Мигом одним
– А разве можно увидеть прошлое?
– Нет.
– Не верно. На нашем небе можно увидеть все. Но не все будет верно. Ведь прошлое и будущее взаимосвязаны через настоящее.
Я задумался. У меня странным образом не сходилась «арифметика».
– Я понимаю так, что зная возможный ход событий в будущем можно его изменить в настоящем, но вот повлиять на прошлое, чтоб изменилось будущее. Мне кажется это невозможно.
– И зря ты так думаешь.
– Но это не логично.
– Нелогично, что ты такой глупый. Ладно, ответь на вопрос: ты мертв?
– Да.
– Тогда почему мы беседуем?
– Не знаю. Наверно это свойство этого мира.
– Какого мира?
– Ну, вот этого, где мы находимся. – Развел я руками, показывая на окружающий нас мир.
– А где мы находимся?
– На Земле.
– А что говорит твоя логика?
– Что этого не может быть, так как я был слеп, теперь вижу, да и умирал я.
– И?…
– Но это все есть. – Сказал я, потирая намозоленную топором руку.
– И где твоя логика?
– Наверно я действительно глуп. Значит твое утверждение верно.
– Конечно, верно. Вы люди, много раз переписывали историю своего мира, да так хорошо подтирали и уничтожали старые записи, что вы уже сами не знаете своей истории. Изменив сегодня свою историю, вы учите своих детей неверно, вкладываете в их головы ложные истины, тем самым вы изменяете будущее, изменив прошлое. Согласен, менять будущее в настоящем легче, но и не стоит пренебрегать изменением прошлого. Иногда это может быть и полезно.
– Ты так считаешь?
– А почему нет. Все зависит от того, кто, как менял и какие цели преследовал.
Наш философский разговор прервала Яга, послав меня за водой для бани. Брать ее надлежало в ручье. Резное коромысло прилагалась к двум объемным кадушкам. Я кивнул и двинулся в указанном направлении.
Воду принимал у меня банник. Он говорил куда наливать. Я ходил от бани к реке и обратно по протоптанной тропинке. Земля была теплой с небольшим слоем пыли, по которой так приятно шагать босиком. Пыль просачивалась между пальцев, выбиваясь легкими, воздушными извержениями покрывая мои ноги тончайшим слоем. Местами я шел по траве, она приятно холодила ноги. Вода в речке была холодной, чистой, прозрачной и великолепной на вкус.
Когда я принес десятую пару ведер, банник указал мне на дверь.
– Иди, погрейся пока.
Я разделся и зашел в парную. В ней было очень жарко и влажно. Банник указал мне на верхнюю лавку.
– Сиди там.
Я сел и тут же стал покрываться потом. Пот буквально ручьями тек с меня. Так прошло минут десять – пятнадцать. Вошла Яга. Она была одета только в полотенце, обмотанное на теле. В одной руке у нее был отличный березовый веник, а в другой кадушка, что парила. Поставив свое хозяйство на лавку, она понюхала воздух. Взяла черпак и, набрав из принесенного ведра воды сказала:
– Замри.
Когда она плеснула воды на камни по парной прошла волна пара и неизвестного запаха. В носу защипало, я сморщил нос, и его тут же ожгло жаром.
– Ну, теперь будешь со сваренным носом ходить, ложись на лавку, на живот, отхожу тебя венечком.
Я лег, уже находясь в странном дурмане от жары. Но как оказалось это были цветочки. Яга подержала веник в кадушке с кипятком и подошла ко мне. Первый удар веника был самым ощутимым. Потом я провалился в нирвану, в белый шум. Русская баня, ничего нет лучше.
Очнулся, когда Яга выводила меня из «пыточной». Утвердив меня в более менее ровном положении она, легко подхватив кадушку, окатила меня ледяной водой. Из моего горла, из самого моего внутреннего естества вырвался звериный рык, да такой, что я сам себя испугался.
– О, сразу видно мужик проснулся. Иди, чайку попей.
Она легко подтолкнула меня на выход, и меня вынесло сквозняком в предбанник. Там стоял накрытый к чаю стол, озаглавленный огромным медным самоваром. Егор сунул мне в руку пару чистого белья, скинул шубу и как был в шапке ушел внутрь бани.
Сев за стол я налил себе чаю. Он был душистый и горячий. Я не стал брать сахар, чай и так был очень вкусным. Пить хотелось страшно. Я наливал уже четвертую чашку, когда ко мне присоединилась Яга. Она была в длинной рубахе. И это было хорошо.
