Глобус Билла. Пятая книга. Козерог

– А демократия там есть?

Он сделал это из озорства. И не ожидал, что Иннан побледнеет и уставится на него так, будто не верит своим зелёным глазам.

Он такой её не видел. Он и не думал, что Иннан может быть такой. Она испугалась – причём, не за себя.

– Что… что… – Еле слышно сказала она, и в глазах её появилось вопросительное выражение. Она сомневалась и пыталась принять решение. Наконец, она насильственно изогнула губы в улыбке и произнесла:

– Да разве на солнце может что-то быть?

Билл решил, что она пытается отшутиться и поддержал её смехом. Но смех длился недолго.

Приближался полдень. Короткие тени вытянулись к северу, чтобы вскоре спрятаться под ноги того, кто подойдёт завести эти старомодные часы. Далеко тянется за ним цепь, ползёт по земле, уходит под прилив, тащит по самому глубокому дну валуны и пугает любимых Биллом чудовищ.

Не всех.

Потом выползает с клоком водорослей, вырванных у морского деда, со множеством очаровательных русалочьих кошельков и удаляется, извиваясь колечком защёлки на конце.

За горы, туда, где этот некто усядется спиною к миру, и прежде чем проверить, хорошо ли закреплены вёсла в уключинах, упрячет часы в нагрудный карман, обовьёт цепочкой, стряхнув лишнее, лацкан и вытащит кончик в специальную петельку.

Ас у подножия Башни номер один мрачно наблюдал за традицией. Тень от биллова деревца укорачивалась на глазах.

Конечно, в аллее или на опушке леса, где тонкие чёрные деревья сговариваются о дуэли, зрелище эффектнее – куча стрелок и стрелочек, путая стороны света, указывает несколько вариантов времени.

Но и здесь… Ас глянул на запястье – стрелка поменьше изо всех сил стремилась к большой. Вот-вот…

Наступит день, когда полдень может не подоспеть вовремя, чтобы укоротить тени. Попросим, ребята, Абу-Решита, чтобы такого не произошло. Ну да, попросим.

Ас неожиданно вспомнил, что сегодня на обед будет какая-то каша, которую заварил Энкиду ещё утром. Все должны быть вовремя. Так сказал сир Мардук. Он всегда очень серьёзно и сочувственно относился к семейным мероприятиям – так он это называл. Билл всегда спрашивал:

– Дядя, меры будут не очень крутые приняты?

А дядя Мардук злился (непритворно) и объяснял, что он пользуется безобразным словом, потому что так принято.

Тут всегда вмешивалась Шанни и говорила… что-нибудь.

Сегодня в качестве укрепления уз будет каша. Даже доместикусу дали выходной – чтобы остаться в тесном кругу.

– Ты оставил хотя бы на поминальные кольца? Чтобы твоим друзьям, если они у тебя будут, не пришлось тратиться?

Билл, занятый кашей, не сразу ответил. Потом проговорил:

– У меня, дядя, нечего оставлять. Правда, завещал один пустяк одному типу… каменщику из города.

Дядя медленно поднял лицо из тарелки. Овеянное паром, оно было красным.

– Глупец. – Прогремел он. – Твой каменщик будет уже царём мёртвых к тому времени, когда ты проживёшь свою длинную, как я искренне тебе желаю, и не вполне бестолковую жизнь.

– Но, дядя… ведь на свете не один каменщик.

– Так вот оно что. Ты о профсоюзе? Хорошая, кстати, идея.

– Вы попробовали, дядя?

Мардук закивал с набитыми щеками.

– Просто из любопытства. Как скоро вы их подкупили?

– Обижаешь. До того, как создал.

– Умно. – Растерянно проговорил Билл.

Сир Мардук явно хотел на этом закончить. Он обаятельным жестом отёр свой прекрасный рот и отбросил кухонное полотенце, которым неприхотливый Энкиду прихватывал кастрюлю, чтобы принести её из кухни, где он запирался до этого на целый час. Шанни спросила Иннан, что можно делать с кашей целый час и зачем для этого запираться. Иннан пожала плечом, да ещё губы сделала этак и призналась, что не представляет.

– Но мы ведь с тобой ничего в этом не смыслим.

Ас, телепавшийся поблизости и почему-то то и дело поглядывавший на часы, возразил:

– Ты плохо знаешь свою подругу, Иннан. Если бы ты видела, как она закончила мою Башню…

– Кого прикончила? – Вклинился Билл, подоспевший к каше и выглядевший, как нибириец, который очень торопится, но тут дверь щёлкнула и выпустила Энкиду с огромной приземистой кастрюлей.

– Посторонись. – Рыкнул он, и все испуганно прянули в стороны.

– Так, дети. – Молвил Мардук, вставая. – Спасибо кормильцу.

Он поклонился в сторону Энкиду, и тот приложил руку к сердцу.

– Ты умеешь кашу варить. – Милостиво похвалил Мардук и ушёл довольно поспешно.

Они остались за столом, и Билл предложил Энкиду «прибраться». Он спросил это с такой простодушной надеждой на отказ, что Шанни ухмыльнулась.

Энкиду заверил, что ему помощь не нужна.

(Билл шумно вздохнул.)

– Я ничего прибирать не собираюсь. – Продолжил мысль Энкиду и встал. – Так что сам поищи кого-нибудь, кто тебе поможет.

Раздались возмущённые крики Билла.

– Я?

Энкиду уже шёл к выходу. Ас заметил:

– Ты выглядишь самодовольно.

Энкиду обернулся.

– Я угодил сиру Мардуку и теперь хожу в его любимцах. Мне ли руки белые марать?

– Однако. – Заметила Шанни.

Она быстро переглянулась с Иннан. Билл, который продолжал бездарно тратить драгоценное время на протесты – вечный просчёт тех, кто алчет справедливости, – упустил опасный момент. Зато Ас проворно вскочил на лёгкие ноги и вмиг оказался у окна.

– Сочувствую, Билл. – Только и сказал он, причём имя царского сына они услышали уже из-за окна.

– Такой закон на флоте. – Иннан последовала примеру лётчика и задержалась ровно настолько, чтобы произнести поучение. – Кто последний – тому на камбуз.

– Как… что… – Залепетал Билл.

Шанни выглянула из-за дверей.

– Бывай, Билл. Горячей тебе воды.

– Ты откуда знаешь? – Крикнул Билл в окно. – Ты же на флоте не служила?

Иннан, видимо, не так далеко отошла. Они там стояли и точили лясы. Она ответила, слегка возвысив голос, что-то в юмористических тонах насчёт того, что информация приходит с водой или ещё какую-то ересь.

Билл вздохнул. Он смотрел на шесть тарелок, на которых остывали жирные потёки каши, и гигантскую чумазую кастрюлю, нагло восседавшую в центре.

За окном продолжали негромко говорить. Реплики падали редкими крупными каплями растопленного масла. Стало быть, они ещё не разошлись. Билл поневоле прислушивался.

– Принадлежит к худшему из народов. – Сказал кто-то из них. Билл даже понял, чей это голос.

– Да просто… театр.

Билл с грохотом свалил тарелки в кастрюлю. Мимо окна в обнимку прошли девицы.

– Для того, чтобы на Эриду пришёл покой – не хватает одного. – Говорил Энкиду.

– Тебя, вероятно. – Ответил голос Шанни.

– Кошачьего урчания.

Биллу показалось, что он уже слышал это когда-то… совсем недавно. Он уставился в кастрюлю. С тарелки искоса смотрел дракон, глаз драконов.

– Клей? – Обратился к кому-то Ас. – Что за вздор. Я велел заказать лучшую марку.

Билл вспомнил письмо, которое отправил, как дурак, не посмотрев на адрес. Силясь восстановить вид письма и рисунок на марке, он прикрыл глаза.

– Ты где была? – Услышал Билл голос Шанни.

Ага, они просто дожидались, пока свалят мужчины.

Иннан тихо заворчала. Шанни слушала, не перебивая. Потом сказала, – Билл почти ничего не сумел поймать:

– …там… уверена?

Судя по тому, что она услышала, Шанни осталась удовлетворена.

Иннан сказала что-то совсем под сурдинку, и Билл услышал сдавленные смешки. Он торопливо схватил кастрюлю в обнимку. Отступая к двери, он увидел, что на подоконник легла тоненькая тень с короткими волосами – пришло время теням удлиняться.

– Нет, он занят. – Сообщила тень и отвернулась, сползла с подоконника. – Очень.

Опять смех. Билл открыл дверь плечом и не удержался, сердито захлопнул за собой.

Там, за окном смех утих.

– К чему это ты?

– Билл очень красив. – Прошептала Иннан. – Вот к чему. Даже без нитки он выглядит, как царь во время возведения на престол.

– Извини, но ты, очевидно, ждёшь вопроса…

– Когда я зашла к нему, чтобы поручить одно дельце. Я, собственно, нарочно зашла, чтобы ещё раз убедиться в этом.

Шанни как-то странно посмотрела.

– Но Ас ещё лучше. Он выше.

Иннан подумала.

– В таком случае, лучше всех противнейший братец Энкиду. Именно потому, что он не совершенство. Волосы у него на солнце, как текучее золото, а скулы такие, что на каждой могла бы сидеть фея цветка и они бы обе могли целиться друг в друга из маленьких пистолетиков.

– Удивительное замечание с учётом того, что ты его терпеть не можешь. Кстати, что это за дельце ты поручила Биллу?

Сбор войск, винтовка, солдат улыбается – причём попал в кадр только наполовину, но и вторая половина, слава Богу, тоже есть за кадром. Потом менее жизнеутверждающие кадры.

Кто-то прислал Асу кинохронику текущих событий, и они просматривали плёнку в комнатушке позади озёрного кабака – места памятного, откуда начались поиски Шанни.

Сейчас она никуда не пропадала, а комментировала увиденное.

– Откуда такая цифра без вести пропавших?

– Да… насчёт… – Невнятно заговорил Ас. – Я попросил поискать, может, где отыщутся яблочки. Но – ничегошеньки.

– Вот так фрукт. Куда же они такую махину дели?

Билл предположил:

– А что? Переоденутся в иностранцев и будут детей угощать. Чтобы запечатлеть в сердце народном образ врага.

– Не думаю, что те, кто угостится этими яблоками, успеют запечатлеть что бы то ни было.

Биллу показалось, что он что-то вспомнил… и тут же упустил.

Если Иннан пользовалась таким наивным шифром, то он бы не поставил свою монетку на их компанию, кто бы в неё ни входил.

– Вот вы, дядя, о помине души печётесь…

(Разговор происходил на исходе ужина, остатки каши запекли в пирог).

Мардук вытаращил глаза.

– Ну, как… спросили, кто меня вспомнит.

– А… – Мардук закивал. – Ну, и к чему это ты?

– Завещание, дядя. Памятный лист, чтоб я мог, рыча и огрызаясь с пеной на коралловых губах, защищать своё от этих расхитителей наследия.

– Что ж, Билл. Дядя тебя понимает.

Он внимательно поглядел…

– Кровиночка. Цвет поколений, дух нескованный… мой рыжий мальчик… я позаботился о тебе… но – о прочих также.

– Зачем же, ах, зачем же, дядя?

Билл кровожадно их оглядел, скаля зубы и морща нос. Шанни показала коготком – мол, у тебя что-то в зубах застряло. Билл спешно захлопнул пасть.

– Не скупись, Билл. И не сетуй. Если бы я не распорядился по справедливости, ты бы мне спасибо на могилке не сказал.

– Так что вы завещали нам?

– Вражду.

– Что… сир?

Ослышались?

– Сир Мардук, ежли не составит труда, повторите. – Попросил Ас, хотя тугоухостью не страдал.

Мардук наклонился и выложил на стол руки.

– Хочу, чтобы вы ненавидели друг друга, когда я стану достоянием четырёх стихий.

Энкиду, по лицу и плечам которого скользнул его взгляд, слушал внимательно и с уважением – спросил в молчании:

– Сир, это всегда полезно… но изложите нам свои мотивы.

– Как? Ты настолько туп, земляной холм? Если будете жить в мире, – не будете беречь приданое… в пирах и посиделках профукаете землю, огонь, ветер и полезные ископаемые. А вот с завистью в печёнках, с подозрением в нахмуренных бровях будете смотреть, как бы своего не упустить, а то и прибрать к рукам чужое. Понятно, дети? Вот потому я завещаю вам взаимные подозрения и зелёную зависть. Здоровее будете. А поместье соблюдётся.

– Каковы же размеры поместья?

– Не руками ж разводить, солдафон ты. Здесь дамы. Я показал картишку Биллу. Не так, чтобы было чем похвастать, но всё, что мне завещано – сберёг.

– А сколько душ, дяденька, даёте?

Мардук цыкнул на него.

– Кончай резвиться.

Иннан вкрадчиво пояснила:

– Лулу не рабы… когда за столом любимая дочка.

Мардук хмуро перебил нахалку:

– Не стоит обсуждать… это слишком сложный вопрос.

– … когда за столом любимая дочка.

Мардук опять на неё прикрикнул, но как-то рассеянно. Он почти просительно посмотрел на каждого по очереди:

– В двух словах. Они рабы…

Как водится, у тех, кто плохо обдумал свою мысль, два слова оказались двумя вершинами словесного айсберга, который дядя двинул на них над столом.