Всего лишь легенда

Глава 3. Тайны рутиноярских окраин

– Какие мысли?

Агат едва заметно напрягся. Да, я бы на его месте тоже нервничал, зная, насколько зол собеседник.

– Вряд ли девица Терру сбежала к Лерану Тору. Он выглядел куда более заинтересованным украшениями, чем самой Эльдой.

Что само по себе еще ничего не значит. Маркиз Оруан тоже выглядит больше заинтересованным украшением фамильного герба, чем девушкой…

– Господин Оруан и так получил бы ее, – словно угадав мои мысли, заметил Мур. – А к Фарфалю девица в здравом уме не отправилась бы.

Я засмеялась. В точку, драгоценный Мур. Эльда Терру, судя по всему, не слишком-то в себе. Жизнь в строгих рамках, надежда на освобождение из-под власти деспотичной тетки. И тут вдруг – сватовство. Как гром среди ясного неба. Вполне вероятно, у Эльды Терру тоже есть книги в бархатных переплетиках, с гравюрами, на которых изображены загадочные красавцы. Проще говоря, что мешало Фарфалю или кому-то другому вскружить несчастной девушке голову?

Или слугам – отомстить тетке через племянницу.

Я покосился на Агата.

– Так в чем дело?

Он вздрогнул.

– Ваша светлость?

Светлость, значит. Это что, месть за годы службы под моим началом такая? Заметив мое недовольство, Мур отвел взгляд. Не хочет со мной говорить? Обсуждать на улице подробности пребывания в Рутином Яру?

Что ж, разумно.

Замнем на время. И вернемся к нашим странным делам. Решив, что уделил исчезновению Эльды Терру достаточно внимания, я счел возможным отвлечься.

– А ведь Черная башня недалеко от города? Наведаемся туда.

– Б-башня?

– В которую ударила молния, – напомнил я. Во взгляде Мура вполне отчетливо мелькнуло непонимание.

– Но как это связано…

Действительно, как? Да почему бы не съездить к этой клятой башне просто потому, что я здесь и она здесь – в общем, все так удачно совпало? Соленмур Агат, коли уж ты упомянул о существовании запечатанной башни, так будто добр, покажи мне ее. Не знал, что хоть одна есть так близко от моих владений.

Мур вдруг странным образом успокоился.

– Не стоило бы вам отвлекаться, господин, – проговорил он тихо. Я хмыкнул. Стыдим начальство? Очень в стиле Агата.

– Разве не ты о ней написал? Сам виноват, – отрезал я.

– Похоже, что так, – вздохнул Мур.

***

– Ну и местечко вы выбрали, ваше благородие, – поцокал языком возница. Звали его Митр. Он был нанят еще вчера – для поездки к графине Терру. Вполне вероятно, бургомистр специально подослал его к трактиру и сегодня. Ну, так не будем создавать проблем главе города. А то подумает, что снова необходимо сопровождать меня везде и всюду.

Митр обнаружил трогательную привычку беседовать со своими пегими коняшками во время ожидания, причем и их и себя умудрялся именовать в третьем лице. Должно быть, так он соблюдал приличия: ни он, ни лошади не обращались друг к другу напрямую, а потому были избавлены от чувства неловкости по поводу странностей подобных разговоров.

Митр был терпелив, и на все причуды наемщиков отвечал благодушным: «Раз надыть, что же…». Так мы и оказались возле Черной башни. Самой настоящей, не просто так магически опечатанным жилищем давно умершего некроманта… Честно говоря, я не ожидал.

Не то, чтобы в Черной башне было что-то такое уж невероятное. В окрестностях столицы их было немало, и я навидался. Но то – в окрестностях столицы. А тут – самое сердце северных земель, слишком далеко для наследия Лоэнринов. Но вот же – в каких-то пятнадцати от меня шагах тускло поблескивает в солнечных лучах полированная поверхность…

– Что же местечко? Тихо, спокойно, – заметил я.

«Птички не поют, мушки не жужжат», – тут же подсказал внутренний голос. Действительно, тишина была слишком уж непроницаемой. Лошади забеспокоились, Митру пришлось их успокаивать.

– Здесь такое бывает. Зверье магию чует. Старое кладбище рядом, недоброе место. Да Башня еще, – пояснил возница. А я сразу заподозрил в нем бесценный источник сведений о городе. Агат не спешил отмечать детали.

