Там, где танцуют сирены
– Ну? – резкий вопросительный кивок в мою сторону.
– Для начала, здравствуй, – говорю я и широко улыбаюсь.
– Виделись. Ты та ненормальная с пляжа. Зачем утопиться решила? – его голос недоволен, а сам он словно раздражен моим приходом. Неужели мне только показалось, а он не помнит, что мы были знакомы раньше?
Я надменно, по крайней мере, пытаясь, вскидываю брови.
– Мы оба знаем, что я не топилась. И мы оба видели, что там происходило. Это была девушка. И ее лицо… – скатываюсь на шепот – не хочу, чтобы Виталина услышала.
– О чем ты? – удивляется он. – Какая девушка? Я оттащил тебя от воды, когда нас почти накрыла волна.
Все тот же недовольный взгляд, все те же плотно сжатые губы. И милый подбородок с ямочкой. Отвлеклась.
Кручу в руках уже пустую кружку. Провожу пальцами по керамическому краю, пытаясь сконцентрироваться на воспоминаниях. И я точно уверена, что мне не привиделось.
– Ты бросил меня на берегу валяться! – выдвигаю я ему обвинение и встаю из-за стола. Если он не хочет мне говорить правду – пожалуйста. Сама все выясню. И что это была за девушка, и что за кони в волнах.
– Ты отключилась, где живешь – мне неизвестно. Что было еще делать? – он сжимает руки в кулаки. Да, совсем не тот мальчишка, которого я помнила.
– Ну уж не оставлять одну на пляже, – я разворачиваюсь и собираюсь уходить, но замираю, потому что он фыркает вслед.
– Зато теперь мы квиты.
Мне приходится повернуть голову, чтобы увидеть лицо парня. Его слова бьют по больному и заставляют проснуться давние воспоминания.
Мы перестали с ним общаться не из-за расстояния. Не из-за того, что я не приехала на следующее лето. Глупые отговорки, придуманные чтобы успокоить совесть, ведь все было гораздо более прозаично.
В один из летних августовских дней мы пошли в лес. Именно после этой прогулки развилась моя неприязнь к этому месту.
Было весело. Мы собирали травы, которые поручила Дену принести его мать. Играли в глупые игры типа пряток и догонялок. Набирали полные карманы желудей и шишек, чтобы потом смастерить из них какие-нибудь поделки.
Помню, как весело было.
– Гляди, гляди! Там белка! – радостно вопила я, тыча пальцем вверх.
– Нет там никого, это просто листок пролетел. Или птица, – откликался Ден, но все равно задирал голову и пытался разглядеть то, что удалось увидеть мне.
– Да точно тебе говорю! А вон мышь! – зверюшки были настолько юркими, что когда Ден поворачивался, они уже исчезали.
– Да все ты придумываешь! Иначе я бы увидел! – он обижался на меня и, насупившись, шел искать нужные травы.
На обратном пути дорогу нам преградила змея. Наверное, мы слишком близко подошли к ее кладке с яйцами, поэтому она ощерилась, зашипела. Я с самого детства до одури боялась змей. И в тот раз, даже не задумываясь, стала отступать назад, а когда поняла, что змея смотрит только на Дена, бросилась бежать сломя голову окольными путями к морю, а потом и к дому.
Ветки больно били по рукам и лицу, крапива обжигала голые ноги, но я почти не обращала на это внимания. В голове не было мыслей, только страх, который заполнил все сознание и оставлял неприятный кислый привкус во рту. Мне чудилось, что змея ползет по пятам и вот-вот вопьется своими острыми ядовитыми зубами мне в ногу.
Даже яркий солнечный свет и шум волн не уменьшил чувства тревоги, когда я выбежала к берегу.
