Билет в Зазеркалье

Покав самом деле не оказалась на положении добровольной пленницы на закрытой турбазе в Подмосковье.

Выяснилось, что это очень даже…Хорошо!

И не то чтобы она в последние годы не бывала в отпуске –бывала. Причем в таких местах, о которых многие и не слышали. И не то чтобы не сумела там расслабиться и получить заряд позитивной энергии – сумела. Потому что, как ни крути, в ее ситуации она могла позволить себе практически все – или, если быть точнее, действительно все. И ей нравилось времяпрепровождение в экзотических странах и неведомых краях, причем всегда с сыном и только давным-давно – с мужем. Дочки давно жили своей собственной жизнью, и все ее материнское внимание концентрировалось исключительно на Женечке – так что нравилось.

Но все равно это былоне то. И в этом Инна убедилась, оказавшись в не так уж удаленном от столицы месте, и уж точно не экзотическом, хотя, признаться, для многих неведомом.

В первую очередь для братьев Шуберт и их ищеек.

Ведь ее искали – об этом ей поведал Геннадий, который через два дня нанес краткий визит, а потом ее держал в курсе событий в столице Тимофей, который время от времени отлучался и возвращался с милыми подарками, разного рода вкусностями и свежей информацией.

Лучше всех эти непонятные ощущения сформулировал Женечка, уже буквально на следующий день авторитетно заявивший:

– Мамочка, мы же в зачарованной стране! Ну, той самой, о которой Пушкин писал…

И, наморщив лоб, процитировал: «Там на неведомых дорожках следы неведомых зверей… Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит…»

И добавил:

– Мамочка, я ведь видел следы неведомых зверей! Это прямо как в «Гарри Поттере»!

Инна не стала разубеждать сына, указывая ему на то, что следы на небольшом песчаном пляжике оставлены индюком.

Потому что и сама чувствовала себя в зачарованной стране, в Зазеркалье, откуда она могла наблюдать за жизнью, не боясь, что ее увидят жители того, реального мира.

Время, казалось, остановилось, однако каждый день был полон событий – поход вдоль берега реки до таинственных камышей, марш-бросок на флотилии катамаранов до таинственного острова, попытка отыскать под старым дубом сокровища и охота на гномов, которые обитали в малиннике.

А потом выяснилось, что уже миновала неделя. Неделя, которая раньше была бы заполнена заседаниями, переговорами, чтением и написанием длинных посланий по «электронке», телефонными беседами, встречами с авторами, обсуждением рукописей, командировками, вечерними встречами и утренним стрессом.

Всего этого в ее личном Зазеркалье просто-напростоне было.

А вместо этого были невероятные приключения, печеная картошка и шашлыки, заколдованный лес, сын, глаза которого все время сияли радостью, боявшаяся ужей Мила Иосифовна, боявшаяся пауков Олеся, Долли, сходившая с ума от переизбытка впечатлений, лесной и домашней живности и свежего воздуха – иТимофей.

Да, Тимофей, переставший быть соседом, а превратившийся в ее спутника, был все время с ними – за исключением тех часов, когда уезжал в Москву: все же ему требовалось время от времени появляться на работе, а также получать информацию от Геныча и его людей в ходе конспиративных встреч.

Эти часы были самые нелюбимые.

Однако Инна знала: рано или поздно раздастся гудок автомобиля, и в ворота турбазы въедет темно-синий внедорожник, за рулем которого будет Тимофей.

Ее Тимофей.

– Наш Тимофей, мамочка! – поправил ее сын, когда она однажды так и выпалиламой Тимофей, сама испугалась этой фразы, ожидая бурной реакции от сына.

Ведь то, что Тимофей уже в самом деле сталее, не означало, что он перешел и для Женечки в категорию наш.

Оказалось, чтоперешел.

– Мамочка, а мы ведь навсегда тут останемся? – спросил в конце небывало жаркого, первого летнего дня Женечка, когда они, сидя в кресле-качалке под сенью молодых дубков, пили мятный чай, поглощали один за другим (что бы, интересно, сказалперсональный тренер?) свежайшие медовые пряники и лениво играли в «Города».