– А что, там неспокойно?

– Может. Кто же туда сунется по доброй воле, чтоб проверить? Достанет и того, что там почти все семейство Лоэнринов похоронено. Почитай половина кладбища – усыпальницы. Я сам-то не был там, но крыши, конечно, видел.

Ну да, ну да.

…«Зимние графы» – все равно, что «маги-отступники», «неназываемые»… или еще с десяток прозваний, которые прижились в разных концах Релля. Так стали называть самый многочисленный в королевстве магический род Лоэнринов после того, как их имя было запрещено. Не говорить же о них каждый раз: «ну, вы понимаете, эти… которые!». Их кровь была сильна, а сам род – влиятелен. Веками они служили повелителям. И трудились над преумножением их величия и собственного влияния. Башни служили им лабораториями. Это – отличительный признак Лоэнринов. Стены башен были укреплены родовой магией. Не удивительно, что когда род Лоэнринов был истреблен, Башни, хранящие в себе древнюю магию, а внутри своих стен – опаснейшие артефакты, трактаты и сомнительные результаты магических опытов, защищенные ловушками, стали угрозой. Войти внутрь могли только владельцы – сами Лоэнрины, коих не осталось. И тогда башни запечатали. Как места магических разломов, отравленные земли, оставшиеся после войны… Конечно, потребовались усилия многих магов и магическая королевская печать. Но это было лучшее, что можно было сделать, спохватившись после бойни.

Причина падения Лоэнринов была в том, что они взяли силы больше, чем смогли удержать. Случилось это так. Родовая магия, присущая древнейшим родам, уникальна и практически не поддавалась влиянию извне. У каждого рода были свои собственные способности, которые передавались только по наследству, с кровью предков. А во главе каждого рода стоял майорат, способный приказать любому магу своего дома, сами же майораты подчинялись напрямую повелителю. Обладателей родовой магии страшились все, самим же им некого было бояться, кроме повелителя и Лоэнринов.

В роду Лоэнринов рождались изредка маги, способные отменять клятвы крови. Короли прибегал к их помощи редко. Если майорат предавал корону, чтобы защитить оставшихся верными престолу членов его семьи – разрывали кровную связь, избавляли магов от обязанности выполнять волю майората. К заклинателям обращались за помощью и маги, в самых безысходных случаях. Майоратами становились старшие сыновья, реже – дочери. И не всегда они были достойны, но правила были незыблемы. Если действия и решения майората угрожали всему роду – вмешательство Лоэнринов было скорее заступничеством. Бывало в истории много чего, рано или поздно кто-то из Лоэнринов сам должен был стать предателем: во время магической войны Лоэнрины выступили на стороне торгров. Если верить хроникам, это случилось из-за кровной обиды, нанесенной не самым дальновидным королем Маденом Третьим. Прислушивайся этот монарх чуть больше к министрам и генералам, единожды в истории проявившим удивительную солидарность, может, и войны бы не случилось, а Вендерады до сих пор правили бы в пределах Релля…

Нет ничего удивительного в том, что старое рутиноярское кладбище получило дурную репутацию.

***

Маденом Третьим завершилась династия Вендерадов, которым покровительствовала сама Эолла, Богиня Утра. По правде сказать, ко времени Мадена королевская кровь была изрядно разбавлена, Вендерады были горазды плодить бастардов. Да и самого Мадена после войны тоже подозревали в том, что он не мог в полной мере унаследовать древнюю кровь. Этим и объяснялся его скверный нрав, а также невнимание Эоллы к откровенному самодурству.

Были такие, кто полагал более достойным править племянника Мадена – герцога Ирие. В достоинства его при этом определенно не входила умеренность. Герцог четырежды женился, прижил двух признанных бастардов. Говорили также об одном непризнанном – графе Эвеоре, знаменитом полководце, в происхождении которого никто не сомневался. Хроникеры писали, что, возмужав, он стал так похож на герцога Ирие, что некоторые почитали брата короля всесильным магом, продавшим душу в обмен на вечную молодость. Слухи эти подогревал курьез – Ирие и Эвеора никто и никогда не видел вместе.

Но герцог, безусловно, больше понимал в военном деле, нежели Маден Третий. Он выиграл не одно сражение во время магической войны и он командовал карательными отрядами, направленными на поиски Лоэнринов – после.