И только уже в своей комнатке на чердаке, забившись под одеяло и обняв любимого плюшевого пса, я зашлась в рыданиях, понимая, что бросила друга одного. Я целый день проходила тихая, незаметная. Родители все спрашивали, что произошло, но я отмалчивалась, боясь признаться в трусости. Я быстро ела и уходила в свою комнатку, где пыталась отвлечь себя чтением, но перед глазами вместо строк мелькали испуганное лицо Дена и шипящая змея.
Я так и не смогла заставить себя пройти пару домов и узнать, вернулся ли Ден. Не хотела смотреть в глаза его матери, если случилось плохое.
А на следующее утро мы столкнулись на нашем пляже. Тяжелые серые тучи нависли над головами, а ледяной ветер пробирал до мурашек.
Ден лишь бросил на меня косой взгляд и пошел в противоположную сторону, пиная попадающиеся на пути камни. А я так и осталась стоять, нервно потирая острые локти вспотевшими от страха ладошками. Надо было сказать ему тогда что-нибудь, но язык будто прилип к небу. И я просто смотрела, как мальчик уходит от меня, навсегда разрывая дружбу, которая едва успела завязаться.
– Я была ребенком. И жутко боялась змей, – говорю глупые оправдания, заглядывая в такие знакомые, но одновременно и чужие, глаза Дена.
– Я оттащил тебя далеко от воды. Тебе ничего не угрожало, – вторит он мне, скрещивая руки на груди.
Выхожу из кухни, со звоном ставя чашку в раковину. Перемирия не будет.
V
К тому моменту, как я выхожу из дома, дождь заканчивается, и, даже сквозь еще бродящие по небу тучки, пытается пробиться солнце.
План отсутствует. Прийти к тетке и спросить я не могу. Остается дожидаться чего-то, что разъяснит мне как-то события прошлой ночи.
Бреду к дому по влажной дороге, комки грязи липнут к подошвам белых босоножек и пытаются испачкать пальцы ног. Остатки дождя в виде капель красиво переливаются на солнце, уже почти одерживающем победу в битве с тучами. Природа цветет. Она любит дождь и ту влагу, которую он дает. До этого унылые, зажаренные растения, изнывающие от палящих лучей, теперь оживились, подняли свои головы-бутоны, расправили листочки и красуются сами перед собой, радуются. Да и дышится полной грудью.
Когда я дохожу до теткиного дома, мозг уже вовсю рисует сцены для моей книги, которую я никак не могу закончить, не веря в свои силы, боясь, что она просто не получится, раз я не училась на это. Но слова Виталины, как преподавательницы, почему-то возымели действие. Во мне проснулось это затаенное ныне желание закончить историю, которая рассказывается уже давно.
Проскальзываю в калитку и по мокрой траве иду к лестнице, что ведет к окну на чердаке. Тетка, должно быть, копается в земле на другой стороне участка, или кормит кур.
Здесь у всех большие участки. Почти каждый разводит какую-нибудь живность. Вместо денег иногда используется обмен.
Помню, как в детстве пришла одна соседка с огромным бидоном козьего молока. Попросила десяток яиц. А молоко было свежее, теплое и пахло… М-м-м. Я тогда долго вертелась рядом с этим бидоном, все нюхала, да облизывалась, пока мне не налили полную кружку.
Сейчас такой обмен стал немного угасать. Теперь все больше на продажу. В город или в другие поселки. А жаль.
Взбираюсь по лестнице наверх, тяну окно на себя, рама податливо поднимается, позволяя мне войти. По сравнению с ярким полуднем на улице здесь темновато. Глаза не сразу привыкают, так что стою в нерешительности.
