Глобус Билла. Первая книга. Почти человек

Иллюстратор geralt

Корректор Эстер

© Александра Нюренберг, 2023

© geralt, иллюстрации, 2023

ISBN 978-5-4485-9313-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Билл начинает шутить. Письмо издалека

Крест лба и переносицы был отчётлив, подбородок выступал, как тяжкое уверенное основание лица. А вот глаза, утопленные под надбровными дугами, несмотря на глубину и величину, ничего не говорили, лишь намекали на тайну, присущую, впрочем, любому взгляду. Смуглая желтизна широких скул казалась здоровой и естественной.

Всё это хозяйство было видно хорошо, только временами, будто облачко пыли налетало, скрадывая мужественную прелесть очертаний.

Тот, кто смотрел, отодвинулся, и круг в телескопе отодвинулся тоже. Со вздохом, не грустным, а естественным для того, кто забыл сделать своевременный вдох, сидевший откинулся в кресле наблюдения, и потянулся.

Зеркальная стена обсерватории последовала его совету, и отразила движение. Он смотрел на своё лицо.

Дверь за спиной выказала негромкое намерение приоткрыться, и он услышал своё имя, произнесённое таким же тихим, будто припылённым голосом:

– Билл.

Названный обернулся, обхватив тяжёлой у плеча рукой низкую спинку кресла. Выставленный подбородок слегка дрогнул, как у тех, кто всегда готов к смеху.

– Билл, – входя и отражая в стенах свой многократный образ, сказал вошедший. – Тебя ждут, дружище, гадёныш ты.

Рисунок фигуры заговорившего скорее был очерком, сделанным смелым пером, и зеркала были согласны, выхватывая только лучшее, что отличало этого приверженца домашней фамильярности. Высокий и худой, вроде вешалки, плечи широчайшие, одно опущено.

И угол рта был приспущен, как флаг, намекая на то, что холод в светло-серых глазах не стоит принимать слишком уж всерьёз.

– Там у вас вино, вероятно, кончилось. – Строго, очень низким голосом ответил продолжавший сидеть и вдруг резко раскрутил кресло.

Тем самым он запустил целую цепь озорства и приключений своего зеркального «я». Поехала заодно и долговязая фигура болтливого негодяя.

– Да, вот пошёл бы да посмотрел, что там делает посол. И все они…

Кручение прекратилось, и осевший всем немалым весом в кресле, взглянул исподлобья.

– Знаю я одного парня, Ас, который уже грубо овладел их невинными умами и даже произвёл потомство в виде глубокомысленных замечаний. Потомство уродливое, зато ему не нужно давать высшее образование.

Александр спокойно ждал, пока приступ сарказма даст дуба в останках смеха на зубах. А зубы были как раз для того, чтобы смеяться, вроде сокровища, таимого и обнаруженного вдруг, всегда вовремя. Большое лицо прямоугольником, если доверить описание геометру, который сразу заметил бы вам нравоучительно, что абсолютная точность всего лишь миф, было не вполне верно, и страдающий правый глаз разумного нибирийца соседствовал с томным весёлым глазом хищника. Губы, они всегда готовы были приоткрыться, но в молчании глубокой тени над подбородком, весомым, как ящик в шкафу, где прячут праздничное угощение, имелось вроде и ещё что-то.

Раскроив тени возле уголков рта и заставив дрожать блики на дне карих глаз, Билл расселся в кресле.

– Я не имею дела со спящими, не до такой же степени я испорчен. – Спокойно ответил Александр. – Они никогда не проснутся.

– А то, что они разговаривают и ходят во сне… а посол, небось, вовсю флиртует со статс-дамой… не даёт надежды?

– Не даёт, сир.

Огромный, светлый, рыжие брови. Александр перевёл взгляд своих небольших холодных глаз с него на фото, приклеенное прямо к зеркалу. Это было фото той картинки, что показывал кружок телескопа.

Долговязый из тех, что не стыдятся своего роста, Александр подошёл к столу ничуть не разболтанной походкой, задев всё же какую-то научную ересь по пути.

Билл следил за ним, разъезжая в кресле с вольно выложенными на подлокотники широкими запястьями в подкатанных к локтям рукавах рубашки и неопределённого одеяния, именуемого рабочий халат.

Александр глянул: раз… раз… будто на память снимал отпечаток.

Билл приподнял бровь – мол, что?

– Ничего. – Счёл возможным прибегнуть к словам Александр.