– Я не против! – заявила быстро Олеся.

А Мила Иосифовна, закатив глаза и погрозив ей пальцем, ответила:

– Давайте-ка, милая моя, лучше выдайте нам город на «Ц».

Женечка, блеснув знаниями, только что огорошил всех городом на «Б»:Биарриц. Ну да, они ведь были там в позапрошлом году: безусловно, мило, вне всяких сомнений, красиво, но…

Но не Зазеркалье!

– Да нет же, милая моя, на очереди вы! Это вы давайте! – ответила Олеся.

Обе дамы, продолжая по сто раз в день сцепляться, делали это уже благодушно, по-дружески (ибодействительно стали подругами, но обожающими шпынять друг друга), словно по старой привычке или незыблемому вековечному закону.

Закону Зазеркалья.

– Нет, вы сначала ответьте на мой вопрос! – потребовал Женечка. – Можно, мы все останемся тут навсегда?

Тимофей, наконец-то приехавший из Москвы и подошедший к ним с новыми пряниками, а также ранней мелкой клубникой, заявил:

– А давайте решим это демократическим путем и поставим вопрос на голосование. Кто «за»?

И первым поднял руку. Еще три руки тут же взметнулись вверх, и только Инна колебалась.

– Мамочка, ну что же ты? – в явном беспокойстве спросил сын.

А Тимофей усмехнулся:

– Ну, четыре против одного – это явный перевес!

Спавшая Долли, которую Олеся пощекотала за ухом, тявкнула, и Мила Иосифовна добавила:

– Не четыре, апять! Вопрос решен в положительном ключе!

Но Женечка, вцепившись в руку Инны, затараторил:

– Ну мамочка, что же ты? Ты разве против? Но почему, мамочка?

Что она могла сказать собственному ребенку? Что никакое счастьене длится вечно? Что все рано или поздно заканчивается? Что если они будут жить на турбазе круглый год, то им придется тут зимовать и сидеть во время холодной весны и раскислой осени? Что им тут надоест? Что тут они лишены многого, к чему привыкли в Москве? Что она, после того как катавасия в братьями Шуберт уладится, вернется к работе во «Всякой литературной всячине» и что работать в Москве, а жить тут она не сможет? Что…

– Мамочка, это же Зазеркалье! Тут все возможно! – заявил Женечка, ластясь к ней. – Запомни это, мамочка:все!

Внезапно Инна поняла то, отчего она так всей душой прикипела к этому обыденному и совсем не выдающемуся, по крайней мере с точки зрения туристического сервиса, месту.

Потому что оно позволило ей на время –хотя бы на время! – оказаться в своем собственном Зазеркалье. В том зачарованном царстве-королевстве, где была только она сама и все те, кто был ей дорог.

И никаких проблем, оставшихся там, за черным колдовским лесом, высоченным забором и ста миллиардами световых лет.

Там, вее жизни. В жизни каждого из них.

И, несмотря на все свое блаженство, она боялась. Боялась потерять. Точнее, оказаться изгнанной из Зазеркалья.

И понять, что все бесповоротно закончилось, как бесповоротно заканчивается:всегда и все.

– Ну мамочка! – Женечка едва не плакал. Это было вообще первое проявление его плохого настроения за все время пребывания здесь.

Вих Зазеркалье.

– Мамочка! – В глазах Женечки застыли слезы. –Ма-моч-ка!

Ситуация грозилась обернуться жуткой, ненужной, разрушающей уют их мирка сценой.

Инна вскинула руку вверх и шутливо, словно не заметив, насколько было серьезное положение, проговорила:

– Ну конечно же, я тоже «за»! Мы останемся тут –навсегда.

Отлично зная, что это невозможно. Да и она не хочет. Это была ее первая ложь в Зазеркалье.

Внезапно Инна поняла, что ей хочется обратно, в Москву, к работе, к своему прежнему ритму жизни.

К своим прежним проблемам.

Однако выходило, что она пока не могла, потому что являлась пленницей Зазеркалья.