Комнатка оказывается убрана. Видно, Пелагея постаралась. Книги лежат стопкой на тумбочке – я привезла с собой несколько, чтобы было чем заняться на каникулах. Ноутбук бережно убран в сумку вместе с зарядкой и мышью. Расположился теперь в ногах заправленной пестрым покрывалом кровати. Над ней – большой ловец снов. Я сплела его несколько лет назад. Использовала лишь подручные материалы. Виноградная лоза для основания, покрытая голубой акриловой краской. Тонкие белые и синие нити переплетаются в красивый узор, похожий на паучью паутинку. В ней застряли, запутались разноцветные гладкие стеклышки и перламутровые ракушки. Я тогда ходила по пляжу, выискивала самые красивые, без отколотых углов и трещин. Стекла от разбитых бутылок море очень любит превращать в подобие драгоценных камней. Раньше у меня даже была коллекция из всех этих побрякушек. В самом низу ловца сна на морском ветре, дующем от окна, развиваются перья. Я их у куриц утащила. Потом бережно красила, чтобы получился именно тот небесно-голубой цвет, который мне так нравился.
Ловец удался на славу. Я и сейчас могу им любоваться.
Помню, как с гордостью показала свою работу родителям. Они были очень удивлены такому успеху. Папа даже гвоздь забил, чтобы я смогла повесить свое творение над изголовьем кровати.
У папы были золотые руки. Он мог починить практически все. И глаза такие шоколадные, добрые. От них еще лучиками разбегались в стороны морщинки.
Трясу головой, чтобы отогнать грустные воспоминания. Нет больше тех родных глаз и умелых рук. Канули в морскую пучину.
Резко хватаю за ремень сумку с ноутбуком и выхожу из комнаты, постоянно напоминающей мне о событиях прошлых лет. В груди противно сосет пустота. Хочется ее чем-то заглушить, но я не знаю, как это сделать. Каждый раз, как всплывают в памяти радостные моменты, которых уже не будет, я готова волком выть и рыдать в голос.
Ноутбук мне дорог, так что спускаюсь обычным путем – по винтовой лестнице, что ведет на первый этаж. На открытой веранде сталкиваюсь с теткой. Она сидит в кресле-качалке и перелистывает глянцевый журнальчик.
Веранда эта всегда мне нравилась. По бокам здесь стоят витражные стекла, проходя через которые, солнечные лучи окрашивают все в разнообразные цвета. Синий, красный, зеленый. Причудливые яркие картины вырисовываются на деревянном полу. А две подвески из тех же стекляшек и ракушек, что и мой ловец снов, раскачиваясь, приятно звенят. Это музыка ветра. Мы делали подвеску с мамой, долго и кропотливо выбирали самые красивые стеклышки, подбирали их по размерам и формам. И вот мамы уже нет, а поделка осталась.
Быстро смаргиваю пару слезинок, предательски блеснувших на глазах.
– Куда ты собралась? – не отрываясь от своего чтива, спрашивает, словно невзначай, Пелагея.
– Хочу сходить на пляж, попишу книгу, – на ее обеспокоенный взгляд, добавляю. – Купаться не буду, обещаю.
Она вновь углубляется в журнал. Разговор окончен.
Конечно, тетка понимает, что не может мне запретить появляться на пляже, ведь они с Виталиной Петровной выдумали только загрязнение воды. А я пообещала не соваться в море. Я уверена, что Пелагея собиралась мне возразить, но так и не придумала толком что.
Пересекаю веранду, почти выхожу за порог, как тетка снова меня окликает.
– Панамку надень, напечет ведь.
– Теть, не маленькая уже, в теньке посижу! – и выбегаю прочь из дома.
***
Вроде бы только недавно перестал дождь, а солнцу уже удалось разыграться не на шутку. Пока я шла от дома до пляжа успела пожалеть, что не взяла панамку – так сильно напекло в голову.
– Привет, дядь Паш, – у входа на пляж , под зонтом, на складной табуретке сидит знакомый мне продавец из продуктового магазинчика на площади.
– Здорово, егоза. Куда направляешься? – он протирает свою лысеющую вспотевшую макушку платком и тяжело выдыхает. Вся его полосатая майка на груди вымокла от пота. И сам мужичок выглядит довольно измученным.
