Уникум

Успели едва-едва, ротный глянул недовольно, но доклад выслушал.

– На ходу, значит, и без боекомплекта? – пробормотал он и потёр подбородок, потом решил: – Медленный он, оставляем. Но командованию по возвращении сообщим. Всё, по машинам!

Быстро нырнув в люк на своё место, я воткнул штекер шлемофона и, сообщив, что на связи, запустил двигатель. После чего выехал на опушку и двинул следом за броневиком. Труханов, сидя в открытом люке, сообщал куда ехать, где прибавить скорости, а где и сбросить. Двигались всё же на максимальной, и, что радовало, пыль скрывала нас, непонятно было, кто едет, поэтому охрана аэродрома и не поняла сразу, что происходит, а когда мы ворвались на территорию, уже поздно было.

– Дави! – заорал ротный, и я подмял хвост двухмоторного бомбардировщика. Вроде «Дорнье».

Если раньше я только думал, что специальность механика-водителя мне не нравится, то теперь мог об этом говорить уже уверенно. Ещё как не нравится! Ну не моё. Вот будучи командиром танка, я ощущал себя на своём месте. Так что в последнее время я размышлял и прикидывал, как соскочить и вернуться на должность командира бронемашины. Пока ничего в голову не приходило, разве что потерять танк. Как-то очень не хотелось бы, в этом случае и я могу не выжить. Может, этот КВ и не пригодится, но такие схроны на чёрный день я старюсь оставлять. В прошлой жизни так же делал. Из двух десятков только три пригодились. Да и то без особой нужды, тупо лень идти было деньги снимать.

Так вот, по плану налёта на аэродром. Зачем снаряды тратить, если самолёты можно уничтожить, банально раздавив? Истребители полностью, более крупным самолётам по хвосту проехать, без хвостов же не полетят. Разбились на группы, шесть танков зачищают охрану, уничтожая зенитчиков, бьют по казармам и палаткам с личным составом, их броневик поддерживает, двигаясь позади. Четыре танка, считая наш, уничтожают самолёты и материальную часть. На всё про всё выделено полчаса, после чего скорым маршем идём к Владимиру-Волынскому. К станции. Немцы уже активно её используют, поставляя туда всё необходимое.

Я радостно заорал, давя очередной «лаптёжник», тут и они были, это уже третий на моем счету. В общем, веселились на стоянке знатно. Несколько самолётов немцы попытались поднять в воздух, видимо, дежурные, но их расстреляли, миндальничать не стали и не пожалели снарядов. В общем, я бой особо и не видел, что там в узкие смотровые щели мехвода разглядишь? Только и слышал команды Труханова. Однако с аэродром мы закончили и помчались на предельной скорости в сторону города. Рота уменьшилась на одну боевую единицу. Одну «тридцатьчетвёрку» немцы всё же сожгли. А разведке повезло, всё ещё с нами. Грузовики укрыты, выполним задание, прихватим и направимся к своим.

К моему удивлению, и налёт на станцию удался. Нет, я в шоке. Слишком много от нас хотели, с собранной наспех танковой роты. Я ещё верил, что с аэродромом всё получится благодаря фактору неожиданности, но то, что станцию расстреляли, покатавшись по улицам города, потеряв всего три танка и броневик, сильно удивило. Множество пожаров от горевших складов за спиной показывали, что рейд уже удался.

А вот у моста нас ждали. Откуда там взялись четыре тяжёлых крупнокалиберных зенитных орудия, те самые «ахт-ахт», да ещё установленных на прямую наводку, не знаю, но они подпустили нас на дистанцию километра – мы атаковали фронтом, тут местность открытая, поле – и банально расстреляли.

Ротный орал и матерился, видя, как вспыхнули две «тридцатьчетвёрки», но мы мчались на предельной скорости вперёд, активно маневрируя и сбивая врагу прицел. Это помогало, хотя один раз танк и содрогнулся, но это был рикошет. Вдруг новый страшный удар – попали! Однако двигатель ревел, а танк продолжал мчаться вперёд, слушаясь моих команд, но стало странно светло, и стрелок-радист, что обернулся назад, вытаращил глаза и прокричал мне на ухо (почему-то внутренняя связь не работала):

– Командира нет!

Я не понял его и обернулся, сразу сообразив, что произошло. Снаряд просто снёс башню нашего танка, срезав ноги командира по колено и разорвав поперёк туловища башнера. Страшное зрелище, кровью завоняло и разорванными внутренностями. Ясно, то-то танком легче стало управлять, несколько тонн стали и брони потеряли. С этой батареей ловить нам нечего, так что я потянул левый рычаг на себя, развернулся и погнал прочь, продолжая идти зигзагами. Вскоре нас скрыла складка местности.

Стрелка я отправил к проёму, где раньше башня была, тот подсказывал, куда ехать. Пулемёт стрелок прихватил с собой и в случае чего мог открыть огонь, сидя как в окопе. Он и сообщил, проорав в ухо, что две «тридцатьчетвёрки», старясь не отстать, идут следом за нами. Я сбросил скорость до среднего, чтобы они нас нагнали и пристроились за кормой, а стрелку велел искать место, где мы грузовики оставили – нужно доложиться политруку. Теперь он за старшего. Ещё нужно узнать, кто уцелел в тех двух танках. К счастью, стрелок приметил знакомый разъезд, свернули куда нужно и вскоре добрались до стоянки грузовиков.

