Глобус Билла. Пятая книга. Козерог

А Билл – тот, как сказать… печалился. Живительный источник иссякал, и он делался беспросветным озером, затканным подлунными растениями.

И чудное дело: почему-то всем вокруг делалось не по себе. Точно Билл был водою из городского крана, и шипящая головка опустевшего смесителя приводила горожанина в отчаяние и трепет.

К счастью, с Биллом это делалось редко.

Вот сейчас он сидел в углу, опустив на толстой стройной шее огромную голову, колени расставлены, но не дерзко, как всегда – теперь он старый каменщик, созидающий себе саркофаг. Лодки ладоней ждут подаяния на коленях…

Шанни с неподдельным сочувствием смотрела на него. Ей самой сделалось грустно. Она искала слова, когда её позвали из-за двери.

В дверях остановился Ас.

Его взгляд тоже остановился, и реплика замерла.

Обычно даже командир, сторонник психоделической дисциплины, милосердно примолкал, если Билл проваливался в свой персональный колодец. Он тогда с незлой усмешкой посматривал на царского сына, и не приставал к нему. Ас будто зажигал неяркую свечку, освещавшую их малахольную дружбу.

Но сегодня Шанни уловила в его взгляде другое. И это не понравилось ей. Не свечка тихая, дурной огонёк, раздвоившись на два командирских глаза, следил за поникшим Биллом.

Шанни даже обдумала превентивную шпильку, но опоздала.

– Ваше высочество. – В изменившемся голосе Аса мелькнула синяя искра. – Я искал вас.

Билл терпеть не мог – так же, как его дядя – своего по праву принадлежащего титула. Чувство юмора – светлое у его высочества и чёрное у величества не позволяли им получить удовольствие от этого обывательского заклинания.

Ас, как стало им ясно после его обмена репликами с Энкиду, к титулам относился иначе. Потому Шанни и посмотрела едва не с изумлением: вожжа, что ли, под самолёт попала?

Ас повёл самолёт на скалы:

– Как поживает хвост вашего высочества? А ушки? Носик? Что-то ты бледненький у нас.

Билл угрюмо приподнял голову. Шанни издалека сделала знак Асу, похожий на тот, коим символизируют отданную честь.

Ас сигнализацию не оценил, вошёл и сделал круг почёта. Шанни быстро шагнула к Асу, когда он приближался к Биллу из тени, подражая покачивающему крыльями штурмовику.

– Ты что творишь?

Ас непонимающе посмотрел.

– Разве ты не знаешь когда он… когда с ним…

Но Ас закусил удила – да, да: и его рот даже искривился.

– Эй, – позвал он, – тут леди беспокоится…

Билл поднялся. Глаза его разгорались. Асу удалось сделать трудную и почти невыполнимую вещь – рассердить Билла…

Шанни поняла, что Асу всё же хочется хоть раз побить Билла. Эксцентричное желание… Но это не будет забавной вознёй, как тогда из-за шуточек Билла… не повторится и знаменитая драка в кафе.

Шанни не понимала… да, наверное, она не поймёт…

Билл подошёл к своему товарищу. Глаза Аса вспыхнули от удовольствия. Да что с ним?

Шанни почувствовала себя оскорблённой, как прохожий, пытающийся разогнать котов. Как известно, когда вас не принимают в расчёт – хочется настоять на своём. Так и рождаются тирании. Но Шанни, эта чистокровная нибирийская леди, была умнее всякого тирана.

Она вспомнила, что сделал Ас, когда взял на себя обязанности рефери во время драки в кафе. Она бросилась между ними, так, что ещё шаг, и они раздавили бы её. Оба тотчас отпрянули.

Шанни пролезла на свободу, стараясь не задевать никого, и вышла за порог. Тягостное мгновение молчания разрушилось: Билл тоненько засмеялся.

Она заметила – в полутьме блеснули глаза командира.

