– Я понимаю, что деньги тебя мало интересуют, – перебил Марк. – Ну выручи тогда Димку! Он не может найти пару …
Я с тоской глянула на полку с дисками. Тебе-то хорошо рассуждать…
«Марк Смилевич, браво, браво!..» – вспомнила я восторженные возгласы Артема Витальевича.
– Возьмите Кузьмину, она красавица, – предложила я, зевнув.
– Но ведь надо еще здорово на гитаре сыграть! – напомнил Марк. – А ей до тебя далеко…
– Тогда Болященскую, она неплохая гитаристка… – Такое ощущение, что я совсем не выспалась.
– Но она слишком тощая… – заканючил Марк.
– Невесты разные бывают, – ответила я и положила трубку.
Как же хочется есть!..
Я подошла к холодильнику и заглянула в него. Н-да… Придется тащиться в магазин.
Открыв шкаф, где лежали деньги, оставленные родителями, я обмерла.
Денег – сложенных стопкой, и довольно внушительной – в шкафу не было.
Батюшки, обокрали!.. – ахнула я и ощутила приступ сильного головокружения.
Сердце подкатилось к горлу, и, чтобы не упасть, я ухватилась за скрипучую спинку кресла.
«Да нет, не могли обокрасть… – каруселью завертелись в голове мысли, – у нас же фирменные замки, сделанные на заказ в единственном экземпляре, их невозможно открыть ничем, кроме родного ключа…»
Все еще не веря в случившееся, я судорожно пошарила ладонью по полке.
И все-таки денег на месте не было.
Через десять минут, слегка отойдя от шока, я набрала номер Марка Смилевича.
А еще через полчаса синеглазый брюнет, первый красавец курса Марк Смилевич уже деловито затягивал на моей спине корсет длинного свадебного платья.
– Ну вот, просто конфетка! – довольно потер он руки, закончив работу и посмотрев на меня со стороны. – Значит, так. Свадьба начнется в восемь вечера в кафе «Лабиринт», но вы понадобитесь позже. Сыграть надо пьесу для скрипки и гитары какого-то неизвестного автора. Вот ноты. Через час приедет Димка, позанимаетесь. В девять подадут машину. Деньги попросишь у жениха вперед, сразу по приезде. Часиков в одиннадцать сыграете, после чего вам вызовут такси и отправят на все четыре стороны. Вопросы, пожелания?
– Пожелание, – сказала я. – Пусть Димка привезет пиццу и салат. Есть очень хочется.
– Будет сделано, жди!.. – крикнул Марк и испарился.
А я взглянула на лежащие передо мной ноты.
Какие они загадочные – ни названия произведения, ни автора…
Потом медленно взяла в руки гитару и начала играть…
Над комнатой вдруг поднялись и взлетели звуки необыкновенного танго. Они то рассыпались дождем, то шелестели травой, то летели неведомыми птицами, то уходили в туман одиноким ночным поездом…
И трепет объял меня от этой необычной, чарующей, волшебной музыки…
Когда я доиграла до конца, на лбу выступила испарина.
Будто исполнение отняло у меня все силы.
Отложив гитару, я уставшей, неподъемной рукой еще раз пролистала ноты – может быть, где-нибудь указано имя автора?.. Это же невероятный талант!.. Еще ни от одного произведения меня так не бросало в дрожь.
Я никогда не слышала и не играла такой музыки…
Но даже инициалов нигде указано не было.
Я отложила ноты, но танго не шло у меня из головы. Казалось, в скрытом от глаз уголке мира вдруг открылась потайная дверь, и я вошла в незнакомый город и ясно увидела эти падающие на него сумерки, трепетание птичьих крыльев под проливным дождем, бьющим по мостовой, и чей-то страстный ночной танец, словно наперекор судьбе…
Время пролетело быстрой, острой стрелой, и я даже не заметила, как появился облаченный в черное скрипач, и в аккомпанемент гитары вплелся высокий голос скрипки.
И танец на лезвии ножа вдруг обернулся ласковой рекой и перетек в песню влюбленных, которым предстоит разлука до конца жизни.
Или смерть.
Я увидела, как, заламывая руки, бежит по мостовой девушка в длинном сером платье, и по ее бледному лицу, смешиваясь с дождем, текут слезы. И, отдаляясь все дальше и дальше, что-то отчаянно кричит ей юноша, и ломающийся голос его пронизан невероятной мукой…
– Я больше не могу, – внезапно прервав игру, взмолилась я, чувствуя, что неуклонно погружаюсь в эту музыку, как в темную воду, и, поиграй я ее еще немного, мне уже не вынырнуть из страшной пучины.
Димка, белый как полотно, не произнеся ни слова, отложил скрипку. Рука его дрогнула, и инструмент чуть было не упал на пол.
– Жуть какая… – произнес он на выдохе.
Мы посмотрели друг на друга, и я почувствовала, как нас разделил ледяной холод только что исполненного танго.
С трудом оторвав взгляд от скрипача, я окинула взглядом собственную квартиру и внутренне призналась себе, что еще никогда она не казалась мне такой родной, теплой и уютной.
«Я не хочу ехать в это кафе…» – Внезапно под тонкую кожу пробрались острое нежелание и смятение.
И, заглянув в Димкины глаза, я прочла в них ту же тревогу.
Глава одиннадцатая
Однако ровно в девять часов вечера мы с Димкой вышли из квартиры и двинулись вниз по ступенькам – заходить в тесный лифт в таком шикарном платье я посчитала неразумным.
–…Беременная, на четвертом месяце уже, – услышала я с нижней площадки глубокий бас Андромеды Николаевны, – от энтого белобрысого… Родители у ней уехали, а они бознать че творять…
Я невольно замедлила шаг и прислушалась. Похоже, речь идет обо мне.
– Но ведь родители уехали раньше, чем он приехал, откуда же четвертый месяц? – резонно возразил голос другой соседки – престарелой вдовы генерала Бартышева.
– А она еще весной с ним встречалась, в Астрахань ездила к нему. Помнишь, Лера говорила – Даша в Астрахань на конкурс поехала?.. На конкурс, ага… Тогда-то все и началось. Вот отец-то ей устроит…
