Среди огнистых камней

Смешно, конечно, но рядом с Раулем я частенько чувствовала себя тупицей, и мне ужасно хотелось быть хоть чуточку достойной его. Когда он бросался научными терминами, разъясняя световую природу своего истинного тела, я делала вид, что понимаю все, о чем он говорит. Радостно кивая головой, я поддакивала ему, отпуская запомнившиеся мне словечки. «Да-да, квантовое излучение, энергия света, бозоны Хиггса». Но хоть убей, не знаю, попадала ли я в точку?

Рауль ласково улыбался, изучая мое лицо и слушая мой детский лепет с научными терминами. Он никогда не поправлял меня и легко допускаю, что давал мне возможность составлять свои неправильные выводы и самой исправлять их. Ясное дело, я без конца себе напоминала, что он не человек, и быть похожей или равной ему, невозможно. Но, когда находилась рядом с ним, то всегда об этом забывала. Он настолько вел себя по-человечески! Даже лучше! Он просто излучал огромное количество любви, заботы и радости, делая всех вокруг себя счастливыми. Ни одному человеку такое не под силу. Находиться в его обществе стало моей потребностью, я не хотела с ним разлучаться, и мне было больно даже думать об этом.

Я, конечно, скучала по родителям, но уходить из этого мира, мне не хотелось. Рауль, угадывая мою тоску по маме с папой, отвел меня как-то домой на несколько минут, чтобы я могла убедиться, как они мирно спят, в ночь моего «похищения».

Мне удалось также попутешествовать по острову невероятным способом Рауля. Он советовал каждый раз закрывать глаза, когда подхватывал меня и перемещал по острову. Но я не всегда слушалась его предупреждений, за что и расплачивалась тошнотой и головной болью.

Зато я видела, как вокруг нас кружился восхитительный вихрь из ярких желтых искр и звездной пыли, которые исходили от тела Рауля, и в этой круговерти мы мгновенно перемещались в нужную точку. От неземной скорости с завихрениями и были проблемы с моим вестибулярным аппаратом.

Я полюбопытствовала у Рауля, почему он, в первые мои посещения, не перемещал меня таким способом, зачем мне надо было скакать на коне? Его ответ был характерным – он не хотел пугать меня, хотел выглядеть более человечным.

Как бы то ни было, я побывала в горах у Джека и Родиона, чем просто осчастливила их. Джек пытался ухаживать за мной, несмотря на то, что я была с Раулем, а он с женой. Лизи снисходительно наблюдала за ним, не отпуская своих ироничных замечаний. Он без конца делал мне комплименты, приглашал на прогулки, приносил подарки из драгоценных камней. (Оказывается, эти камни лежали здесь повсюду, как у нас обычный полевой шпат. Это была сказочная страна Эльдорадо). Живя на моей Земле, Джек был бы умелым обольстителем, натуральным Дон Жуаном. Его карие глаза выразительно и призывно сверкали. Он был очень привлекательным, умно и тактично вел беседу и легко мог вызвать на откровенный разговор, проявляя исключительное внимание и понимание. С ним приятно было общаться, и Рауль оказался прав, когда намекнул однажды, что мне Джек понравится.

      Родион тоже из кожи лез вон, чтобы я обратила на него внимание. Но природа обделила его даром слова. Он бросал на меня сожалеющие взгляды своими большущими голубыми глазами и был предупредительным во всем, что касалось гостеприимства. С его разговорчивой и открытой женой Ютой мы легко нашли общий язык. При любой возможности мы оживленно болтали и гуляли по аллеям парка. Ее художественная натура очаровывала. Она любила рисовать, вышивать, делая необыкновенные редкостные картины. Незаурядность ее творчества и взгляда на жизнь пленяла меня, девушка мне нравилась.

Родион же частенько следовал за нами в отдалении, слушая наши беседы. В тот день я узнала, что его шпага не просто украшение. Перед нами внезапно выскочил горный лев. Рауля тогда не оказалось рядом, он отлучался в свой замок, и единственным защитником стал Родион. Он с быстротой той же пумы очутился впереди нас, и ловко пронзил зверя прямо в сердце в тот момент, когда тот прыгнул в нашу сторону.

Родион спас нам с Ютой жизнь, и я отблагодарила его поцелуем, как в романах. Он вспыхнул от удовольствия и, упав на колено, поцеловал мне руку. Просто классика! Но удивительное дело, жены Родиона и Джека совсем не ревновали ко мне своих мужей, считая меня не простым человеком, а приравнивали к Раулю, со статусом небожителя. Мне было смешно. Они видели во мне другое существо, с белой кожей и красной кровью, (у самих критов кровь была прозрачно-белая, а кожа очень смуглая).

