Все с ним согласились, прикинув их место и необходимое расстояние. Впрочем, как сказал князь, пока Ефим уносил атлас в машину, путь по Мологе обустроен лишь чуть похуже, чем по Волге (та, все же, была главной водной артерией Руси в это время), и сложностей с ночевкой быть не должно. Данило (голос которого к тому времени поутих) знает, что делает, и беспокоиться об этом не стоит. Так что все просто сидели и смотрели на реку и гораздо более близкие теперь берега, а лодья с баркой продолжали движение. Просто так сидеть было холодновато, хотя одежда их, в общем, была по сезону, да только неподвижность, да и сырость от воды, делали свое дело. Так что народ периодически вставал и прохаживался вдоль бортов барки, с кормы до носа и обратно, мимо машины. «Если так дальше пойдет, надо будут прямо в машине и сидеть – подумал Седов – все теплее будет». А еще он обратил внимание, что, если по Волге они плыли примерно по середине реки (а поднимавшиеся вверх по течению суда в основном жались к берегам), то здесь, на Мологе, лодья (ну, и барка за ней, ясное дело) довольно часто перемещалась от берега к берегу, хотя ширина реки все еще была приличной, а поворотов было мало, в основном, направление русла реки сохранялось с северо-запада на юго-восток. Он не стал ломать голову и просто спросил об этом бояр, вернувшись в закуток на корму. Ему пояснили (чуть не наперебой), что на большинстве рек самое сильное течение на стремнине, а у берегов, наоборот – тихое. Потому плывущие вниз обычно стремнины и держатся, а поднимающиеся вверх – наоборот, идут ближе к берегам, где потише. При ветре, когда лодья идет под парусом, и извилистом русле реки, это осложняется еще и тем, что может прижать к берегу или вынести на стремнину, поэтому от искусства кормщика и слаженности команды зависело многое. А еще были мели, пороги, озера с протоками… Надо было учитывать уровень воды, очень сильно менявшийся от половодья до летнего обмеления. Так что ремесло кормщика было, пожалуй, одним из самых сложных на Руси в это время.
С такими вот разговорами они и плыли остаток времени до вечера, когда закрытое сплошной облачностью небо стало совсем темным. Однако света еще было достаточно, когда лодья стала причаливать к небольшой (ну, по сравнению со вчерашней) пристани у высокого берега, рядом с впадением в Мологу мелкой речушки, образовавшей, однако, приличный заливчик. Три-четыре такие же пристани они за последние пару часов видели, но там не было таких заливчиков, а судя по тому, что почти весь берег у этого залива был плотно застроен зданиями амбарно-складского типа – место здесь было удобное для торговцев.
Когда стало ясно, что здесь они будут вставать на ночевку, бояре заранее собрали вещи, которые нужны были с собой, так что уже минут через десять после того, как барку подтянули к лодье и закрепили канаты, все стояли на пристани. В этот раз Пимен остался с частью матросов что-то доделывать на лодье, а Данило сразу повел бояр наверх. Поднявшись по лестнице на берег, они увидели перед собой целое село приличных размеров, о чем, впрочем, можно было догадаться по количеству амбаров у залива. Данило провел их вдоль берега, по основной улице этого села где-то на сотни две метров, и остановился перед воротами одной из усадеб.
–Хозяйка! Принимай гостей! – выдал он своим хриплым боцманским голосом.
Местные собаки, которые и до того погавкивали по деревне то там, то тут, с такой подачи выдали реакцию погромче, и пару минут все стояли и слушали лай. Потом сбоку над забором высунулась бородатая голова, и ворота приоткрылись. Два крепких мужика, только мельком глянув на Данилу, стали открывать ворота совсем, и вся группа прошла на двор. Одному из мужиков Данило шепнул (получилось на пол двора), что еще подойдут люди с лодьи, на что тот только кивнул.
Седов, неспешно заходя во двор в числе последних, имел время оглядеться по сторонам. Вроде бы все здесь было, как у других, но нет, что-то цепляло глаз. Первым делом он обратил внимание на двор. Его середина, а точнее, пространство от ворот до крыльца основного дома было выложено таким… толстым деревом (плахи – всплыло из памяти). Широкие, как бы не по полметра, плахи устилали проход метра на полтора (ну да, три штуки в ряд) ширины до самого крыльца, от них к боковым строениям и по двору вели выложенные из такого же дерева дорожки поуже. Пространство между ними было засыпано речным песком, светлым, и от этого двор казался каким-то нарядным. А еще тут была резьба – вот оно, то, за что зацепился глаз, прямо на воротных столбах! Простые, округлые вырезы на столбах (мужики закрывали ворота), резьба посложнее на столбиках, поддерживающих навес над крыльцом, и совсем искусная – на ставнях окон. Вообще, двор то ли казался, то ли был как-то почище и посветлее, но от рассматривания Николая Федоровича отвлекли новые люди. На крыльцо вышло несколько человек, впереди которых и была та, кого Данило выкрикивал, как хозяйку.