А кто сказал, что Зазеркалье – этохорошо?

Об этом Инна поведала Тимофею, когда они ночью, после того как Женечка заснул в соседнем коттедже, забыв о недавних переживаниях, нежились в одной кровати с видом на речку.

– Думаешь, я идиотка? – спросила Инна,действительно опасаясь положительного вердикта Тимофея. А то она нагородила себе чего-то про заколдованный лес, Зазеркалье, зачарованное царство-королевство…

Однако Тимофей, прижимая ее к своей широкой груди и нежно перебирая волосы, ответил:

– Конечно же, я так не думаю! Да, тут хорошо, однако мы тут скрываемся. А для Женечки это большая веселая игра. Ну, помнишь, как тогда похищение, которое он принял за визит к крутым дядям с приставкой?

Инна вздохнула, а Тимофей быстро добавил:

– Поэтому это место изначально не может статьнашим местом. Но Женечке об этом вовсе не обязательно знать. Это как с любимой игрушкой: сначала ребенок не может от нее оторваться, а потом она валяется в углу, поломанная, забытая и больше не нужная.

Инна снова вздохнула, и Тимофей, изящно повернувшись на бок, улегся к ней лицом к лицу.

– Ну, в чем дело, золотце?

– Хочу из Зазеркалья в реальный мир! – сказала Инна. – И пусть там настоящие чудища и подлинные монстры, а не выдуманные, однако этомой мир. То есть я хотела сказать: наш…

Тимофей, который, как уже давно поняла Инна, вел себя так, как будто это он был старше ее на восемнадцать лет, а не она его, пояснил:

– Просто Женечка все чувствует и воспринимает иначе. Ты же не хочешь, чтобы твой сын быстро повзрослел? И понял, что мир, этот самый реальный мир, жесток к таким, как он?Да не только к таким…

Прижавшись к Тимофею, Инна тихо ответила:

– Не хочу. Но понимаю, что это неизбежно. Поэтому стараюсь защищать его, но ведь рано или поздно ему придется принимать самостоятельные решения. Мне ведь уже пятьдесят.

–Сорок девять! – весело заявил Тимофей.

Но Инне было не до смеха.

– Причин для беспокойства нет, поверь мне! – проговорил он. – Я сегодня говорил с твоим супругом…

– Как это звучит – твой супруг! – фыркнула Инна. – Извини, интересно просто: он тебя что-то такое спрашивал. Ну,о нас?

– Спрашивал. Так в лоб и огорошил – ты, мол, спишь с моей женой?

Инна поднялась на локте и в волнении спросила:

– И что ты ответил?

Тимофей усмехнулся.

– Правду, и ничего кроме правды. «Да, Геннадий Эдуардович,сплю. У вас имеются еще вопросы или хотите знать детали?»

Инна хмыкнула, вообще-то супруг никогда бы не позволил разговаривать с собой в подобном тоне. Тем более любовнику жены.

– И что он? – Ее разбирало любопытство.

– Как видишь, я жив и здоров. И мои причиндалы, извини за пошлость, он мне не отстрелил. Только смерил меня пронзительным взглядом голодного аллигатора и сменил тему.

У Инны отлегло от сердца. Наверняка дело в том, что Геныч уже не претендовал на нее и был готов уступить другому мужчине.

Но ведь этовеликолепно!

– Мы разведемся, как только все закончится, – заявила уверенно Инна.

–И? – На этот раз на локте приподнялся Тимофей.

– Ну, потрошить супруга не буду, с учетом того, что он мне помог с этими братьями Шуберт. Однако не собираюсь отказываться от того, что принадлежит мне по праву. Думаю, после развода я будукрайне состоятельной дамой.

Судя по кислому выражению лица Тимофея, он ожидал явно не такого ответа. Тут до Инны дошло, выходит, она дает ему понять, что у нее будет куча денег, а также молодой любовник в придачу?

– Своим«и?» ты хотел осведомиться не о моих планах с моим супругом, скоро бывшим, а о моих планах с тобой? – спросила она, трогая Тимофея за бугристый бицепс.

