И он ловко полез на лодью, передав, правда, сначала лопату и топор там кому-то. Барка была притянута с речной стороны, поэтому что там, на лодье, происходило, и как они высаживались не берег – видно не было, мешал высокий борт лодьи. Бояре, постояв с пять минут на свежем воздухе, залезли обратно в машину. Больше получаса, но меньше часа ожидания опять прошло в дремоте, вот только Седов уже не спал. Прямо сейчас, где-то совсем рядом, лишают жизни человека, который хотел вчера убить его, Седова. Это было непривычно, как-то мутно было на душе, но… к этому следовало привыкать. 16 век, да. Николай Федорович так и этак прокручивал эти мысли, когда на лодье раздались голоса. Они с князем снова вылезли из машины (Ефим с Федором остались), и опять спустившийся на барку Гридя вернул инструменты.
–Я протер там лопатку, старче. А мыть ее вообще можно? – спросил он.
–Можно – ответил Седов, возвращая их в багажник – обычная сталь. Протереть потом только, чтоб не ржавела.
–Сталь даже?… То-то я и смотрю, землю режет легко. Да и земля-то тут один песок, правда.
–А топор-то ты зачем брал? – буднично спросил князь.
–Крест срубили – ответил Гридя – тать, конечно, но христианская душа все же. Я ему и молитву дал прочитать.
Князь только кивнул, а Николай Федорович, находящийся с утра не в своей тарелке, все-таки задал вопрос, вертевшийся у него на языке:
–А чем ты его… ну… того? Я думал, топор…
Гридя весело хмыкнул, но, вглядевшись снова в лицо Седова, ответил серьезно:
–А кончал я его, старче, его же ножом. Плохой нож, воровской, а вот убить им – очень легко. В сердце, как он тебя вчера хотел, раз, и все, и быстро, и не больно. С ним и нож его закопали.
Седова слегка замутило, и он, кивнув Гриде, мол, все понятно, остался на корме барки. Гридя полез на лодью, там зашевелились, отчаливая, князь, постояв рядом пару минут тоже, все-таки не стал ничего спрашивать и ушел в машину. Да и Николай Федорович минут за десять продышался на свежем ветерке, глядя на уже привычные унылые берега Мологи, в основном, заросшие кустами, хотя кое-где проглядывали белые песчаные пляжи. Где-то в таком же песке лежал Васька, неудачливый вор и убийца. Где-то в таких же кустах сидели два его более удачливых подельника. Лодья продвигалась вверх по течению с привычной скоростью, и он ушел в машину.
Надо сказать, что те самые подельники, два мужика из-под Ярославля, нанявшиеся по весне к местному купцу гребцами, но по причине пьянки выкинутые им на второй же стоянке на Волге, и подцепленные Васьком, который их сначала опохмелил, а потом наобещал золотые горы, в это время ругали того же Васька, по их общему (и в целом – реалистичному, но не в этот раз) мнению, подлеца, сорвавшего в одиночку большой куш и бросившего их. Прождав его оговоренный день (безрезультатно), прождав, для верности, второй (с тем же эффектом), они плюнули и решили валить домой. Попытались найти захоронку Васька (ну, вы поняли, да), но в итоге сели в свою лодочку и поплыли вниз по течению. Продукты у них были, даже медь кое-какая скопилась, но, хоть и беспечно прошло их первое разбойное лето – им как-то не понравилось, и они решили с этим делом завязать.
В машине, куда забрался Седов, было тихо. Сонное царство продолжалось, и он тоже задремал снова, пока через какое-то время Федор на стал храпеть уж очень сильно, отчего сначала разбудил всех, а потом и сам был разбужен ласковым тычком князя под ребра. Решили вылезти, умяться, размяться, и попить взвара. Ефим, который второе утро следил за припасами, и сегодня не забыл наполнить с утра тару и прихватить свежей выпечки. После умывания и перекуса все вроде окончательно проснулись и вернулись ко вчерашней теме.
Разговор пошел о налогах. Начали вяло, да и тема была скучноватая, однако постепенно, на фоне уточняющих вопросов Николая Федоровича, Федор, и сегодня бывший основным докладчиком, втянулся. Не отставали и князь с Ефимом, хотя Ефим мало интересовался налогами и сегодня в основном занимался своими записками.
