, ее бабке со стороны отца, и слегка вздрогнула. Вряд ли Зетиан Третья запомнилась бы с лучшей стороны в истории – или в том ее обрывке, что еще оставался.

Аттавио Шестой заметил, как вздрогнула его дочь.

– Как я понимаю, ты тоже предпочитаешь не потакать убийствам.

– Да, предпочитаю.

– Возможно, это разумно.

– Возможно?

– Убийство никогда не бывает чистым и всегда имеет последствия. Но тебе довелось править в турбулентные времена, – сказал Аттавио Шестой. Грейланд отметила про себя повторное упоминание слова «турбулентный». – Ты пережила два почти удавшихся покушения и одну почти удавшуюся попытку переворота. Вряд ли бы тебя слишком сурово осудили, если бы ты как имперо решила ускорить справедливый приговор тем, кто строил заговоры против тебя.

Грейланд представила себе перечень имен, которые могли бы оказаться в ее списке, если бы таковой у нее имелся. Ее службе безопасности хватило бы работы до окончательного коллапса Взаимозависимости.

– У нас хватает других, более настоятельных забот, – ответила она.

– Возможно, это разумно, – повторил Аттавио Шестой. – Если покончить со своим родственником решила не ты, лучше всего начать составлять список тех, кто мог бы это сделать, и посмотреть, куда это приведет. – Грейланд кивнула. – Предполагается, что ты вообще как-то заинтересована в том, кто его убил, – добавил Аттавио Шестой. – Помимо формального расследования.

– Естественно, заинтересована.

– Повторяю: он участвовал в заговоре против тебя.

– Да, но, помимо всего прочего, от его смерти мне нет никакой пользы, – сказала Грейланд. – Его задача состояла в том, чтобы управлять домом Ву и держать его в узде. Теперь он мертв, и члены совета директоров уже дерутся за власть. Если Деран окажется единственным из семейства Ву, убитым в ближайшие несколько месяцев, можно считать, что нам повезло.