Ратибор. И один в поле воин
– Знавал я в своё время повитуху Ведану, известную на всю округу ворожею, что принимала роды у Заряны, матушки Ратибора, – задумчиво молвил Белогор. – Когда он родился, знахарка тут же приложила малого топтыжку к груди матери, напитаться жизненной силой, так сказать, и произнесла пророчески, закатив свои страшные глаза: «Славный воин сейчас родился! Равных в бою не будет ему! Отмечен богами сей мальчик. Великая судьба ему уготована, если не свернёт с пути чести и совести!» Ведана, кстати, никогда не ошибалась… Отец Ратибора, могучий кузнец Градимир, услышав это, сразу сказал, что отдаст парня в дружину княжью, как только тот первые шаги сделает, на обучение делу ратному.
– Ну да, а там Ратибору уже равных не было, – согласно кивнул Мирослав. – Всё на лету схватывал, даже если ленился порой. Это ему не мешало быть лучшим. Говорю же, талант у него редкий.
– Да… Жаль, отец его успехов сына уже не увидел… – пробормотал еле слышно Белогор. – Градимир бы гордился своим рыжим сорванцом… Всё, хорош трепаться, давайте на боковую, – уже громко произнёс он. – Утро вечера мудренее.
Переночевали Белогор, Мирослав и Емельян тут же, у костра, а рано утром, с первыми лучами солнца, нагрузив себя медвежьими трофеями, отправились назад, в Залесье. Емельяну тоже вручили здоровый тюк с добычей, чтобы не шёл пустым.
– Скажешь в деревне, что также приложил руку к умерщвлению людоеда лютого. Тем более что так ведь оно и есть на самом деле! – хмыкнул ему Мирослав.
– Это да, – согласился с доброй ухмылкой Белогор. – Сколько лет на потапыча хожу, а такого шикарного козлёночка у меня ещё никогда не было!
Отец с сыном заливисто рассмеялись. Емельян, собравшийся было опять надуться, вдруг понял, что уже совершенно не обижается на этих двух суровых воинов, и неожиданно для самого себя захохотал вместе с ними. Напряжение вчерашнего тяжёлого дня наконец схлынуло с него, заставив снова почувствовать вкус к жизни. Всё хорошо! Жив остался, и первая часть задачи, поставленной князем Святославом, выполнена! Мирослава нашёл! Дальше должно быть легче, ведь он теперь не один будет, а с этим явно опытным воителем! Всё должно получиться!
С хорошим настроением, с шутками да прибаутками трое путников вернулись в Залесье, направившись прямиком к «Старому дубу». Жители деревни с удивлением и радостью выглядывали из окон и дверей своих изб, приветствуя долгожданное возвращение следопытов. Судя по их добыче, всем сразу становилось понятно, что охота закончилась успешно и Залесье наконец может вздохнуть спокойно, зажив своей прежней жизнью. Добрый клич тут же пустили по деревне, и на подходе к «Старому дубу» их уже встречали местные жители. Долгожданных гостей немедля усадили в центре зала таверны да принялись кормить и поить, наперебой расспрашивая про их удачную охоту и восхищённо рассматривая выложенные на стол трофеи. Мирослав с отцом по большей части отмалчивались, лишь снисходительно улыбаясь уголками губ, а вот Емельян предстал во всей красе, в ярких подробностях описав, как он храбро вывел свирепого шатуна прямо на бравых зверобоев.
– Но вообще, – вдруг добавил он смущённо, – съел бы меня ентот косолапый людоед на ужин, как пить дать, если бы не эти два великих охотника на медведей! – светлокудрый гонец благодарно посмотрел на Мирослава с Белогором.
– Всё нормально, не переживай, – хлопнул его добродушно по спине Благояр. – Не приврать – истории не рассказать!
В тот день и ещё три за ним праздновало всё Залесье долгожданное избавление от напасти лютой. Пили и гуляли день и ночь, подоставав из чуланов и погребков часть своих самых неприкосновенных запасов. Наутро же следующего дня в «Старом дубе» Мирослав растолкал в каморке на втором этаже гулявшего наравне с местными жителями всю ночь Емельяна, неодобрительно при этом буркнув ему:
– Подъём. Пора ехать. Полчаса тебе на сборы и чтоб в себя прийти! – и, обернувшись на выходе из его комнаты, добавил: – Имей в виду, я пьяниц не люблю. А Ратибор – так тем паче!