Когда с опозданием к нам примчался бледный со сверкающими глазами Рауль, то первое, что он сделал, это бросился ко мне, крепко прижав к своей груди. Откинув затем мою голову, он внимательно изучил мои глаза, ища признаки паники или страха, и не найдя их, крепко поцеловал меня в губы, отчего мои ноги сразу подкосились, и я обмякла. Не ожидая такого поворота, я даже не поняла, что Рауль поцеловал меня. А он сделал это опять, и еще раз, пока в моих глазах не потемнело от неожиданного волнения. В следующую минуту, он обнял Родиона и Юту, громко попросив у нас троих прощение за нападение пумы. Он подошел к пронзенному зверю и, взяв его за шиворот как котенка, приподнял над землей. На животе ясно виднелись набухшие соски, это оказалась кормящая мать.

– Здесь где-то котята,– с волнением сказал Рауль и прыгнул на горную тропинку, стремительно уносясь в редкий лес.

Я стояла, ошеломленная быстротой происходящих событий, и поцелуй Рауля, казалось, явственно горел на моих губах. Разумеется, этот поцелуй означал радость, что я жива и невредима, но он укрепил мои новые зарождавшиеся к нему чувства. Я была взволнована.

Через пять минут Рауль вернулся к нам, держа трех котят горного льва на руках.

– Родион, вот тебе новая забота – пристрой где-то у себя это семейство, пока не окрепнут и не станут самостоятельными, потом я найду им новое жилище. И еще раз, спасибо тебе, что защитил Марию и Юту.

Немногословный Родион только кивнул головой, но его глаза светились от счастья. Он взял шипящих котят и понес в сторону своего дома. Мы, не торопясь пошли следом.

Это случилось в полдень, а вечером того же дня, будучи еще в гостях у Родиона, мы отправились с Раулем к горной реке Тинок, рядом с границей фунов. Изумительно чистая и прозрачная вода, стремительно прокладывала себе путь среди камней. Меня удивляло отсутствие людей в этой области, и я спросила, сколько живет здесь человек.

– У Родиона – 120, у Джека – 200, у Горея – 340 человек по всей области.

– И это все? В этой части острова никого больше нет? – я знала, что остров Рауля очень большой.

Моя реакция задела Рауля, я подзабыла, что это его больная тема.

– Да,– с горечью проговорил он,– они вымирают. Я делаю для них, что могу: лечу, спасаю, даже омолаживаю. Ты знаешь, что Джеку 110 лет? Он почти втрое удлинил свою жизнь, как и Рикро, и Лелия. Я не в силах с ними расстаться, я люблю их. А Лизи старше Джека, и она бесплодна, потому что жила в дикие времена, когда не соблюдался закон. Она подверглась насилию, и я спас ее,– снижая голос до шепота, объяснял он.

– Но Джек говорил, что у них есть сын,– словно защищаясь, напомнила я.

– Это его сын, а не Лизи, как бы от другого брака, если можно так выразиться. Лизи очень любит Вернека, так его зовут, и он очень порядочный юноша. Жаль, ты его не видела. Но, к сожалению, родовая линия может на нем закончиться. Очень многие жители бесплодны, и скоро все умрут. Несмотря на это знание, Джек старается жить полной жизнью, его деятельность, как и раньше бурна и плодотворна. Он любит учиться и постигать новое. Недавно он научился играть на пианино. Попроси его как-нибудь сыграть, он с радостью это сделает, и ему будет приятно,– его глаза болезненно мерцали.

Я не забуду это сделать, мне было жаль этих беззащитных людей. А еще я сопереживала Раулю, и потому сменила тему грустного разговора.

– Рауль, почему Джек может говорить на моем языке, а другие нет?

– Это было побочным действием омолаживания, которому я подверг его. Там присутствовал тот же элемент, что и в твоем обучении языку.

– А сколько лет Родиону и Горею?

– Родиону – 32, Горею – 27. У него еще есть свои дети, окончание их рода. Я буду поддерживать их до последнего, пока мой мир не истончится и не разрушится. Затем, я дам им спокойно уснуть, и увидеть последний счастливый сон. И все растворится вместе с моей человеческой оболочкой. Надеюсь, что сумею сделать их последний отдых таким крепким, что никто не заметит и не почувствует мой распад. Я очень опасаюсь, что это может быть для них болезненным.

