Фиалок в Ницце больше нет
Одного этого было достаточно, чтобы связаться с криминалом.
Ну а помимо морального удовлетворения Светлана Игнатьевна получала и кое-какое финансовое. На «скорой» она что зарабатывала – верно, сущие копейки! А тут еще и Союз накрылся медным тазом, и медицина вообще оказалась не у дел.
А настоящие дела вершили такие, как Хряк, точнее, как те, кто стоял над ним в криминальной иерархии. Хряк что, он был только тупой исполнительной шестеркой, однако Светлана Игнатьевна не намеревалась останавливаться на достигнутом.
А что, если организовать свою даже не подпольную, а вполне официальную частную клинику, клиентами которой стали бы Хряк и его кореша? Они режутся, стреляются и махаются каждый божий день, и в итоге всем нужна медицинская помощь.
Идея была заманчивая, и Светлана Игнатьевна работала над ее реализацией. Ну а пока что промышляла тем, чем могла: опять же, к примеру, наркотой, но в разумных пределах – слишком большую недостачу на «скорой» могли бы заметить.
Не пренебрегала Светлана Игнатьевна и возможностью посредством своей профессии оказаться в домах незнакомых людей. Разглядеть и разнюхать, кто и как живет – и, главное, что нажил.
И чем можно поживиться.
Не раз и не два давала Светлана Игнатьевна Хряку и его корешам наводки на занятные хаты, в которых побывала: там вот импортной техники полно, у этих мадам вся в золоте и мехах, тут дача в антиквариате или вот у безумной старушки, некогда звезды сталинских комедий, шкатулка с бриллиантами, да прямо вот такими.
С каждого подобного гоп-стопа Светлана Игнатьевна имела свой процент, за этим она следила строго, все должно быть честь по чести. Раз наводку дала, то должна быть и награда.
Хряк заявился уже поздно ночью, и Светлана Игнатьевна, встречая своего милого, быстро подала ему водки. Тот, выпив, принялся приставать к энергичной фельдшерице.
После жаркого секса Светлана Игнатьевна извлекла свой козырь.
– Гришенька, я сегодня у одного старче была на квартире, там, в доме советской элиты на Карповке…
Гриша засопел, что, однако, свидетельствовало о его интересе: он уже давно понял, что Светлана Игнатьевна – еще та штучка.
– Ну, так называемое «Дворянское гнездо», где вся наша ленинградская интеллихэнция обитает…
Гриша продолжал сопеть. Светлана Игнатьевна, поглаживая его по безволосой жирной груди, заявила:
– Там у академика Каблукова Ильи Ильича ишемический инсульт приключился. Дедушку отвезли в Джанелидзе и откачали: жить будет, даже, вероятно, без особых последствий, но, наверное, недолго.
Она расхохоталась, а Гриша начал ее снова тискать.
– Что, мой орел, тебе со мной хорошо? А будет еще лучше, когда я скажу, что у этого академика вся квартира в картинах!
Гриша перестал ее тискать.
– Нет, ты продолжай, продолжай, мне так приятно! И, поверь, я в живописи не особо соображаю, но это не все эти дурацкие пейзажи или идиотские портретики, которые на барахолке пять штук за два рубля продаются. Это настоящие шедевры! Ты знаешь, что такое шедевр, Гришенька?
Гришенька, вероятно, не знал, но догадывался.
– Там картин десятки, если не сотни! Прямо как в Эрмитаже! Ты когда был последний раз в Эрмитаже, Гришенька, наверное, когда в школе учился?
Вероятно, и тогда даже нет.
– Я так внучке этого старого хмыря и сказала, а она сразу смутилась. Ну, такая, из разряда тургеневских барышень. Там настоящий музей, и картины эти, поверь мне, стоят ой как дорого! Их если коллекционерам продать или вообще за бугор отправить, миллионы принесут. Слышишь, Гришенька, миллионы!
Гришенька отлично слышал.
– Старичок пока в Джанелидзе, я стану отслеживать, как долго он там будет находиться. У него только одна эта внучка, студентка, наверное. Больше, как я поняла, никого нет. У такой всю дедушкину коллекцию изъять – раз плюнуть!
Гриша снова принялся проявлять сексуальную активность.
– Ты ведь у себя наверх сообщишь, Гришенька? Только учтите, я хочу свой процент! И там просто гольной силой не возьмешь, дверь как в банке, сигнализация, причем кодовая, замков хитроумных – масса! А ключики-то у внучки…
Наконец Хряк подал голос:
– А девчонка-то хоть смазливая?