С этими словами Мирослав развернулся, чтобы уйти, но его остановил полусонный Емельян:
– Подожди!.. – княжий племяш стыдливо кашлянул. – Тут, это, такое дело… Не мог бы ты мне денег одолжить немножко? Надо за опочивальню рассчитаться! А то я сейчас на мели… Но я всё верну, обещаю!
– М-дя уж… – Мирослав тяжело вздохнул. – Будешь продолжать в том же духе, посланник, Ратибор тебя, глядишь, ненароком и зашибёт в первый же день вашего знакомства!.. Жду тебя через полчаса внизу, у входа в харчевню. За конуру твою я расплачусь, так уж и быть. Будешь должен! – с этими словами Мирослав вышел из комнаты Емельяна, оставив того поспешно собираться в дорогу, и спустился в обеденный зал, где его ждал терпеливо Белогор.
– Отец, насчёт Вереи…
– Сынок, уже обсуждали же. Я всё ей объясню, как приеду в Мирград. Да и она хоть и капризная, но не глупая. Поймёт, что у тебя служба.
– Надеюсь, – вздохнул тяжело Мирослав. – Я ей обещал, что после этой охоты сразу домой, а видишь, как оно вышло…
– Всё нормально будет. У тебя приказ князя, как-никак. Да и дело это такое… Вы снова сможете втроём собраться. По крайней мере, попробовать! Неугомонная троица… Так что не сомневайся даже! – Белогор строго вперился в глаза сыну. – Таких друзей терять нельзя.
– Я знаю, отец, знаю. Да и сомнений нет. Сам по ним соскучился, сколько не виделись уже… Год почти!..
– Изволите чего-нибудь? – трактирщик Куломий был тут как тут. – За счёт заведения, как лучшим охотникам на косолапых на тысячи вёрст в округе!
– Бурдюки наши водой наполни, будь добр. Уезжаем мы скоро, – Мирослав взглянул на Куломия. – Кстати, сколько тебе за комнату свою должен Емельян? Ну, этот, посол который!..
– Я ему ещё вчера сказал, что, как лучшему в истории охоты на медведей «козлёночку», прощаю его долг предо мной, но он находился порядком под винными парами и, похоже, запамятовал, – Куломий улыбнулся. – А бурдюки ваши готовы, как и припасы. Кони помыты и накормлены, не извольте волноваться. Если что нужно ещё, только маякните.
После чего Куломий пошёл, довольно насвистывая, по залу, привычно расталкивая с утра парочку-другую задремавших завсегдатаев, вроде опять дрыхнущего на одной из лавок Драговита. Избавление деревни от свирепого медведя-людоеда явно значительно улучшило трактирщику настроение.
– Я готов! – Емельян чуть ли не кубарем скатился по лестнице, всеми силами стараясь показать, что прекрасно себя чувствует после вчерашней гулянки. Надо сказать, что это у него не очень хорошо получалось.
– Ну что ж, тогда в дорогу, коли так, – Мирослав поднялся. – Если сейчас выдвинемся, где-то через седмицу с гаком должны быть у Первой заставы.
С этими словами трое путников вышли из таверны, забрали своих коней, услужливо приведённых Баженом, сыном Куломия, не забыв водрузить на них припасы с едой и питьём, и на этом пути-дорожки их разошлись. Белогор отправился в Мирград, отчитаться о проделанной работе, а Мирослав с Емельяном – на юго-восток, к Первой заставе, где вот уже почти год как нёс свою службу Ратибор.
Глава 5. Юго-восточный рубеж
На юго-востоке Мирградского княжества всегда было неспокойно. В принципе, на границах с многочисленными воинственными кочевыми племенами, в несметных количествах населявшими с юго-востока приграничные с Мирградом территории, спокойно не было никогда. Набеги они совершали регулярно, грабя, убивая да уводя людей в полон. Для защиты своей земли русы воздвигли по периметру границы так называемые заставы – довольно внушительного размера крепости, сложенные где из брёвен, а где и из блоков серого известняка, вмещавшие в себя разной численности гарнизоны из служащих там воинов. Служба на таких грозных рубежах считалась опасной и трудной; стычки со степняками происходили на регулярной основе, причём, как правило, с явным количественным преимуществом кочевников. Потому смертность была высокая среди воинов, хотя и платили за эту рискованную работу хорошо. Обычно служили там на добровольной основе, но в случае нехватки людей либо за какую-то провинность могли и в приказном порядке сослать в такую цитадель провинившегося воина на неопределённый срок.
