Дверь на его балкон приоткрыта, но он так и не вышел. Уверена, что он меня услышал, а если не откликнулся, спрятался за шторой, притаился, то исключительно из-за того, что не захотел больше со мной разговаривать…
Жалел, наверное, что сообщил о людях столько ценного.
Или просто застеснялся?
А я мечтала услышать вновь его рассуждения о терроризме, о войне, которая вот-вот нагрянет, но пока только грозит нам картинками в телевизоре.
В конце концов я перестала звать, спустилась вниз и позволила Феликсу вновь меня удовлетворить, желая хоть немного расслабиться.
Погоди, Пифагор! Однажды ты станешь моим, я уверена! Решительная кошка ни перед чем не остановится, вот увидишь.
Я не потерплю, чтобы мной пренебрегали!
6
В гостях у «него»
В мире ежедневно что-то происходит. Каждый новый день приносил мне и хорошее и дурное, а я старалась внимательно отслеживать все изменения.
После нападения на школу, появления телевизора, соленого вкуса слез Натали, знакомства с Пифагором и вселения Феликса мне казалось, что мой лимит невероятных происшествий исчерпан на неделю вперед. Но как бы не так, события продолжали бурно развиваться. Что, если Вселенная услышала, что я одержима идеей общения, и ответила мне, подала знак?
Назавтра я проснулась после полудня и вышла на балкон. Рядом со мной на перила уселся воробышек и радостно зачирикал. Мне понравилась благозвучная песенка с изящными переходами и тремоло.
Я понадеялась, что птичка тоже искренне хочет наладить общение, что мы с ней – самые отважные представители наших видов – наконец-то преодолеем преграды, которые помешали мне беседовать на равных с людьми, мышами и рыбками.
Балансируя на парапете, подобралась к воробью поближе. Он позволил мне подойти почти вплотную, только посматривал на меня, вертя головой то вправо, то влево (глаза у птиц расположены по бокам, и прямо смотреть они не могут).
Я промурлыкала:
– Здравствуйте, воробей.
В ответ он запел еще мелодичнее и даже не шелохнулся.
Неужели он понял меня и доброжелательно поприветствовал? Подкралась совсем близко.
К моему величайшему удивлению, он вдруг отскочил от меня на своих тонких лапках. Я все равно сделала еще шаг вперед.
– Как вы думаете, сможем ли мы с вами побеседовать?
Он не ответил и отпрыгнул на самый край перил, в угол балкона. Осознала, что еще немного, и я могу упасть… То есть я, конечно, ловкая и уцеплюсь за парапет, однако здесь довольно высоко, а у нас, кошек, косточки тонкие, хрупкие… Лучше не рисковать.
Воробей отскочил опять, издал длинную трель, сложную модуляцию, будто бы приглашал, подзывал к себе.
Ужасная мысль пронзила мой мозг: что, если подлый воробьишка воспользовался моей страстью к межвидовому общению и коварно заманивал меня в ловушку? Чем больше я прислушивалась к наглому чириканью, тем больше убеждалась, что он бесстыдно издевался надо мной!
Как только я оказалась в опасной близости от края, негодяй внезапно вспорхнул, так что я действительно едва удержалась на парапете. Гнусная тварь в самом деле хотела, чтобы я разбилась, предав мое доверие и благородную сообщительность. В последний момент я все-таки удержалась на перилах (даже не испугалась и не ушиблась) и постаралась забыть о мерзкой пичужке, чтобы не отравлять себя злобой.
Теперь я внимательно разглядывала балкон Пифагора. Как меня тянуло туда!
Отворилась входная дверь его дома, оттуда вышла человеческая самка с седой шерстью на голове, направилась прямо к моему подъезду и позвонила.
Я отчетливо слышала, как моя домоправительница бросилась в прихожую и открыла ей. Женские особи стали болтать на своем непонятном языке. Я стремительно покинула наблюдательный пункт, спустилась на первый этаж и еще успела потереться о ноги гостьи, как вдруг Натали нацепила пальто, и они обе вышли на улицу. От моего дома до соседнего расстояние невелико, я догнала их мгновенно. Возле начальной школы со вчерашнего дня появилось еще больше цветов, фотографий и горящих свечей.
Я проскользнула под ногами у домоправительниц и оказалась в гостях у «него». Обстановка показалась мне своеобразной, запахи – непривычными.
