– Что, нравится, когда пляшут под твою дудку, а, Сорокина? – произнес он неожиданно тихим голосом, словно шарик сдулся, и сил на бурную реакцию не осталось. – Мечтаешь управлять людьми? Полагаешь, что можешь безнаказанно манипулировать обстоятельствами, и тебе за это ничего не будет?
– Но вам же ничего не было за оскорбление моей чести, – также тихо возразила я. Ну не справедливо он меня обвиняет! Никогда и никому я ничего не навязывала. Тихо делала свою работу и ждала в ответ элементарного уважения и признательности в размере оклада с плавающей премией. Никогда я не претендовала на какое-то особое отношение, думая о себе вполне скромно, а он такое выдал.
– А нечего было крутить хвостом, – а, это он так попытается перевести стрелки и выставить именно меня домогательницей? Ну нет, вам эфира не давали, верните микрофон на место!
– Лучше присмотритесь к Ладогину, – перебила я его резко. – Может, он хороший зам и вполне квалифицированный работник, но мразь отменная. Лично я плевать хотела на то, какой он козел, но, думаю, не все девушки в вашей организации поступят так же, если он продолжит давать волю своим ручонкам. Как бы ему их не обломали, и как бы он вас за ваше попустительство под монастырь не подвел, если кто-то пожалуется на него в отдел нравов за сексуальное домогательство.
Шеф выпучил глаза, делая вид, что впервые слышит об этом. Что ж, пусть тогда скажет спасибо, что я вовремя просигнализировала. А то плавает в своей злобе, как шкварка в жире, и не видит, что творится у него под носом.
– Ладно, с этим я без тебя как-нибудь разберусь, – буркнул Михаил Юрьевич, – ты лучше скажи, что означает твоя бумажка у меня на столе. Я, кажется, тебя не увольнял, что это за самодеятельность?
Ах, какой ласковый и заботливый, прямо мать родная. Спасибо, конечно, но запоздало, ага.
– Вы может, и не увольняли меня, – говорю, – но ясно дали понять, что собираетесь обокрасть, и я отчетливо помню, как вы пригрозили мне ложным позором и унизительной статьей в трудовой книжке, если я только сунусь куда-нибудь в попытке защитить свои попранные права.
Шеф дернулся, словно новый порыв вакуума на мгновение закупорил у него все поры. Ладно, подергайся немного и попучеглазься, милый. Разве я не заслужила такого зрелища?!
– Сорокина, ты что-то путаешь, – сдавленным голосом произнес шеф.
– Правда? Тогда, полагаю, вы готовы расплатиться со мной прямо сейчас? Как и уговаривались?
– Ты много на себя берешь, – рявкнул вдруг он. – Лично я с тобой ни о чем не договаривался. Ты нагло вломилась в мой офис, навела там шороху. Я вообще могу заявить, что у меня пропали важные документы и банковская печать, и Иосиф Виссарионыч подтвердит, что ты была последней, кто находился в офисе на момент кражи.
Я дрогнула, но не собиралась сдавать своих позиций.
– Последний, кто был в офисе, это сам любезный Иосиф Виссарионыч, – промурлыкала я, глядя, как округлились от изумления глаза моего бывшего шефа. – Когда я покидала территорию фирмы, он закрывал двери. А уж закрыл он их, или вновь открыл, я этого не знаю, потому как ушла, – с достоинством и апломбом заявила я.
Конечно, все это была фигня, мое слово против слова шефа и кладовщика, но я знала, что меня просто тупо берут на понт, разводят и запугивают. Да пожалуйста! Только мои деньги отдайте, и развлекайтесь, пожалуйста, а я вам согласна даже подыграть.
– Итак, – думаю, не стоит больше терять время даром, – документы, которые я бесплатно собирала для вас последние два месяца – у меня, – я выдержала мхатовскую паузу, и поскольку, человек напротив меня копил силы для ответного удара, продолжила. – У меня ваша папка, у вас мои деньги. Совершим обмен, или будем искать справедливости у Стражей?
Пусть подумает о том, что мне тоже есть что сказать блюстителям закона, пока он будет лгать им в глаза и заниматься клеветничеством.
– А ты не думаешь, что в офисе полно копий, сканов и дубликатов? – попробовал рыпнуться Михаил Юрьевич, и я заподозрила, что дело тут не только в жадности, и даже не в ней вообще, а в принципе. Уступить мне он не мог ну никак. Нда…
И кстати, об этом я не подумала. Уничтожив все, что указывало лично на меня, я совершенно не подумала о том, что собранные мною документы, мною же старательно отсканированные, хранятся в моем компе! И трудов будет только: распечатать сотни этих листов и по новой заверить у нотариуса.