Застава, куда держали путь Мирослав с Емельяном, являлась самой первой подобной крепостью, что ясно было из её названия, и считалась одной из самых опасных и нелюбимых для службы у русичей твердынь. Пограничные территории Мирградского княжества соседствовали здесь с различными по численности племенами печенегов – степных разбойников, воинственных кочующих воинов, наравне с хазарами очень сильно досаждавших Руси. Правда, последние, после того как с год назад потерпели сокрушительное поражение от объединённого войска Мирграда и Орёлграда, заметно поумерили свой пыл и затихли, сосредоточившись на внутренних распрях, а вот печенеги униматься и не думали, продолжая всё так же совершать набеги на близлежащие деревни, сёла и города. Но с появлением на Первой заставе нового командира ситуация резко изменилась. Гарнизон крепости насчитывал под пять сотен воинов и быстро стал одним из самых боеспособных с тех пор, как Ратибор принял на себя командование цитаделью. Ведь именно его, имевшего звание тысяцкого, указом князя Святослава назначили (или сослали, как шептались за спиной злые языки) год назад в эту отдалённую заставу, что находилась в шести днях пути от Мирграда. Под его руководством резко возросла боеспособность вверенной ему в подчинение дружины, прекратились пьянство, разгильдяйство и расхлябанность. Спрашивать Ратибор умел строго со своих подчинённых, и самым страшным наказанием для бойцов крепости было вызвать на себя его гнев.
Печенеги тоже вскоре познали на себе, что это такое – ярость нового воеводы Первой заставы. Вместо того чтобы отсиживаться за высокими стенами да лишь периодически выезжать в сёла и деревни, разорённые кочевниками, для составления дежурного доклада для Мирграда об очередных потерях русичей, Ратибор мало того что ввёл регулярное патрулирование близлежащих окрестных земель, так ещё и сам с завидным постоянством принялся совершать набеги на стойбища степняков, быстро переняв у них их же тактику, несколько, правда, изменив её, так как пленных русы не брали, грабежами не занимались да не трогали детей с женщинами. Наскок небольшим отрядом, неожиданный и стремительный, нанесение максимально возможного урона противнику и такой же скорый отход назад. Всего за год службы на заставе молодой тысячник стал настоящим проклятьем для нескольких ближайших печенежских племён, которые стали пугать на ночь детей именем рыжего демона. В общем, из Ратибора вышел отличный командир. Свои его любили и уважали за простоту, честность, храбрость, доблесть и справедливость, а враги боялись как огня, назначив немалую награду за его буйную рыжую голову.
В этот пасмурный день Ратибор, молодой, здоровенный, могучий исполин двадцати шести лет от роду, в полном боевом обмундировании в очередной раз сам поехал в дозор. Чего он терпеть не мог больше всего, так это бездействия. Сидение в крепости без дела навевало на него тоску смертную, поэтому при каждом удобном случае Ратибор старался сам выбраться в патрулирование, возглавив один из небольших отрядов своих воинов, что совершали регулярный объезд приграничных территорий. Отличавшийся буйным нравом, возражений рыжебородый богатырь не терпел, и спорить с ним было бесполезно, потому подчинённые вскоре полностью свыклись с этой его странностью и даже радовались, когда он попадал к ним в дозор. В бою Ратибор, аки неукротимый ураган, был страшен до жути; в этом могли не раз убедиться уже все в крепости, посему с ним в патрульном отряде было, конечно, куда спокойнее.
В этот раз вечерний дозор, насчитывающий всего пять человек, не считая воеводы, объезжал наиболее дальние, спорные приграничные территории и как раз въехал в небольшой, но густой лес, что тянулся аккурат по границе между Мирградом и землями печенегов. У Ратибора было тревожно на душе. Что-то ему не нравилось в этой поездке. Стояла странная тишина. «Почему не поют птицы? Что за напасть? Где лесные звери, хоть какие-нибудь?.. Кто-то их спугнул… – кто это мог быть, Ратибор хорошо себе представлял. – Нет, надо уводить людей отсюда. Не к добру эта гнетущая тишина, что стоит тут! Да и темнеть скоро начнёт. Так ведь вообще ничего видно не будет. Надо уходить, пожалуй…»
– Так, разворачиваемся! Возвращаемся на заставу! – наконец резко бросил он своим воинам, внимательно оглядываясь по сторонам, замедляясь да поворачивая назад.