Если пропустить лишние подробности, то выходило, что, с одной стороны, налоговая система в подчиненных Москве княжествах (считай, почти на всей Руси) уже была развита достаточно сильно, включая в себя и личные налоги, и имущественные, и специальные разовые сборы, и акцизы, и лицензии, и что-то типа пошлин. Но, с другой стороны, различия этой системы в разных княжествах, исторически сложившиеся, наложенные на упомянутые ранее различия по оценке и самого важного имущества – земли, и прочего, да еще помноженные на произвол чиновников, которые должны были рассчитывать, говоря современным языком, налогооблагаемую базу и вести расчет самих налогов, создавали такую неразбериху и простор для махинаций… Плюс к этому, практически постоянно ведущиеся войны, необходимость создания артиллерии и засечных черт на юге, привели к тому, что на эти цели собирались сначала разовые, а сейчас постоянные сборы, аналогичные налогам. Все это ложилось тяжелым бременем на всех, но в первую очередь, конечно, на крестьян, которые никак не могли повлиять на принятие решений и защититься от произвола чиновников, а, значит, должны были только работать, платить, ну, и каяться.
В самой Рязани система была немного проще, но Федор тоже не менее получаса рассказывал, как учитывались при налогообложении, например, отдельной боярской семьи, их прежние заслуги для княжества, установленные по княжескому слову льготы или, наоборот, увеличение налога за какую-то вину, всякие временные освобождения для погорельцев и переселенцев… Сложно, запутанно, непонятно для простого человека – такой вердикт для себя вывел Седов, выслушав длительный рассказ. Впрочем, он не стал это утаивать, а честно поделился своим выводом с князем и боярами, предложив все же, по возможности, использовать более простые системы. Например, как уже было вчера сказано, единый подоходный налог в виде подомового налогообложения. Тем более, что упростить уж совсем не получится, так как оставались еще всякие лицензионные виды деятельности, типа винокурения, мельниц, солеварен, кузниц и прочих промыслов, которые надо было обсчитывать отдельно. Оставались торговые лицензии и пошлины. Очень остро стоял вопрос о людях, которые будут работать в системе учета, так как, если в княжествах чиновничество работало давно, и система (пусть далеко не оптимальная) была отлажена, то на новом месте все придется выстраивать заново, с нуля, а где брать специально подготовленных людей?… Это все понимали, как понимали и то, что они сейчас, по сути, обсуждают и намечают только общие контуры систем управления, учета собственности и налогов будущего ордена. А вся конкретика будет решаться на месте. Война план покажет – как заявил в обсуждении Николай Федорович, вызвав очередные смешки бояр.
Под эти разговоры пришло время обеда, и, выбравшись наружу на свист с лодьи, они получили оттуда очередной мешок с продуктами. Попутно выяснилось, что, все-таки увлекшись обсуждением, они пропустили переход из Мологи в Чагодощу, которая была еще меньше той, хотя и тоже была достаточно полноводной рекой. И направление ее течения пока тоже было с северо-запада на юго-восток, а вот берега изменились, они стали более низкими, с протоками и большими участками болот. Даже сейчас, в стылом осеннем воздухе, чувствовался их запашок. Впрочем, он не особо мешал, и обедали они все равно на воздухе. Забравшись после еды в машину и попивая взвар, снова достали атлас, и Федор, который эти места знал лишь понаслышке, даже присвистнул, увидев, какую площадь на карте 21 века занимает в этих местах уже знакомая им сине-зеленая раскраска, обозначающая болота. А Седов его еще обрадовал, сказав, что все власти старались вести мелиорацию и как-то обустраивать земли, так что, если тут показаны почти сплошные болота через пятьсот лет, то сейчас они должны быть гораздо больше. Впрочем, в этом, как заметил князь, была и положительная сторона – с такой обводненностью и заболоченностью местности им не грозит застрять, да и волоки, скорее всего, будут в виде проток. Николай Федорович не стал уточнять, что имеется в виду, логично полагая, что он сам все увидит, когда придет время, и они продолжили разговоры о налогах. Выяснилось, что идеи и о переписи, и о создании чего-то типа налоговой декларации уже были в княжествах, но пока они особого развития не получили, хотя вроде бы в Москве пробовали перейти на некое посошное письмо, что-то типа описи имущества с полагающимися на нее налогами, но подробностей ни князь, ни Федор не знали. Таким образом, при первичной переписи, о которой упоминал Седов в своем коротком плане первоочередных дел на новых землях, надо было учитывать еще и необходимость расчета по ней в дальнейшем налогов.