–Поздорову будь, Данило-кормщик – звонким, молодым голосом приветствовала она его – и вы, гости дорогие, проходите. Уж не ждали мы никого на реке, да прибежали мальчишки, что идешь ты с грузом.
–Домой иду, Матрена Макаровна – поклонившись чуть не в пояс, отвечал ей Данило – да вот, бояре со мной плывут, по своим делам. Думаем успеть до ледостава.
–Успеете – отвечала хозяйка – по всем приметам, две седмицы еще не будет больших морозов. Да проходите в дом, чего стоять. Вы все здесь, или еще гостей ждать?
–Мои только с лодьи подойдут, а так все.
Народ, степенно раскланиваясь, постепенно поднимался на крыльцо, и Седов смог рассмотреть хозяйку постоялого двора вблизи. Высокая для этого времени, примерно метр шестьдесят пять, статная женщина была немолода – сетка морщин по всему лицу, скорее округлому, чем правильной овальной формы, и кусочек седины из-под платка говорили об этом. Но осанка, голос, а еще – ясные синие глаза, совершенно не выцветшие, как это бывает с возрастом, и выражение этих глаз прямо-таки кричали, что женщина это не рядовая. «Могут, значит, и женщины постоялые дворы держать – подумал Николай Федорович – надо будет потом спросить у бояр, насколько это часто и какие вообще права у женщин». Вообще она вызывала странное ощущение, как строгая учительница и добрая бабушка одновременно. По крайней мере, все люди на подворье по одному ее слову летали моментально, да и у гостей возникало стойкое желание быстро все сделать, как им говорят. Так что уже минут через пятнадцать бояре без вещей сидели в мыльне, в которой горячая вода и все остальное было наготове. Конечно, пока споласкивались, да вытирались, разговоров никаких не вели, а вернулись уже к почти накрытому столу. Пока рассаживались, подошли и Данило с Пименом. Надо сказать, что этот двор имел несколько другую планировку – отдельные клети не пристраивались к основному зданию, как на предыдущей стоянке, а стояли одним строением, по принципу большого пятистенка. Так что комната для спанья у них нынче была одна, но большая, рядом с ней была столовая, поменьше, а уже из нее были выходы в поварню и в центральные сени. Так, по крайней мере, была устроена «чистая» часть, для бояр и иной важной публики. И во всех этих комнатах хозяйская рука была видна так же, как и на дворе. Большое количество половичков, каких-то вышивок, развешенных на стенах, резьба на окладах простеньких икон, в общем, все говорило о том, что в этом доме заправляет женщина. Как оказалось, и князя с боярами этот вопрос интересовал, так что, когда утолили первый голод (основными блюдами были сегодня отличная, наваристая уха и пироги), Данила негромко (ну, как ему казалось), оглядываясь на занавеску в поварню, рассказал:
–Был лет сорок тому в Серпухове такой купец Макар. Средней, говорят, руки, не из мелких, не из крупных, так. И была у него дочка, одна, а жена его родами ее и померла. И, говорят, так любил купец жену и дочку, что не стал жениться другой раз. А как дочь выросла, так и нарадоваться он на нее не мог – он-то, значит, ее баловал, а она в ответ росла красавицей, в мать-покойницу, да умницей. Шутейным делом обучилась чтению, письму да счету, да как-то так и стала отцу в деле его купеческом помогать. С временем вышла замуж за хорошего парня, Никифор его звали, рязанский вроде, из кормщиков, да вели они дела всей семьей.
Данило отвлекся на глоток браги, после чего продолжил уже другим тоном:
–Да только сгинул купец Макар вместе с лодьей своей при очередном набеге татарском на Оке. Вынесло на узком месте на них татар, те с луков всех выбили, да лодью, что к берегу прибило, и захватили. Нашлись тому видоки. Погоревала дочь с мужем, да надо стало дела разбирать. А как разобрали, не очень хороши они оказались, купец, как прочие, и под заказ деньги брал, и чужим товаром торговал, и записи об том были, а все и пропало, пришлось им рассчитываться, да в Серпухове, что там было в хозяйстве, продавать. А здесь, на Мологе, у них малое подворье да склад небольшой уже были, сюда они и переехали. Ну, сколько-то лет прошло, обжились, у них уж не то четверо, не то пятеро детишек было, подросли уже, да только ушел как-то Никифор с лодьей на Волгу, по весне, да и не вернулся. Прождала его Матрена год, другой, да только и вестей не нашла. То ли тоже татары, то ли лихие люди какие, а может, на реке что случилось – всякое бывает… Сватались к ней, после того, надо сказать, многие. Да только отказывала она всем – жду, говорит, своего Никифора. Торговлю, какую они вели, почитай, прикрыла, а вот постоялый двор открыла, да корабельщиков всегда привечает. Ну, и дети при ней, обженились все уже, да вы их видели. Сперва-то про своего мужа все выспрашивала, а со временем уж просто всех наших стала знать. Ну, и они ее, конечно. Так что теперь среди корабельщиков на Мологе и на средней Волге, да и в других местах, Матренин двор всем известен. Можно было и сегодня часок еще проплыть, да не могу я мимо сего места пройти, не встав хоть на ночевку тут – и Данило потянулся за чаркой снова.