Люди заняли кресла, седая дама предложила моей домоправительнице мисочку с горячей водой, подсвеченной чем-то желтым (не мочой точно, я нюхала). Я пристально рассматривала нашу новую знакомую, Натали называла ее Софи. Старенькая, сморщенная, зато карие глаза у нее лучистые и живые. Она пахла увядшей розой. Софи позвала:
– Пифагор!
Он не откликался, тогда она пошла за ним, принесла на руках в гостиную и поставила передо мной.
Проблеск надежды. А вдруг наши домоправительницы решили по-добрососедски устроить наш брак?
Мы сделали вид, что незнакомы, и добросовестно обнюхали друг друга, но только я заговорила, он сбежал… Тогда я отправилась к нему на кухню и демонстративно захрустела кормом из его миски (со мною лучше не ссориться, я отомщу). Пифагор по-прежнему не обращал на меня внимания, не снизошел до того, чтобы помешать мне, даже не взглянул в мою сторону.
Я уплетала за обе щеки, хотя его корм совсем невкусный, с моим не сравнить. Потом сходила в его лоток. И вновь Пифагор не остановил меня, никак не отреагировал. Он просто исчез, растворился, будто вообще не заметил моего присутствия.
Я пошла его искать. Наверху в одной из комнат из-за стеклянной двери, перегороженной комодом, на меня уставилась незнакомая кошка. Такая же беленькая, в черных пятнышках.
К тому же моя ровесница.
Тут-то я догадалась, отчего Пифагор ко мне равнодушен. У него дома живет другая.
Я приблизилась к ней. Разглядела, что глаза у нее зеленые, а на мордочке черное сердечко. Мой окрас точь-в-точь, и все равно нелепая жалкая соперница внушала лишь отвращение. Наглая дешевка. Посмотрела ей прямо в глаза, угрожающе зашипела. Она ответила тем же. Ради устрашения я выгнула спину, распушилась, чтобы казаться более грозной и крупной. Она упорно меня передразнивала.
Пора задать ей трепку. Я с силой ударила передней лапой по стеклу. Она ударила тоже.
Я оскалилась, зашипела снова. Она оскалилась тоже.
Завязалась драка, мы царапали и лупили друг друга, к счастью, стекло защищало обеих от повреждений. Не то я бы выщипала усы этой дряни.
Повернулась к ней задом и вздернула хвост. Пусть знает, что я о ней думаю. Должно быть, она опять подражала мне.
Хорошенько ее унизив, я вернулась в гостиную, где домоправительницы все еще болтали без умолку. Пифагор бесследно исчез, я почувствовала себя обиженной и оскорбленной до глубины души. Почему он меня презирает? Из-за той облезлой кошки сверху? Из-за лилового пластмассового клапана во лбу, USB-порта, который помогает ему копить знания о людях?
В знак протеста я взобралась на колени к Натали, подставила ей свой прелестный лоб безо всяких клапанов, а потом животик. Его она тоже охотно почесала. Пусть все видят: мой домашний человек отлично выдрессирован и всегда готов услужить мне.
Вернувшись домой, я снова позволила Феликсу удовлетворить меня. Причем орала во всю мощь, не жалела голосовых связок, лишь бы Пифагор слышал, что мне и без него хорошо. Пусть пожалеет о том, что оттолкнул меня (уверена, его самка в любви – ничто по сравнению со мной).
Боюсь, я перестаралась, потому что на следующий день Натали посадила Феликса в плетеную корзину, куда-то унесла, а потом бедняга вернулся с повязкой пониже хвоста. В банке болталось заспиртованное нечто, поначалу я приняла это за бежевые вишневые косточки…
Каюсь, по моей вине с Феликсом обошлись жестоко и несправедливо. И все-таки я была довольна, что наказали его, а не меня.
К тому же Феликс мне абсолютно безразличен. Я влюблена лишь в Пифагора. Более того, я одержима им. Ведь он мудрец, знаток человеческих нравов и обычаев.
Тут у меня закралось пренеприятное подозрение, я даже вздрогнула. Что, если Пифагор относится ко мне, как я к Феликсу? Вдруг он смеется над моим невежеством? Считает низшим существом?
При этой мысли ревность к другой кошке разгорелась еще сильнее.
Встречу в другой раз, пусть не ждет пощады!
7
Вид сверху
Яички Феликса плавали в банке, а он сидел возле нее и смотрел, будто его загипнотизировали.