Но терять мне было нечего, кроме моей зарплаты, и, напустив на себя загадочный вид, со всей возможной иронией, я произнесла нараспев:
– Бедный Михаил Юрьевич, какой же вы наивный… Неужели вы полагаете, что я так плохо подготовилась к нашей встрече? Что, по-вашему, я делала вчера в офисе? Правильно, чистила компьютер, – ага, имею право врать: я обиженная сторона.
Судя по вытянувшемуся лицу, шеф об этом не подумал, и в мой компьютер точно не заглядывал. А если бы и заглянул, то не сразу нашел бы искомые документы, ох не сразу. В моих папках только я ориентировалась безошибочно, но их количество и градация сбили бы с толку любого непосвященного человека.
– Пятьдесят тысяч? – проговорил шеф с каким-то непередаваемым выражением ненависти на гладко выбритом лице.
– Я пошутила, – не моргнув глазом, ответила я. – Я вас прощаю, и жду только свою честно заработанную зарплату за вычетом аванса. Одиннадцать тысяч.
– Ох, Сорокина… – мужчина глядел вдаль поверх моей головы, словно читал мое будущее в дымке над горизонтом, и увиденное его удручало.
– Итак? – поторопила я его.
Шеф громко вздохнул и мрачно посмотрел на меня.
– Допрыгаешься ты, Сорокина, – проговорил он тоном первоклассного мага-предсказателя, учителя самого Глобы, – отольются тебе мои слезы.
И это говорит мне извращенец, третировавший меня на протяжении года лишь за желание сохранить свое достоинство и честь?!
Я молча ждала. Ждала, когда же он, наконец, поступит благородно и справедливо, пусть и под нажимом, не без моего старания. Все в этой жизни приходится делать самой, и даже таким вот не совсем честным способом выцарапывать свою заработную плату.
– Я отдам вам папку, в целости и сохранности, – проговорила я, вдохновляя его на благородный поступок и, практически, соблазняя поступить именно так. – И вы сэкономите пятьдесят тысяч, пользуясь моей наивностью, – я же не серьезно про этот гонорар, а он что, повелся?
Какое-то время мы стояли друг напротив друга и молчали, и вот, наконец, я увидела, как дрогнула его рука, потянулась к нагрудному карману стильного пиджака, как показались на свет божий две красненькие пятитысячные купюры.
Он демонстративно повертел их в руках, словно дразня меня. И если он ожидал, что я буду жадно цепляться за них взглядом, облизывая пересохшие губы, как страждущий в пустыне, то он немного промахнулся.
– Не хватает одной тысячи, – равнодушно заметила я. Так ему, деньги счет любят. А он пусть не прикидывается двоечником, считать прекрасно умеет, а тратить – еще лучше. Уж мне ли не знать, его личному секретарю, страстно им ненавидимому и отчаянно гнобимому.
– Галя, – надо же, мое имя вспомнил! Может, еще блеснет и знанием моего отчества? Ну-ка, посмотрим! – Галя, мы могли бы решить все по-другому.
– По-другому – это как? Вышвырнуть меня на улицу, не заплатив и с волчьим билетом? – я не злопамятная, но его вчерашние угрозы могли оказаться не пустыми словами, и я не собиралась рисковать и испытывать степень их правдивости.
– Михаил Юрьевич, – я сделала шаг к нему, – за что вы меня ненавидите?
Он совсем не удивился такому вопросу. Только сделался мрачным и в глазах снова зажегся холодный огонь.
– Не надо было делать из меня дурака, не стоило унижать меня и полагать, что мне понравится такое обращение, – вот это да! Это я-то из него дурака делала? – Думаешь, твоя гордыня и спесь прибавят тебе очков? Да ты просто дура, и никто добровольно к тебе под каблук не полезет, поняла?
Вообще-то, я не поняла ничего, но продолжать эту тему не хотела. Я надеялась, что он хотя бы извинится напоследок, а он, похоже, собрался устроить разборки. Мне это совершенно ни к чему, все уже закончилось.
Шеф между тем достал еще тысячу и поднял деньги над головой.
– Папку! – потребовал он властно, протянув ко мне свободную руку.
Я улыбнулась. За дурочку меня держит?