Так они до конца дня и обсуждали эту тему, посвящая Николая Федоровича в некоторые тонкости современного учета и налогообложения, а также, по его просьбе, рассказывая о том, на какие уловки идут люди, чтобы меньше платить. Как он пояснил боярам, с одной стороны, желание людей уменьшить налоги и в 21 веке никуда не делось. С другой же стороны, правителю нужно было знать, какие именно налоги народ считает особо тяжелыми или несправедливыми, чтобы принимать правильные решения и вовремя корректировать налоговую политику. Если это позволяют делать обстоятельства, конечно. Логика намерений и логика обстоятельств, да…
Жизнь на Руси тем временем шла своим чередом, и низкая скорость коммуникаций, о которой мы уже говорили, была лишь задержкой для некоторых дел и мероприятий, но никак не причиной для отказа от них. В это самое время, когда на барке, плывущей по Чагодоще, обсуждались налоги, в одной из палат кремлевского дворцового комплекса сидели несколько бояр и чиновников Василия третьего, дожидаясь выхода того с молитвы. Был среди них и Иван Еропкин, уже известный нам.
Надо сказать, что современники Василия, оставившие нам память о князе, все отмечали его истовую набожность. Дело для того времени обычное, но (и на это обращают мало внимания) набожность эта была несколько особого свойства – князь Василий, конечно, соблюдал обряды, ходил на службы, делал церкви богатые дары, но… в принятии решений, по крайней мере, в той части, что он озвучивал своим подчиненным, себя он ставил примерно на один уровень с богом, ну, чуть ниже. Фразы типа «так решили бог и я» не были редкостью в его устах. Поэтому любопытно было бы узнать, в каких словах он обращался к богу, в каких выражениях. Что было в его (частых) молитвах. Ведь груз, взваленный им на себя, по укреплению Руси, приведению ее под единую (Москвы) руку, по защите от врагов (и захвату их земель) был огромен. Да, он шел по следам своего, пожалуй, тоже великого отца. Да, скорее всего, для него была проделана хорошая подготовительная работа и уже подобраны нужные кадры. Но много было у нас таких правителей, которые, имея это все, не только не добивались успехов, а терпели поражение за поражением или разваливали построенное до них.
И еще один любопытный момент. После его смерти до начала реального правления Ивана Грозного довольно большой срок Московское княжество управлялось боярами и чиновниками. И за это время, при всех их постоянных интригах, при совсем недавно окончательно покоренных княжествах, при кольце внешних врагов, государственная машина, построенная им, и сохранилась сама, и работала отлично, благодаря чему и смог Иван Грозный сделать то, что смог. А вот таких примеров, такой передачи власти в истории Руси в дальнейшем мы что-то не припомним. Так о чем же, и в каких выражениях говорил Василий третий с богом?… Мы не узнаем. А было бы любопытно, да.
В одной из своих молелен он сейчас и находился. Люди, ждавшие его, частично были, как сказали бы в 21 веке, дежурными чиновниками и порученцами, постоянно находившимися при нем, а частично прибыли с какими-то докладами. Были и у Еропкина новости из Рязани. Вроде, не особо важные и срочные, но доложить было надо. Государь, если давал поручения, об исполнении которых повелевал докладывать сразу же, за этим потом следил. Закончив молиться, Василий вышел к ожидающим его. Те встали, и князь в нескольких словах уточнил у вновь прибывших, по каким они делам. Услышав от постельничего короткое «Рязань», он вернулся в молельню, сделав Ивану знак следовать за ним, а остальным махнув рукой, мол, дожидайтесь. Молельня не блистала роскошью отделки, да и сам Василий был одет сегодня гораздо скромнее, почти по домашнему.