Дядю Пашу я знаю еще с детства. Помню, как мы каждый день заходили к нему в магазинчик и покупали мороженое. За красивые глаза и детскую непосредственность он часто бесплатно угощал меня конфетами и фруктами. А я рассказывала ему то один, то другой стишок, выученный специально для такого случая. Но чем старше я становилась, тем реже появлялась в продуктовом магазине. А последние несколько лет я даже не приезжала на лето, так что сейчас была уверена, что он меня и не вспомнит. Однако, он не только меня вспомнил, но еще и егозой назвал, как делал это несколько лет назад. На душе сразу стало тепло, захотелось поверить, что все может быть как раньше. Вот только беззаботное детство уже не вернуть.
– На пляж иду, вот книгу писать буду, – показываю тяжелую сумку, что била меня всю дорогу по бедру.
Дядя Паша цокает недовольно языком и качает головой.
– Нельзя на пляж, Моренка. В море отходы выбросили. В лес лучше прогуляйся, – его шикарные ранее усы от жары словно поникли, обвисли.
В лес мне не хочется. Совсем. А в голову действительно печет, права была тетка, следовало все же взять эту глупую белую панамку. Выглядела бы как дурочка, зато макушка осталась бы цела и не пеклась сейчас, словно картошка на углях.
– Так я плавать и не собираюсь. Посижу в теньке под обрывом. Тетка разрешила.
Ну, она же не сказала ничего против моего сидения. Так что фактически можно считать, что она была согласна.
Вот все думают, что люди в двадцать лет уже взрослые, самостоятельные и умные. Не делают каких-то ребяческих поступков. Как бы не так. Если бы только эти все заглянули к нам в группу университетскую. Сразу бы стало ясно, что от шестнадцатилетних подростков мы вообще мало чем отличаемся. Разве что на четыре года дольше прожили. Те же шуточки, те же компьютерные игры и громкий гогот при упоминании определенных тем.
И вот сейчас я, словно дите малое, пытаюсь прокрасться на пляж, когда туда нельзя.
– Тетка разрешила? Эх, не дай бог, что-нибудь с тобой случится. С меня же потом три шкуры сдерут, – вздыхает мужчина и снова обтирает макушку, лицо и шею платком.
– Вы бы сходили домой, охладились. А то смотреть больно. Сколько так сидите уже, дядь Паш? – мне его жалко. Мужик хороший. Добрый. Чего ему на этом солнцепеке сидеть. – А я могу на пляже людей прогонять. А здесь мы объявление повесим. Хотите?
По мужчине видно, что он уже давно готов сбежать со своего поста. Пойти, попить холодного кваса или даже пива. Принять освежающий душ.
Его глаза загораются надеждой на скорое избавление. А я достаю из сумки листок с ручкой и быстро карябаю слова: «ОПАСНО! Проход закрыт! В воде отходы. Не приближаться!» – несколько раз обвожу буквы, чтобы заметнее было. Кое-как прикрепляем с дядей Пашей объявление к зонту и, довольные работой, расходимся. Я спускаюсь по тропинке вниз к пляжу, а он спешит в сторону своего дома, едва не приплясывая.
***
Здесь в тени от обрыва, нависающего надо мной, свежо и хорошо. Немного выше моей головы гнездятся ласточки. Почти вся земляная стена состоит из круглых отверстий, в которых пищат голодные птенцы. А ласточки снуют туда-сюда, приносят пропитание своим детям.
У меня на коленях расположился ноутбук. Яркости экрана не хватает, чтобы было хорошо видно, так что приходится набирать текст вслепую. Потом уже, дома, за чашкой чая я исправлю опечатки, добавлю запятых.
Я оказываюсь слишком увлечена выдуманной историей и не сразу замечаю девицу, радостно плещущуюся в нескольких метрах от берега. Как она прошла мимо меня? Я сижу почти у самой тропинки. Второй вход на пляж где-то в километре отсюда. И там тоже, наверное, должен быть смотритель.
