Она втянула теплый полуденный воздух и, махнув мне рукой, указала в противоположную сторону, следопыт из меня никакой.
– Он может позвать хранительницу, наябедничать, что большие нехорошие тети и змеи преследуют его маленького и несчастного, – предупредила я, когда мы обошли столовую.
– Не позовет.
Явидь быстрым шагом пресекла лужайку, плавно переходящую в спортивную площадку с лестницами, канатами и перекладинами. За ней стоял вполне современный коттедж из толстых брусьев цвета солнечного теплого меда, такому место не в нашей тили-мили-тряндии, а на рекламной картинке, белых овечек да семьи с улыбками не хватает.
– Ты неплохо научилась читать по лицам, толковать движения, жесты, следить за интонацией. – Змея обогнула коттедж со светлыми в тон дереву занавесками, поморщившись от запаха смолистой, согретой солнцем древесины. – Хорошо, но недостаточно. Иначе бы знала, что, помимо страха, в парне полно вины. Никого он не позовет. Он виноват и не хочет, чтобы это вскрылось.
За деревянным домом стояли каменные, напоминавшие двухэтажные лагерные корпуса, сложенные из панелей с темными неаккуратными швами. Три дома, построенные на сторонах равностороннего треугольника, отгородившие часть леса в качестве внутреннего дворика. Между постройками сохранились широкие проходы, вытоптанные в густой траве. Компактные, напоминающие буханку хлеба как формой, так и цветом, корпуса опоясывали длинные балконы как по первому, так и по второму этажу. Сквозные подъезды, пожарные лестницы, плоские крыши.
Троица мальчишек постарше у торца крайнего дома проводила изящную фигурку явиди свистом. К счастью для подростков, она не обратила на это внимания.
Мы пробежали сквозь двор, оставив за спиной жилые корпуса треугольника. Начался лес, тропинки, расходящиеся стежками во все стороны света, сейчас были совершенно бесполезными, Мила закрыла входы и выходы на остров безопасности. Я видела, как Пашка принюхивается, приглядываясь к толстым стволам и кронам. След уводил туда.
Я успела сделать десяток шагов под кроны, когда земля и небо поменялись местами. Меня подняли, перевернули и хлопнули об землю, выбивая, воздух.
Зрение вернулось преступно быстро, я была совсем не против еще полюбоваться на цветные пятна. Всяко лучше, чем потемневшие от гнева глаза Веника, желтоватые клыки, препоганейший запах изо рта, низкое рычание – и все это в преступной близости от моего лица.
– Отпусти, – рявкнула явидь, рука, зарастающая чешуей, ухватила его за волосы, запрокидывая голову, вторая с отросшими когтями легла на горло, – отпусти ее, падаль!
Карие глаза сверкнули, страха в них так и не появилось, лишь досада. Мне показалось, он взвешивал шансы разорвать мое горло, прежде чем явидь возьмется за его, и насколько такой обмен равноценен. Мгновенье стало для меня бесконечностью, оно парализовало, не давая отвести глаз от его лица. И оно же стало откровением, потому как недостающий кусочек воспоминания с громким щелчком, раздавшимся в голове, встал на место.
– Святые, – выдохнула я, – он твой сын! Фото мальчишки, что ты показывал бабке! Он вырос, и я его не узнала. Но у него те же глаза. Твои.
Гробокопатель зарычал, отстранился и без малейшего усилия вывернулся из захвата змеи. На коже шеи остались красные полосы. Я приподнялась на локтях, тело слушалось, обошлось без переломов, но каждое движение отдавало болью, приложил он меня не слабо. Обиды на встряхнувшегося, как дикий зверь, падальщика не было, я еще не то вытворяла, когда считала, что защищаю дочь.
– Нам надо поговорить с ним. – Я ухватилась за протянутую руку явиди и встала.
Глаза змеи отливали яркой медью, она была готова вступить в схватку в любой момент.
– Нет. – Веник передернул плечами.