Почему самцы так привязаны к своим мелким бежевым шарикам? Феликс наблюдал за ними, словно за рыбками, только шарики, в отличие от рыбок, не сновали туда-сюда, а медленно вращались, поскольку банка стояла рядом с обогревателем.
После операции Феликс безостановочно ел. И толстел. В глазах пустота. Он и раньше был безразличен к окружающему миру, а теперь и подавно.
Я, напротив, с возрастающим любопытством наблюдала за происходящим и внимательно следила с парапета балкона за соседним домом и школой с флагом. Ничего особенного мне не открылось, зато я заметила паутину в углу балкона и попыталась вновь наладить межвидовое общение.
Приблизилась к паукообразному существу средней величины коричневого цвета с восемью ногами и восемью глазами. Шла я мягко, неслышно и промурлыкала:
– Здравствуйте, паучок.
Невежа забился в угол, тогда я выпустила коготки, разорвала паутину и освободила муху, которая в ней жужжала. Та улетела, даже спасибо мне не сказала.
Думаю, что любой наш поступок вызывает одобрение одних и недовольство других. Жить и действовать – значит вторгаться в существующий порядок. Паука скрючило от ярости, и он задергался на обрывке паутины, болтавшейся на ветру. Я понимала, что теперь ему и вовсе не хочется со мной разговаривать, но упорно не отставала. Подошла совсем близко и собралась его потрогать, но тут отчаянное мяуканье привлекло мое внимание.
Голос я узнала.
Я немного перегнулась через перила, рискуя свалиться, и увидела вдалеке Пифагора – он вцепился в сук высокого каштана. И сидел там не по своей воле – внизу под деревом заходилась лаем огромная собака.
Сиамец шипел и выгибал спину, но что мог поделать поджарый немолодой кот с немецкой овчаркой в четыре раза больше него?
Уловила волну ужаса, исходящую от собрата.
Никаких колебаний. Помочь ему могла только я.
С собаками я познакомилась в приюте, где прошло мое детство. Я услышала дикий лай и спросила маму, почему эти животные так отвратительно шумят? «Потому что боятся, что их не заберет отсюда человек-хозяин», – объяснила мама. Я сочла это нелепостью. Неужели они не могут обойтись без человека? У них что, нет самоуважения? Они не способны ценить одиночество и свободу? Им непременно нужен хозяин, который бы ими управлял?
Мама мне растолковала, что мы хозяева людей, а люди – хозяева собак.
Тогда чьи хозяева собаки? Мама ответила: «Хозяева блох, которые селятся у них на спине, потому что псы не соблюдают личную гигиену и не вылизываются как следует».
Потом, гуляя вокруг дома, я обнаружила, что собаки настолько примитивные существа, что оставляют какашки прямо на улице, посреди тротуара. Они их не закапывают! У них нет элементарных стыдливости и чистоплотности.
Но сейчас мне надо было срочно прогнать вредную псину, которая напала на моего соседа. Дерзкая импровизация, взвешенная стратегия должны скомпенсировать разницу в нашей весовой категории.
Я спустилась вниз и вылезла через мою особую дверцу на улицу. Быстренько засеменила к месту происшествия. Для начала, чтобы отвлечь овчарку, выгнула спинку, зашипела и замяукала.
Собака обернулась, и я заняла боевую позицию. Сфокусировала взгляд, сузила зрачки, усы распушила, клыки напоказ, шерсть дыбом, задние лапы подобрала для прыжка, хвост опустила, чтоб улучшить аэродинамику.
Я уловила во взгляде овчарки сомнение. Чтобы окончательно переключить ее внимание на себя, я прыгнула на крышу ближайшей машины и, глядя сверху вниз, угрожающе взвыла:
– Я тебя не боюсь!
Взмахнула когтистой лапой в воздухе:
– Выходи на бой, псина!
Овчарка бросилась за мной в погоню.
Хоть я гибкая, ловкая, быстрая, но у меня нет навыка носиться по улицам. И должна признать: у собак мускулы куда крепче. Я мчалась по мостовой, расстояние между нами сокращалось.
Куда, спрашивается, смотрели люди-хозяева? Подумать только, оставили огромную собачищу одну, без поводка и присмотра!