Потом прибрал кончиком пальца уголок фото.

– Ты похож на эту штуку. – Рассеянно сказал он, и вдруг с таким острым вниманием поглядел на Бильгу сира Баст, что, будь объектом его внимания кто-нибудь более задумывающийся на всякие темы, постарался бы отодвинуться этот среднестатистический.

– Какую штуку? – Тем не менее, спросил этот бестрепетный сквозь остывающую улыбку.

Александр ткнул негрубо и растопыренными пальцами – как кот, показал на фото на столе.

– Это животное или что это там.

– «Или что там!» Изваяние, как гласят Древние, воздвигнуто одним из первых космолётчиков поколения великих испытаний. Не нам чета, милый. А что же похоже-то?

– Огромный, белёсый какой-то, рыжие брови. Нос такой, будто сразу после школы устроился вышибалой. Причём работал на совесть.

Билл быстро улыбнулся.

– Это неправда.

Тот согласился неожиданно:

– И то верно.

– Более красивого существа вообще нет. Одни только мышцы, повсюду, тут и там. И сям. Даже в глазах. Это ты мне завуалированный комплимент сделал.

– А?

Александр прошёл мимо занимавшего половину коморки любителя астронаблюдений.

– Зачем? – Повторил Билл.

– Чтобы ты спустился вниз. Нет, ну, правда, дружок… неудобно.

Билл сначала промолчал, чуя, что разговор не исчерпан, и, зная, что визитёра не разведёшь на вопросы, медленно сказал:

– Это мой предок вообще-то воздвиг монумент на далёкой границе мира, который и заселил заодно.

Александр, стоявший вполоборота и показывающий похожий на несколько лезвий профиль, повернулся и с любопытством посмотрел. Его темноватые для нибирийца и длинноватые для бывшего военного волосы не шевельнулись, точно их просто нарисовали на скуле и шее.

– По-твоему, твой предок сделал всех детей на Эриду.

– Это вопрос?

– М… это ты хорошо спросил. Таким манером посол четверть часа назад ответил на вопрос по поводу ущемления чьих-то прав.

– Вот видишь.

Билл, похоже, с удовольствием предавался этой неопасной перепалке. Терпение Аса начало сдавать.

– Ну? Пока ты тут, так сказать, погружаешься в семейные эти, как их…

Прищёлкнул двумя длинными узловатыми пальцами и посмотрел на Билла, чтобы тот извлёк слово из воздуха.

– Анналы.

– Ну? Пошли?

– А чего я там не видел? – Билл не сопроводил слова вздохом, но всем лицом изобразил оный. – Одно и то же. Сегодня посол приезжает, монарх улыбается, посол тоже это самое. Завтра уезжает в отпечатках помады, и к вечеру вводят ограниченный контингент. Он ещё и мирный-то договор из чемоданчика не вытащил, не то, что какие-то смиренные предметы необходимости. Скукотища. Как на заезженных этих… штуках Древних, уж на что умны были.

– Разве что контингент с каждым разом больше. – Согласился Ас.

Да? Ну, да. А в целом… следствие и причина, то есть тьфу. Причина и следствие. Как чистка зубов и еда.

Ас задумался и закатил свои ледышки вбок. Прислушался к ощущениям.

– Наоборот. – Наконец, изрёк он.

– Что?

– Сначала еда. Потом чистка.

– А… Да? Ну, в общем…

Билл помолчал, но под крупными тёплыми, даже без дальнейшего исследования губами, прошёлся кончик языка.

– Ты прав, властитель. – Сказал Ас, рассеянно проводя пальцем по фото на столе и машинально снова взглядывая на башку Билла, закинувшуюся на плечо: усталости, впрочем, в жесте не было. Она, по-видимому, и не свойственна ему, как состояние плоти, не запрограммированное в кольцах родословного древа. – О, как ты прав.

Ас кивнул самому себе в зеркале.

– Вот и связисты с орбиты говорят…

– Они разговаривают?

– В докладе… Доклады представляют.

– И что же в их докладе подтверждает мою сверхценную мысль?..

– И, главное, свежую.

– Да, и свежую… Насчёт кругооборота случайностей?

Ас сделал из своего рта фигуру под названием: этот сильный муж чуть утомлён, но всегда готов служить.