Я уже знала о взаимной физической связи тела Рауля с его людьми и потому обеспокоилась:

– А для тебя? Тебе разве не будет больно?

– Ерунда,– он поморщился, как от зубной боли,– я ведь не умру, главное, чтобы моя боль не потревожила их сон. Мне невыносима мысль, что они будут страдать вместе со мной, я создавал их не для этого, и не хочу, чтобы мое страдание стало их частью. Когда я связал их с собой, я мечтал о другом – о радости и счастье, которое могу им подарить, я не предполагал, что мое горе может стать их горем. Это обнаружилось только тогда, когда начались проблемы с их размножением. Я горевал, негодовал на себя, испытывая к себе отвращение и вину. Но заметил, что они стали так же ненавидеть себя, как и я. Я сделал их без вины виноватыми, прибавив к их трудностям свои проблемы. Это были годы отчаяния, поиска и борьбы. И самое лучшее, что я смог сделать для них – это остановиться, научиться любить их такими, какие они есть и радовать их. И теперь я трачу силы на то, чтоб так и оставалось, и тренирую волю, чтоб наловчиться держать свою скорбь при себе, не распространяя ее вовне.

Слушая такие искренние откровения, мое сердце пронзила острая боль – он за все переживает, все понимает и замечает. Его лицо выражало страдание и раскаяние такой силы, что у меня непроизвольно выскочили слезы.

– Маша, ты плачешь? – потрясенно спросил он. – Я расстроил тебя, прости меня. Не надо было посвящать тебя в мои проблемы.

Он еще переживает за меня! Мои глаза превратились в текучие реки.

– Рауль…– я могла только всхлипнуть в таком состоянии, неловко утирая глаза.

– Прости, милая,– он обнял меня, так крепко прижав к себе, что я не могла вздохнуть для следующего всхлипа. – Я больше не буду рассказывать тебе страшилки,– шептал он,– я буду беречь тебя. Хочешь, оставайся тут навсегда, до тех пор, пока не придет мое время. Горга больше не будет, и ты сможешь жить спокойно со своими родителями,– утешал он. – Только не плачь.

Ласковыми пальцами он гладил меня по голове, скользя с шеи на спину, и мои слезы заливали его рубашку. Да, я хотела здесь остаться, остаться с ним, Раулем. Его слова перешли на незнакомую мне речь, несмотря на мое обучение понимать языки. Он нежно шептал в мои волосы непонятные слова, согревая мое трепещущее сердце. Слезы утихали, но боль не проходила, мне хотелось защитить Рауля и забрать все его горести.

И почему я такая слабая и глупая, что ничего не могу сделать для него? Я знала, что сейчас он чувствует все мои переживания как свои собственные. Я немного отклонилась от его тела, чтоб взглянуть ему в глаза, и увидела в их черноте боль и страдание, он плакал со мной, но без слез. Рауль сомкнул ресницы, укрыв от меня болезненный взгляд, он хотел успокоиться. В порыве сострадания, я обхватила его лицо, и, наклонив к своим губам, поцеловала его веки. Он вздрогнул, но глаз не открыл. Мои губы бездумно прошлись по его скулам, и он напрягся. Я поражалась собственной смелости и его самообладанию.

– Не целуй меня в губы,– предупредил он мое следующее желание, и его голос дрожал,– никогда. Я боюсь не совладать с собой, я могу причинить тебе непоправимый вред.

– Ладно,– стараясь быть спокойной, пробормотала я,– прости, что ревела.

Его взгляд соприкоснулся с моим, и я воспламенилась, его чувства хлынули на меня потоком, сметая мой контроль над собой.

– Ты знаешь, что может за этим последовать,– мрачно проговорил он. – Поэтому повторяю – никогда не целуй меня в губы! Я говорю абсолютно серьезно. Я могу справиться со своими чувствами, желаниями, но если ты добавишь к ним свои, то вряд ли удержусь. Твой поцелуй будет последней каплей для моего самоконтроля.