Аккуратно откладываю в сторону ноутбук и поднимаюсь. Ноги увязают в горячем песке, но я иду к морю, чтобы прогнать из воды глупую девушку, верно, не умеющую читать. Надо было снять босоножки, сейчас они только мешают, загребая носами горсти песка.
– Ты что там делаешь?! – кричу я девушке. Внешне она не старше меня. – Не видела объявления? В море нельзя! Опасно!
Блондинка удивленно замирает и хлопает большими голубыми глазами.
– Как это нельзя? А почему? – она вновь ныряет и подплывает ближе к берегу. Теперь я могу разглядеть ее идеальную тонкую кожу, сквозь которую просвечивают венки.
Смотрю с завистью на чистое личико. Только сегодня утром я увидела в зеркале на носу у себя прыщик. Девушка надувает пухлые губы и склоняет вопросительно голову набок.
– В воду вылили какие-то отходы. Ты можешь навредить себе. На табличке было написано. Ты как сюда попала?
Блондинка заливается звонким смехом и опять погружается в воду с головой и выныривает.
– Тебя обманули, – смеется она. – Море чистое. Как и всегда. Идем, поплаваем.
Я отрицательно качаю головой.
– Сказали есть, значит, есть. Вылезай или я позову кого-нибудь, они вытащат тебя отсюда.
Упираю руки в бока. Девушка определенно младше меня. Ей где-то восемнадцать. Наверное, только школу закончила. Приехала, как и я, к родственникам или знакомым отдыхать. И теперь считает, что ей все можно, что она взрослая.
И тут вдруг девушка подскакивает на ноги, хватает меня за руку и тащит в воду. Я лишь запоздало отмечаю, что она полностью обнажена и ничуть этого не стесняется.
– Пошли играть! Поплаваем! – для хрупкой девушки у нее слишком сильные руки. И даже то, что я всеми силами упираюсь ногами в песок, не сильно помогает. Ее ногти больно впиваются мне в кожу, того гляди проткнут ее.
– Отпусти меня! – пытаюсь вырваться и краем глаза вижу, как от больших валунов, что вальяжно расположились в воде недалеко отсюда, отделяются тени. Поворачиваю голову, но вместо ожидаемых еще троих девушек, вижу лишь расходящиеся по воде круги. Показалось? Но чей-то тихий хохот мне удается различить.
– Поиграй! – незнакомка делает сильный рывок, и я, теряя равновесие, почти лечу в воду, но крепкая ладонь неожиданного спасителя хватает меня за свободную руку и не позволяет даже намочить платье.
VI
– Дина, отпусти девушку, – этот голос я уже научилась узнавать. Обладатель этой фразы всегда немногословен, холоден и отстранен.
Блондинка пожимает обиженно плечами и опускается в воду, но далеко не отплывает. Она деланно надувает губки и смотрит пристально в нашу сторону.
– Я просто хотела поиграть, – говорит она оправдываясь.
Но Ден ее не слушает, он разворачивает меня к себе лицом. Его руки оказываются на моих оголенных плечах.
– Ты чего здесь забыла? Сказали же, что к пляжу нельзя, – он разговаривает со мной, как с маленькой девочкой, хотя сам всего на год старше.
– Это к воде нельзя, а не к пляжу. К воде я и не ходила. Только твою подругу выгнать оттуда пыталась. Между прочим, ей ты почему-то ничего не говоришь, – я отталкиваю Дена в грудь, но лишь сама отшатываюсь, он продолжает крепко стоять на ногах. – Что вообще ты здесь делаешь?
Парень лишь устало смотрит на меня. Как будто все беды исключительно из-за Морены Лазуровой.
– Я шел подменять дядю Пашу. Куда он подевался? Как ты прошла на пляж?
– Он ее и пропустил. Я все видела, – Дина, обвиняя, указывает на меня пальцем и ухмыляется. – Она ему разрешила уйти. Сказала, что присмотрит за пляжем. А я думала, что она знает. А она не знает, да? Она не из ваших?