– Большая Аллея, ну, та, что ведёт к одной забытой маленькой колонии, по счастливому стечению обстоятельств являющейся исторической родиной одного неумного, хотя и привлекательного физически придурка, так вот эта Аллея снова выстроилась в том же порядке, что и – страшно сказать, сколько ярролет тому назад.

Билл отреагировал так. Он промолчал. Не выпрямившись и вообще не шевельнувшись в креслице, слишком, кстати, малом для его плечей и колен, он и глазами умудрился промолчать.

Запирательство чуть утратило свойство новизны. Потом Билл сказал:

– Нет Аллеи. Цепи оборваны, башни погасли.

– Но звёзды те же. – Был ответ.

– А нибирийцы-то другие. – Встретил словесный ножичек в воздухе Билл ладонью.

– Полно…. – Молвил мягко Ас. – Ты уверен? Властитель?

Билл продолжал сидеть смирно. И никто бы – будь в этой комнате домовой, разве что он, мохнатый дух обсерватории, а более никто – не заметил бы, когда началось движение. Маленький телескоп полетел в наперсника.

Рука Билла вернулась на подлокотник.

Ас, перехватив в воздухе тяжёленький металлический предмет, задержал руку в том же положении и вопросительно смотрел на развалившегося в кресле.

– Никогда не называй меня так.

Билл сел попрямее и поставил локти на колени.

– Ну? Надоел, понимаешь. Я же не называю тебя Александр сир Александр, что в переводе с вежливого означает бастард, родства не помнящий.

Ас покивал понимающе, и тут же телескоп полетел в обратном направлении. Билл взял его в воздухе и вернул на место.

– Ценный, между прочим, прибор. – С лёгким укором сказал он и отвернулся.

Ас спросил:

– Так чё ж тогда бросаешься, властитель?

Билл скосил глаза. Александр, пристраивая телескоп, куда ни попадя, молвил:

– Зато ты называешь меня вместо имени, данного при крещении, этим суетным сокращением, ибо царский твой язык… да, вот этот… можешь вернуть его на место… ленив и не в силах превозмочь хронического цинизма, чтобы обратиться, как подобает, к наперснику.

– Извини?..

– Ну, это такой нибириец, который слушает, как другой нибириец, случайностью Судьбы взгромождённый на верхушку Пирамиды Пожирателей, объясняет, почему он не в состоянии спуститься и поздороваться с гостями… пришедшими, чтобы отдать ему, балбесу, неподобающие почести.

– Случайностью? Ты же сам сказал, что всё делается по плану.

– Не помню, чтоб я такое говорил. Говорил?

– Ну, про еду и…

– Хорошие зубы у тебя. Так и видится тонкая белая косточка, которую они перемалывают и кровавый кусок плоти, играющий на их остриях, чтобы продолжить цепь кругооборота. Нет, скорее, это что-то вроде закона.

– А закон – это что-то вроде справедливости.

– Как глубокомысленно-то.

– Зато точно.

Ас продолжал, будто прерванный разговор с кем-то более утончённым, нежели Билл Баст.

– Случайности, друг. Кто бы мог подумать, что просвещённый монарх цивилизованной державы не сможет произвести на свет от законной супруги с ценнейшей генетикой – хоть завалященькое потомство? При том, и в дальнейшем не оставляя попыток, как оно и подобает нибирийцу с чувством меры и юмора… Также и ни от одной из нибириек менее подходящего происхождения и даже ни от одной из заключившей с монархом контракт девицы с совсем уж плебейским наборчиком родословной информации. А? ну, кто? никто бы не мог подумать. – Сам же и завершил свою мысль ветреную этот длиннопалый любитель подразнить друзей, а ведь у таких, как он, это понятие всегда пребывает в единственном грамматическом числе – стоит только на такого поглядеть.

Билл, знаете, что сделал? С неким неопределенным чувством сообщаю, что он не придумал ничего умнее, чем снова-здорово злоупотребить паузой.

– Молчит как маленький перламутровый пистолет. Ну, да… правильно. И ведь даже попытки, имеющие сугубо искусственный характер и, осмелюсь даже употребить такое словечко, как искусный и, как принято говорить среди чиновников – творческий, и те оказались бесплодны в самом прямом удручающем смысле.

Говоривший так долго и такие ненужные вещи, издал тонкими губами звук, на который Билл отозвался мимически, закатив в глазницах большие глазные яблоки с сочной светло-коричневой и всё отчётливей светлеющей по мере развития темы радужкой.

Сердится, наверное.