Я мгновенно оценила опасность и сделала ставку на свои преимущества. Я ловко лавирую. Меня не заносит на виражах, поскольку, в отличие от собак, я умею выпускать когти. Свернула на улицу, покрытую асфальтом, и запетляла под колесами стоящих машин.
Громким лаем собака постоянно сообщала мне, где находится: оборачиваться не нужно.
Я продолжала петлять, то и дело выбегая на обочину проезжей части, где стремительно мчались машины. Собака растерялась: как меня ловить, если ее саму могут сбить? Пару раз машины едва ее не задели. Потом в нее врезался скутер. Пес заскулил, заворчал и больше не гнался за мной.
Я обернулась и издали промяукала:
– Эй, псина! Где ты? Неужели устала?
Потом спокойно затрусила обратно, поглядывая по сторонам: восхищаются ли другие коты моей победой в гонке? Поймав их взгляды, я бы с горделивой скромностью вскинула голову. Скромный триумф, но все-таки я надеялась, что какой-нибудь свидетель расскажет о нем всей округе.
Едва ли это мимолетное столкновение коренным образом изменило бы отношения между кошками и собаками, но псам время от времени полезно напомнить, что люди служат нам не зря.
Когда я вернулась, Пифагора и след простыл. Ни малейшей благодарности. Обидно! Вернулась домой раздосадованная. Феликс спросил, где я была, но я не ответила.
Только ночью, когда наши домоправительницы уснули, я услышала зов из соседнего дома. Немного подождала, а потом все же высунула кончик носа.
Пифагор был у себя, на парапете балкона.
Я взобралась на парапет своего, и мы обнюхали друг друга издалека.
Он показался мне весьма импозантным: голубоглазый, изящный, с изысканной посадкой головы.
– Иди сюда, – мяукнул он.
Дважды просить не пришлось. Опасаясь еще раз осрамиться, я не стала перепрыгивать пропасть между балконами, а просто спустилась вниз, вылезла через свою дверку на улицу, потом влезла через дверку Пифагора.
Он ждал меня на пороге. Его домоправительница спала, и он пригласил меня прилечь у камина, где еще тлели угли. Красноватые огоньки плясали в его глазах.
– Благодарю за спасение. Сожалею, что не был радушным хозяином в прошлый раз. Я досадовал на самого себя за то, что сразу открыл тебе слишком многое. Таков мой главный недостаток. Желая поразить собеседника, я откровенно делюсь своими открытиями. Особенно если общаюсь с дамой, даже едва знакомой. А потом корю себя за неосторожность.
– Ты разъяснил мне столько всего, поверь, я тебе благодарна!
– Мне следовало обращаться с тобой повежливей.
– Ты живешь с подружкой. Понимаю, отчего ты сторонишься других кошек, даже соседок.
– У меня нет никаких подружек.
– В твоей комнате я встретила кошку.
– В доме нет ни котов, ни кошек, кроме меня!
– А кто же та, наверху?
Чтобы доказать свою правоту, я побежала наверх. Пифагор за мной. Белая кошка с черными пятнами была там, как я и говорила. И с ней вместе еще один кот, тоже сиамский, похожий на Пифагора.
– Это «зеркало», – объяснил Пифагор. – Человеческое изобретение, которое отражает все, что находится перед ним. Та кошка – это ты. Кот рядом – это я.
Я подошла поближе. И увидела себя впервые, потому что у нас в доме не было такого большого зеркала.
Изучила себя в мельчайших подробностях. Отражение повторяло каждый жест.
– Так вот, значит, как… «я» выгляжу?
Сейчас та, в зеркале, не казалась мне «наглой дешевкой». Возможно, я погорячилась. Такая изящная. Даже очаровательная. Я продолжала приглядываться.
Похоже, я гораздо привлекательнее, чем думала.
Меня заворожило собственное отражение. Страшно представить, не приди я сюда, прожила бы всю жизнь, не зная, на что я похожа, как видят меня окружающие.
Вот это открытие!
Пифагор явно дружил со своим отражением. Он положил лапку на зеркало. Я тоже.
– Тот, кто задумал общаться со всеми вокруг, должен для начала наладить общение с самим собой.
– Как ты узнал, что это зеркало?
– Мне подсказал Третий Глаз.
– Как ты удостоился Третьего Глаза? Почему у меня его нет?
– Секрет. Пошли, я кое-что покажу тебе.