Молча выпив первую чашку, она налила себе вторую.
– Как банька?
– Бомба, ощущаю себя будто облачко, парящее в небе. Вот наливаюсь чаем, чтоб сквозняком не унесло.
– Это, что. Я тебя немного пощадила. Вдругоряд явишься, раз пять тебя прогоню через парок.
Я потрогал облупленный нос.
– Ладно, хорошего понемножку. Вот привела тебя в соответствие, пора и честь знать.
– В соответствие с чем? – Удивленно спросил я.
– Как с чем? С миром да с сами собой. Ты прошел процесс перерождения. Выпекла я тебя нового в печи. Помыла, пора тебе в Явь возвращаться.
– Зачем?
– За тем, что рано помирать тебе, так Мара сказала.
– Кто?
– Мара, оглох ли после бани? Не взяла она тебя. Путь тебе другой направила.
– Зачем?
– Я того не ведаю. До тебя приходила, сказала, придет отрок замордованный, перепечь тебя надобно и в Явь отправить. Пошли в дом, Егорка сам приберется. Спасибо ему скажи, а то вдругоряд обожжет паром, али кипятком обварит.
Что ж надо так надо. Я зашел в мыльню. Там суетился Егорка. Секунды три я не знал с чего начать, но вдруг в голове что-то щелкнуло. Я поклонился в пояс и сказал:
– Спасибо тебе Егорка, добрый банник за старания твои, за легкий да жаркий пар, за холодную воду. За здоровье и силу от тебя получену. Пусть труды твои всегда будут щедрыми и добрыми к людям прохожим да знакомым.
– И тебе спасибо добрый молодец за слова от сердца сказаны. Иди уж.
Я вышел в полном помешательстве от самого себя. Откуда во мне родились слова такие, было для меня неразрешимой загадкой. С такими смешанными чувствами я зашел в избушку Яги. Осмотрелся, подивился ее размерам. Как подходил к ней, то была не больше курника, а внутри просторно. Снаружи избушка была не более пяти метров в ширину и в длину, а куда ни посмотри, метров десять есть. Я даже прошелся, меряя шагами комнату. Одна сторона получилась десять шагов, так еще лавки стояли под стенами, да другие комнаты есть. На одну из лавок, самую широкую Яга положила топчан. Стала стелить.
– Не стоит Яга-матушка, я сам постелю.
– Уж уважу гостя. – Она вдруг странно дернулась и внимательно посмотрела на меня. – Ты как назвал меня?
– Яга-матушка.
Она всплеснула руками и села на лавку.
– Род великий и благой, как давно я этого не слышала. Откуда узнал это имя?
– В печи привиделось. Много чего там я видел и не понял, да не все еще вспомнить могу.
– Ничего вспомнишь. Ложись милай, а я в дорогу тебе клубок смотаю волшебный.
Я лег на лавку. Закрыл глаза. Яга погладила меня по голове и запела тихо-тихо странную песню. Меня закружило, я опять летел в пространстве, но уже лучиком света.
2024 год, Петропавловск-Камчатский, Елизово, военный аэродром
Лейтенант ВВС России Сергей Опёнкин.
Отметив Новый год успешным дежурством рубежей нашей страны, я был отпущен в краткосрочный отпуск. Домой я летел с пересадкой в Новосибирске.
Москва встретила слякотью и мокрым снегом. Брать такси я не стал, а сел на рейсовый автобус. Мне хотелось неспешно проехаться, посмотреть на город. Вначале автобус медленно тянулся по автостраде. Из за усаливающегося снега скорость упала до черепашьей. Я задремал, в Петропавловске уже было за полночь.
Земля, место странное, Максим Холод
Утро было пасмурным. За ночь набежали тучи, моросил мелкий противный дождик. Ближайшее окно было залито дождем. Тем не менее, я ощущал себя на редкость хорошо. Отлично выспавшись после бани, я чувствовал себя готовым свернуть горы. В теле переливалась сила с той небрежной ловкостью, как у былинных богатырей.
Яга сидела за столом, накрытым к чаю.
– Умывайся, одевайся и давай перекусим чего на дорожку.
Я быстро умылся, оделся в невесть откуда взявшуюся одежду. Удивляться тому, откуда она взялась я не стал. Этот мир уже приучил меня ко многим несоответствиям с моей прошлой жизнью.
На столе, кроме пряников были мясные закуски. Я с удовольствием перекусил, но не стал наедаться до отвала, в дрогу надо идти сытым, но не на полный желудок. Пока я ел, Яга молчала, лишь катала по столу клубок рыжей шерсти.