«Что ента там зашевелилось, чуть левее у дороги? Папоротник… Явно не от дуновения ветра так закачался! Может, зверь какой пробежал?..» – Ратибору всё больше и больше не нравился этот дозор.
– Что случилось, тысяцкий? – с ним поравнялся Любомир, один из его сотников, который и должен был возглавлять этот патруль.
– Чуйка у меня. Принесла мне на хвосте своём пернатом, что следят за нами зенки недобрые. А ты знаешь, интуиция меня обычно не подводит!
– Понял. Значит, уходим…
– Угу, и пошустрее!
Ватажники быстро и дружно развернули коней да пустили их в галоп, поскакав назад. Если воеводе вдруг тревожно стало, то спорить с ним не след…
В этот миг откуда-то сбоку вылетела стрела и выбила из седла одного из воинов патрульного отряда, Данивара, вонзившись тому в голову.
– Засада! – громогласно проревел Ратибор, и в то же мгновение другая стрела впилась в шею его скакуна. Тот испуганно заржал в предсмертной агонии, передние ноги его подкосились, и вороной красавец рухнул на землю, выкинув рыжеволосого витязя из седла. Падая, тот успел сгруппироваться, потому отделался лишь лёгким ушибом. В это же время вражеские стрелы засвистели то тут, то там, пытаясь достать быстро удаляющихся оставшихся четырёх всадников. Те лихо пришпорили своих лошадей, без оглядки мчась прочь. В такой ситуации четверо за одним не возвращаются, это понимали все. Тем не менее Любомир обернулся, увидел, что случилось, и притормозил было коня, дабы вернуться на помощь своему командиру.
– Ратибор! – воскликнул он горестно.
– Уходите! – зычно рявкнул молодой великан, крепко сжав обеими руками любимую старушку секиру. – Это приказ! Выполнять!
Тем временем на узенькую тропинку, по которой ехал дозор, из чащи леса высыпали печенеги, не менее сотни, и с гиканьем и улюлюканьем окружили рыжебородого богатыря. Любомир в отчаянии схватился за голову, но несколько степняков, ещё пытающихся достать его из луков, всё-таки заставили верного сотника развернуть своего гнедого и поскакать стремглав назад, к крепости русичей. Ратибор остался один. Приготовившись подороже продать свою жизнь, он покрепче сжал секиру и презрительно рыкнул в толпу окруживших его врагов:
– Идите сюда, собаки!
– Это же сам Ратибор, знаменитый рыжий демон, легендарный атаман Первой заставы! Живьём брать! – закричали радостно степняки.
Первых четырёх, с гикающим улюлюканьем бросившихся на него кочевников молодой исполин уложил несколькими могучими ударами своей двуручной секиры, после чего сам кинулся в толпу врагов. Кривые тонкие лезвия ятаганов печенегов были просто не в состоянии как-то сдержать или блокировать страшные удары его здоровенного топора. Мощь их была такова, что главной заботой было у Ратибора вытащить побыстрее из разрубленных практически надвое тел свою старушку для того, чтобы всадить её острое, как бритва, лезвие в очередного противника. Кочевники пришли в замешательство, ибо слышать про мощь рыжего демона – это одно, но почувствовать её на своих нестройных рядах – это совсем другое. Тем более что Ратибор умел впадать в неистовство в таких ситуациях, когда, казалось бы, всё оборачивалось против него и шансов не было. Силы удваивались, если не утраивались, и он мог без устали махать секирой на протяжении очень длительного времени. А тут ещё приказ взять живым; из луков не расстреляешь, да и бросался Ратибор яростно в самую гущу противников так, что и не выстрелишь ему даже по ногам; своих можно легко зацепить.
Тем временем ряды степняков быстро редели; человек двадцать нападавших уже лежали, разрубленные страшными ударами взбешённого русича. Кочевники всё пытались задавить Ратибора количеством, раз за разом накатываясь волнами на него, что более походило на наскоки стаи гиен, окруживших одинокого могучего льва. Вдобавок Ратибор презрительно улыбался, что вызывало просто дикий ужас у степняков. Это демон войны с огненного цвета волосами смеётся им в лицо, продолжая выкашивать, как косой, их стремительно редеющий отряд. Вот уже под пять десятков их братьев лежало в кровавых лужах на этой арене невероятной баталии, развернувшейся под хмурым, сумрачным небом. Бой длился около часа, и Ратибор, весь в крови, лишь сейчас стал немного уставать.