Так вот. Споры с торграми начались еще при деде Мадена. Тот в один отнюдь не прекрасный день решил, что Реллю принадлежат не только восточные склоны Грифоньего кряжа, но и западные. Об этом его озарении, учитывая обычную пустынность предгорий (Грифоньим кряж называли не поэтичности ради), в Торгрене стало известно лишь через неделю после того, как релльские щиты были установлены по обе стороны кряжа. А торгренское войско – облегченный его вариант, тщательно изображавший сопровождение княжеских послов, выбравшихся на охоту – добралось до места и вовсе дней через двенадцать. И с удивлением обнаружило помимо щитов потрепанную деревеньку на два десятка дворов (срубы не без потерь перенесли магическую переброску «мозаичным» методом – что собралось, то и собралось, так что домишки временами удивляли весьма странным положением ставень в стороне от криво прорубленных окон), со слегка очумевшей скотиной (нет, ее не перекидывали «мозаичным» методом – просто перегнали через кряж, но в пути живность повидала местную хищную фауну и должна была немало впечатлиться), весьма хаотично раскиданными огородами и толпой крестьян, вилами гоняющих по выжженному полю чахленького грифона… Ну вот. Дед Мадена заявил, что поскольку договор о границе весьма древний и витиеватый, из его содержания сложно определить бессомнительно, который из склонов является официальным межгосударственным рубежом. Да и составлен договор был, если по чести, когда Торгрен представлял собой еще скопище мелких княжеств, кои ныне и по именам-то никто не вспомнит… А крестьяне Релля испокон веку с превеликими трудностями вспахивали землю именно по эту сторону неприветливого кряжа, так что… Князь Торгрена к тонким интригам питал отвращение, поскольку не умел их плести, а чувства юмора у него и вовсе не было. Не найдя сочувствия у соседей, разорвал с Реллем торговые отношения и потребовал заключения нового пограничного договора, условия которого стороны не могли согласовать еще лет двадцать.

Взаимной любви между Реллем и Торгреном никогда не водилось, так что королевским указом на западном склоне кряжа был основан городок Рум, весьма укрепленный (какие намеки на недружественность? Оставьте, в самом деле… Просто – грифоны ведь!). А еще в городе всегда было много магов, по слухам – сплошь боевых… Разумеется, среди них были Лоэнрины. У магов Рума имелся немалый запас артефактов – в целях самозащиты, разумеется. И конечно – исключительно от грифонов. Говорят, там хранился магический красный жемчуг, мощнейший артефакт уничтожающего типа. Легендарный след Эоллы… Но дело не в том. Переговоры между Реллем и Торгреном велись в Руме, что само по себе было торграм как плевок в лицо.

А тут случилось, что посол Торгрена был убит на магической дуэли. Дуэль, скорее всего, была дракой на почве взаимной неприязни. Хотя в хрониках нет-нет, да и проскальзывают намеки на участие в деле некой дамы… А уважаемый за свою скрупулезность в описании событий монах Дац упомянул, что на самом деле посол погиб уже после дуэли, спустя два дня и виной тому, вероятно, был заклинатель из рода Лоэнринов.

Именно участие Лоэнрина и стало роковым обстоятельством. Хотя в той дуэли засветились не меньше шести магов с обеих сторон и были они не трезвы, а потому не стеснялись в выражениях. Наша сторона утверждала, что посол словом и делом оскорбил одного из магов городской стражи, едва ли в двухстах шагах от ратуши. Ввечеру после очередного провального витка переговоров. Оскорбления не были в новинку, но впервые посол торгров ранил мага, применив подлый прием. И наши не стерпели… В общем, в деле было слишком много магов, еще больше политики и маловато истинной чести. Торгры утверждали, что на посла напали скопом, и отбиться у него не было возможности. А посол внезапно оказался родственником торгренского князя.