Поймав мой удивленный взгляд, Ден лишь предостерегающе смотрит на Дину, пытается предупредить, чтобы она не сболтнула лишнего.
– Из ваших, из наших – фыркаю я. – Из своих собственных. Она так и будет в воде болтаться?
Ден словно спохватывается.
– Вылезай! – требовательно говорит Дине, но девушка отплывает дальше и мотает головой, улыбается, показывая зубы.
– А ты мне что? – она полностью погружается в воду, затем на поверхности появляется лоб и большие хитрые глаза.
– М-м, – задумчиво тянет Ден, прикидывая, чем может удивить подружку. – Я уже давно обещал тебя покатать на своем байке.
– Ба-а-айк, – тянет Дина и расплывается в довольной ухмылке. – Ну, хорошо.
Девушка послушно, склонив голову, начинает вставать из воды. Длиннющие мокрые светлые волосы практически полностью прикрывают ее наготу.
А Ден стоит, ничуть не смущаясь, скрестил руки на груди и ждет, пока девушка из моря полностью выберется на берег.
– Эм, – бормочу я, стыдливо отводя взгляд от девушки. – Тебя вообще ничего не смущает?
Парень небрежно пожимает плечами.
– Дина, где опять твоя одежда осталась? – тяжело выдыхает он, будто такие ее проделки ему уже надоели.
– Она на другом берегу, – надувая губки, наигранно опускает глаза вниз. Длинные ресницы оставляют тени на ее щеках. Волосы девушки волочатся по воде за ней следом.
В какой-то момент я понимаю, что совершенно лишняя здесь. Пусть Ден сам разбирается со своей голой длинноволосой подружкой, а я пойду лучше.
– Ну, это. Пока, пожалуй, – неловко говорю я, чуть ли не с открытым ртом, наблюдая, как Ден стягивает с себя рубашку, оставаясь с голым торсом, и отдает ее Дине.
Девушка сооружает из протянутой рубашки подобие летнего сарафана и радостная устремляется босиком по песку к тропинке, ведущей с пляжа. Она смешно проваливается и расставляет руки в стороны, чтобы удержать равновесие.
Ден провожает ее взглядом и вдруг оборачивается ко мне.
– Не. Подходи. К. Воде, – ставя ударение на каждом слове, четко произносит он. – Ясно?
Киваю, а в душе зарождается желание как-то насолить ему. Пойти наперекор. Слишком самонадеянно он выглядит, стоя тут передо мной только в одних бриджах.
– Беги, а то ушла твоя ундина, – я киваю в сторону точеного девичьего силуэта, взбирающегося по горке вверх.
Ден на секунду замирает, напрягается, становится похож на мраморную статую. Только волосы на ветру колышутся.
– Что? – срывается тихий вопрос с его губ.
– Говорю. Русалка твоя уплыла уже. Догоняй, – чуть громче и старательно выговаривая каждое слово, чтобы до парня дошел смысл, повторяю я. – Ундина – это русалка, если ты не знал.
Ден отмахивается.
– Знаю я. Не расслышал просто. Ты здесь или домой? – он уже собирается уходить, на меня даже не смотрит. Задумчивый взгляд синих глаз устремлен на край обрыва, где, расставив руки в стороны, стоит Дина и покачивается, словно от сильного ветра. Ее волосы уже успели подсохнуть и теперь развиваются за спиной. Девушка прикрыла глаза и подняла голову, встала на цыпочки, будто намереваясь взлететь.
– Здесь. Надо дописать главу, – вру я, а сама собираюсь проследовать за бывшим другом и узнать хоть что-нибудь из его будущего разговора с Диной.
Больше он не оборачивается. Поднимается по тропинке наверх и обхватывает за талию Дину. Я быстро пакую вещи. Успеть бы услышать, что он ей скажет. А над пляжем разносится ее заливистый смех.