– А все-таки вы у меня под каблуком, Михаил Юрьевич, – проговорила я с улыбкой и увидела, как шеф покраснел. Этот оттенок был мне знаком: шеф в тихой ярости.
Хотя, для разъяренного быка он сейчас на удивление тих. Обычно, когда он бывает в таком состоянии, не важно кем доведенный, заказчиками ли, сокращающими срок договора, или подрядчиками, потерявшими материал на крупную сумму, в выражениях он не стесняется, используя не только могучий и великий, но и поминая богов скандинавского эпоса и древней Греции. Телефонная трубка в его руках раскаляется до красна, и в воздухе летают пух и перья. А мои бедные ушки привычно сворачиваются в трубочку.
Сейчас же он молчал, и только вид у него был такой – ща ударит! Этого мне только не хватало! Надо выправлять ситуацию.
– Михаил Юрьевич. Неужели вы думаете, что я такой наивный ребенок, что позволю вам вырвать у меня из рук папку и убежать с ней, не заплатив?
– Что? – взревел мой бывший шеф. – Сорокина, ссс… да ты ж… да я тебя… да что… – он старался, я видела, он сдерживался изо всех сил, чтобы не сказать мне, что он на самом деле обо мне думает и какой меня видит в ультрафиолетовых лучах.
– Вы отдадите мне мои деньги, – я упорно делала акцент на слове «мои», – а когда я сяду в троллейбус, узнаете, где ваша папка.
– Сорокина! – ему становилось плохо прямо на глазах. Я читала на его лице диагноз моей мозговой деятельности, но мне было все равно, мне нужны были гарантии. И я продолжала гнуть свою линию. – Так что отдайте, пожалуйста, мою зарплату, и разойдемся. И не бойтесь, я вас не обману. Никогда этого не делала. Я вообще служила вам верой и правдой, даже терпя от вас унижения и оскорбления, и никогда не сделала ничего такого, за что мне было бы перед вами стыдно.
– Ну да! Ну конечно! И вчерашнее проникновение в опечатанный офис тому подтверждение! – возмущенно вскричал шеф.
– Вчерашнее проникновение – вынужденная мера, ответное действие на ваше заявление. У меня просто не было выбора, вы мне его не оставили, – произнесла я тихо.
Ему не понравилось, что во всем я умело обвинила его, свою вину он признавать не собирался, а мне, если честно, сейчас уже было по барабану. И я также демонстративно протянула руку ладонью вверх, чтобы ему удобней было положить на нее яблоко нашего раздора.
Человек, пребывающий на грани нервного срыва, но упорно пытающийся держать себя в руках в людном месте, скомкал вдруг деньги и швырнул их мне под ноги.
По силе действия это оказалось сравнимо с пощечиной. Из моих глаз мгновенно брызнули слезы. Он оскорбил меня. Я попросила только свое и ни копейки сверху, а он ждет, что я буду ползать по земле и униженно собирать готовые разлететься смятые бумажки?
Через мгновение, взяв себя в руки, я развернулась, и медленно направилась в сторону троллейбусной остановки.
– Ты куда? – окликнул меня мужчина.
Я не ответила, и он последовал за мной.
– Сорокина, постой, вернись, – требовал он, а я даже не посмотрела, собрал ли он деньги, или они так и остались в пыли.
Что ж, как-нибудь, проживу и без них. Фил, конечно, не позовет меня к себе – у него и нет своего постоянного угла, а если и есть, он держит это в секрете, предпочитая отдыхать на моей территории. Деньгами он меня не забрасывает, золотом не одаривает, полагая, что его собственной персоны для меня достаточно, и это уже само по себе хороший подарок для меня, так что ничего не остается, как вернуться домой.
Дом… А был ли у меня когда-нибудь дом? Был, конечно, когда-то очень давно. Но однажды, пятилетней девчонкой под руку со своим дядей и с маленьким чемоданом в ручонке, я перешагнула порог его жилища, и это слово потеряло для меня свой истинный смысл, и я так до сих пор его и не нашла…
Так, главное – не жалеть себя. А то превращусь в тряпку, раскисну как бездорожье, и самой будет противно на себя смотреть. Лучше схожу куда-нибудь… блин! Даже не на что посидеть! Даже чашку кофе теперь лишнюю не купишь.
Что же, пока еще квартира, в которой я обитаю, числится за мной, вернусь туда и займусь поисками новой работы.
В этот момент я даже забыла о существовании такого человека как мой шеф, когда он напомнил о себе, дернув меня за плечо.