– Ты что ржёшь?

Злое колдовство иссякло.

– Здесь есть женщины. – Еле выговорил его высочество, глядя на Аса. – Их полно. А мы лезем друг на друга.

Ас нечаянно засмеялся. Билл хотел ещё что-то сказать, но его речи оборвал шлепок. Билл подпрыгнул, глядя на Шанни. Ас испуганно смотрел на неё, всячески делая вид, что он ничего не слышал.

Билл тоже встревожился.

– Я не то имел…

Шанни помолчала.

– Жалею, что я… – Начала она.

Они почуяли лазейку и наперебой принялись извиняться. Шанни зашипела.

– Если захотите залезть на кого-нибудь ещё, не забудьте сначала взять в кухне те маленькие формочки для печенья. Засунете под одежду. – И вышла.

За порогом продолжалось обескураженное молчание.

– Грубо.

Ас согласился.

– Я ведь совсем не то хотел…

Ас подтвердил.

Шанни дотерпела до лестницы, а там дала себе волю – злобно рассмеялась. Да, кстати, чтобы они не забыли урока, надо будет подложить одну из этих штучек – но не этим двум негодяям, а Энкиду.

Затишье! Так можно было бы обозначить те две недели, в убаюкивающем течении которых они забывали две бомбы. «Бы» – потому как в этом улье из старого крепкого камня ничего прочного и понятного, кроме кладки сцепочкой, не замечено. Эту кладку, заметив на строительстве, очень хвалила Шанни – дескать, суть гениальности.

– Здесь над двумя кирпичами третий, но он же есть одно из оснований следующего звена. Ясно?

– Похоже на любовный треугольник. – Предположил Билл.

Холодненький командир и золотистый леший обескураженно молчали, сделавшись похожими… как два кирпича. Иннан, подошедшая издали, с двумя пирожками в масленых бумажках, громко принялась спрашивать:

– А что? Что ты сказала? Что ты им сделала?

– Иннан, я их учила.

– Молодец. – Одобрила Иннан и выкусила острыми зубами изрядный шмат приятно запахшего пирожка, второй протягивая Шанни. И невнятно договорила:

– Их надо мучить. Надо.

Энкиду повёл круглым лицом и показал Биллу морду тигра в профиль. Он вкрадчиво и гулко промурлыкал:

– Садовница, дай пирога.

– И не подумаю. – Чавкая, молвила Иннан.

От жевательных движений остро красивое лицо девицы делалось уж вовсе нестерпимо прелестным. Оттопыренная щека подчёркивала временным уродством гармонию в соотношении линий и цветов.

– К тому же, он с мясом и кровью, а ты ведь петуниями питаешься.

Энкиду делано понурился и тут же развёл руками.

– Можно ведь сделать исключение. Ведь я такой бледненький и худенький. Да ведь и недаром, Иннан. Я тебе за это что скажу…

Иннан заинтересовалась и, отлипнув от сочной начинки, велела:

– Валяй. Сначала – секрет, потом я решу, платить за него или нет.

Она сковырнула коготком жирный кусочек и рассмотрела на кончике пальца. Шанни, менее харизматично, как подобает леди, поедавшая пирожок, прыснула, и куски разлетелись в стороны.

– Извини. – Проговорила она, подходя и вытирая пальцем у Аса под глазом.

– Так вот, – сказал Энкиду, дождавшись, когда Ас так сердечно поблагодарит Шанни, как будто считал её услуги бесценными. – Мы тут по поводу укладки кирпичей рассуждали. Твоя блистательная подружка нас просветила, как им должно лежать друг на друге, чтобы прилипнуть навек, и я припомнил…

Билл отступил и повёл плечом, выставил руку, защищаясь. Иннан весело кричала:

– А! Попался, рыжий! Дикарь прознал что-то о тебе! Сейчас мы совлечём с тебя покровы и рассмотрим, что ты прячешь.

Билл испуганно пробормотал:

– Да ничегошеньки. Иннан, вот честно… ей-Абу-Решит, не знаю, о чём гундосит этот, в грязных джинсах. К тому же, – добавил он, успокаиваясь, – я всё могу объяснить.

Стало тихо. Иннан засунула в рот последний кусочек. Облизала пальцы.

– Что объяснить?

Билл нагло отвечал:

– Да всё.

Он повёл глазами на Энкиду:

– Похоже, тут кто-то считает себя безгрешным…

Ас во всё время невнятицы помалкивал. Но стратег в нём не дремал.

– Очень интересно, но мне пора.

Войне стало тесно на материках, вонючие дымки разлетались из двух дымящих очагов и с двух сторон к полуострову, роясь, как сбежавшие из пробирки вирусы, приближались два облака.

Пока эти волшебные штуки состояли исключительно из мыслей и прочих нежных невещественных деталей, как-то: разговоры в пивной, лозунги на детском утреннике и пара ссор на ярмарке по средам.

В разговорах была впервые упомянута национальная принадлежность собутыльников, чего допрежь не водилось в этом сонном наимирнейшем месте, где властвовала пена, и свежая горечь отменного продукта вкупе с прыгающими картинками Мегамира полностью удовлетворяли потребность души в небольшом негативе.

Лозунг, толстыми и милыми, как щенята, буквами разбрёдшийся по листу, сообщал, что страна, в которой мы живём – самая лучшая на свете.

Что касается ссор, то они, быстро вспыхнув, к счастью, также быстро утихли.

По этим слабо выраженным симптомам не всякий мог бы распознать приближение модной болезни – всё же дело происходило в провинции, на краю мира, если можно так выразиться. Полуостров даже не на всех картах был обозначен, эта территория богов, издавна облюбованная колонистами и обустроенная космолётчиками и прочим персоналом великого поколения испытаний, нелепым образом как будто не была открыта эридианцами.

Прознав всё о своей планете, любопытные, как леану, из которых они сделаны, скептичные, как боги, которые вдохнули дыханье жизни в их грудные клетки, жители Эриду почему-то ни разу не наткнулись на довольно большой кусок земли между двумя материками.

То есть, всё обстояло несколько сложнее: они всегда знали о его существовании, но никто бы его не нашёл ни на одной разноцветной, как анатомическая схема, политической карте.

Это была игра по правилам, но кто и когда составил их – известно только в доме с прачечной.

Большой старый Мегамир в Гостиной изредка показывал какие-то «ограниченные контингенты» и «передислоцированные части». Пару раз мелькнуло и полуофициальное название полуострова. (Его, при том, что он не существовал, так часто передавали из рук в руки, что никогда не было точно известно, как же он называется.)

В вязком вареве Мегамира целые территории окрашивались в пёстрый оттенок военной формы. И однажды Билл спросил у дяди:

– Как же ж это… вроде как мы на линии фронта?

Мардук сказал:

– Да-а? Вот ужасы-то. А ты уверен?

Билл набрался духу – того самого, вероятно, который некогда его предки вдвинули в лёгкие леану, и заметил:

– Как бы нам узнать поточнее? У вас ведь связи есть, дядя?

Мардук почесал в затылке, совсем как Билл.

– Не знаю… подумать надо.

Когда вышли во двор, Ас поглядел в окно, в котором дядин силуэт почти сливался с диковинной фигурой соглядатая.

– Подумать ему надо. Всё ясно.

– Ты думаешь? – Растерянно переспросил Билл, но Ас уже пошёл со двора.

Вот так – Биллу никто ничего не хотел объяснить. Даже девицы – лица вытягивались, а шутки повторялись.

Билл не мог не заметить, что пастбище всё чаще наперекрест объезжают машины туарегов по специально выстроенным выгнутым мостам, а появившиеся будочки блокпостов сквозь стекло поблёскивают чьими-то пристальными глазами. Небо между башнями звенело от маленьких беспилотников, а однажды Ас включил, – чтобы проверить, – сеть синергии.

Он сразу её отключил, когда в центр пастбища принялся валиться маленький самолётик, тут же подхваченный и подброшенный незримой силой.

Доволен ли командир, Билл не знал. Полагал, что да – доволен.

Энкиду подтвердил тайную мысль Билла.

– Сир Мардук как раз у окошечка косящатого чай пил. Теперь он знает…

А что знает – мысль не довершил.

В обычное время – если таковое ещё текло по циферблату, – Ас использовал два старых эрликона для простодушного сострела с небес ошибшихся адресом бомбардировщиков. Ну, на случай, буде опять спутается расписание.

Билл ещё раз спросил у дяди – он почувствовал необычное воодушевление:

– А нам тут ничего не грозит?

Мардук взялся отшучиваться и делал это так ловко да ладно, что Билл вовсе приуныл.

– Он же ничего не замышляет? – Робко попытался узнать он у этих двоих.

Ас фыркнул. И всё. Билл обдумал этот звук. Энкиду почти ласково растолковал:

– Билл, у него преимущество.

– Но он же не с нами воевать будет?

– Конечно, нет. – Шанни строгенько ужалила синилками. Она полулежала в траве и строила домик для переселившейся луговой собачки.

Билл припомнил то, что увидел на площади в городе, и задумался. Энкиду услышал его мысли.

– Город оккупирован.

Билл всполошился.

– Как это?

– Так это. Комендантский час и… всё такое.

Неизвестно, стало ли Мардуку известно об этом разговоре, но наутро он, утерев рот салфеточкой, упомнил как бы между прочим:

– Да, и, детки… нет, спасибо, Шанни… всё чудесно, я объелся. Так вот… на улицу сегодня… да и завтра лучше бы не выходить. Лулу расшумелись.

Он был так спокоен в стиле «как всегда», что даже застрявший в горле Билла кусок удивился.

– И завтра? – Только и смог растерянно переспросить он.

– Ну, и… недельку… другую. Не долее, полагаю.

При этом Мардук весело оглядел Аса.

– Вот у него узнайте. Он же професьёнал у нас.

Но узнавать никто не стал. Вместо этого професьёнал холодно сказал:

– Что происходит?

– Просят на улицы после такого-то часика не выходить. – Был ответ.

– Это вы устроили, сир?

– Почему это я, – ничуточки не рассердился Мардук, – я тут ни причём. Как будто я всесильный какой. Поверьте, я их ничему не учил. Они сами всё.

Он заворчал:

– Вечно Мардук. Будто я бог какой. Ишь ты. Они всё на лету схватывают.

Он поднялся, опять повеселев:

– Стало быть, я вас предупредил. Ничего серьёзного… вряд ли они сюда сунутся. Этот, – он кивнул на неподвижно сидящего Аса, – целый полигон соорудил. А всё же… бережёного, как говорится.

И с этими обнадёживающими словами вышел.

Ас тоже – сапог за сапог, спинка сзади. На пороге метко зыркнул в сторону Энкиду. Тот неловко выкарабкался из-за стола, наскоро сунув в пасть ещё блинок.

– Блины сегодня хороши. – Объяснил он Биллу.

Иннан – вялая и закутанная в плащ чёрных волос, – даже не отпустив напоследок колкости в адрес флотского аппетита у сухопутных, вылезла в окно, показав во всей красе драные, шитые жемчугом джинсы.

Шанни взглядцем порезала на порционные куски Билла. Корабельная кошка и гигант остались сам-друг за столом. Истинная леди дождалась, пока доместикус унесёт тарелки.

– Я вот погулять собралась.

Билл вскинулся.

– Как….ты разве не слышала, что он…

Шанни вздёрнула маленький, но самоуверенный подбородок.