– И только случайный, простите за литературщину, роман с леди из племени говорящих человечков, когда уж монарх, который при всём семейном чувстве юмора в отношении к ситуации, казнил ряд деятелей, ни в чём абсолютно не повинных… вдруг ознаменовался рождением самого настоящего сына.

Билл прислушался.

– Да и к тому же, весьма недурной и основательной… так скажем, особи.

– Так, да?

– Ну, в целом… я не про умственные дары…

– Если бы мама слышала, как ты назвал её семью, довольно древнюю, между прочим…

– …То леди Сунн усмехнулась бы. Ибо она всё передала сыну, что было в её власти, и в её родословной, кроме способности, которая называется – шутить не только над другими. Она бы не стала швыряться в меня ценными приборами.

– Можешь проверить… она сегодня там есть?

– Нет, конечно… леди Сунн не посещает мероприятий, на которых собирается больше трёх идиотов.

– А что, там больше?

– Ну, если ты …ты вообще идёшь?

– Если на то пошло, то с твоей стороны дурно шутить над трагедией царской семьи.

– Какой такой? Я что-то пропустил?

– Если род прервётся…

– А ради чего ему прерываться, скажи на милость, ты, не идущий вниз и правильно делающий, ибо ты в чём-то отдалённо похож на леди Сунн… нет, ты слышал, что я отвесил тебе грубую лесть? Ты слушай, – палец, – ибо я не буду этого делать часто… властитель.

– Если сын умрёт раньше отца…

– Пф… С чего бы? Ты здоровенький. Вон и кресло так думает.

– Биологические циклы двух рас отличаются непоправимо, и даже смешение в течение ста звёздных лет не гарантирует от генетического кунштюка.

– Смотри, слова какие знает. Значит, не зря он изредка заходил в ворота столичного универа… Разумеется, не умрёт. Ну, разумеется, если не отправится на историческую родину… в качестве посла, например. Это единственное условие…

Тут оба рассмеялись, и Ас увидел с удовольствием или нет, кто знает этого, со стёклами тонкой выделки вместо зерцал этой, ну, как её… души, что Билл отмёрз. Что он пребывал в состоянии, после которого необходимо было отмерзать, тоже заметил бы не всякий. Пожалуй, что и был один нибириец из всех нибирийцев и людей, кто заметил бы. Ну, не считая леди Сунн.

– Что само по себе уже менее вероятно, чем выстраивание девяти Дружков на забытой Аллее в том же порядке, что и Трах-тарарах лет назад. – Продолжал Александр, покидая свой приют. Он, страсть, как любил притулиться к двери или в косяке застыть, прямо, чудовище из ночного сна – разве что обладал внешностью вовсе не чудовищной.

– Что, так уж точь-в-точь? Все-все заняли исходные позиции?

– До завалященькой кометы. Да, друг… была такая, которую даже в герб врисовали.

– Знаю, видел в архиве. Хвост какой-то несолидный.

– А как бы ты иначе мог часами тут прятаться от исполнения государственного долга, сидя пред этим портретом в дырочке. Всё сошлось, как по нотам. Только поток синергии обвалился, и туннель в пространстве, по которому раньше запросто ходили корабли великого флота Нибиру, мы потеряли. Вот хорошо было владыкам прежних династий… кто там правил, ваше благородие? Вы знать должны свою генеалогию. Но флот и династия утратились разом. Династия-то для правления сыскалась, а вот построить такой же флот, какой сгинул в гравитационном циклоне сотню ярролет назад – дело, как выяснилось, более заковыристое. Ну, вот, планеты и менее значительные персонажи игры – готовы, и твоё рыжее изваяние на территории бывшей колонии попало прямёхонько в твой прибор.

Билл как-то виновато скосился на молчаливый ствол большого телескопа. Ствол был грозен.

– Даже звёздные пылинки и те, вероятно сложились и выстроились, как детишки на весеннем параде в знак солидарности с властью, то есть с вашим папенькою. Спорим, так же они выстроились и сто миллионов лет назад, когда тогдашний властитель… на Нибиру ещё было крепостное право… собрал детей для крестового похода.

– Не спорю. Отец рехнулся, когда устроил это. Его же пресса без штанов оставит.

– Нет, если будет принят новый закон насчёт прессы.

– Да, и будут спрашивать, как, а разве не всегда вешали за ноги за Слово Правды? Как? Да что ж это, вот варвары-то предки наши были.