– Какого… – я резко обернулась, готовая дать отпор, когда увидела растерянность в его глазах. Мимолетным облачком она мелькнула в зрачках и растаяла на теплом ветерке.
– Вот твои деньги, давай, говори, где папка, – произнес он устало, давая понять, что весь этот балаган его страшно утомил, а сам попутно засовывал мне в карман разглаженные купюры.
– Езжайте на речной вокзал, – произнесла я и снова отвернулась, намереваясь продолжить свой путь.
– Сорокина! – взревел шеф. – Это ты меня так витиевато послала, да?
– Нет, там ваша папка, – не оборачиваясь, буркнула я, стараясь сдержать улыбку.
– Бить тебя некому, – последнее, что я услышала от своего бывшего работодателя. – Жду звонка, – и он зашагал в противоположную сторону, к своей тачке.
Решив, что на сегодня с меня достаточно его голоса и негативной энергии, я послала ему шифр смс-кой, как только уселась на свободное место, прижавшись виском к дребезжащему стеклу.
Что же, вот и пришло время перевернуть очередную страницу своей жизни, чтобы начать новую. Эх, знать бы, что ожидает меня в будущем… Ничего, прорвемся! Я оптимист, и этой здорово.
ГЛАВА 8. Леди или цветочница?
На своей остановке я решила заскочить в магазин и купить маленький тортик: начну прямо сейчас отмечать свою нелегкую победу (все-таки, практически, пули свистели над моей бедовой головой, пока я добывала свои документы и рычаг давления на нечистоплотного работодателя. И в ночи кралась, и в закрытое здание проникала, и попалась, если честно, но ловко выпуталась и добилась-таки своего!), а вечером позову к себе Пчелку. Она любит сладости и обожает вечеринки. Есть друзья, которые вместе пуд соли съели, ну а наша с Пчелкой дружба измеряется килограммами пирожных и других кондитерских изделий.
Ни одни наши посиделки со времен учебы в универе не обходились без сладостей, и любая попытка поделиться новостями всегда служила поводом отведать что-нибудь сладенькое. Будь то фееричное знакомство с «необыкновенным парнем» или расставание с «этим козлом» – не важно! Повод для нас никогда не имел значения, пока на свете существовали штрудели с яблочной начинкой, или эклеры с заварным кремом, или… да чего только не было, мы все, буквально все стремились попробовать, и делали это с удовольствием!
Только Пчелке пришлось заплатить за это великую цену – ее вес с годами стал расти, но пополневшая грудь примирила ее и с раздувшимися объемами ниже. А на мне будто воду по ночам возили, как говорила Пчелка – не в коня, видно был корм, и я как была худышкой, так благополучно ею и оставалась.
И тут, вместо того, чтобы войти в двери супермаркета, приветливо раскрывшиеся передо мной, я остановилась в замешательстве. Черт, это что же получается, чтобы покутить со своей древней подружкой, мне теперь нужно спросить разрешения у Фила? Не будет ли он так любезен милостиво разрешить мне пригласить подругу к себе в гости, в дом, за который плачу я, из своего, заметьте, кармана, в свою очередь также любезно разрешаю в нем ночевать своему суровому на ласку любовнику? Вот же ж!
Или это не тот случай, когда мне нужно отпрашиваться? Может, это пустяки, по которым Фила как раз беспокоить и не стоит? Блин, наверное, ему стоит предоставить мне список тем и мероприятий, требующих его царского разрешения!
От невеселых размышлений меня отвлек какой-то… Засранец! Я, конечно, не выкрикнула это вслух, но от ощутимого щипка за мягкое место подскочила от неожиданности.
– Стоять прямо на пороге – намеренно дразнить прохожих, – прошептал он мне весело.
В отражении давно закрывшихся перед моим носом стеклянных дверей я увидела мужчину, наклонившегося со спины к моему уху.
Я медленно повернула голову и смерила его недовольным взглядом, добавив в него как можно больше презрительности. Мужчина выглядел на удивление приличным, гладко выбритый и благоухающий каким-то одеколоном с ярко выраженными цитрусовыми нотами, но вел себя как… как тот самый засранец.
Я решила ничего не говорить, чтобы погасить, так сказать, в зародыше свой гнев и не раздувать скандал, потому что этот зас… мужчина вызывал подозрение готовностью к еще одной провокации. По крайней мере, его глаза смеялись, и ситуация его забавляла.