– Он же подчеркнул, что это просто мера предосторожности. Он за нас беспокоится. А мне подышать хочется.

Билл подумал.

– Можно с тобой? – Наконец решился.

Шанни скорчила рожицу.

– Ты куда?

– На Старые Заводы я не пойду.

Биллу свезло – сообразил не ляпнуть: «Да как раз на Старых Заводах сейчас безопасно», зато у него вылетело:

– В деревню?

Тут же напомнил себе, что не знает, сколько известно Шанни. Она понимающе усмехнулась.

– В лес я пойду.

Билл лихорадочно соображал…

– Белочки всякие… – И прикусил язык.

Шанни серьёзно согласилась.

– Ага. – Смилостивилась. – Лес – это территория Энкиду. Там мы у него, как за каменной стеной.

– Какой лес?

– Всякий.

…Лес был один, и всякий. Билл задирал голову и тихонько подвывал – от восторга. Он по горлышко – не примите дурно – преисполнился благодарностью к Шанни и время от времени искал её преданными глазами леану, чтобы выразить ей…

Было хорошо: толстые деревья шли куда-то, и видны лишь их могучие слоновьи ноги. Только эти жители Эриду не обязаны жрать живых… они жрут солнце, землю, запивают водой.

Он сдуру поделился мыслью с Шанни.

(Билл в своём умилении хищника перед святыми забыл, что и земля и вода сами пожрали столько живых, что о чистоте помыслов и помину нету. Солнечный свет подсвечивал преступлениям.)

Запах? Ах, здесь было лучше, чем возле ушка Шанни, слаще пряников.

Впрочем, запах слегка смутил саму Шанни.

Шанни потянула носом и спросила, чувствует ли Билл. Нет, он не чувствовал. И вообще, он расслабился и сел под деревом, сообщив, что подумает. Шанни улыбнулась. Она углядела тропиночку, которая настойчиво приглашала.

– Не заблудись. – Вслед сказал Билл.

Она помахала, не оборачиваясь.

Тропинка вела себя, как зверёк, шныряя в кустах.

Запах становился сильнее и заманчивее… Шанни остановилась, не веря синим глазам.

В таком количестве она их никогда не видела.

Никакого просвета в кронах вековых деревьев, а под сумрачным сплетением домик с лесенкой.

У крыльца на рогожах лежали они. Столько яблок… они покоились грудами, среди которых явственно возвышались три самых крупных пирамидальных. И яблоки сорта особенного… тёмные, пунцовые, удлинённые. Запах шёл от них, от их пупырчатой массы, слагавшейся в удивительный рисунок.

Здесь, на полуострове они были редкостью. Иннан не вписала эту древесную нацию в свою книгу жизни. Стояла там одна яблонька, но юная, не выше Иннан.

– Молодо, зелено. – Высказался (про деревце) Ас. Реплика трещала по швам от иронии и нежности.

Иннан без комментариев разобиделась до пунцовых пятен на щеках.

Кушали обыкновенно те, почти чёрные, плоды с дерева, где такие обширные листья. Также уважали маленькие жёлто-зелёные сабли со вкусом песочных пирожных.

А яблок не видывали. Шанни и не знала, как соскучилась по их запаху и крутым лакированным бокам. В этот момент дверь в домике со скрипом растворилась и по лесенке спустилась женщина. Она мельком глянула на Шанни и не удивилась.

Шанни поздоровалась. Женщина кивнула, а может, и нет. С грудой яблок в переднике она прошла к одной из рогож и высыпала ношу. Дрессировали их, что ли – плоды легли, не разбегаясь. Одно только покатилось. Женщина глянула на него, как на Шанни, и не подняла.

Была она пожилая, и наделена женственной силой: плотный румянец подёрнут трещинками и прожилками, как на старых портретах предков Билла под лестницей, скулы подоконниками под тёмные окна глаз, тело приятно полное и крепкое натянуло пёстрое платье. Волосы не чёрные, а цвета созревших каштанчиков, как на Нибиру в родном городе Шанни. Словом, кровь Алан – одной из священных династий, – переполняла её, как пиявку, щипни – брызнет.