Выжил лейтенант Кузмин, по номеру на башне танка ясно стало. Кто второй, не знаю. Он мне незнаком был. Жилин выжил, он мехводом у Кузмина. Вот только на стоянке, где мы грузовики оставили, шёл бой. Было видно, как полыхает машина и трассеры мелькают. Там шла активная перестрелка. Да ё-ё-ё!!!

Притормаживая, я пропустил два шедших за мной танка вперёд, их командиры тоже разобрались, что происходит, и с ходу открыли огонь из пулемётов. Несколько раз ударила пушка. Да и мой стрелок, младший сержант Губин, тоже стрелял. Я сдал чуть в сторону, чтобы стрелку никто не мешал. Хватило пяти минут, немцы, те, что уцелели, спешно отошли, и вскоре к нам вышли выжившие, всего двое водителей – политрук и остальные погибли. Стало ясно, что произошло: по следам от наших танков на них наткнулся патруль на трёх мотоциклах. Из девяти немцев ушли двое, трупы семерых и все три мотоцикла обнаружились тут же. Один на ходу был.

Пока спешно копали могилу, Кузмин, собрав командиров, меня в том числе, сообщил:

– Я решил, как закончим с погребением, немедленно уходить к нашим. У нас осталось два танка и один без башни. Из грузовиков на ходу ничего нет. Людей на броню примем и уйдём.

– Товарищ лейтенант, предлагаю забрать КВ, – подал я голос.

– Какой ещё КВ? – удивился тот.

– Разведчики обнаружили в этом лесу брошенный танк… – я кратко описал, что было ранее днём.

– Скорость у него не велика. Могут перехватить, или засаду по пути устроить, – морщась, протянул тот. – Какова у него дальность хода?

– При полных баках по дороге чуть больше двухсот, по пересечённой – чуть больше ста. На дороге может скорость держать тридцать километров в час, по пересечённой – пятнадцать.

– До Луцка по прямой километров семьдесят, но пока крутимся по полевым дорогам, все сто пятьдесят будет. Баки, я так понимаю, сухие?

– Я там пару канистр слил, километров на тридцать, не больше.

– Конечно, привести такой танк будет просто отлично, но рисковать я не хочу. Судя по карте, нам три брода нужно пройти и один мост. Один брод и мост такого монстра точно не выдержат. Оставляем.

Тут я задумался. Идти с группой лейтенанта Кузмина я не хотел. Это не было чуйкой или чем-то подобным, но желания у меня действительно не было. Поэтому я сразу принял решение.

– Товарищ лейтенант, разрешите оставить вашу группу. Я могу и один танк перегнать. В этом случае мне не придётся поддерживать одну с вами скорость, трансмиссия может не выдержать, больное место у КВ, а я по-тихому проведу стороной, обойдя главное направление наступления немцев.

– Они фронтом наступают, да и патрули исключать нельзя, – отмахнулся тот, но в голосе лейтенанта отчётливо была слышна заинтересованность.

– Что мне эти патрули? – хмыкнул я.

– Хорошо, разрешаю.

– Мне бы приказ от вас, чтобы, если что, предъявить, когда к нашим выйду.

– Хм, логично.

Отойдя к борту своего танка, тот достал из планшетки блокнот и в несколько строк написал приказ, не забыв указать своё звание и должность, и, расписавшись, передал мне. Из него следовало, что я перегоняю танк в распоряжение командования нашей девятнадцатой танковой дивизией для пополнения экипажем и боеприпасами. Стемнело, похоронили павших, я дождался, когда наши уедут, вздохнул и присел у трофейного ранца. Чую, что правильное решение принял, но так ли это, увидим в будущем. Открыв ранец, я стал искать фонарик. С трупа обер-ефрейтора я снял такой, но он разрядился, ещё когда я обучал неопытных мехводов управлять «тридцатьчетвёрками». А у фельдфебеля не было, и я надеялся найти его в ранце. Есть еще трупы мотоциклистов из патруля. Жаль, со старшего забрали планшетку с картой, Кузмину ушла, мне бы тоже пригодилась, да и оружие всё забрали, сложили в тот танк, что без башни. А мотоцикл, что уцелел, бросили, не нужен оказался.

Первым мне попался футляр с новеньким фотоаппаратом. Настоящий советский «ФЭД-Б». Генеральский. Директор детдома, где я рос и учился, был страстным коллекционером фотоаппаратов, не удивительно, что у нас в детдоме было несколько кружков, включая фотокружок. Поэтому такой фотоаппарат я держал в руках и даже заряжал. В общем, использовать мог. Убрав фотоаппарат обратно в чехол, обнаружил пять новеньких фотоплёнок. Живём! Вести фоторепортаж о наших действиях – это здорово. Эх, раньше бы знать о нём, я бы задокументировал, как мы аэродром громим. А что, развернулся, открыл люк и сделал фото раздавленных самолётов. Но теперь-то уж что печалиться? Отложив плёнки и фотоаппарат в сторону, поискал, что ещё есть. Пара пачек патронов для парабеллума, кошелёк с марками, непочатая пачка советских десятирублёвых банкнот, две банки консервированной колбасы, упаковка советских макарон, пачка галет, стопка писем, два чистых блокнота и котелок с рыльно-мыльными принадлежностями, а вот фонарика не было. Сложив все обратно, я оставил вещи и прогулялся к мотоциклам, обыскал тела убитых немцев. Оп-па, а немцев-то убито не семь, а восемь, одного не заметили, в кусты откатился и залёг, где и умер от ран. Значит, один ушёл. Выжившие говорили, что мотоциклы полные были, по трое на каждом.