Расправив плечи и подняв голову, я гордо прошествовала в торговый зал, больше не удостоив наглеца взглядом, а спиной чувствовала, как мужчина старательно прожигает во мне дыру. Ну каков наглец!
Где был кондитерский отдел, я знала без подсказок, и сразу направилась туда. Вид открывшихся красот заворожил меня, и я ходила мимо прилавков и полок открытых холодильников, любуясь красотой и изяществом представленной продукции, когда опять столкнулась с тем самым провокатором, любителем женских попок. Он молча стоял у меня на пути и улыбался, ожидая, когда я с ним поравняюсь.
– Мужчина, не доводите до греха, – прошипела я, не собираясь останавливаться, и с деланным интересом принялась изучать ценники на тортах.
– Такая женщина стоит того, чтобы потерять право на место в раю, – произнес он вдруг удивительно мелодичным голосом и посмотрел на меня так… что жаркая волна окатила меня с ног до головы, заставив покачнуться. Вот же ж…
Все в нем было таким противоречивым, и его внешний вид и голос никак не вязались с тем, что он творил, а речь была поставленной и вполне себе приятной. Что за фигня! Что ему надо? Ведь не снять же «девочку» в гастрономическом магазине он решил, а?
– Я не такая! За кого вы меня принимаете, что вы себе позволяете, – между тем неожиданно для себя подыграла я ему. Зачем я это делаю? Почему вступаю с ним в полемику?
Может, это что-то во мне назло Филу желает быть свободным и неподвластным контролю? Но не разнузданность же это, а? Или Фил был прав, и я порчу его репутацию?
Я не нимфоманка, и не позволяю себе ничего лишнего. Я вполне преданная своему мужчине женщина, но, видимо, кокетство у меня в крови, впрочем, как и у любой другой девушки. В этом нет ничего плохого: услышать комплимент и расцвести, расправить плечи и сказать что-то этакое, тряхнув головой и стрельнув глазками. Надо видеть Пчелку, когда на горизонте появляется двуногий гомо сапиенс мужеского пола!
От комплиментов мы расцветаем. Они нужны нам, как кошке ласка, без которой высыхает ее позвоночник. Вот и мы высыхаем без внимания. Если Фил и дальше будет вести себя так, как вчера, я вообще завяну и… Может, сейчас я неосознанно, не давая себе в том отчета, пыталась подпитаться, так как вчера жизненная сила вытекла из меня через образовавшуюся трещину в энергетическом сосуде?
– Вы позволите мне угостить вас? – мужчина красноречиво обвел смеющимся взглядом все эти полки, рядом с которыми я умирала от дилеммы, на что потратить деньги. Кажется, он меня уже просчитал.
Но я не могу… ведь тогда по негласному жизненному закону мне придется «угостить» его. Я за сладкое не продаюсь, и вообще, это уже перестает развлекать меня. Одно дело ни к чему не обязывающие слова, и другое – переход к действиям, которые потянут за собой возможные последствия.
Я не ханжа и не циник, но мужчина, желающий купить торт незнакомой девушке, не искренен! Руку готова дать на отсечение, но, только левую. Так, на всякий случай.
– Благодарю, но вообще-то я льщу себя надеждой, что выгляжу вполне так респектабельно, – процедила я, вмиг посерьезнев. – По крайней мере, платежеспособной.
Наглец лишь весело и громко рассмеялся. Видно, он привык уламывать женщин, и любит это дело, даже, возможно, именно сам процесс, больше, чем его конечный результат. Хотя, кто его знает, чужой мужик – потемки.
– И все же, позвольте мне угадать, что сможет вызвать блаженную улыбку на вашем лице, – проговорил он, уверенно направляясь ко мне, чтобы заняться осмотром представленных тортов.
– Хорошо, – ожила я, – тогда вы пока подбирайте торт, а я тут, рядом, по соседству, – и показала рукой на вывеску под потолком, указывающую направление в винно-водочный отдел, намекая тем самым, что не прочь купить нам чего-нибудь сухого или полусладкого.
Мужчина неожиданно пристально и серьезно посмотрел мне в глаза, но меня прочесть не так-то просто, когда я этого не хочу, и кивнув, обернулся к тортам, я же потопала по указанному направлению, пробежала мимо бесконечных рядов бутылок, бутылочек и прямо-таки произведений искусства, и прямиком устремилась к выходу из магазина.
Ну, нафиг, мне еще только этого павлина не хватало на мою несчастную голову. Надо же, средь бела дня… решил мне торт подарить. Каков наглец, а!