Пламя в моем сердце превратилось в трепетное тепло. Рауль, глядя мне в глаза, сочувственно продолжал:

– Ты добрая, нежная, отзывчивая, и одно это воспламеняет мои чувства. Твоя искренность радует мое сердце. Но, пойми, у меня их два, два сердца. Одно – мое, настоящее, второе – человеческое, которое ты слышишь. Этого не увидишь на рентгене или томографе, нет такого прибора на Земле, который бы увидел сущность основателя в человеческой оболочке. Мой отец искусно связал каждую клеточку моей сущности с каждой клеткой человеческого тела. И мое сердце бьется совсем рядом с человеческим, усиливая все мои чувства, ощущения, переживания вдвойне. Твои чувства ко мне выбивают меня из колеи,– признавался он,– я боюсь сам себя, что не сдержусь и погублю тебя. Маша, я хочу, чтоб ты жила, и жила счастливо.

– Но я счастлива здесь, рядом с тобой,– возразила я.

– Не забывай, что я не человек. Оболочка разрушится, и ты меня не увидишь. Возможно, я смогу быть рядом с тобой, но не как человек,– неуверенно сказал он.

– Я хочу быть с тобой,– шептала я, предчувствуя новую боль в груди от предстоящей разлуки.

– Сейчас – да, но потом – нет. Это неизбежно. И даже сейчас, мы должны помнить об одной вещи,– он серьезно посмотрел в мои глаза и, четко разделяя слова, произнес:

– Не целуй меня в губы. В наших отношениях не будет такого продолжения.

– Но, … ты целовал меня,– обвинила я.

– Да, я могу это сделать. Но ты – нет. Никогда, запомни это,– его взгляд был жестким. – Себя я контролирую, и это двойной контроль, но тебя не смогу, если увлекусь. Пообещай мне это, ни при каких обстоятельствах, не целуй меня в губы.

– Хорошо, обещаю,– расстроено промолвила я.

Рауль расслабился, но его взгляд остался твердым.

Я пробыла в этом мире еще несколько дней. Мы переместились в замок Рауля, ибо ему хотелось еще раз просканировать меня на своем ДК, удостоверяясь, что со мной все в порядке и установить систему моей маскировки. В предчувствии расставания, я не знала, за что взяться и на чем сосредоточиться. Мой блуждающий рассеянный взор скользил, нигде не задерживаясь. Мне отчаянно не хотелось разлучаться с Раулем и его миром, мне хотелось взять на память с собой что-либо значимое, но я ничего не могла найти лучше, чем мой Рауль. Безнадежность моего положения стерла страх перед Горгом, я совсем не думала о нем.

Рауль все время был занят, и я слонялась без дела по замку и в его окрестностях, по поселку фунов, с острым желанием находиться рядом с ним. Может он избегал меня?

Погода на острове стояла жаркая, и я вспомнила, что могу искупаться в море. Попросив Лелию собрать мои вещи на пляж, я обнаружила в шкафу красное платье. Не знаю, чем, но платье приковало мой взгляд, я вытащила его и стала задумчиво разглядывать. Насыщенный цвет заходящего солнца выделял это платье среди других нарядов. Кто выбрал его для меня? Этот цвет (я никогда не любила красный цвет, впрочем, как и платья), этот фасон? А может это сделал сам Рауль? Я так и не удосужилась узнать, как делали мою одежду, слишком много нового было вокруг, чтобы обращать на это внимание. Мне захотелось надеть его.

Лелия подала мне сумку с вещами, и выразила желание сопровождать меня, но мне сегодня хотелось быть или одной, или с Раулем, и ни с кем больше. Общество других людей тяготило меня. Лелия грустно вздохнула и тихо вышла из комнаты.

Пляж обычно пустовал, и я без всякого смущения переоделась прямо на берегу, бросая вещи на песок. Вода в море была теплая и спокойная, и я с удовольствием наплавалась. Я провела несколько часов в одиночестве на шикарном побережье, думая о том, как сильно изменилась моя жизнь.

Неужели я смогу жить дома, так же как и раньше, занимаясь обычными делами, учебой, словно ничего не было? Но самое главное – я не могла обходиться без Рауля, не могла себе представить, что буду делать дома без него. Он вдруг стал моей потребностью – даже сейчас, сидя на песке, мне нестерпимо хотелось быть рядом с ним, слышать его голос и смотреть в его черные глаза, видеть его открытое, красивое лицо, и сжимать его руку. Я не могла претендовать на что-то большее, Рауль все время напоминал мне о своей нечеловеческой сущности, угадывая мои чувства; тем не менее, я упорно стремилась (так, ненавязчиво) находиться рядом с ним. Я страдала, будучи в отдалении, и желала проникнуть в его мысли, чтобы узнать, что он испытывает по отношению ко мне. Про его заботу и любовь я знала, но она распространялась на все его окружение. Меня волновало, чувствует ли он, то же, что и я, пугает ли его разлука со мной.

Мне сделалось холодно на песке, скалы отбрасывали тень на место, где я сидела, подтянув к груди колени. Чайки и бакланы покачивались на волнах, периодически ныряя в морскую глубь и потом причесывали перья, звонко щелкая клювом. Солнце окрасило небо в нежный розовый цвет, и обещало теплый вечер. Пока я дойду домой, он и наступит, и может Рауль уже освободится, чтобы побыть со мной. Он все дни сидел за компьютером, занимаясь выяснением того, что планировал Горг, высчитывая и рассчитывая какие-то данные, недоступные моему ограниченному человеческому мозгу.

Я не спеша переоделась в кроваво-красное платье, в заходящем солнце у него был именно такой оттенок, и пошла к ступеням, ведущим в аллею векового парка. Остановка на площадке из гранитного камня, чтобы полюбоваться морским видом, стала для меня традиционной. Красное солнце выкрасило море в свой цвет, и даже песок отливал кораллом, и мое платье пришлось кстати, к этому часу. Глядя в необычного цвета океан, мне однозначно хотелось жить в этом прекрасном мире, остаться на чудесном острове, который я еще не весь осмотрела, и воспользоваться гостеприимством других людей, чтобы познакомиться с их жизнью поближе. Ведь все эти два месяца я провела в своем дворце, но окрестности замка остались нетронутыми.

Звук гравия за спиной развеял меланхолию моего печального сердца. Оглянувшись, я увидела Рауля, спускавшегося ко мне по тропинке. Тоскующий мышечный комочек в моей груди подпрыгнул от неожиданной радости. Рауль легко сбежал по тропе ко мне на площадку. Устремив в мои глаза пронизывающий насквозь взгляд, он, по обыкновению, пытался определить причину моей грусти.

– Ты здесь одна…– негромко, с необъяснимым мне волнением, произнес Рауль, его глаза влажно блестели, обдавая меня теплом. – Я скучал… я рад, что нашел тебя.

Его голос почему-то сорвался, и в глубине глаз вспыхнул золотистый огонь, воспламеняя и меня. Я ничего не смогла ответить ему, волнение внезапно окутало мою голову, я просто смотрела на него, стараясь запомнить каждую черточку и все линии прекрасного лица. Ведь я готовилась к предстоящей разлуке, которую невыносимо было представить.

– Ты… ты такая красивая… на фоне этих серых камней, ты как язычок пламени в моем сердце.

Он медленно приближался, его плавные движения гипнотизировали меня, лицо сияло от восхищения. Я смутилась, сомневаясь в верном значении его слов, но мое сердце уже в радостном предвкушении издавало звонкие удары. Пальцы Рауля сжали мои плечи, и он медленно привлек меня к себе. Я прижалась к его груди, боясь пошевелиться и испортить этот миг. Я слышала – его человеческое сердце, усиленное другим, тоже громко билось, и я надеялась, что по той же причине, что и мое. Он просто держал меня в объятьях, и мне больше ничего не было нужно, только бы вот так и стоять. Сладкий, слишком сладкий пьянящий туман заполнил мою голову. Рауль прижался к моей макушке лицом, и я почувствовала его улыбку. Может ему также хорошо, как и мне? Он всегда знает, что я чувствую. Я не поняла, что побудило меня признаться в этот момент, но я очень тихо прошептала, уткнувшись ему в грудь:

– Я люблю тебя.

Его объятья стали крепче, и он удивленно шепнул мне в ухо:

– Я тоже.

От этого признания мое сердце издало такой толчок, что голова не просто закружилась, но каждая клетка моего мозга обволоклась туманом, глаза наполнились слезами счастья, и я тут же их сглотнула, давая возможность распространиться этому чувству по всему телу.

– Я знаю, чего ты боишься,– негромко говорил он,– я не оставлю тебя, я буду рядом, каждую минуту. Ты можешь вернуться к себе, не опасаясь потерять меня.

– Но я не увижу тебя, в моем мире ты будешь стариться, я не хочу этого.

– Мы будем видеться,– пообещал он мне, пристально глядя в мои глаза. – Не беспокойся о моем старении, у меня есть средство оттянуть этот момент. Ты успокоилась…

Он ждал этой секунды, чтобы прикоснуться к моим губам нежным бархатом.

– Не отвечай мне,– попросил он.