Аланы были самыми хитрыми и сметливыми на решения из всех знаменитых родов, чью подноготную открыл Биллу зимней ночью у огня актёр.

– Яблочки у вас… – Вкрадчиво, скрывая лёгкую оторопь, открыла интермедию Шанни.

Женщина что-то проговорила в ответ. Она распрямилась, и оправив каштанчики под косынку, смотрела на яблоки. Волосы были побиты сединой, как первым свежим снегом – всем тётка хороша. И почему сравнение с пиявкой пришло в глупую голову Шанни?

Женщина отдыхала, уперев белые кулаки в поясницу. Шанни посмотрела на домик и вспомнила сказку, которую прочитал им на корабле Глобус книжник Энкиду. В сказке упоминалось отравленное яблоко и ведьма. Шанни, которую что-то подтолкнуло, сказала направившейся к дому хозяйке:

– Не угостите?

Женщина обернулась и внимательно посмотрела – наконец.

– Милости прошу. – Проговорила она звонким грудным голосом.

Она вернулась – собиралась сама выбрать яблоко. Шанни вдруг охватило странное чувство, что это с ней уже было. И сама фраза, бегущей строчкой на исподе лба, тоже казалась читанной и слышанной.

Шанни спешно наклонилась и схватила яблоко.

Женщина усмехнулась. Шанни смущённо молвила, запинаясь:

– Что вам трудиться… спасибо.

На самом деле, ей стало страшно и не хотелось брать яблоко из рук этой ухватистой бабы. Но она почувствовала неловкость, потому что хозяйка насквозь её увидела.

Шанни поднесла яблоко к губам – хотела загородиться его пунцовым цветом. Она откусила кусочек и тут же забыла все свои страхи.

– Ах…

Женщина улыбнулась. Зубы у неё тоже были очень хорошие.

Шанни ощутила во рту необыкновенный вкус, пряный запах переполнил нежные крылья носа, по губам потекла тоненькая струйка сока. Шанни с наслаждением прожевала кусочек. У неё потемнело в глазах.

– Тах. Та-та-тах. Тарарах.

Шанни открыла глаза и услышала, как рядом говорят на незнакомом языке. Было темно, свет пробивался тонкими едкими полосками и казался красноватым. Шанни качало. Спросонья она решила, что снова очутилась под Старыми Заводами.

Но, вскочив и ткнувшись головой во что-то твёрдое, от испуга пришла в себя. Голову слегка вело.

Она огляделась и принялась трогать стены.

Она пребывала в деревянном ящике, который двигался. Судя по звукам снаружи, ехал на расхлябанном грузовике.

Оттуда же доносились голоса. Шанни прислушалась и ничего не поняла. Потом стала различать отдельные слова.

Её куда-то везли. Прежде чем поднимать крик и вообще обнаруживать себя, Шанни попыталась определить – куда.

Взгорки и перепады дороги подсказали ей, что она не на территории туарегов, и уж тем паче, не в городе.

Свет влез в многочисленные щели со всех шести сторон ящика и перекрестился во всех направлениях. Иные световые кресты повисли в воздухе.

Она приняла устойчивое положение и, осторожно перебирая руками по стене, прильнула к похожей на глазницу щели – сплошь пёстрая дорога. Форма! Догадалась Шанни.

Кто-то курил.

Полоску дыма, перекрученную ветерком, она разглядела так хорошо, что ей стало казаться – она сама сделана из того же материала, и её сейчас унесёт, вытянет воздухом в щель. Это у неё, конечно, от усталости и страха такая мысль появилась.

При том ещё было ощущение, что мысль эта – не её.

Голоса…

Ехала машина, большая. В кузове ящик, в ящике – любительница яблок.