Ударив милого по лысине, Светлана Игнатьевна заявила:
– О чем ты думаешь, Гришенька? Не об этом думать надо, а о том, как у нее ключики изъять и без проблем проникнуть в дедушкину квартиру. Ну понимаю, думать – не твоя прерогатива. Ты знаешь, что такое прерогатива, Гришенька? Нет, ну и хорошо, что нет. Ты, главное, у себя наверх сообщи. И упомяни, что я хочу свой процентик…
Ее рука поползла вниз, и над остальными событиями той ночи в спальне энергичной фельдшерицы Светланы Игнатьевны опустим стыдливо занавес.
Телефонный звонок, прозвучавший в пустой квартире, вырвал Александру из тяжелого, полного клубящихся кошмаров сна и вернул в малорадостную реальность.
Подскочив, она, заснувшая на кожаной софе в дедушкином кабинете, схватила трубку телефона, стоявшего тут же, прямо на паркете, чтобы никуда далеко не ходить.
В случае страшного звонка.
– Алло, слушаю! – отозвалась она хрипло, и на другом конце раздался требовательный голос:
– Это Александра Ильинична Каблукова?
Ну да, она самая.
– Александра Ильинична, вашему дедушке стало намного хуже. Так что если хотите с ним попрощаться, то приезжайте в НИИ Скорой помощи имени Джанелидзе, причем не мешкайте!
В трубке раздались короткие, полные безнадеги гудки.
Все еще прижимая трубку к уху, Саша старалась отогнать от себя мысль о том, что дедушка…
Что он умирает.
А ведь два прошедших дня вселили, если судить по телефонным разговорам с лечащим врачом, осторожный оптимизм. Симптомы удалось купировать, паралич левой стороны тела, возникший по причине ишемического инсульта, прошел.
И вот ей звонят и говорят, что дедушке стало намного хуже. Как же так?
Однако размышлять времени не было. Стоял первый день марта, однако погода была премерзкая и после некоторой оттепели снова ударил мороз, в результате чего весь город страдал от гололеда.
Уже два дня Саша, переселившаяся в квартиру дедушки, не покидала ее, даже в Академию не ходила: не могла.
Все мысли кружились вокруг одного: что будет, если дедушка умрет. И она – после трагической гибели на Памире родителей – в течение нескольких месяцев потеряет последнего родного человека.
Постоянно чувствуя себя уставшей, она большую часть дня спала: вероятно, это был ее способ справиться со стрессом.
Тогда, после схода лавины на Памире, она тоже все дни проводила в кровати или на кушетке.
Но кошмары в реальности, от которых она хотела убежать, продолжали преследовать ее во снах.
Спотыкаясь, Александра поднялась и, ежась от холода, поняла, что, накурив, снова забыла закрыть окно в соседней комнате.
Затворив его, она заметила налетевший в комнату мокрый снег, который осел на паркете. Она судорожно принялась его вытирать, а потом, поскользнувшись и больно ударившись коленкой об пол, уселась и заревела.
Дедушка при смерти, а она занимается черт знает чем. И все для того, чтобы не ехать в это самое НИИ в Купчино и не…
Не провожать дедушку в мир иной!
Может, все обойдется? Хотя наверняка нет: не такие там работают паникеры, чтобы звонить и просить приехать, потому что ситуация ухудшилась. Значит, потеряв в августе родителей, она потеряет в феврале дедушку.
Нет, уже в марте, сегодня же первый день весны…
Бросив мокрую тряпку в угол, Саша принялась одеваться, размышляя о том, как добраться до этого самого НИИ имени Джанелидзе в Купчино.
Тем более в десять часов вечера.
В Купчине она была раз или два: больше как-то не доводилось. Ну да, на метро, как же еще! Хотя могла бы и на такси, но дедушка подобного транжирства ни за что бы не одобрил…
Дедушка, который лежал при смерти в этом самом НИИ.
Поэтому, быстро одевшись, включив сигнализацию и долго провозившись со всеми замками (кто бы мог поверить, что в бронированной двери их было целых пять!), Александра отправилась к метро. Итак, насколько она помнила, ей требовалась станция «Московская», только вот какая это линия и где ей лучше всего пересаживаться?
…Выйдя из метро и поеживаясь на холодном ветру, Саша первым же делом поскользнулась и упала. Хорошо, что ничего себе не повредила, но все равно приятного мало.
Впрочем, о каких мелочах она думает, направляясь к дедушке, который при смерти.
Осмотревшись по сторонам, она не смогла понять, на какой автобус ей надо садиться: все равно никакого поблизости видно не было. Значит, отправится до НИИ пешком, тут надо, конечно, пешарить, и это в гололед, но разве оставалось…
Она снова упала.
Встать ей помог прохожий – симпатичный высокий молодой человек в ушанке.
– Не ушиблись, с вами все в порядке? – спросил он, подавая ей отлетевший по льду портфель. Зачем его Саша прихватила, она и сама не знала. Хотя знала: с вечера собиралась дедушку посетить, купила ему по бешеной цене мандарины…
Вот и тащила их в портфеле, в котором до сих пор лежали чужие, так и не оказавшиеся у своего хозяина конспекты.
– Да, спасибо, – поблагодарила Саша, и прохожий произнес:
– Такой жуткий гололед. И это в марте. Извините за назойливость, но вас, быть может, проводить? Еще раз извините, но, думается, вы надели не самую лучшую обувь…
Он был прав – она натянула легкие осенние туфли, другой своей обуви она в квартире дедушки не обнаружила, а у этой подошва была не для гололеда.
– Нет, спасибо, все в порядке! – заявила Саша, чувствуя, что на глазах выступают предательские слезы.
– Точно? – спросил ее прохожий, и она громко ответила:
– Да, точно! Не смею вас больше отрывать от ваших важных дел!
Симпатичный прохожий в ушанке удалился, а Саша пожалела, что так взъелась на него. Он ей помог, а она его откостерила. Но разве ей мог вообще кто-то помочь?
Она еле ковыляла, чувствуя, что в любой момент снова шлепнется на лед, однако ей требовалось вперед, куда-то туда, по темным улицам, к НИИ, в котором умирал дедушка.
И она во что бы то ни стало дойдет, во что бы то ни стало…
И снова полетела на грязный лед. В этот раз никто ей не помог, и услужливого симпатичного прохожего в ушанке рядом больше не оказалось.
И вообще никого в этот час и при такой погоде на улице не было. Обернувшись, Саша с тоской посмотрела на станцию метро, от которой она удалилась едва ли метров на сто, хотя была уверена, что прошагала уже километр, не меньше.
Она что, всю ночь и еще половину следующего дня будет идти? Может, все же взять такси?
В этот момент на улицу вывернула черная «Волга», которая, поравнявшись с ней, не собиралась проезжать. Стекла были спущены, и Саша узрела группку молодых типков не самой безобидной наружности.
– Эй, цыпа, куда хиляешь? – спросил один из них, демонстрируя свой золотой зуб. – Может, типа, подвезти?
Ну да, не хватало еще, чтобы ее такие вот молодчики подвозили!
Делая вид, что не замечает обращенного к ней наглого вопроса (тем более, что такое хилять, она не знала, но по контексту догадалась), Саша упорно шла дальше.
– Какая глуховатая цыпа! Шуруй к нам, у нас тепло, хорошо и очень сексуально!
Упорно глядя перед собой, Саша осторожно двигалась по темной улице.
Только бы не упасть, только бы не упасть, только бы не упасть…
Упала.
– У, какая ты, цыпа, неуклюжая! Что, перебрала маленько? Ну, такое бывает!
«Волга» с работающим мотором затормозила, и ее через пару мгновений окружили несколько типков, один из которых, склонившись, прогнусавил Саше в лицо:
– Ну, чего хиляешь невесть куда, поехали с нами! Повеселимся знатно, цыпа! Мы покажем тебе небо в алмазах…
Один из его дружков развязно добавил:
– И трусы в горошек!
Еще один идентично проквакал:
– Что, у цыпы трусы в горошек? А лифчик тоже? Или она вообще не носит? Цыпа может быть очень продвинутой! А давайте, парни, проверим!
Один из типов схватил ее и потянул по льду по направлению к «Волге». Саша, крича, принялась отбиваться, но понимала, что не справится с этими мерзавцами.
Другой схватил ее за брыкающиеся ноги, и субчики принялись засовывать ее в «Волгу». Саша, плача и кусая губы, дала себе слово, что ни за что не дастся в руки этим ублюдкам.
– Отпустите! У меня дедушка умирает! Мне к нему надо!