Я помнила о своем обещании не целовать его в губы, но как же хотелось попробовать их. Он еще раз невесомо прикоснулся ко мне, и, внезапно, подхватив меня на руки, переместился к замку. Я оказалась на ногах, и мою ладонь все еще сжимала сильная рука, поскольку мое чувство равновесия блуждало в облаках счастья. Все произошло так быстро, я не могла прийти в себя от избытка эмоций бивших через край в моей голове. Обвив своей рукой мою талию, он провел меня в свой кабинет и усадил на диван. Сам он расположился в кресле и терпеливо ждал, когда я приду в себя. Его теплые глаза ожидающе всматривались в меня, полыхая чернотой, пока я все еще пребывала в сладкой дымке. Я постаралась сосредоточиться, ожидая, что скажет Рауль, но моя голова упорно мне не подчинялась. Я была счастлива и хотела наслаждаться этим.

Рауль мягко улыбнулся, угадав мое желание, и сказал:

– Маша, сегодня ты вернешься домой. Я кое-что обнаружил в отношении Горга, и чтобы выявить его присутствие, тебе нужно вернуться. Живи своей жизнью, ничего не опасаясь, я буду всегда рядом, и помни – ты скрыта от глаз Горга.

– Рауль, я точно буду видеть тебя? – это было самым важным, что волновало меня на тот момент.

– Да, Маша, каждый день или каждую ночь, в зависимости от течения моего времени. Неужели ты думаешь, я смогу видеть тебя, но не видеться с тобой? – заглядывая в мои глаза, спросил он. – Теперь это невозможно. Меня тоже пугает разлука.

Его голос был поразительно нежен, и мне хотелось слушать его звучание, как он говорит, неважно что. Рауль встал и подошел к свечам, висящим в подсвечниках на стене. Он прикоснулся к ним рукой, из его пальцев вышло пламя, и свечи вспыхнули, освещая таинственным огнем камни на полу и потолке. Это снова напомнило мне о необычности Рауля, и может он специально напоминал мне об этом, чтоб я не делала глупостей, для моего же блага. Проходя позади моего дивана, он погладил мои волосы и сказал:

– Я угощу тебя ужином и отведу домой. Мария, должен предупредить: находясь здесь, ты немного изменилась, и родители наверняка заметят это.

– О чем ты говоришь? – встревожилась я, пытаясь оглядеть себя.

– Твои глаза, твои ресницы и волосы, кожа и ее цвет, … в общем, они улучшились. Ты могла бы сказать, что это косметика или объясни сама, как знаешь, вскоре они привыкнут. Просто не все люди меняются за один вечер. Потом ты уедешь на море, и это не будет для других так заметно. После ужина, переоденься в свою одежду, Лелия приготовит ее для тебя.

Его слова заинтриговали меня, я не заметила в своем лице никаких изменений, ведь я каждый день смотрелась в зеркало. Но как же мне не хотелось уходить, расставаясь даже на минуту!

После ужина, когда я переоделась в старую одежду, Рауль принес мне стакан воды и попросил выпить. Моя рука потянулась к стакану, и меня вдруг осенило. Я каждый вечер пила воду или напиток, который всегда услужливо стоял у моей кровати или Рауль предлагал мне его. Это было неспроста! Я вспомнила, как буквально валилась после этого с ног и мой мозг отключался.

– Рауль, зачем я это пью? Что ты делаешь со мной, это снотворное?

– Нет, это твое лекарство,– заботливо объяснил он. – Оно уничтожает след Горга и лечит тебя от последствий стресса. Засыпаешь ты не по вине этого напитка, этого требует твоя нервная система. Эта жидкость «умная», она действует так, как нужно твоему организму в данный момент. Если тебе надо заснуть и твой организм нуждается в отдыхе, то ты заснешь, не более того. Пей, ничего не бойся.

Я выпила, желая поскорей освободиться от всех тревог. Рауль потянул меня за руку, и я очутилась в своем доме, услышав щелчок в голове – «клинь».

             ПРЕПЯТСТВИЯ

В доме ничего не изменилось, да и не могло, ведь по Земным меркам я отсутствовала всего лишь несколько часов. Мои родители уже легли спать, я это видела раньше, но легли, скорее всего, недавно, так как звук моих шагов разбудил маму, и она заглянула ко мне в спальню. Опасаясь, что мама обнаружит во мне изменения, я не рискнула включать свет, уж, пусть лучше утром. Куда подевался Рауль, я не приметила, он только что держал меня за руку.