– Что ж, вижу, поел так пора и в путь.
– Пора. – Согласился я.
– Вот тебе клубок. Это твой проводник. Бросишь его на землю и крепко держи нить. Он тебя и выведет в Явь. Не потеряй. Он может и обратно вернуть в Навь, коли надо будет, али заплутаешь. Запомни главное – из мира Яви в мир Нави и обратно он тебя проедет всегда, это первое и второе мир Яви линеен во времени и в расстояниях, а мир Нави может сокращать да изменять и то и другое. Для того чтобы клубок повел тебя необходимо сказать заклинание, запоминай:
Ты катись, катись, клубок,
Не на север, не восток,
Не на запад, не на юг,
А катись туда мой друг,
К миру, Яви ты меня
Проводи, не жди ни дня.
Укажи ты путь во тьме,
К Яви светлой, жить же мне.
Клубок запрыгал в ее руке норовя выскользнуть. Яга цыкнула на него, и он затих.
– Для возврата в Навь, надо сказать иначе:
Ты катись, катись, клубок,
Не на север, не восток,
Не на запад, не на юг.
Приведи меня, мой друг,
Ты к избушке в том леске
К Бабки Ягиной норе
В Навь меня ты проводи
И с пути не свороти.
Как остановится клубок, значит, прибыл ты.
Сказав это, она протянула клубок мне. Он действительно оказался смотанным шерсти рыжего цвета. Клубок был теплым и, как мне показалось, он был живым. Я погладил его. Клубок странным образом несколько раз сам собой провернулся в руке. Мне захотелось его как то назвать, и я непроизвольно сказал:
– Рыжик, будешь мне другом?
Клубок закрутился в ладони юлой, сорвался с руки и запрыгал вокруг меня как сошедший с оси маховик гирокомпаса. Я оторопело смотрел на происходящее. Клубок попрыгал вокруг меня и, совершив громадный прыжок, попал мне в руку, провернулся раз пять и затих.
– Что это было?
– Он доволен, что ты дал ему имя, и он будет тебе другом. Эх, жаль тебя отпускать, при должном обучении ты мог бы стать добрым магом.
– А разве есть смысл мне уходить?
– Есть, Мара сказала так. Ее лучше не гневить.
– Но почему я не могу остаться в этом мире, я ведь в том умер?
– Во всем есть свой смысл Максимка, и в смерти в твоей, и в том, что ты попал на порог моей избы, и в том, что вернуться тебе надо. Мы, жители Нави, много знаем и много можем, но и нам не всегда доступно знать все. А иногда и нельзя все говорить. Часто одно слово может изменить ход событий и привести к непоправимому. Идем, провожу тебя.
Мы вышли на улицу. Дождик обдал лицо промозглой прохладой. Возле калитки Яга обняла меня, отпустила и развернула лицом к дороге.
– Иди, не оборачивайся.
Я вышел за калитку, намотал конец нити на руку, произнес первый стих. Клубок прыгнул на землю, покатился. Я пошел за ним.
2024 год, Петропавловск-Камчатский, Елизово, военный аэродром.
Майор ВКС России Паров
Через неделю после отбытия Сергея в отпуск из Москвы пришло извещение о снятии с довольствия лейтенанта Опёнкина С.И. в связи с невозможностью продолжать службу по состоянию здоровья. Данное извещение меня весьма удивило. Недолго думая я отправился к старику. Командир тут же связался с военкомом Москвы. Еще через час у нас были подробности. Рейсовый автобус, перевозивший пассажиров в город из аэропорта попал в аварию. Фура, ехавшая по трассе с огромной скоростью врезалась в автобус практически разорвав его пополам. В результате тринадцать трупов и два десятка сильно травмированных пассажиров автобуса. В числе травмированных и доставленных в Институт Склифосовского был Опёнкин. В данный момент врачи уже сделали все возможное, но он находится в коме. Профессура Cклифа не дала военным внятного ответа, поэтому нас известили именно в такой, неопределенной форме. Выйдет он из комы или нет, и будет ли годен, если придет в сознание, информации не было.
Земля, место странное, Максим Холод
Лес я топтал долго, уж и солнце склонилось к горизонту. Чаща жила совей странной жизнью. То затихала намертво, до состояния тишины космоса, то копошилась как муравейник и гудела миллионами голосов.