Мы выбрались наружу и побежали рядышком по близлежащим улицам. Даже в поздний час они не опустели. Пифагор, хоть и недавно сюда переехал, отлично знал весь квартал и уверенно вел меня по лабиринту переулков, освещенных фонарями, к площади, где сидело на скамейках множество людей. В центре белело громадное здание: его стены, увенчанные гигантскими грушами, вздымались выше деревьев. Пифагор указал мне лаз под решеткой, а за ним – подвальное окно. Мы попали в просторный высокий зал с великолепными витражами, картинами и скульптурами.
– Ты здесь бывала когда-нибудь? – спросил он.
– Нет, – ответила я с изумлением.
Он направился к винтовой лестнице, мы взобрались по ней наверх. Подъем был долгим и утомительным, наконец мы оказались на площадке, откуда открывался необыкновенный вид на город.
Я решилась посмотреть вниз и поняла, что падение стало бы для меня роковым. Эта башня много выше деревьев, даже если поставить их одно на другое.
Здесь, на высоте, дул сильный ветер: он растрепал мою шерстку, и вздыбил волнами бежевый мех моего спутника. Порывы ветра взъерошили мне усы. Пренеприятное ощущение.
– Люблю наблюдать с высоты.
– Ты поэтому залез на то дерево, откуда собака не давала тебе спуститься?
– Я всегда забираюсь повыше. Наши когти созданы, чтобы карабкаться вверх, но, увы, не для того, чтоб спускаться. Вниз приходится спрыгивать. А как тут спрыгнешь, если внизу тебя ждет немецкая овчарка и лает?
Я любовалась расстилающимся внизу пейзажем. Увидела повсюду светящиеся точки: неподвижные желтые, подвижные белые или красные.
– Это и есть «их» город. Город людей, – сказал Пифагор.
– Я почти не выхожу из дома. Знаю свой двор, улицу и несколько соседних крыш.
– Люди строят тысячи домов. Вплотную, один к другому. Насколько хватает глаз. Этот город называется Париж.
– Париж, – повторила я.
– Мы на холме, в квартале Монмартр, на вершине их культового здания, церкви Сакре-Кёр.
– Ты узнал все это благодаря Третьему Глазу?
Пифагор не ответил. Я любовалась панорамой, открывшейся перед нами. Из того, что говорил Пифагор, понимала немногое. Но если слушать его подольше, можно путем сопоставления и анализа расшифровать смысл его речей. Во всяком случае, я на это надеялась.
Ветер усилился, чуть не сдул нас, я постаралась найти укрытие.
– Хочу знать все, что знаешь ты.
– У людей есть другие города, такие же, как этот, они разбросаны по огромной территории среди гор, долин, полей и лесов. Все вместе называется «страна». Нашу страну зовут Франция. Она находится на гигантском шаре, на планете Земля.
– Я бы хотела узнать, для чего я существую, почему я – это я и что я должна делать здесь, на Земле.
– Я познакомил тебя с географией, но тебя, должно быть, гораздо больше заинтересует история.
Пифагор глубоко вздохнул, вылизал правую заднюю лапу, почесал ею за ухом, потом поднял голову.
– Хорошо, вот первый урок истории: все началось четыре с половиной миллиарда лет тому назад, когда возникла Земля.
Я не решилась спросить, что такое миллиард, но сообразила, что это самое большое число из всех, какие я знаю.
Мы смотрели на небо, усеянное звездами, и вдруг падающая звезда рассекла небо слева направо.
– Вначале не было ничего, кроме воды.
– Не хотела бы я жить в те времена. Ненавижу воду.
– Тем не менее все возникло из воды. Жизнь появилась в виде крошечных водорослей, которые постепенно превратились в рыбок. В один прекрасный день одна из рыб выбралась на берег.
Я не задавала вопросов Пифагору, не хотела прерывать нить его повествования. Но когда он упомянул о рыбах, то неужели подразумевал таких, как… Посейдон?
– Первая рыба сумела выжить на суше и оставить потомство. Ее потомки превратились в ящериц. Ящерицы росли-росли и выросли до гигантских размеров. Их называют «динозавры».
– «До гигантских размеров» – это как?
– Стали величиной с колокольню, на которой мы сейчас находимся. Они были очень свирепые, с огромными зубами и когтями. Все остальные животные их боялись. Они становились все более умными и организованными.
Пифагор выдержал паузу, вздохнул, облизнул пересохшие губы.