Седов, слушавший такой простой, по местным меркам, рассказ почему-то с замиранием сердца, тронул сидящего рядом с ним Семена за рукав и шепнул тому «третий тост». Тот не сразу понял, но, поняв, кивнул и воздвигся над столом с чаркой, объявив:
–Предлагаю помянуть тех, кого уж нет с нами. Молча, не чокаясь.
Бояре подхватились сразу, Данило с Пименом спустя пару секунд, да замешкался Федор, вытиравший глаза. Выпили, помолчали, да стали рассаживаться обратно. Однако шум, проводимый ими при том, не помешал всем вздрогнуть, когда звонкий голос проник в каждый уголок (да и комната-то была небольшая):
–Благодарю, гости дорогие, что почитаете память ушедших. Верю, что пока мы их помним – они с нами.
Хозяйка, незаметно подошедшая, стояла в дверях от поварни. По ее знаку прислужники понесли взвар, да что там к нему полагается, а все гости смогли выдохнуть. Присев за стол, Матрена повела разговор вроде бы о простых вещах, то в стиле бабушки, то в стиле учительницы, но так, что Данило минут за десять, считай, выложил ей (в сжатом виде, конечно) все важные новости с реки, да выдал, говоря языком 21 века, краткий деловой и финансовый отчет о своей деятельности за навигационный сезон текущего года. Вплоть до прихворнувшего Пимена, который тут же был подобным образом расспрошен, и чуть не сдал бояр с Седовым, сказав, что лечение в Угличе мало помогло, да вот, на счастье, случились бояре со снадобьями иными, да подлечили.
«Если она сейчас так примется за нас – почему-то панически подумал Николай Федорович – то они ей все за пять минут выложат. Да и я тоже.».
Однако хозяйка не стала ни о чем расспрашивать рязанцев за столом, проявив некоторую деликатность, хотя и нашла время каждого очень внимательно рассмотреть. Застолье надолго не затянулось, Матрена вскоре ушла, да и поели уже, собственно. Так что молодежь прибрала со стола, а народ разошелся по своим комнатам, правда, Седов успел скормить Пимену остатки таблетки. Перенеся светильники и кувшин со взваром (на всякий случай) в комнату, где планировалось ночевать, они расселись по широким полатям, не застеленным пока. Да и рано было еще, хоть и стемнело, конечно.
–А что, бояре – спросил Николай Федорович – получается, можно у вас женщинам постоялые дворы держать? И иные ремесла, значит, тоже? И торговать, я так понял, из рассказа Данилы-то…
–Можно, отчего нет – ответил ему тот же звонкий голос от двери – коли женщина та к сословию принадлежит, которому то ремесло или иное дело дозволено, да подати все платит, так и пускай. Больше, правда, прядильни да швейни содержат, да вот постоялые дворы с корчемными домами еще.
Седов покрылся холодным потом. «Как она снова подошла неслышно? Это фиаско, братан» – почему-то всплыла в голове дурацкая присказка из короткого видео с упавшей в ручей собачкой, случайно уведенного в интернете. Князь с боярами, судя по их внешнему виду, тоже поняли, что судьба столкнула их с тем самым самородком, про которых старец рассказывал, что могут простыми словами обойтись с человеком покруче колдовства, поэтому молчали.
–Что ж, бояре, или как вас прикажете называть?… – Матрена сделала небольшую паузу, глядя то на Седова, то на князя – Пытать вас, откуда да по какому делу, я не буду, раз то ваша тайна. Вы мне только скажите, Рязань цела? Что там с татарами?
–Хлоп – это приложил себя ладонью по лицу Николай Федорович.
–…ять – очень прочувствованно и искренне, от всей души, сказал Гридя, и тоже хлопнул себя ладонями по коленкам.