Вскоре я вышел на пустошь. Лишь редкие корявые кустики вносили разнообразие в пейзаж. Клубок все катился впереди, подпрыгивая на камнях и кочках. Иногда замирал, ожидая меня. Вдруг перед мной возникла стена странного серого тумана. Клубок ударился в туман как в преграду, отскочил, опять прыгнул вперед, отлетел назад, остановился. Я подошел к нему, поднял с земли, смотал нитку, положил его в карман. Пощупал стену. Она упруго отталкивала меня обратно. Я надавил рукой сильнее. Правая рука слегка продавила преграду, проникая в туман, и застряла в ней как в чем-то вязком. Ладно. Я уперся ногами в землю и стал проталкивать себя сквозь преграду. Я ничего не боялся, ведь самое страшное со мной уже произошло. Почти погрузившись в стену, я поскользнулся на камне, и меня выбросило из нее. Я упал на спину.
– Да что же это такое!? – Сказал я возмущенно вслух. – Рыжик, нам точно туда?
Клубок выскочил из кармана и три раза ударился о стену, каждый раз отскакивая от нее. Потом прыгнул мне в руку. Я крепко сжал его в руке и опять пошел в «атаку» на стену. Я уже понял, что с разбегу ее не пройти, поэтому стал планомерно ее продавливать, постепенно погружаясь в нее.
Наконец я вошел в нее полностью, оказавшись в странном тоннеле. Стены тоннеля были смазаны, они искривлялись от моих движений, как в моем сне дорога к городу. Наверно сон то был не так уж и странен. Медленно, но уверенно я шел вперед к свету.
Вот он край. Я пришел. Опять преграда, я упираюсь ногами и руками в плотную вязкую среду, я барахтаюсь как муха в смоле. Я ползу, извиваюсь, в буквальном смысле продавливая себя к свету. Вдруг яркий свет разбивается острейшими осколками стекла. Я лечу. Падаю. Как больно. Я умираю вновь. Боль не выносимая, нервы как огненные прутья. Я кричу. Проваливаюсь во мглу. Боль и мрак уносят меня, лишь на границе своего сознания я слышу странный чужой голос: «Сережа, держись, не умирай, прошу тебя».
2024 год, Москва, Склиф, отделения травматологии, Максим Холод
Вся моя голова просто взрывалась от понимания того, что я жив. Мало того, я был не в своем теле, а в теле погибшего Сергея Опёнкина. Его воспоминания, той его недолгой жизни, стальными нитями раскаленного нихрома прожигали в моем сознании новую резьбу. Мне теперь придется жить в другом теле с двойной памятью. Мне надо вспомнить все и главное не забыть своего прошлого. Того прошлого, что привело меня на Патомское нагорье. Спасибо вам, кто бы вы ни были, за ваш дар, за новую жизнь.
Да, я жив, но, на сколько я жив? Тихо, как сквозь вату я слышал грустные голоса родителей и знакомых Сергея, что приходили его проведать. В один из таких дней случилось чудо. Я, наконец, стал слышать голоса людей как привычно.
– … Изя, неужели это все, что ты смог сделать?
– Володя, не шипи. Веришь, сделал все аккуратно. Мне еще до операции сказали, что он летчик истребитель. Я, через пятимиллиметровую дырочку в черепе, шесть часов удалял гематому. Я ж помню, как ты с ним носился.
– Ты вспомнил его?
– У меня же память фотографическая. Напоминаю, если тебя склероз пробил.
– И сколько ждать?
– Не знаю. Мозг дело тонкое. Это не задница – прогнозировать сложно.
Я открыл глаза. Больно резануло ярким светом. Прикрыв веки, я немного подождал и опять открыл глаза. Теперь стало легче. Повращав глазами я нашел два вертикальных пятна. Глаза резало нещадно. Я опять их прикрыл. Попытался повернуть голову. Не получилось. Голова жестко была закреплена. Пошевелил кистью. Рука привязана за запястье.
– Вера, мать твою, где ты ходишь. Вон у пациента глаза пересохли, закапай.
Рядом процокали каблучки. Позвенели склянками. Мне открыли глаз, и я близко увидел пипетку. Моментально вспомнилось, как Ферзь меня ослепил. Голова рефлекторно дернулась. Девушка громко вскрикнула и отпустила веки.
– Вера, у тебя с головой все в порядке? – Загрохотал голос Изи.
– Израэль Мойшевич, он головой дернул. – Испуганным голосом сказала Вера.