Тимофей вздохнул и повернулся к ней спиной. Обхватив его со спины за мощную грудь, Инна прошептала:

– Ну, конечно же, мы будем вместе! Женечка от тебя без ума… И ты любишь его, это даже невооруженным глазом видно. Ему… – Она заколебалась, но потом все же выдала: – Ему нужен такой отец, как ты, Тима…

Она впервые за все время назвала егоТимой.

– Думаешь, ему нужен молодой отец, который, вообще-то, отчим, полностью зависящий от тебя? – проворчал ее любимый.

Легонько впившись ногтями в грудь Тимофея, Инна сказала:

– Конечно, Геннадий обрадуется, если я не буду предъявлять имущественных претензий при нашем неизбежном разводе, но, боюсь, на это он рассчитывать не может, хотя бы из принципа. Да, у меня будет много денег, даже очень много, вернее,очень, очень, очень много. Но разве это что-то меняет?

Наверное,да.

– Эй, не щекочи! Ну пожалуйста!

Инна перестала скрестись о грудь любовника.

– Если пообещаешь не задавать таких глупых вопросов…

– А вот мне профессора в университете говорили, что не бывает глупых вопросов, бывают люди, не умеющие или не желающие давать ответа. Ты к какой категории относишься,Нинка?

Он назвал ее Нинкой, прямо как Геныч – тожевпервые.

Инна поцеловал его в ухо, а потом и слегка укусила.

– Эй, ты что, опять? – Тимофей активно заворочался.

– Понимаю, что эти профессора были жутко умными людьми, хотя, быть может,и не очень, если потчевали вас этими прописными истинами. Но факт остается фактом: я не знаю, что готовит нам будущее. Да, наверное, у нас будут трения из-за моих денег. Из-за моего характера. Из-за моего положения. Из-за моего сына. – Инна сделала паузу и добавила: – Из-за моего возраста… И я не знаю, какие пути решения этих проблем мы найдем. Но, уверяю тебя, Тима, найдем!

Молодой человек, внезапно перевернувшись, подхватил Инну и принялся ее щекотать:

– Только не из-за возраста, Нинка, только не из-за возраста! Тогда уж лучше из-за твоих миллиардов!Шучу!

А потом они снова любили друг друга, и Инна забыла обо всем, что тревожило ее. Понимая, что на следующий день страхи и сомнения вновь вернутся к ней…

Установилась сухая жаркая погода. К концу второй недели Инна ощутила, что жизнь в Зазеркалье начинает решительно надоедать. Даже Женечка как-то спросил:

– Мамочка, а мы в город совсем не поедем?

Ничего вроде бы не изменилось, все было, как и несколько дней назад, но в этом-то была и беда.

Инна поняла: реальный мир меняется,чаще в плохую, реже в хорошую сторону. А вот Зазеркалье всегда остается одним и тем же.

Там всегда чаепитие в пять часов.Всегда. Ну, или в их случае прогулки по заколдованному лесу (оказавшемуся простой подмосковной рощей), путешествие на флотилии (скрипучих катамаранах) к таинственному острову (на котором мириады злобных мошек), игра в «Города», где каждый раз, когда выпадал город на «б», Женечка задорно кричал: «Биарриц».

Да и что бы сказал персональный тренер про такое количество медовых пряников?

С одной стороны, хорошо. С другой –что может быть ужаснее?

– Думаю, скоро. Вот Тима приедет, привезет последнюю информацию…

– Мамочка, а мы тут в тюрьме? – спросил вдруг сын. – Нас сюдапапа заточил?

На этот раз Тимофей задержался, и Инна, лишенная мобильного и доступа к Интернету, изрядно волновалась. Наконец ворота раскрылись, и на территорию турбазы въехал темно-синий внедорожник.

Из машины вышел Тимофей, а с соседнего места выпрыгнул Геныч. За ними вкатило несколько черных джипов с охраной мужа. Распахнув руки, он заявил, приближаясь к Женечке:

– Смотри, кто приехал к тебе в гости, сын!

–Крокодил? – спросил Женечка.