Мадену бы устроить суд, чтобы дать торграм выкричаться. Князь торгренский требовал выдать всех обидчиков (между прочим, как говорят хроники, к требованию словесному прилагался и объемистый список). Но Маден не стал устраивать долгих разбирательств. Лоэнрина выдал на расправу торграм. Вместе с братьями, вступившимися за мага… И это возмутило как род Лоэнринов, так и торгров, нисколько не удовлетворенных столь откровенной подачкой. Впрочем, отданных на расправу магов они все равно казнили и выставили их тела у стен Рума, там, где начинались уже земли Торгрена, и они гнили на виду у румской стражи, каждодневной выходившей на стену… Мастер Дац справедливо предположил, что, скорее всего, разложиться тела не успели, потому как грифоны должны были добраться до них раньше. И не все маги были к тому моменту действительно мертвы. Если верить одному негромкому слуху (а мастер Дац очевидно ему верил) имела место даже спасательная вылазка (или, скорее, вылазка протеста), одного из приговоренных Лоэнринов все же спасли, а когда его хватились, он уже исчез из Рума. Вместе с ним исчезла и часть городских боевых артефактов, за хранение которых отвечали Лоэнрины. Как можно догадаться, среди пропавших магических предметов оказался и красный жемчуг. Во всяком случае, после Великой Магической войны его уже никто не видал.

Теперь о войне.

Лоэнрины требовали справедливости, но нарвались лишь на монарший гнев. Маден отлучил от двора отца и дядю казненных, лишил привилегий всех Лоэнринов, а также родственные с ним фамилии, хоть как-то выказавшие недовольство решением румского дела.

А когда вспыхнула Великая Магическая война, Лоэнрины перешли на сторону торгров… Тогда-то и выяснилась тщательно скрываемая заклинателями тайна о пределе их сил. Или, возможно, об отсутствии таких пределов. Заклинатели Лоэнринов не выжидали, оказавшись в опале. Они провели немалую работу по поиску недовольных и переманили их на свою сторону.

Справедливости ради: не все, поддерживавшие Лоэнринов, сознавали, что поддерживают и Торгрен. Просчитать вероятности можно было. Но Лоэнрины всегда хранили верность трону… Однако были и такие, кто отказывались выступить на стороне Лоэнринов… Внезапно в столице умерли от скоротечной горячки сразу трое майоратов. Случается. Но цепочка ошибок или же Лоэнрины, уверившись в своих силах, стали неосторожны и вскоре выяснилось то, что раньше было доступно только самим Лоэнринам да королю: заклинатели способны проклинать кровь рода. Под воздействием проклятия неизменно умирал сильнейший – майорат. Противиться силе Лоэнринов могла разве что королевская кровь, ведь род Вендерадов был благословлен самой Эоллой.

Неспокойные времена всегда полны жестокости. А все вероятности в истории правители стремятся свести к определенностям. Люди были напуганы. Хуже всех было, надо думать, Мадену: как же не страшиться, когда Релль погряз в войне с торграми, а тут прошел нетихий слух, будто король скрывал оружие против майоратов… И дело закончилось бойней. Все, в ком текла кровь Лоэнринов, даже сильно разбавленная, были заклеймены предателями, поддерживающими заклинателей, и на удивление быстро истреблены. Должно быть, виной тому военное время.

Вот и все, конец истории.

Ну, почти.

Всегда ведь есть неучтенное обстоятельство, о котором задумываются уже когда становится поздно. Вот так и случилось с Башнями. Печально и поучительно – не более. Насчет «поучительно», кстати, Мур ведь писал в своем доно… хм-хм, отчете писал, что недавно в рутиноярскую Башню молнией шибануло. Неужто нашелся дурак, который пытался проникнуть внутрь? Заманчивая перспектива разжиться редким артефактом и баснословными сокровищами все еще приводила к смерти особо ретивых охотников за удачей.

Или все же мы имеем дело с типичной природной реакцией на возмущение магического потока? Принято считать, что пока артефакт лежит без дела, и никто не пытается прикоснуться к нему, страшного не случится. Это не верно. Существуют артефакты, которые бездействуют лишь в присутствии владельца и становятся нестабильными, если его нет поблизости достаточно долгое время. И есть артефакты, которые нельзя держать рядом: это столь же опасно, как поместить в одну комнату двух ненавидящих друг друга магов. В общем, мало ли что может скрываться за печатью в Башне Лоэнринов. Все же несколько сотен лет прошло. Хотя по самой Башне не скажешь. Будучи запечатанной, она сохранила свой облик нетронутым временем.