Я открыл глаза. Видно слезная железа заработала, по этому случаю веки открылись без такой сильной рези как предыдущий раз. Надо мной склонилось двое. Судя по курчавым волосам и явно еврейскому носу, стоящий справа был названый Израэль Мойшевич, второго я тоже узнал, это был Шепшин Владимир Егорович. Именно он помог Сергею с поступлением в Качинское.
– Юноша, как самочувствие? – Спросил Изя.
– Как после катапульты. – Проскрипел я натужным хрипом пересохших связок. – Что со мной?
– Позже Сережа я тебе все расскажу. – Сказал Шепшин. – Твоя главная задача, на сегодня, продержаться в стабильном состоянии двое суток. Как только это произойдет, я перевезу тебя в свой госпиталь. Там я тебя за месяц поставлю на ноги. Отдыхай пока.
Мне закапали глаза, и я опять уснул, провалившись в воспоминания Сергея. Я заново проживал его жизнь. Вечером пришли Серёжины родители и его младший брат. Мать плакала, отец стоял хмурый с красными глазами, Кирюха выглядел испуганным. Мне было жаль этих людей. Я не стал им гундеть про то, что я совершенно другой человек, а не их сын. Услышав такое, могут из склифа в кащенко отправить. И наверно будут правы, я бы сам в такое не поверил.
Через пару дней Шепшин перевез меня в военный окружной госпиталь. Сразу, по прибытии я был подключен к разным приборам. Опутав всего проводами, воткнули две капельницы. Медсестра каждые пол часа добавляла что-то из шприца прямо в трубку.
Все проведенные процедуры возымели действие. Через неделю я уже смог сам ходить в туалет, избавившись от унизительной процедуры – катетера и постановки судна. Меня перевели на уколы и таблетки. Жутко болели пролежни, которые я заработал лежа в склифе и здесь в госпитале. Парочку просто срезали. Как сказал Шепшин – почти косметическая операция. Ладно, шрамы были в основном на спине и не особо портили мне имидж.
На третью неделю я сполз в спорт зал. Физиотерапевт очень обрадовался моему порыву и взялся за меня как тренер Роки. Так прошло три месяца. Потеплело на столько, что уже можно было спокойно бегать, не боясь простудится. Я и бегал, заодно вспоминая свое и Серёгино прошлое.
После очередной пробежки меня зазвал к себе Шепшин.
– Ну как, готов к подвигам?
– Думаю да.
– Тогда завтра пойдешь в тошниловку.
Моя память услужливо напомнила мне этот эпизод из прошлого Сергея. Он мне не понравился.
– Это обязательно?
– Ну, если ты решил стать слесарем, то можешь быть свободен. По результатам анализов ты полностью здоров, как для простого гражданина. Я могу тебя выписать с чистой совестью хоть сейчас. Могу даже дать рекомендацию в вертолетчики.
– А как для пилота тридцать первого МИГа?
– Не знаю. Ты ж сам прекрасно знаешь, и не понаслышке, какие перегрузки нынче у вашего брата.
– Это да. Завтра когда?
– В девять.
– Буду.
Тошниловка, центрифуга, тошниловка, центрифуга. Меня, что в космонавты готовят? Четыре дня по шесть часов. Я так не уставал на первом курсе училища с его нескончаемой строевой подготовкой. Выходные прошли спокойно. В понедельник, с утра я сидел в кабинете Шепшина и ждал приговора. Пять профессоров решало мою судьбу. Они листали историю моей болезни, смотрели снимки, изучали результаты анализов и тестов. Среди них был и тот самый Изя из склифа. Оказалось, что он один из лучших неврологов России. Отложив мои документы, Израэль Мойшевич повернулся ко мне.
– Что ж Сергей. Я пребываю в серьезном недоумении как невролог. После такой травмы я не ожидал увидеть подобные результаты тестов. Если бы не Владимир был в госпитале главврачом, я бы подумал, что это подтасовка, но зная его не один десяток лет, я верю вот этому. – Он пальцем постучал по моему делу. – Хочешь летать?
– Очень хочу Израэль Мойшевич.
– Не забыл, молодец, склероза нет. Володя, я подпишусь под разрешением. Коллеги?
Остальные трое профессоров согласились с таким решением. Шепшин пустил по кругу бланк. Все в нем расписались. Поставив свою подпись последней, Шепшин встал из-за стола, подошел ко мне и протянул подписанный им лист.
– Летай Сергей.
– Спасибо вам Владимир Егорович, вы второй раз даете мне путевку в летчики.
– Родителям своим спасибо скажи, качественно тебя сделали.
– Обязательно скажу.
2024 год, Москва, управление ГРУ, полковник Григорий Опричников
Пройдясь по управлению, я дошел до отдела паронормальных явлений. Его курировал майор Пётр Коськин, бывший летчик. Отдел был небольшим и в основном занимался регистрацией всего необычного, что случалось в войсках. Проект «Орион» был продолжением исследований начатых еще в советское время, по сбору, систематизации и осмыслению событий с участием неопознанных летающих объектов и других странных, аномальных явлений. Коськин, будучи еще строевым офицером, несколько раз имел «счастье» лично наблюдать НЛО. Все три события он описал очень четко и без излишних эмоций, за что и был отмечен Топоровым, в то время он был начальником отдела внешней разведки. Тогдашний старший лейтенант Коськин был приглашен в проект по НЛО.
– Привет Петь, что звал? – Спросил я его, зайдя в кабинет.
– Садись рядом, покажу пару роликов.
Я присел рядом с ним у его компьютера.
– Несколько месяцев назад, профессор Циммерман, ну ты его знаешь, он часто консультирует наших медиков, невролог из склифа, поведал мне историю про молодого лётчика, получившего черепно-мозговую травму. По размышлениям Циммермана после такой травмы должна была наступить как минимум глухота на правое ухо, а по-хорошему паралич полвины тела. Гематома занимала три четверти височной доли мозга. Парень пролежал в коме двадцать дней и странным образом пришел в себя. Профессор был этому рад, конечно, но повторная послеоперационная томография показала небывалые результаты восстановления мозговой ткани. Это его несказанно удивило, и он сообщил мне эту информацию. Я взял парня на заметку.
– И что такого нереального?
– В начале то ничего особого. Но вот позже. Посмотри на это.
Коськин запустил ролик. По весеннему лесу легкой трусцой бежал вполне нормальный молодой человек лет двадцати пяти. Одет он был в обычный спортивный костюм из госпитальных запасников. Пробежав метров двести, он воровато оглянулся и сиганул в чащу леса. Камера уткнулась в землю, стали видны мельтешащие ноги топтуна. Кадр моргнул, опять пошла запись. Парень стоял у сучковатого дерева и выполнял странный комплекс упражнений.
– Тебе это ничего не напоминает Гриша?
– Спецназ?
– Именно, парень выполняет комплекс упражнений для тренировки ножевого боя. Я показал запись нашему инструктору. Тот посмотрел раз пять и сказал, что это очень похоже на школу прапорщика Онищенко. Я проверил, действительно такой человек есть, ему уже хорошо за шестьдесят, давно ушел на пенсию. Живет в Краснодарском крае, садит огород и тренирует местных пацанят. Устроил там такой себе микро Артек, с пионерскими галстуками и линейками. Местные не против. Посмотрел старые записи. Точно его школа. Есть, конечно, отличия, но техника та же.
– Ну, может его последователи продолжают школу.
– Да, есть, но все они в спецназе дяди Васи ну и в нашем. Это же школа убийц. Мы у них берем личный состав для силовых акций, когда надо. Там случайные люди редко бывают. Спрашивается, откуда у него эти знания? Он москвич, кружки по рукопашному бою не посещал, в качинке такому не учат, Онищенко не знает, после училища он месяц провел в Сочи, а потом в часть. Всё.
– И что ты хочешь сказать?
– Странно это. Неизвестно откуда у парня знания, о которых он не должен иметь никакого представления. Резкое восстановление после травмы и вот еще, сегодня позвонил Циммерман, он сказал, что подписал парню разрешение к полетам. Опёнкин полностью восстановился после травмы и стал легче, чем раньше переносить перегрузки. По мнению профессора это за рамками его понимания неврологии.
– Твое мнение?
– Исходя из всех данных, могу предположить, что во время комы он видимо был в другом, неизвестном нам мире или это переселение души. У меня есть даже предположение, какой души.
Я удивленно посмотрел Коськину в глаза. Они тут, у него в отделе все с приветом, но такой явной придури я еще не слышал. Майор драматично держал паузу. Я ждал. Коськин не выдержал и минуты.
– Не долго мучаясь, я показал эту запись и еще несколько подобных всем инструкторам школы спецназа, как действующим, так и пенсионерам. Именно Онищенко признал в нем одного из своих курсантов – Максима Холода, у того была пара неверных движений, которые инструктор так и не смог исправить. Он тогда готовил срочников для борьбы с чеченскими боевикам. Это не было принципиальным в то время.