Старясь загладить неловкость, Инна предложила супругу мятного чая, вдруг понимая, что ужасно хочет двойного эспрессо, приготовленного в том аппарате, который остался у нее в квартире.

Но пришлось довольствоваться чаем.

– Какие у вас пряники классные! – заявил Геннадий, поглощая один за другим и любуясь закатом. – Ну у вас и райская жизнь!

Инна тактично промолчала, а супруг, дожевав пряник, проинформировал:

– Ну, Нинка, в общем, принимай поздравления! Все прошло быстрее, чем ожидали. Все твои активы теперь официально оформлены на траст. Шуберты теперь их прибрать к рукам не смогут. Вот я и документы привез.

Он поставил перед ней солидных размеров кейс.

– Просмотришь на досуге. Однако твой…

Геныч посмотрел в сторону Тимофея, поодаль возившегося с Долли и Женечкой.

– Твой…гм…

– У тебя вертится на языке –хахаль? – любезно подсказала Инна.

Геннадий рассмеялся:

– Ну, в общем, твойшер ами Тима… Он все время руку на пульсе держал, твои интересы до последнего отстаивал. Следил, чтобы комар и носу не подточил. Отстоял – не подточит!

Геныч похлопал по боку кейса и произнес:

– Ну, и я позаботился уже о том, чтобы эта информация дошла до Шубертов. Они рвут и мечут, но таков удел проигравших.Потому что победитель получает все!

Явно будучи в отличном настроении, супруг затянул, причемвесьма фальшиво, знаменитую песню «АББЫ» с тем же названием, при этом снова похлопывая по боку кейса с документацией.

– Им надо остыть, однако они ведь не идиоты. Теперь совершать какие-то криминальные деяния в отношении тебя, меня и моей семьи у них нет причин. Но пару-тройку дней еще тут посидите, а потом можно и в Москву возвращаться.

– Спасибо тебе, Геныч, – сказала Инна.

Но она знала, что должна, нет, простообязана сказать ему и другое.

Да, обязана.

– Нинка, ты же понимаешь, что я тебе всегда готов помочь. И, обезопасив тебя, обезопасил и самого себя, и свою семью…

Ну да,свою. Потому что ни она сама, ни Женечка его семьей уже не были. Причем давно.

– Как дела у твоей…Инны? – Вопрос прозвучал крайне вымученно и фальшиво, как будто она вела натужную светскую беседу на столь презираемых ей столичных светских раутах.

И словно говорила с шапочным знакомым, к событиям в жизни которого не испытывает ни малейшего интереса и даже толком не помнит, как зовут его жену.

Выходит, его женой была она, а не эта самая… Инна? Право же,гениальное умозаключение!

Но Геннадию ее вопрос явно польстил – ему было приятно вести речь о своей пассии. Материего детей.

И, кто знает, его будущейжене.

– Должна родить через три недели. Вот будет умора, если день рождения моего единственного сына и моей бывшей жены придется на один день!

Инна окаменела. Геныч вообще понял, что сказал? То, что он обозвал ее своей бывшей женой, еще полбеды, она сама ничего не имела против. Но он вел речь о своем еще не родившемся ребенке как о своемединственном сыне. И это при том, что у него уже был сын – Женечка.

Который всегда был и оставался для Генычаэтим уродом.

Кажется, супруг и сам понял, правда, слишком поздно, что ляпнул что-то не подходящее.

– Гм, извини, Нинка. Не так выразился… Ну, надо ведь все по своим местам расставить. У меня есть Инна, у тебя этот твой… хахаль Тима. Так что вот и вырвалось ненароком о бывшей жене. Давай все оформим быстро и без проволочек. Никаких проблем с дележом имущества не предвижу, мы же свои люди, сочтемся…

Он сказал то, что Инна и хотела услышать, но не в этот момент. Наблюдая за тем, с какой неподдельный радостью Женечка возится с Долли и дурачится с Тимофеем, она отрезала:

– Пусть так. Это давно назрело. Но отчего ты ведешь речь о своем единственном сыне, Геныч? Женечка что,не твой сын?

Конечно, его,чей еще.