– Именно-с. Так и будут, сир Баст. Или даже все тогда уж будут висеть за ноги, как вы и предположили. И будет мир и благодать во народах.

– Да, оно разумно.

Билл размышляюще пошевелил пальцами.

– А кто ж работать будет, ежли все будут тово… висеть?

– А к тому времени правящая династия переродится окончательно в небожителей, и кушать ей будет не потребно.

Посмотрел, и оба перекосились красивыми лицами, будто в вековом камне сразу два духа гор захотели чихнуть.

– Ну, хватит. Этак мы дошутимся.

Ас пожал плечом.

– Как скажете, господин.

Билл снялся с места, не опираясь пудовыми ладонями на подлокотники, и встал, расставив ноги. Заслонил башкой круг неба в дуле телескопа, развёл массивными у плечей руками, свет зеркал очертил его, отнюдь не похожего на того небожителя, который кушать не хочет.

– Верите во власть слова, повелитель?

Билл не сразу ответил:

– Знаешь, слуга, не забывай того актёра, который по роли должен был безумно влюбиться во взбалмошную девицу.

– А… – Медленно ответил Ас. – И ему не понравилась молодая актриса, а потом он безумно в неё влюбился… помню.

– Он влюблялся в неё с каждым словом, которое она наделяла страшной силой своей прелести и таланта.

– Значит, верите.

Билл вылез из халата, который был ему мал и сидел вроде кочующего грозового покрова на значительном континентальном хребте. Ас взглянул на высвободившееся пространство.

– Рукава спусти.

– Что?

– Рукава, говорю… – Ас, не оставляя сомнений, показал, скосив серые глаза.

Билл заворчал, начал произносить что-то насчёт нескромности, но, переступая порог, заткнулся и одним движением потёр руки о бёдра – да, да – так что рукава кое-как съехали, обнаружив манжеты рубашки, лишившиеся пуговиц в такие далёкие времена, что уж и не помнили, как оно, с пуговицами. Вроде гипотетических потомков, которые не заметят отсутствие статей основного закона, некогда гарантировавших свободу печати.

Оглянулся, оставляя каморку, заповедник зеркал, где в кружке телескопа по-прежнему сидел кто-то, огромный, светлый с рыжими бровями. Расстояние в указательный палец в длину на небосводе разделяло комнатку с шутками отражений и, – поехали…

Мимо котёнка Плуто, мёрзнущего и отвергнутого, но такого славного, клянусь оком Абу-Решита, двух не предавших друг друга и изрядно друг другу надоевших Голубого и Синего, здесь нетрудно обогнуть Аншара в короне и радужного Кишара, а там рукой подать до Привала, и вот в чашке чёрного кофия, она – маленькая и странная, источающая непонятный свет и вроде как запах в черноте большого квадрата, вот Эриду или, как правильно – номер Седьмая.

Привал был как-то красноват этой весной, и даже тёплое свечение Незнакомки не умеряло тревоги ночами этого последнего весеннего месяца. Звёзды напоминали какие-то слова из писаний Древних, что обещало перемены.

Ну, ещё были дела домашние…

Этой весной отец вознамерился его женить, одиннадцать ха-ха. Видно, тревоги по поводу судьбы рода не оставляли этого с виду беспечного и обаятельного, так как и хищники не лишены своеобразного обаяния, когда щёлкают челюстями, нибирийца. Это во-вторых. Во-первых, леди Сунн намерение это в корне срезала, как срезала она твёрдой нежной рукой с длинными, невероятно стройными, чуть суховатыми пальцами излишние стебли в своём саду.

Она объяснилась.

– Видишь ли, – сказала она, садясь в рабочем комбинезоне, делавшем её высокую фигуру классической статуей в комбинезоне, и тесно складывая ноги в композицию «леди знает», – генетическая информация – сложная и непредсказуемая штука. Да ты у своих учёных спроси.

В саду цвёл трёхлистный цветок, источавший жгучий густой аромат и, жужжа, работали пчёлы – обыкновенные, не улучшенные. Они перелетали с одного развёрстого розового креста на другой белый, как снег, и знали, очевидно, что делают. Пенёк, на который присела леди Сунн, тоже предложил миру свои побеги, он не был обречён на смерть.