Я энергично шагала в сторону дома, представляя себе физиономию незадачливого Дон Жуана, когда выяснится, что мой след в магазине давно простыл, когда неожиданно громкий автомобильный гудок, раздавшийся прямо у меня за спиной, снова заставил меня вздрогнуть и подпрыгнуть. Это моя особенность: слишком бурно реагирую на громкие звуки вопреки своим желаниям и против воли.
Оказалось, от этого зас… интересного мужчины не так-то просто отделаться. Это оказался именно он! Догнав меня на заморской тачке, он сбросил скорость и поехал вровень со мной. Я шагала по тротуару, а он ехал у самой его кромки.
Опустив окно со стороны пассажира, он призывно свистнул.
– Куда же вы убежали, милая девушка, – с веселым упреком пропел он.
Нет, я ни на секунду не поверила в свою сказочную неотразимость, на этот счет я рассуждаю вполне здраво!
Я, конечно, не урод, и вполне своей внешностью довольна, лично мне все нравится, но это не значит, что и другим тоже! Нет, можно, конечно, носик бы подправить, чуть загнуть кверху (курносые носы – моя слабость), подбородок сделать поострее, ага, скулы бы я приподняла немного, и разрез глаз чуть-чуть бы изменила, сделала бы их не такими круглыми. В общем, все как у всех. С косметикой – краса неземная, без – обычный человек.
Да и одета я сегодня не по офисному: узкие серые джинсы, толстовка с капюшоном, высокие ботинки и рюкзак – какая- уж тут «леди для съема». Что ему нужно от меня?
– Вообще-то, мой парень – боксер, – сказала так просто, не для того, чтобы попугать его. Чисто для справки, чтобы потом не обвинял меня в укрывательстве жизненно важных сведений.
– А я – тренер по боксу, – не моргнув глазом, выпалил этот самодовольный «прилипала».
Ню-ню, посмотрим, какой ты тренер, когда моего Фила увидишь. И тут я похолодела. Ой, а если Фил опять разбираться не станет, и меня под одну гребенку с этим… тренером, блин?
– Послушайте, – я остановилась и дождалась, когда мужчина затормозит и чуть сдаст назад, чтобы быть со мной на одном уровне. – Послушайте, многоуважаемый тренер по боксу, – вежливо произнесла я, сохраняя терпение.
Вместо того, чтобы помочь мне его сохранить, мужчина вдруг наклонился куда-то, и быстро поднял в окно торт, чтобы я его увидела. Самый красивый и дорогой, какой только был в том магазине. Ну а как же: для таких размер всегда имеет значение. А правильно, чего заморачиваться-то, все они считают, что чем больше и вычурнее, тем круче, ага. Только вот я не люблю безе и орехи. Они застревают в зубах, и потом больно жевать, пока не выковыряешь, а это создает дискомфорт и портит впечатление от процесса поглощения сладостей.
– Как вам угощение? – перебил меня «тренер».
И ведь не догадывается, что ему придется съесть это в одну харьку. Ничего у него не слипнется?
– Не в моем вкусе, – бросила я сухо и снова зашагала вперед, мрачно думая о том, что по закону всемирной подлости в мире, ополчившемся против Галки Сорокиной, Фил может появиться здесь ну в любую минуту!
– Можно купить другой, – мужчина легко нагнал меня и снова поехал рядом.
– Вы не в моем вкусе, – бесцветно пояснила я.
– Ну, это исправить еще легче, – улыбнулся мужчина, ничуть не обидевшись. – Стоит мне вам что-нибудь спеть, или прошептать на ушко, и вы сразу поменяете свое мнение, – пообещал он. – Ведь не во внешности же дело, – добавил загадочно.
– А в чем? – я не удержалась, и с интересом обернулась в его сторону. Лицо как раз вполне приятное, с правильными чертами, на вид лет сорок, карие глаза, черные волосы, аккуратная прическа. Этакий «белый воротничок». Хотя, ничего особенного и запоминающегося.
– В отношении к женщине, – проговорил он, гипнотизируя меня ставшими в миг темными глазами, да так удачно, что у меня мурашки по всему телу побежали.
Вот ведь какой… загадочный тренер. И ведь все правильно говорит. Я же только несколько минут тому назад размышляла о комплиментах, необходимых мне как воздух, нежных словах и отношении, которое дает уверенность и вдохновляет на что-то, да на все, на все вдохновляет.