Зря она, конечно, надеялась, что сможет разжалобить этих субъектов подобным, тем более что они наверняка ее словам не верили, считая это тщетной попыткой избежать предназначенной ей судьбы.
Судьбы жертва группового изнасилования.
– А у меня бабушка рожает! Ладно, цыпа, перестань ерепениться, чего ты уж так? На тебе же написано, что ты хочешь, так что поехали к нам на хату.
Саша впилась зубами в руку одного из мерзавцев. Тот, завопив, ударил девушку. Чувствуя жгучую боль, Саша поймала себя на глупой мысли, что надо было все же не экономить, а взять такси…
Место укушенного типа занял другой, который, скрутив девушку, сумел-таки запихнуть ее на заднее сиденье «Волги».
– Стоять! Что тут происходит? – послышался грозный окрик.
Потом послышались крики и стоны, а через несколько мгновений кто-то рывком вытащил Сашу из «Волги».
Она, закричав, принялась размахивать руками – и вдруг увидела корчащихся на льду своих обидчиков, один из которых плевал кровью, а другой дергал головой.
Перед ней стоял тот самый симпатичный молодой прохожий в ушанке, который помог ей подняться около станции метро.
– Это же ваше? – спросил он, подавая ей портфель с конспектами и мандаринами. И, не дожидаясь ответа, безапелляционно заявил: – Идите за мной! Ну же!
И он протянул ей руку. Саша заколебалась, но в этот момент увидела третьего типчика, который, корчась на льду, доставал складной нож.
Схватив руку безымянного спасителя, Саша последовала за ним. И снова поскользнулась.
Тогда прохожий в ушанке подхватил ее на руки и побежал так быстро, насколько это было возможно с учетом гололеда и тяжелой ноши. Но на прохожем, в отличие от Саши, были валенки, которые позволяли перемещаться быстро и не опасаясь упасть.
– Прошу вас, поставьте меня! – произнесла Саша, крепче, однако, прижимаясь к своему спасителю.
– Вам что, плохо? – спросил тот, и девушка поняла: нет, ей хорошо, да так, как уже давно не было.
Они оказались у одного из домов, где прохожий осторожно посадил ее на скамейку.
– Спасибо вам, – произнесла Саша, – вы уж извините, что так вышло. Я даже не знаю, как вас зовут…
– Это взаимно, – ответил прохожий без тени улыбки. – Меня Федор зовут.
Как ее зовут, он не спросил, и Саша, ощущая неловкость, произнесла:
– Спасибо вам огромное, Федор! Даже не знаю, что и сказать…
– Скажите, что не будете шастать по ночам одна!
Саша вздохнула.
– Я с Петроградской стороны. Мне надо в НИИ, к дедушке. Он… умирает.
Она сама не знала, почему рассказывает это неизвестному человеку по имени Федор, который спас ее от бандитов.
Тот, взглянув на нее, произнес:
– Я вас туда отвезу!
Саша, не веря своему счастью, произнесла:
– Но я не могу… Не хочу вас задерживать. Я пойду пешком…
«Похиляю».
Она смутилась, а Федор пояснил:
– Я живу тут неподалеку, и у меня имеется автомобиль. И вы меня не задерживаете, потому что мне некуда спешить.
В НИИ Скорой помощи никак не могли взять в толк, отчего Саша примчалась к ним: дедушке было совсем даже не хуже, наоборот, лучше, он точно не был при смерти, и никто ей, как ее уверяли в один голос, не звонил и приехать не просил.
Саша не могла поверить, что это так, решила, что дедушка, пока она была в пути, умер и от нее это скрывают. И только когда ее, несмотря на то что посетителей уже не принимали, в порядке исключения провели в палату и показали мирно спящего дедушку, Саша окончательно успокоилась.
В холле она наткнулась на Федора (уже без ушанки и без валенок, их он сменил в автомобиле), о котором, с учетом всей сумятицы, к стыду своему, и думать забыла. И увидеть снова была более чем рада, ощутив вдруг внезапное сердцебиение.
И про себя отметив, что без ушанки он еще привлекательнее, чем в оной.
– Значит, с дедушкой все хорошо? – подытожил Федор. – Так ведь это же отлично?
Саша никак не могла понять, кто же ей звонил, вероятно какая-то нерадивая медсестра, что-то напутавшая, однако ее сердце буквально пело.
Во-первых, дедушка был жив и даже, как объяснил ей дежурный врач, шел на поправку.