Отец, в белом костюме, тревожно взглянул на лягушку, сидевшую на посыпанной белым и рыжим камнем дорожке и смотревшую на царя выпуклыми задумчивыми глазами. Он взглянул также на свои штанины, уже носившие следы прогулки между дорогих высоких кустов с мощно распустившимися в кочан капусты излюбленными цветами подарившей ему сына жены.

Каждая капля в этом саду имела цену. Женщина, невероятной красоты, небрежно присевшая в этом изобилии прейскуранта высших ценностей, смотрела на него, как лягушка – взвешивая и размышляя. Он знал – и каждой клеточкой рода Баст, жаждущей оставить за собой и только за собой власть – что она воплощение и результат длинного пути. Этот путь выражался в двух словах – унаследовать всё.

Его всегда заботило только это. Ещё ему хотелось сорвать какой-нибудь цветок и преподнести ей – но это не разрешалось.

– Хочешь сказать, – начал он, подходя и протягивая руку, – что может получиться, как со мной?

Леди Сунн усмехнулась.

– Вообще-то, я имею в виду, что он ни в кого не влюблён.

Она позволила ему взять её руку и поцеловать утончённо длинные пальцы, запачканные в земле. Она всегда работала без перчаток.

Он выпрямился, досадуя на то, что она с лёгкостью его обыграла, и неохотно отпустил её руку.

– Одно радует, – завершая разговор, сказал он. – Теперь я знаю, что влюблён в тебя.

И прибавил:

– Это следует сохранить. – И улыбнулся.

Она с некоторым недоумением взглянула на него.

И вот Билла оставили в покое.

Что же касается смеха при упоминании маленькой колонии, всплывшей, как из вод Потопа, в беседе двух шалопаев, то смех был вполне объясним с точки зрения всеми нами уважаемой логики.

Эриду была разрушена. Она не существовала более и менее тоже. В результате ряда случайных событий, кои, вероятно, как приписывал – это мы заметили – всем событиям сир Александр, произошли не случайно, планета номер седьмая перестала быть в наличке.

В смысле, как объект экономики Нибиру. Так-то, как планета – это, пожалуйста. В этом роде вот она – болтается, как положено, слегка сдвинутая с орбиты и, если вглядеться в увеличительное стёклышко, совершенно растерзанная, как полуочищенный и вдобавок некультурно надкушенный апельсин.

Причиной официально считался некий катаклизм техногенно-природного характера. Там было что-то вроде потопа, смывшего в Лету изрядную цивилизацию, а затем Что-то Ещё. Вот это Что-то Ещё и было, очевидно, причиной окончательной.

Особенно рассуждать на тему колонии не было принято. Кем? Ну, ну… адрес и группа крови нам не известны. Не было, так не было. Не принято, так не принято. Дело было, вероятно, в том, что с Эриду, как некогда называлась колония, был связан не один даже, а целый ряд скандалов политико-социального толка. Какие-то опыты… нарушения билля о правах нибирийца… забастовка на шахтах, даже мятеж… страшное слово. Полно, да есть ли такое в словаре?

Словом, неинтересно стало совсем, когда во избежание путаницы в головах граждан – были внесены совершенно законно изменения в основной закон относительно того, что можно, а чего нельзя думать и говорить по поводу Э… номер семь.

Совсем замолчать эту историю и прервать мысль, которую пленить довольно трудно, хотя пытаться, конечно, надо – нельзя было. Так как Что-то Ещё слегка сдвинуло самоё Родину с пути, с толку, с колеи, наезженной в космосе таким мириадом лет, который трудно списать и заявить, что так и было.

На Нибиру тоже случился катаклизм, не такой крупный и, пожалуй, даже свернувший участь Родины на удачу.

Все граждане были заняты своими маленькими трогательными проблемами, связанными с выживанием.

Перестала существовать большая и некрасивая проблема, связанная с героизмом покорителей Эриду, личностей тёмных и малопонятных, как все герои.

Чего они там наделали.

Играли с генетическим – о, ужас, о, стыд – материалом нибирийцев. Создали расу говорящих человечков и попутались, тысячу извинений, с созданным материалом. Предназначенные первоначально, как говорили очень тихими голосами, для рабского безгласного труда, Говорящие Человечки, эти черноголовые куклы, были кем-то ознакомлены с такою штукою, как закон… Вот уж! И создавать эти игрушки уже было чудовищным, не иначе, нарушением всех законов… но уж после этого – всучить им коробок со спичками в одну руку, а в другую – бидончик с веществом горючим, это, знаете… Мягко говоря, непоследовательно.