Башня сверкала полированной каменной облицовкой. Черный урарский магнетит с призрачной внутренней искринкой, которая становится видна, если подойти ближе. Не удивительно, что рядом молния ударила. Однако… Земля возле Башни была оплавлена. Если это последствия пожара, то как должно было гореть… Похоже, молнии бьют здесь нередко. Или это – последствия человеческой неосторожности? Любопытных в округе, должно быть, не осталось.

Мрачное трехъярусное здание, сужающееся к остроконечной крыше, на которой примостилась уже знакомая горгулья с растопыренными крыльями, загнутыми клыками, нетопырьими ушами и цепкими, перепончатыми лапами. Очень правдоподобное чудище, наверное, работает не хуже, чем пугало в огороде. Похожие страшилища украшали особняк Оруана. Да уж… в Рутином Яру куда ни шагнешь – рискуешь споткнуться о древние корни.

Но вернемся к Башне. Недостаточно велика, чтобы возвышаться над городом напоминанием о былых не самых лучших временах. Построена с преувеличенной монументальностью. Башню подпирали четыре контрфорса. А вот входа не было отсутствовал. На стенах нижнего, самого широкого, яруса были вырезаны очертания фальшивых окон. Словно кто-то прикидывал, но так и не довел дело до конца. Окна были узкими и стрельчатыми, рамы украшены множеством каменных лепестков. Лепестки накладывались друг на друга и кое-где между ними проглядывали тугие бока ежевичин. Второй ярус Башни внезапно закручивался и ребрился – как будто его обернули лестницей. Здесь не было даже намека на окна. Третий ярус был стиснут между острыми шпилями контрфорсов. Сверху на всю конструкцию прикрывала крыша-колпак с уже помянутой горгульей. Весьма причудливая постройка.

Возле Башни было настораживающе тихо: даже ветер, кажется, стихает перед напоминанием о Лоэнринах. Как тут не испугаться.

В принципе, любое запечатанное здание будет отпугивать живность – все же нарушение природных магических токов. Да и молнии, бьющие в места концентрации злой энергии – никакая не редкость. Но что-то тут не так. В Башне есть артефакт, к гадалкам не ходи. Хотя, конечно, интересно было бы послушать местных работниц хрустального шара. Предсказания грядущих бедствий им, должно быть, хорошо даются.

Понятно, что вход в Башню скрыла магическая печать, а окон, вполне возможно, не было и в те времена, когда Лоэнрины еще были здесь полноправными хозяевами. Тем не менее, я обошел Башню – по самому краю оплавленного поля, не нарушая опасной границы. Агат топтался на дороге, настороженно следя за моими передвижениями. Беспокоится, значит. И сам наверняка уже успел тут побродить. Но ничего не нашел, иначе уже нажаловался бы.

– Герцог, лучше нам уехать, – не выдержал Мур. Я оглянулся. Не шутит, что ли? В голосе чуть ли не дрожь. Ишь ты! О да, чувствую возмущение. Однако печать действует, не повреждена.

– Кажется, собирается гроза, – беспокойно добавил помощник. Облака и правда становились пышнее. Ну да, гроза – это неприятно. Я вернулся на дорогу.

– Господин Агат, что можете добавить к отчету?

Ну, правда. В письме-то про Башню – так, несколько слов, никакой конкретики. А за городом можно и прекратить играть в строгого начальника и робеющего перед ним туповатого наемника. На лице Агата отразилась напряженная задумчивость. Потом он с достоинством ответил:

– Полагаю, поиски племянницы графини Терру – первоочередная задача и Башня вряд ли играет здесь роль.

Ладно. Первоочередная задача, значит. Будь по-твоему, Мур, понаблюдаю еще.

– Я впервые узнаю о Башне в пределах владений Даренгартов, хоть, как говорят, моя прапрапрабабка была замужем за Медаром Илитом, а его тетка вторым браком сочеталась с Гуго Лоэнрином.

Мур притих. Вот, пусть тоже подумает, к чему я это вдруг вспомнил. Не все же мне одному мучиться догадками. Такой вот я господин: коварный и непредсказуемый.

***

В трактире было шумно. Опять гуляли мастеровые. «Так ведь у них тут конкуренция», – флегматично пояснил хозяин. Вот, мол, они в конце недели подсчитывают прибыль и назначают победителя. Так ведь конец недели вчера был, припомнил я. А, улыбнулся хозяин, ошибка вышла, поспешили. Сегодня пересчитали – и вон они, победители.