А во-вторых, она познакомилась с Федором – в ушанке и валенках.
Посмотрев на часы, Саша вдруг поняла, что уже почти половина второго ночи. Ей стало ужасно стыдно – и за сцену в НИИ, где она, кажется, вначале позволила себе несколько резкий тон, и в особенности за эксплуатацию ее спасителя Федора.
– Уже так поздно, вы и так потратили на меня много времени… – произнесла девушка, а Федор заявил:
– Ерунда. Что вы намереваетесь делать? Только не говорите, что поедете на метро, оно все равно до утра не ходит!
Ну да, не оставалось ничего иного, как отправиться обратно из Купчина домой на Петроградскую набережную, и для этого ей требовалось такси.
В этот раз жмотиться она не станет.
– Я вас отвезу домой, – произнес Федор. – Если, конечно, вы согласны…
Саша, которая была более чем согласна, все же заявила:
– Нет, вы что, уже так поздно!
– Тем более если вы отправитесь одна, то я не смогу заснуть и всю жизнь буду терзаться вопросом о том, доехали ли вы в целости и сохранности до дома. Думаете, такие вот молодчики только в Купчине орудуют?
Нет, Саша так не думала.
– Но ваша семья будет против, ваша… жена. Ну или подруга…
Федор усмехнулся.
– Я живу один, жены у меня нет, подруги тоже. Я на юриста учусь, а вы?
Саша выпалила:
– На географическом факультете ЛГУ!
И вдруг поняла, что наврала своему спасителю – это дедушка так страстно желал, чтобы она там училась, а она ведь была студенткой Академии художеств имени Репина.
Того самого Репина, который нарисовал портрет бабушки ее дедушки.
Чувствуя, что краснеет, Саша заявила:
– Ой, извините, я все напутала, я учусь на искусствоведа, в Академии художеств имени Репина…
Еще раз усмехнувшись, Федор сказал:
– Ну, пока вы будете решать, где именно вы учитесь, на географа в ЛГУ или все же на искусствоведа в Репинке, я прогрею мотор. Вы ведь с Петроградской, как вы сказали?
И тут Саша поняла, что до сих пор не соизволила сообщить своему ироничному спасителю, как ее зовут.
– Александра… То есть Саша… Фамилия – Каблукова…
Федор, кивнув, ответил:
– Что же, Александра-Саша, думаю, поедем?
Когда автомобиль подкатил к дому, Саша, разомлевшая и даже немного задремавшая в теплом салоне, зевнула. Федор назидательно произнес:
– Вам теперь горячего чаю – и в постель. Что же, было приятно познакомиться, всего вам доброго. И берегите себя и дедушку!
Саша с готовностью согласилась:
– Да, да, горячий чай – то, что надо. С клюквенным вареньем. Вы ведь не откажетесь, прежде чем поедете к себе домой?
Федор, выключая мотор, произнес:
– Не откажусь!
Около двери квартиры пришлось повозиться, и когда они наконец попали внутрь, Федор, кашлянув, заметил:
– Сколько у вас, однако, замков…
Вводя код в сигнализацию (благо, что дедушка когда-то ей его сообщил), Саша смущенно ответила:
– Ну да, дедушка – человек со своими представлениями. А вы проходите, проходите…
И включила свет.
Федор, внимательно наблюдавший за ней, присвистнул, уставившись на стены, завешанные картинами.
– Ну, у вас тут прямо музей, частное слово! Это ведь все копии, не так ли?
Саша уклончиво заявила:
– Ах, я в этом не особенно разбираюсь, это все равно все дедушкино…
А если дедушка умрет, то станет, выходит, ее? Но дедушка ведь умирать не собирался, а, что просто превосходно, пошел на поправку!
И вообще, наверное, в искусствоведы она подалась именно потому, что с самого детства завороженно рассматривала дедушкину коллекцию.
Ну и потому, что становиться, как дед и отец, геоморфологом она явно на намеревалась.
– Мы на кухне чай выпьем, вы ведь не возражаете? – произнесла Саша, заметив, как Федор замер перед стеной с картинами.
– Это что, Кандинский? – произнес он недоверчиво. – Точнее, копия, ведь так? А это Марк Шагал?