–Что там? – спросил он у Еропкина.
–Прибыли люди, которые осматривали место засады на князя Ивана, государь. И есть результаты по расспросу Тимохи, в той засаде уцелевшего.
–Ну?…
–Врал нам сей Тимоха, но в малом. Когда бежал, двоих коней свел он от места засады, и продал через сродственника своего, а деньги зарыл у себя в огороде. По сыску найдены деньги, и взят тот сродственник, тоже во всем сознался. В основном же и под пытками стоял на том, что подстрелил он князя, и все было, как рассказывает.
–Что же люди твои, что на месте том нашли?
–Трудно, государь, им было, столько времени прошло, да и погода… однако ж повезло в том, что из-за татар по дороге той, считай, и не ездил никто, да и морозцы сколько-то стояли. Достоверно говорят они о том, что схватка была так, как и описывает тот Тимоха – из засады, выбиты были кони, кровь да следы основной битвы на самой дороге, кости зверье порастащило, конечно, но следы остались. В кустах же большого боя не было, следы крови малые, что подтверждает, что бояре князя выбили стрелков засадных почти без сопротивления. Нашли и следы беглеца, действительно, одвуконь уходил. Нашли и стрелы, кровью попятнанные, нашли и часть поклажи, что зверье не растащило. Нашли и тела, и засадников, и воинов боярских. Часть опознали даже, по приметам. Все сходится, нету тел четверых бояр и князя.
–Ушел, значит… – Василий не был расстроен, скорее, он стал задумчив. Часть больших, важных планов следовало пересмотреть.
–Или унесли тело, государь.
–Да? – князь сегодня был немногословен.
–Тимоха и под пыткой говорил, что видел, как подстрелили двоих, князя и еще одного. Как прогнали татар, на два дня конного пути от города по деревням проехали разъезды, проверить, какие где потери, ну, и по боярам… Так вот, и на той дороге, и в других местах, нет следов бояр с князем. Не все еще вернулись из таких разъездов, но, если они были пешие (а по лошадям павшим так и выходит) да раненые – далеко уйти они просто не могли. И еще одно…
–Ну?
–Как и решено было, начали мы распускать слух, что князь Иван ушел к крымчакам. Однако в Рязани, как ты велел, тот слух пускать не стали пока что. Но доносят мои люди, что по всему городу сам собой расходится другой слух, что погиб князь в стычке с татарами. Откуда же идет сие, пока не доискались, ищут.
–Может, и так – сказал Василий, подумав минуту – но вы ищите, конечно. Тимоха?…
–Закончили мы с ним – отозвался Еропкин – да, и тела на дороге объявили погибшими в стычке с разъездом татарским. Похоронили останки, конечно.
Князь перекрестился и прошептал слова молитвы.
–Упокой, господи, души рабов твоих… Что с разъездами, что должен был послать ты по этому делу на Муромскую и Владимирскую дороги?
–Сразу же и послал. На Владимирской никого не замечали, государь, а с Муромской десяток еще не вернулся – они должны были там в каждую весь заехать, дня через три-четыре жду их. К тому же времени и с пределов княжества Рязанского соберем сведения.
–Что ж – после очередной (впрочем, недолгой) паузы сказал князь – докладывай сразу же, все верно. И найди, что за источник слухов в Рязани. Не сидят ли они под городом где, раз так… Все у тебя?
–Да, государь.
–Ну что ж, ступай. Да покличь там, кто еще до меня…
Еропкин ушел, не забыв передать очередь. Пронесло, не сказать, что государь был в плохом настроении, но… в общем, пронесло, не стал даже напоминать про ту неудачу засадников. Следовало дождаться последних разъездов. Схоронили, похоже, тело князя в лесу, бояре-то, а сами, действительно, кому-то в Рязани знать дали. Следопыты его не нашли следов их поблизости от места схватки, так две седмицы, считай, прошло, да и дожди были… Но… следовало это окончательно прояснить. Хоть и не смог бы уже ничем серьезно сейчас помешать им князь Иван, объявись где, но выяснить это было надо.