– А потом с неба упал метеорит, громадный камень, он изменил атмосферу и температуру на Земле. Динозавры все вымерли, остались только маленькие ящерки и млекопитающие.
– Кто такие «млекопитающие»?
– Первые теплокровные животные, покрытые шерстью, способные выкармливать детенышей молоком. Можно сказать, такие же, как мы с тобой. Семь миллионов лет тому назад появились первые предки людей и первые предки кошек. Три миллиона лет назад предки людей разделились на крупных и мелких. Предки кошек тоже разделились на крупных и мелких.
– Ты хочешь сказать, что раньше были большие кошки?
– Да. Они и сейчас есть. Люди их называют «львы». Но теперь их осталось не так уж много.
– А насколько они огромные?
– В десять раз больше тебя, Бастет.
Я попыталась представить себе кошку необыкновенной величины.
– Эволюция избрала мелкие разновидности, они оказались умней. Мелкие люди и мелкие кошки успешно развивались параллельно еще десять миллионов лет. К тому времени люди научились земледелию: они выращивали растения и собирали зерна. Хранили запасы зерна, но мыши принялись их поедать, а на мышей охотились…
– Наши предки?
– Когда люди заметили, что кошки помогают сохранять запасы в целости, они стали относиться к нам с уважением.
– Они не могли обойтись без нас… И согласились нам служить, верно?
– В силу многих причин люди и кошки неплохо ладили в те времена.
– Выходит, кошки сблизились с людьми добровольно? Я правильно поняла?
– Мы их выбрали, помогли им жить в сытости и довольстве, а в ответ они решили дать нам кров и еду. На острове Кипр нашли захоронение, которому семь тысяч пятьсот лет, и в нем скелет человека покоился рядом со скелетом кошки.
– А что такое захоронение?
– Когда люди умирают, они не позволяют другим животным их съесть, и сами не едят трупы. Люди прячут мертвых соплеменников под землю.
– Чтобы их съели черви?
– Да, так они договорились. Присутствие кошки в захоронении говорит о том…
– Что они нас почитают.
– На сегодня ты узнала достаточно, Бастет. В следующий раз я расскажу, что было дальше с людьми и кошками.
– Когда?
– Если хочешь, Бастет, мы будем с тобою видеться время от времени, и я расскажу тебе все, что знаю о мире людей. Возможно, ты поймешь, что, прежде чем наладить с ними общение по принципу «прием-передача», ты должна еще многое у них перенять. Их познания весьма удивительны для кошки, лишенной Третьего Глаза (конечно, он имел в виду «для невежественной кошки»).
Облака медленно наползали на луну, и Пифагор предложил спеть вместе во всю силу легких. Предложение мне понравилось. Звуковые вибрации вылетали из моего горла, пронизывали все мое существо, наполняя мощным, прежде неведомым ощущением: наши голоса, сливаясь, обретали полноту.
Ветер раздувал мою шерсть, трепал усы, я чувствовала пробегающие по спине волны.
Мне было хорошо, мы долго пели с Пифагором, а потом я устала и просто замурлыкала от удовольствия, любуясь Парижем, где понемногу гасли разноцветные огоньки.
Разумеется, мне бы очень хотелось, чтобы Пифагор открыл мне свой секрет, тайну Третьего Глаза, который давал ему возможность получать такие ценные сведения, но я понимала: настойчивость ни к чему не приведет. Я повторяла про себя все, что он мне сегодня рассказал. Благодаря ему я стала кошкой, которая неплохо разбиралась в происходящем вокруг и даже знала историю своих предков. Заметила: чем больше узнаю, тем легче усваиваю новые знания. Отличное начало!
Мы спустились с колокольни вниз и побежали по улочкам холма Монмартр.
Мне нравились изящные движения моего спутника.
– Как ты думаешь, людям по-прежнему угрожают войны? – спросила я, чтобы прервать молчание.
– Война все ближе и ближе. Не думай, что случай в начальной школе уникален. Не проходит ни дня без террористического акта. Нам с тобой нужно пристально следить за тем, как развивается болезнь саморазрушения у наших соседей-людей.
Я рассеянно вылизывала плечо.
– Пусть люди убивают друг друга, нас это не касается.
Он покачал головой с недовольством:
– Не обольщайся. Наши судьбы тесно переплетены. Мы от них зависим, а теперь существует реальная опасность, что люди вымрут, как вымерли некогда динозавры.