Ну да, в дедушкиной коллекции были ранние работы и того и другого, причем и того и другого несколько. А также Кузьмы Петрова-Водкина, Бориса Григорьева, Эля Лисицкого, Владимира Татлина, Михаила Ларионова, Алексея Явленского, Натальи Гончаровой, Марианны Веревкиной…
Ну и Репина с Пикассо – так сказать, на десерт.
– А вы что, в искусстве разбираетесь? – ответила она вопросом на вопрос.
Если не считать бригады «скорой помощи», Федор был первым за годы, если не целые десятилетия, чужим человеком, попавшим в дедушкину квартиру. Но не могла же она посреди ночи оставить своего спасителя на улице или не чаю хлебавши отослать его обратно в Купчино.
– Немного, – признался он, – на уровне иллюстраций в «Крестьянке» и «Огоньке». Это ваш дедушка собрал?
Усадив гостя за стол на просторной кухне (стены которой также были в картинах), Саша стыдливо убрала плетеную корзиночку с давно окаменевшими пряниками: никаких других сладостей, кроме банки засахарившегося клюквенного варенья, у дедушки не было, а сама она пока что ничего купить не удосужилась, все последние дни провалявшись в постели.
– Интересно у вас тут, – произнес Федор, улыбаясь. – Как будто в музей сходил!
То ли от волнения, то ли от усталости у Саши из рук вылетела чашка и, приземлившись на пол, разлетелась на мелкие части.
Подойдя к ней, Федор произнес:
– Хоть я и гость, но разрешите мне похозяйничать у вас. Вы, вижу, устали…
Саша в самом деле чувствовала, что последние дни выбили ее из колеи и накопившаяся усталость вдруг разом навалилась на нее.
Усадив ее на табуретку, Федор произнес:
– Да вы вся горите! Как бы у вас простуды не было. Вы разрешите?
И приложил к ее лбу тыльную сторону своей ладони. Та была крепкая и прохладная – и Саше вдруг сделалось невероятно приятно.
Ей бы так хотелось, чтобы это длилось вечно, но вопрос Федора застал ее врасплох:
– А градусник у вас есть?
Был ли у дедушки градусник, Саша понятия не имела: наверное, да, но только вот где?
– Вам бы хорошо чайку с лимоном, однако, смотрю, у вас его нет…
В холодильнике у дедушки было хоть шаром покати: закупался он обычно по вторникам сразу на всю неделю, но именно во вторник с ним и приключился инсульт…
И чая не пил, уважая крепчайший черный кофе. Лимонов у него Саша отродясь не видела.
– Думаю, вам надо прилечь, причем немедленно! И не возражайте! На кухне я у вас разберусь и чаю приготовлю…
Ну да, если вообще найдет тут чай, что будет не так уж просто.
– Спасибо вам, Федор… – прошептала Саша и вдруг вспомнила, как он, подхватив ее на руки, уносил от хулиганов.
И вдруг произошло именно то, о чем она втайне мечтала: он снова подхватил ее на руки и сказал:
– Я отнесу вас на кушетку или софу, вы только говорите куда.
Схватив его за шею, Саша закрыла глаза. И, кажется, даже на мгновение прикорнула – во всяком случае, так Федору ничего и не ответила и пришла в себя от того, что молодой человек осторожно опустил ее на кушетку в кабинете дедушки.
Накрывая ее пледом, он произнес:
– Отдыхайте, я мигом!
Саша слабо запротестовала:
– Нет, так не пойдет, я вас на чай пригласила, а сама спать улеглась…
– Пойдет, – уверил ее Федор, – конечно же, пойдет! А теперь отдыхайте…
В себя она пришла, когда он нежно затормошил ее за плечи – в руках у него была большая чашка ароматного чая. Отыскал-таки дедушкины стратегические запасы в недрах кухонного шкафчика!
– Вот, давайте выпейте, только осторожно, маленькими глотками, он горячий…
Быстро глотая обжигающую жидкость, Саша, полусидевшая-полулежавшая на кушетке, вдруг поняла, что никогда в жизни не пила ничего вкуснее.
– Спасибо вам большое, Федор! Только мне так неловко, пригласила вас на чай, а сама… Вы хоть сами выпили?
Молодой человек совершенно серьезно ответил:
– Не думайте о таких мелочах, а лучше пейте…
И пока она отхлебывала невероятно вкусный, ибо был приготовлен ее спасителем, чай, Федор снова приложил к ее лбу тыльную сторону ладони.
– Кажется, жар уже спал. Наверное, не простуда вовсе, а просто волнение и усталость. Только вы до дна пейте!