– Это не человек, это сам бог войны, – шептались между собой испуганно печенеги, всё так же продолжая по инерции атаковать нестройными рядами рыжеволосого русича. И неизвестно, чем бы мог закончиться этот бой, если бы кочевникам не подоспели на помощь ещё с полсотни их соплеменников с сетями. Первую наброшенную на Ратибора сетку из толстенной бечевы он умудрился разорвать своими могучими руками, но следом полетела вторая, третья, четвёртая, и в результате здоровенного руса всё-таки общими усилиями спеленали так, что он стал похож на кокон огромной бабочки. И всё же, даже упав, непокорный витязь продолжал трепыхаться, пока один из кочевников не оглушил его несколькими тяжёлыми ударами древка копья по голове. Свет перед молодым богатырём померк, и он провалился в зыбкое кровавое забытьё…
Глава 6. Стойбище печенегов
– …Он не человек, говорю я тебе! По крайней мере, не простой человек! Никто не может так драться из живых! Он демон! Пол-отряда моего вырезал, и если бы не подмога с сетями, уверен, он прикончил бы нас всех! Но это же просто невероятно! Я никогда такого не видел! Ему надо немедля перерезать глотку, покуда этот рыжий медведь не очухался и не натворил делов, Кверий!
– Всё в порядке, Тертий, не волнуйся. Я не знаю, как ему удалось так потрепать твоих людей, но сейчас, даже если он сможет освободиться, нас тут тысячи полторы, не меньше! Будь даже этот громадный русич сам бог войны, ему не одолеть столько бойцов в одиночку! Да мы просто его стрелами нашпигуем, и будет он у нас вместо чучела дикобраза!..
Сквозь кровавую пелену в голове Ратибора звучали приглушённые голоса разговаривавших недалече печенежских воинов, но сознание упорно не желало возвращаться к нему. По крайней мере, не сейчас. Ещё не время…
Очнулся Ратибор оттого, что его окатили ушатом холодной воды. Он тут же дёрнулся было, но смог лишь неуклюже сесть на пятую точку. Голый по пояс, лежал он плашмя на сухой земле в каком-то шатре. Ноги его были в кандалах, а руки разведены в стороны и прикованы четырьмя железными скобами к крепкому толстому сосновому бревну метра полтора длиной, что тяжёлым грузом теперь покоилось на его широких плечах и спине. Голова ужасно гудела от сильных ударов древком копья, но в остальном он был цел, как ни странно; многочисленные мелкие ранения, которые Ратибор презрительно называл не иначе как царапинами, не в счёт. Он их мало замечал, ибо заживало всё на нём так же быстро, как и на матёром волке.
Было ещё довольно рано; солнце только недавно взошло, заставив таки туманную мглу рассеяться под первыми лучами и уступить своё место пришедшему ей на смену ясному дню.
– Ну что, очухался, рыжий демон?! – напротив Ратибора стояли двое печенегов; рядом с одним из них находилось пустое ведро, из которого только что его и окатили водицей. – Признавайся, за сколько продал свою душу хозяину тьмы?! Ну ты и покромсал моих, собака! Половину отряда вырезал! В одиночку! Как такое можно провернуть без колдовства тёмного?! Человек ли ты вообще?! – с этими словами один из говоривших, тот самый, с ведром, не удержался и с разбегу со всей силы пнул Ратибора в бок. Тот лишь зарычал в ответ, попробовав было дёрнуться в сторону ударившего его печенега, но скован он оказался крепко, потому его порыв тут же наказать наглого степняка не увенчался успехом. Тем паче что тот отпрыгнул мгновенно от Ратибора, явно боясь его пуще огня.
– Попался ты, попался на этот раз! – убедившись, что могучий пленник по-прежнему надёжно скован, довольно протараторил печенег. – Меня зовут Тертий, и я хочу, чтобы ты знал имя того, кто получит за твою голову шлем, полный золота! – с этими словами Тертий обернулся ко второму степняку, до сих пор безмолвно стоявшему рядом и лишь с неприязненным любопытством разглядывавшему Ратибора. – Передай великому хану Илдею, что рыжий великан очнулся, Кверий!
– Хорошо, – Кверий кивнул. – Надёжно спеленали его, я смотрю. Цепей не ослаблять! Пусть так к хану и ведут этого бешеного зверя!
– Само собой!
– Сегодня, демон с волосами, как у яркого пламени, – Кверий недобро уставился на молодого богатыря, – будешь умирать ты долго и мучительно, это я тебе обещаю!