– Да не сделаем мы твоему щенку ничего. – Пашка, убедившись, что я могу стоять сама, подступила к внешне спокойному мужчине.
– Еще бы. – Он отвернулся от нее и направился к лесу, до которого оставалось с десяток шагов.
Можно удивляться собственной недогадливости. Я смогла связать трехлетнего пухлого малыша с фото с Веником, но не пугливого любопытного мальчишку из filiideterra, хотя ведь чувствовала: что-то не так, что-то упущено. Я смотрела, как он уходил, и подмечала все больше и больше деталей. Та же слегка сутулая походка, та же манера движений, то, как пацан стоял у стойки с подносами, как держал голову.
Идея возникла спонтанно, и, как обычно со мной бывает, я озвучила ее раньше, чем обдумала.
– Один разговор. Десять минут в твоем присутствии, и я оплачу год обучения в filiideterra.
Глупости бывают разными, иногда понятными и исправимыми, иногда странными и легко игнорируемыми, а иногда такими, как сейчас, необъяснимыми.
Гробокопатель вернулся вмиг, возник передо мной в один удар сердца и, если бы не явидь, вставшая на его пути, сшиб бы обратно на землю.
– Остынь, – рявкнула Пашка, – и ты, Ольга, думай, прежде чем говорить.
Предложение родилось спонтанно, подталкиваемое воспоминанием о мальчишке, которого я видела в бесплатной столовой. Как можно унизить мужчину, не важно, человек он или нет? Очень легко, усомнись в его способностях, в его возможностях или еще проще, заплати за него.
– Два года, – голос Веника был тих, и оттого смысл сказанного дошел до меня не сразу, – и я могу прервать беседу в любой момент.
То, что он говорил, было неправильным, но я кивнула, соглашаясь, момент для торга явно не подходящий.
– Марик, – позвал он чуть громче, отводя взгляд и скрывая бушующую в нем ярость.
Падальщик злился на меня за предложение, на себя за согласие. Но другого обвинять всегда проще и легче, чем заглядывать внутрь себя. Да и надо ли? Если есть девчонка, заработавшая свои деньги одним местом и, мало того, предложившая эти деньги ему, и он, принявший их. Так кто виноват? Ответ очевиден.
Из-за ближайшего дерева к нам вышел по-прежнему испуганный пацан. Ему не хотелось не то что говорить, а вообще приближаться к нам. Но он слышал наш разговор, понимал, что последует за этим.
– Почему ты меня боишься? – Я склонилась к пацану, едва не охнув от боли в правой лопатке.
– Я вас не боюсь. – Парень упорно смотрел себе под ноги.
– Но… – Я даже растерялась.
– Не врет, – Пашка хмыкнула.
– А чего ты боишься? – не сдавалась я.
– Много чего, – буркнул парень, – колдовства, огня, демонов и… – Он замялся.
– Юродствует. Ему весело, – змея зарычала.
Но я и без нее видела задорные искорки в глазах цвета горячего шоколада. Парень был умен, есть в кого, надо сказать. Он выполнял уговор, отвечая на вопросы, беда была в том, что мы не знали, о чем спрашивать.
– Это все, что вы хотели узнать? – Падальщик оскалился.
– Ты знал Варлаама Видящего? – предприняла еще попытку я.
– Видел, – мальчишка пожал плечами, – я не того полета птица, чтобы дружбу с демонами водить.
– А «лишенного разума»? – влезла Пашка.
– Ну… да, видел, вместе со всеми на поляне.
Мимо. Но что-то же должно быть. Не зря же он бегал, не зря переминался с ноги на ногу, не зря бросал на отца такие выразительные взгляды.
– Знаешь, кто его сюда привел? – спросила явидь.
– Нееет.
Даже я, слыша, как он растянул гласную, поняла, мы попали, что уж говорить о змее и гробокопателе.
– Мальчик, – голос Пашки стал вкрадчивым, – врать нехорошо.
– Я не вру! Клянусь, не знаю, кто провел этого голого человека. – Марик был растерян, а на лице отразился тот давешний страх, заставивший его убегать.