Шанни передёрнуло, она коснулась пальцем рта. На губах сохранился тот самый вкус.

Действует ли ещё яд?

Кто-то громко и сердито что-то сказал, прямо внутри головы. Шанни получила удар испуга, но сообразила – это снаружи.

Ей удалось уравновесить мысли, и следующий звук – смех – уже не испугал.

Рядом с ящиком шагал кто-то. Чужой запах… Она отпрянула.

И вот тогда Шанни ударилась в панику. Она заколотила в стену и закричала:

– Мардук!

И оп-па:

– Мардук!

Что-то подсказало ей, что пускаться в пространные объяснения на глупом птичьем языке не стоит.

Движение не сразу прекратилось. Голоса умолкли.

– Тах?

Кто-то думал.

– Та-ра-рах. – Как будто соглашаясь, ответил он.

Затем к щели прильнул предмет, застивший свет, и доска затрещала. Шанни осторожно, как по льду, подползла по неверной поверхности и застыла: в щели вспух глаз, дерево, шершавое и серое, выдавило из себя этот орган, чтобы рассмотреть новую жиличку.

Шанни именно так и подумала в первую минуту – в таком состоянии находилась её душа. А ведь душа этой залётной нибирийки была бы под стать наёмному убийце – если бы когда-нибудь где-нибудь родился убийца с принципами и убеждениями.

Послышался смешок. Стена ослепла – пустая глазница уставилась на Шанни, только теперь сообразившую, что к чему.

– Та-тах.

– Ух… ха-ха…

Услышала она, и снова мысль отчаянно вцепилась в незнакомые звуки. Она отползла так, чтобы из щели её не было видно. Сама она заметила, как мелькают там детали лиц, не соединяющиеся в целое.

Они рассматривают её, как пойманную птицу. Снова вылез проклятый глаз. Она подавила желание протянуть руку и…

Вместо этого она, почти прижав губы к дереву, сказала:

– Мардук.

За стеной умолкли голоса.

– Мардук. – Повторила она твёрдо, стараясь унять дрожь в голосе и держась этого всеобъемлющего объяснения.

Глаз исчез. Снаружи послышался голос.

Он повторил странно с акцентом:

– Ма-адук

И снова смех. Перебивка – движение и дыхание, сквозь щель просунулась веточка.

– Ма-адук.

Они то ли издевались над ней, то ли, и впрямь, не понимали ни черта…

Внезапно за стеной рявкнул тяжёлый бездумный голос, и всё стихло. Ящик перестал качаться и поплыл.

Шанни скорчилась в углу и пыталась думать. Стало холодно. Её начало колотить, потом дрожь утихла, из углов наплыло спасительное временное безразличие.

Она дремала. Обстоятельства отразились во сне таким образом: Шанни готовила обед. Уже небывальщина – давненько она этим не занималась. С самого полёта. Теперь она стояла над чистым из неморёного дерева столом в неизвестной светлой кухне. Свет лился в зашторенные окна. Шанни месила тесто в кастрюльке, и оно прилипало к пальцам. Она то и дело добавляла в него из разных бутылочек и скляночек какие-то ингредиенты, но оно не желало вести себя пристойно и загустеть.

Вместо этого оно начало принимать очертания лица и чем старательнее Шанни пыталась замесить образ в тесто, чем явнее проступали у неё между пальцами выпуклости щёк и лба – лицо было повёрнуто в три четверти.

Она во сне вспомнила про человека, сделавшего из дерева куклу и вдохнувшего в неё жизнь, и рассмеялась.

Смех оборвался, когда она увидела, что из кастрюльки на неё с интересом смотрит лицо – только глаза закрыты и под тестяными веками двигаются глазные яблоки. Шанни медленно протянула руку, взяла со стола шкурку какого-то плода и бросила возле стола. Потом шагнула и, наступив на скользкое, упала.