Ратибор лишь презрительно сплюнул в ответ.
– Хотя почему только сегодня?! Ты здоровый, нам веселья и на завтра хватит, и на неделю вперёд! Мы тебя специально подкармливать будем, чтоб продержался как можно дольше, рыжий пёс! – после чего, стремительно развернувшись, Кверий быстро вышел из шатра.
– Пол-отряда вырезал, собака!.. – зло бормоча себе под нос проклятья, Тертий взглянул ещё раз гневно на скованного Ратибора и тоже спешно покинул палатку вслед за Кверием. – Глаз с него не спускать! – отдал он приказ двум степнякам, дежурившим у входа в шатёр.
Оставшись один, Ратибор первым делом осмотрел, как мог, свои оковы. На ногах кандалы из доброй стали, так… А разведённые широко в стороны руки тяжёлыми железными скобами прикованы к бревну, что лежит на его могучих плечах, да вдобавок ещё обмотаны массивной металлической цепью. Это уже интереснее! Сами скобы, способные сдержать даже буйвола, скреплены были каждая парой толстенных железных штырей.
Ратибор что есть мочи напряг огромные мускулы на руках и тут же расслабил их. Цепь слегка, совсем чуть-чуть, но ослабла и стала посвободнее. Ратибор недобро улыбнулся потрескавшимися губами.
– Ничего, шакалы, я вам праздник-то ещё устрою, – пробормотал он угрюмо и снова напряг свои могучие мышцы…
Через пару часов за рыжебородым витязем пришёл вооружённый отряд кочевников из десяти человек под командованием Кверия и вывел его наружу. Зажмурившись поначалу от ярких солнечных лучей, ударивших ему в глаза, Ратибор огляделся. Оказалось, что шатёр, в котором он лежал, находился практически в центре стойбища печенегов, тысячи на полторы-две голов, не больше. Когда проверили перед выходом его кандалы, он сильно напряг мускулы на руках, и проверяющие не заподозрили ничего, так как цепи на бицепсах опять натянулись и спутывающие молодого исполина оковы выглядели более чем надёжно. Лагерь печенегов был забит битком; степняки бросили свои дела и пришли поглазеть на рыжего демона, ставшего страшной легендой в их краях всего за год. Его вчерашнее пленение также подлило масла в огонь, так как Ратибор умудрился уложить почти полсотни кочевников, прежде чем воеводу Первой заставы спеленали крепкими сетями. Охрана повела его к самому большому шатру, что виднелся недалече, а в это время в опасного пленника местное население принялось кидаться землёй, палками да камнями. Как же, ведь сам рыжеволосый демон пойман, крепко связан и более не опасен! Ликованию мучителей не было предела! Ратибор лишь насмешливо улыбался на это да периодически сплёвывал, дабы выразить своё презрительное отношение к окружающим его врагам. Кандалы на его ногах хоть и были массивными, но ходьбе и широкому шагу не мешали.
«Да, не побегаешь в них, аки олень пятнистый, но ходить можно вполне. Это хорошо…» – довольно подумал про себя Ратибор.
Наконец его подвели к самому большому шатру в стойбище. Перед ним была небольшой высоты, но довольно длинная искусственная насыпь шириной метра в полтора, что-то вроде помоста с находящимся на противоположном её конце позолоченным троном, на котором восседал сам хан Илдей, довольно тщедушного сложения печенег, разодетый в яркие богатые одежды. По бокам от трона стояло по охраннику, а чуть поодаль – группа особо приближённых к повелителю воинов и советников.
По обеим сторонам насыпи собралась толпа любопытных зрителей. Всем не терпелось увидеть яркое представление, главным событием которого будут изощрённые пытки рыжего великана. Разнообразные орудия оных уже лежали недалече, разложенные у пыточного столба, и молчаливо ждали очередную жертву вместе с жирным, лоснящимся палачом, который нетерпеливо переминался с ноги на ногу в предвкушении своего звёздного часа.
«Сейчас я вам устрою зрелище, шакалы трусливые, – пообещал сам себе мысленно Ратибор. – До конца ваших убогих жизней помнить меня будете!»
Поначалу пленника повели было сразу к пыточному столбу, но из окружения Илдея прибежал маленький щуплый человечек и стал что-то горячо шептать Кверию. Тот недовольно нахмурился, но спорить не стал, лишь дав отмашку вести Ратибора сначала к помосту.