Неужели он умеет шутить? Я еще ни разу не видела, чтобы Ден улыбался. Возможно, только с ней?
– Ну, идем же! – требует Дина. – Ты обещал. Хочу покататься.
И что он в ней нашел? Возможно, она просто не оставляла его один на один со змеей.
Подождав пару минут, я отправляюсь следом.
– Ну, что-нибудь новое известно? Какие у них цели? Что ты узнала? – замираю на тропинке прислушиваясь. Ответа нет. Неужели ушли далеко? Поднимаюсь чуть выше и вижу, как Дина оборачивается в мою сторону и, заметив, вновь возвращается к разговору с Деном. Будто ждала, пока я появлюсь.
– Требования у них не изменились. Хотят, чтобы мы их пропустили. Кричали, что убьют каждого, кто сунется в воду. Смотри. Это их когтей дело! – Дина демонстрирует что-то на плече. По разговору можно предположить, что там царапины.
– Чего ты жалуешься. Заживет к вечеру, вы же живучие, – Ден слегка обнимает девушку за плечи.
Мы сейчас идем по открытому полю. Спрятаться здесь негде, разве что в кусты нырнуть. Могу лишь надеяться, что Дену не захочется повернуться. И судя по тому, как Дина завлекает его вопросами и глупыми ни к чему не приводящими рассказами о море, понимаю, она старается для меня. Вот только зачем?
– Сегодня соберем совет. А завтра вечером ты должна будешь отправиться обратно.
– Я сплю сегодня с тобой? – мурлычет девица, прижимаясь всем телом к Дену и оплетая его руками.
От этой сладости меня мутит. Дорога уже подошла к концу. Дальше начинается наша улочка. Вон виден дом Пелагеи.
– Прости, Дина, но оба мы в ванной не поместимся, – он аккуратно отодвигает ее от себя и жестом приглашает войти на территорию своего участка. На мгновение оборачивается, замирая возле открытой калитки. Я даже задерживаю от испуга дыхание. Но он меня не видит. Куст сирени, что растет прямо у нас рядом с забором, отличное укрытие.
***
– Как книга? Много написала? – как только я переступаю через порог, спрашивает, хлопочущая у плиты, Пелагея.
– Нет, не очень. В воде решила поплавать Дина, подружка Дена, а я пыталась ее оттуда вытащить, – ставлю сумку с ноутбуком на табуретку, а сама сажусь рядом и кладу голову на стол. В нее напекло. Солнце шпарит сегодня довольно сильно.
– Дина? – тетка оживляется, услышав имя.
– Да. Волосы еще длиннющие, как у Рапунцель.
Пелагея ставит передо мной кувшин с лимонной водой.
– Гляди, зажарилась на солнце-то. А я ведь говорила, чтобы панамку взяла. Волосищи-то темные. Много тепла привлекают.
Я лишь успеваю налить себе воды, когда раздается стук по калитке.
– За котлетами последи, чтобы не пригорели, – бросает тетка и, кинув полотенце на спинку стула, выскальзывает из дома. Я лениво приподнимаю голову и выглядываю в окно. Там ждет Ден. Он что-то говорит тетке. Стоит спокойно, убрав руки в карманы. И даже пару раз улыбается. Приятная у него улыбка, жаль только, что появляется нечасто и адресована всегда не мне. Тетка, кивнув, закрывает калитку и поворачивает обратно к дому.
– Виталина зовет сегодня вечером в гости. Так что ты без меня ложись. На ужин тебе котлет оставлю, да овощи нарежешь. Разберешься, – Пелагея вновь направляется к плите как ни в чем не бывало. – Моя компания тебя все равно тяготит.
– Да нет, теть, не тяготит. Я бы лучше с тобой вечер провела, чем в одиночестве, – я лгу. Все равно она пойдет. Не просто так в гости позвали. Собрание у них там.