А князь Иван стоял сейчас на корме барки, выйдя размяться из машины, и с любопытством рассматривал берега. Если всю первую половину дня они так и плыли на северо-запад, то после обеда река сначала текла почти по линии север-юг, и они шли прямо на север, а потом стала плавно заворачивать, да так, что сейчас они плыли практически на юг. Изменился и характер русла, оно стало извилистым, с короткими плесами и кусками белого песка на поворотах. Никуда не делись и протоки с болотами окрест. Правда, течения почти совсем не было заметно, так что на скорости лодьи с баркой такие изменения вроде никак не сказались. Все это было видно и на карте старца, однако же князю, выросшему на Оке, где было гораздо больше открытых мест, пока еще было любопытно сравнивать карту из будущего и личные впечатления. Конечно, и под Рязанью были болота, да рядом с тем же Никодимычем, но по ним не плавали на реках. Да и вообще туда редко совались люди, кроме охотников, да сборщиков грибов и ягод. А тут люди селились на водном пути, это понятно, но с чего ж они живут?… Сажать хлеб в этих болотах было решительно невозможно. Решив при случае поинтересоваться у речников, князь вернулся в машину.
Там Ефим, пользуясь остатком светлого времени, все сидел над своими записями, а Седов с Федором, уйдя с темы налогов, обсуждали… валенки. Точнее, старче вспомнил про бесшумно проникшего к ним вора и его обувку, а также похожую мягкую обувь Матрены, и поинтересовался у Федора, насколько развиты у них шерстеваляльные, или как их правильно называть, промыслы. Оказалось, что промыслы называются шерстобитными, а такая обувь, да и вообще войлок, знакомы им давно, но по теперешним технологиям – выходит не так, чтобы сильно выгодно. Хотя делают, и найти везде можно, где овцы есть. Да и где нету – привозят, шерсть товар распространенный. Федор, в свою очередь, уточнил – зачем это Николаю Федоровичу, и что там у них с войлоком в будущем делают? На что получил ответ, что синтетика в последнее время, действительно, вопросы утеплителей взяла на себя, но валенки, немного другие, правда, до сих пор носят, а он так считает их для зимы – самой лучшей обувью. Если в них воевать, например. Греют даже мокрые, не натирают, с кожаной, хоть плохонькой, подошвой – можно ходить по любому снегу. Тут уж князь заинтересовался, включился в разговор. Обсудили с разных сторон, оказывается, хотя ватников и ватных штанов, конечно, еще не было, принцип набивки и простежки одежды был давно известен, и на нем даже делали относительно недорогой доспех – тегиляй. Он, будучи в то же время и теплой одеждой, лучше всего подходил для зимнего времени, а также использовался, как поддоспешник для более серьезной защиты. Ну, а с теплыми шапками и рукавицами никаких сложностей, конечно не было. Решили обязательно сообщить об этом Семену с Гридей, да на торгу в Новгороде посмотреть, что там с валяной обувью и стеганками.
Гридя же с Семеном, так и плывшие на лодье, в основном скучали, да обсуждали всякие мелочи. Смотреть было особо не на что, у Данилы с Пименом все было на мази, правда, как начались частые повороты русла, пошла серьезная работа и для кормщиков. Давать команды гребцам на разных бортах, задавать правильный темп, обходить мели… Если до этого кормщики были несколько расслаблены, то сейчас у них совершенно не было свободной минуты, разве что перед обедом, когда был длинный ровный участок реки, текущей прямо, с севера на юг. Так что они глазели по сторонам, изредка перекидываясь парой слов, правда, Семен был с утра задумчив и особенно молчалив, так что где-то после обеда Гридя все-таки спросил его, чем тот обеспокоен.
–Да, понимаешь, не идет у меня из головы вор этот… – задумчиво сказал тот.
–Думаешь, навел его кто? Да нет, пустое, я ж его спрашивал, да и не смог бы никто, про нас тут не знают.
–Не об том я… – Семен, прекрасно знавший, как Гридя «спрашивает», только поморщился, скорее, расстроившись на себя за неверно сформулированную мысль – не об воре даже, а как старче его успокоил.
–Ну?…