Мозг Седова, как оказалось, давно работавший на полную мощность, внезапно помог хозяину, выдав примерно такую цепочку образов: бойкое место – информация от кормщиков – авторитет – возраст – отслеживание связей и основной информации по стране – аналитический ум плюс образование – кое-какие психологические навыки. Тем временем все бояре, уже не скрываясь, смотрели на князя, а тот, в свою очередь, медлил, глядя на Матрену и по своей привычке обдумывая все варианты. Но длилось это всего с полминуты, после чего князь перевел взгляд на Седова и кивнул. Надеясь, что понял этот кивок правильно, Николай Федорович встал, откашлялся и сказал, несколько понизив голос:
–Когда мы четыре дня тому назад уезжали из Рязанского княжества, последняя точная весть у нас была, что татары еще за два дня до того крепко разбиты новыми пушками под городом и бегут, а вдогонку им идут войска Московского князя, да рязанские силы. Но весть об том должна уже была достичь Москвы.
–Нет – пару секунд помедлив, таким же ясным голосом, правда, тоже чуть потише, сказала хозяйка – князь Московский мне о своих делах не доносит – и еще через пару секунд – и я ему тоже.
Седов выдохнул и опустился обратно на полати. Значит, это не точка спецслужб Москвы, и вязать их сейчас не будут. И не церковь, иначе была бы мать Матрена настоятельницей какого-нибудь женского монастыря, или типа того. А кто?… А разве не ясно? Если откинуть все невозможное… Как там говорил Данило – все кормщики сюда заезжают… А им это надо?… А куда деваться-то…
–Княже – сказал он – Матрена Макаровна давно догадалась, что ты с боярами – верхушка княжества Рязанского. Князь Иван – кивнул он, заново, как бы официально представляя князя хозяйке – и бояре его: Семен, Григорий, Федор, Ефим.
Бояре еще раз покивали, Матрена, переглянувшись с каждым, перевела взгляд на князя. Тот, заметно поежившись под ее взглядом, все же собрался с силами и сказал спокойным твердым голосом:
–Сопутствует нам Николай Федоров сын Седов. Человек, попавший к нам чудесным образом на пятьсот лет назад из будущего, из 2020 года от Рождества Христова. Он и рассказал нам многое о том будущем, и дальнем, и ближнем, отчего мы теперь… поспешаем, и на его повозке мы за два дня проехали триста верст с лишним, уходя из-под Рязани от погони князя Московского да от татар.
Синие глаза хозяйки распахнулись и, как показалось Седову, засветились каким-то просвечивающим все его существо светом, так сильно она вглядывалась в его лицо.
–Как… там? – совершенно глухо, куда только делся звонкий голос, спросила она – Все так же льется кровь и гибнут наши?…
–В ближайшее время – да. Потом… больше. Потом – еще больше – только и смог сказать Николай Федорович, разведя руками – Мы вот и хотим как-то… попытаться уменьшить.
Потух взгляд невозможных синих глаз, и на какое-то время по лицу стали видны все года Матрены, а было их много, и горькими они были…
–До дальнего будущего мне, старухе, дела уже нет – через минуту, немного прибедняясь, снова звонко сказала хозяйка – а вот про ближнее… рассказывайте.
Невозможно было противостоять алмазу в ее голосе, да уже и смысла не было, и князь кратко изложил основные политические моменты, ожидающие Русь в ближайшее время, завоевания и иные войны, а также Смуту, разорение после нее и долгие, вековые попытки исправить это падение хоть как-то. Кратко обрисовал их планы. Не забыл упомянуть про судьбу и своего, и остальных пока формально независимых княжеств.
–Оно, считай, и не было твоим, уж прости на резком слове – сказала князю, когда он закончил, Матрена – друзей своих ты сохранил, и то хорошо. Что вам нужно будет во Пскове? Деньги?…
–Люди – не задавая лишних вопросов, ответил князь – деньги у нас есть. На первое время, конечно… И оружие. И знатоки Ливонии.
Хозяйка только покачала головой, но спорить не стала:
–Я подскажу Даниле, к кому вас подвести, да и сама пару слов передам. Он, конечно, вам бы и так помог, но так будет лучше…
–А от кого, Матрена Макаровна, передадите? – не выдержал Гридя – если вдруг случай какой, чтобы знать, на кого сослаться?…
–Запомни – смерив его взглядом, но в режиме доброй бабушки ответила Матрена – того человек не выдаст, чего не знает. Оно тебе в жизни еще пригодится, если живы останетесь, конечно – и добавила после паузы, обращаясь к Седову:
–Можно будет мне посмотреть, что ты там притащил из будущего своего?
–Конечно – ответил Николай Федорович и стал подниматься – у нас на барке все в основном…
–Не будем село полошить, с огнями бегать – остановила его Матрена – завтра на рассвете и покажешь. Что ж, почивайте да завтрева – и пошла на выход, но в дверях остановилась и перекрестила всех, что-то неслышно приговаривая про себя.
Когда хозяйка неслышными шагами вышла из столовой комнаты через проход в поварню, первым не выдержал Ефим. Он вскочил с лавки, вылетел на середину комнаты, и шепотом, именно шепотом, проорал, обращаясь к князю и Седову:
