Крыло бабочки

Глава 6

И они отвезли меня в магазин. Не знаю, действительно специализированный или у его владельцев были хорошие отношения с органами внутренних дел, но выбор там был неплохой. Я набрала с собой в примерочную кучу платьев и после некоторых раздумий выбрала длинное облегающее платье темно-розового цвета, французы почему-то называют его «цвет увядшей розы», не знаю, почему. Я очень люблю этот цвет, как бы он ни назывался. Платье было расшито бисером в тон. Мелкие бусинки сверкающими бликами отражали свет магазинных светильников и, по-моему, все вместе, в комплекте с моими каштановыми волосами и светло-карими глазами, выглядело довольно эффектно. Владимир наблюдал за мною издали и, как мне показалось, ему тоже понравился мой выбор.

Потом, в соседнем отделе, я подобрала себе черные туфли из матовой кожи с отделкой в тон платью и черный ажурный ридикюль, чтобы было куда положить зеркальце, помаду, духи и… рацию, с которой я решила не расставаться до полного завершения дела. Я отнесла свои покупки на кассу и деликатно отошла в сторонку, предоставив Владимиру самому разбираться с кассиром по поводу оплаты. К моему небольшому, впрочем, удивлению, он разобрался со всеми финансовыми деталями довольно быстро и дал мне знак, чтобы я шла к машине.

Кстати, времени уже было много, а еще надо успеть привести себя в порядок, одеться, причесаться, и все такое. Под шумок я подложила в покупки две пары тончайших ажурных чулок, две, на всякий случай, если вдруг порвется первая пара, комплект нижнего белья, трусики и лифчик, но не черные, а телесного цвета, с кружевной отделкой и стразами «Сваровски», правда, совсем в минимальном количестве, не люблю быть похожей на елочное украшение, колье из кристаллов «Сваровски» и к нему заколку на волосы в таком же стиле.

Весь мой наряд был тщательно упакован в пакеты, которые я с удовольствием втащила в машину, удивляясь про себя собственному умению даже на даче устроить шопинг – терапию.

Владимир довез меня до пожарной каланчи, я сама попросила его об этом, чтобы не привлекать ничьего назойливого внимания, и от каланчи я кое-как добрела до дома.

Барсик уже ждал меня за дверью. Не успела я повернуть ключ в замке, как меня буквально оглушил звук его моторно-торпедного урчания. А сам он все терся и терся о мои ноги, как будто мы с ним не виделись вечность, хотя мне тоже показалось, что прошла целая вечность, несколько световых лет, за которые я успела слетать на другую планету и вернуться, настолько мое приключение, скорее крайне опасная причуда, отличалась от мира, в котором я привыкла находиться. А Барсик все терся и терся, и урчание его становилось все настойчивее, пока до меня не дошло, что он голоден. Какая же я бестолковая, перед уходом совсем забыла оставить ему корм на обед, бессердечная эгоистка. Хотя, конечно, небольшое голодание, скорее, даже пойдет ему на пользу, но все равно надо иметь совесть. Оставить кота одного, без внимания, без ласки, да еще и без еды. Бедный Барсик! Мне захотелось его погладить, но я подумала, что будет намного полезнее, если я сейчас же, не медля ни секунды, накормлю его вкусной кошачьей едой, что я и сделала немедленно, после чего Барсик с довольным урчанием приступил к трапезе, а я удалилась в свою комнату, пытаясь хоть как-то собраться с мыслями и продумать план дальнейших действий. Но все эти мои благие намерения рухнули, когда я увидела свою теплую, уютную кроватку, еще с утра не застеленную, такую манящую и домашнюю, что у меня не нашлось сил противиться ее обаянию, и я с наслаждением погрузилась в мир сонных успокаивающих грез, уносящих меня далеко-далеко от всех моих рискованных и беспокойных авантюр, в мир радости, безмятежности и блаженства неведения.

Глава 7

Солнце залило комнату золотом, и неожиданно я… родилась. Вернее, мне показалось, что я просто проснулась, пребывая до этого в состоянии безмятежной полудремы и изредка улавливая слабые, беспокойные сигналы извне. Я попыталась открыть глаза, но тут же закрыла их, до того нестерпимым показался мне свет, залепивший все вокруг белым пронзительным туманом. Какие-то ласковые толчки ощущало мое не совсем еще проснувшееся тело, и легкое позванивание голосов не давало мне снова погрузиться в то состояние, пребывание в котором было, и я это теперь уже осознавала совершенно отчетливо, как сладкая сказка из мира волшебного и невозвратного. Какие-то тени заслоняли от меня на время пронзительное свечение, слепящее глаза и мешающее моему окончательному пробуждению, и тогда я пыталась видеть, но все вокруг было смутно и расплывчато, и необъятно. Я снова закрывала глаза, пытаясь опять погрузиться в состояние безмятежного неведения и спокойствия, но что-то непонятное и тревожное, звенящее и беспокойное, распространившееся вокруг, не давало мне этого сделать.

Потом были первые шаги. Мама стояла передо мной на коленях и протягивала ко мне добрые, ласковые розовые руки. Я шла к ним, даже бежала, но голова почему-то бежала быстрее, чем ноги, и в результате я падала, колени ударялись обо что-то мягкое, но твердое, а голову успевали поймать ласковые мамины руки…

Я открыла глаза, еще не совсем понимая, где нахожусь. Находилась я в своей комнате на Ленкиной даче, и времени уже было, ой-ой-ой сколько, почти пять часов вечера! А в шесть за мной должен был зайти Леша… и мне надо успеть приготовиться и еще разобраться, как работает эта коробочка – радиоприемник, которую мне дал Владимир. Надо срочно вставать, собираться. Но… как же я сладко поспала… И какой чудесный мне снился сон!

Я спешно начала приводить себя в порядок, приняла душ, сделала маникюр и педикюр, насколько это было возможно в дачных условиях, убрала волосы кверху с помощью заколки с кристаллами, запыхалась ужасно, но все успела. Когда Леша постучал в дверь, я уже прилаживала перед зеркалом колье к своему наряду «цвета гнилого яблока». Я открыла ему дверь, и по его вдруг вспыхнувшему синевой электрических зарядов взгляду поняла, что старалась не зря.

– Ты… головокружительна! – только и сказал наш милый соседушка, жадно оглядывая меня всю, с головы до ног, не отрываясь.

«И ведь не стыдно же», – пробормотала я про себя, хотя, в общем, очень была довольна произведенным впечатлением. Мне даже нравилось, что он так открыто проявляет свои чувства. И, чтобы сразить его окончательно, я повернулась в профиль и бросила ему свой коронный взгляд из-за плеча, от которого, я знала, если я была одета соответствующе и накрашена, не мог устоять ни один мужчина. При этом я слегка выгнула спину, немного наклонившись вперед и опершись руками о стену, изгиб спины у меня при этом выглядел более чем аппетитно, я это точно знала и подсознательно, а иногда и сознательно, этим пользовалась, чтобы обаять того, кто был мне нужен. На Алексея, как я могла заметить, эти мои ужимки тоже произвели свое обычное действие, и его глаза прямо-таки метали искры и электрические разряды соответствующего, электрического цвета. Как же он был хорош в этот момент! Как же мне хотелось очутиться сейчас в его объятиях и забыть о бале и о своей «миссии», и вообще обо всем этом запутанном и опасном расследовании. Но… начатое надо было доводить до конца, каким бы он ни был… Да и потом, назад все равно ходу уже нет, вот, мне же даже рацию выдали… Кстати, где она?

– Леша, – проворковала я вслух самым нежным из всех своих голосков, – подожди меня, пожалуйста, полминутки, хорошо? Я пойду, возьму свой ридикюльчик…

Леша, не отвечая ни слова, молча активно закивал головой, демонстрируя этим свою готовность ждать хоть до вечера следующего дня.

Я грациозно выпорхнула из коридора в комнату, насколько это было возможно, узкий подол платья позволял делать только шаги определенного размера. В комнате я положила коробочку в ридикюль, в котором уже лежали разные дамские аксессуары вроде носового платка, пилочки для ногтей и запасной пары тонких ажурных чулок, и, изящно придерживая его сверху двумя пальчиками, также грациозно, опять же, насколько это было возможно, впорхнула из комнаты в коридор. Алексей послушно и терпеливо дожидался меня там, где я его оставила.

– Ну что, можем отправляться? – он наконец-то вернулся к своему привычному шутливому тону.

– Да, я готова, вроде бы ничего не забыла, – жизнерадостно отозвалась я, и мы вышли из дома, оставив Барсика наедине с его блаженными и сытыми сновидениями.

Идти надо было вдоль всего поселка, поэтому я благоразумно надела кроссовки на тонкие ажурные чулочки, а туфли взяла с собой, идти по проселочной дороге на шпильках для меня было совершенно невозможно. Платье я слегка подвернула, чтобы было удобнее, поэтому теперь мало походила на фею в сверкающем темно-розовом платье, которая пленила воображение Леши несколько минут назад. Он потихоньку освоился и разговорился, рядом по-прежнему был дружок, подруга его друга детства Лены, а значит, можно немного расслабиться.

Он стал говорить о том, как ему нравится вот так, теплым летним вечерком, прогуляться по тихим дачным тропинкам, послушать приглушенный шелест деревьев, тихо переговаривающихся друг с другом о чем-то своем, загадочном и неведомом.

– А знаешь, Танюша, – вдруг обратился он ко мне совсем уже по-родственному, – я ведь однажды заблудился в лесу.

– Да ты что? – изобразила я полное изумление. Хотя, конечно, меня это на самом деле удивило. Леша был из тех людей, которые всегда из любой ситуации могли выбраться целыми и невредимыми, без малейшей ссадины или царапины.

– Да, представь себе. Хотя я эти леса знаю очень хорошо, я их в детстве с друзьями облазил вдоль и поперек. Вот, как раз тогда это все и произошло.

– Что все?

– Мое прозрение.

– Прозрение? Это как?

– Да так, я вдруг понял, что все в мире, который нас окружает, связано между собой тонкими невидимыми нитями, понимаешь? То есть все, что нас окружает, природа, люди, вообще все, все соединено в одну целую гигантскую систему, и мы, люди, тоже являемся частью этой системы. Система эта действует в соответствии с определенными законами, нарушать которые строжайше нельзя, иначе последствия будут совершенно непредсказуемые. Помнишь, у Рэя Брэдбери, историю с бабочкой?

– Ну да, там, кажется, кто-то попал в будущее и нечаянно наступил на бабочку, а когда вернулся назад в свое время, увидел, что все изменилось, причем в худшую сторону…

– Вот – вот, история в высшей степени поучительная.

"Что-то мне в последнее время одни философы попадаются, – заметила я про себя. – С утра Владимир философствовал на отвлеченные темы, теперь вот Лешу на глобальные философские выводы потянуло. Может, это во мне что-то не то, что их всех со мной философствовать тянет…"

Но было все-таки интересно узнать о его лесном приключении, и я вслух сказала:

– Что же случилось такого особенного, когда ты заблудился в лесу? Такие озарения редко бывают просто так, ни с того, ни с сего…

– Самое интересное, – Леша заметно оживился, – что, в общем, ничего особенного и не случилось. Я, как обычно в жаркий летний день, отправился в лес на прогулку. Родители меня отпускали, потому что были уверены, что в лесу я ориентируюсь свободно.

– И вдруг ты заблудился!

– Да, это произошло именно «вдруг». Знаешь, я вообще думаю, что «вдруг» ничего не происходит. Все случается с какой-то целью. Вполне возможно, что, если бы я тогда не заблудился, я бы не осознал вот этой невидимой внутренней закономерности всего происходящего, так же как если бы вы не пришли тогда с Леной ко мне в гости, я, возможно, никогда бы с тобой не познакомился…

Он приблизился ко мне очень близко, почти вплотную, его горящие глаза сверкали синевой в послеполуденном сумраке, ноздри точеного носа с шумом впускали и выпускали воздух возбужденного дыхания.

Я скользнула мимо его протянутых рук немного в сторону и, чтобы как-то сгладить ситуацию, сказала:

– Так что же произошло там, в лесу, когда ты заблудился? Наверное, что-то необыкновенное…

– Леша, по-моему, немного разочаровался, но не в его духе было обижаться, как мне казалось, к тому же, он обожал рассказывать интересные истории и, по всей видимости, у него это очень хорошо получалось. А я обожала его слушать, да и его самого, в общем, наверное, уже обожала. Он меня обаял.

– Я заблудился, даже не понимая этого. Вроде бы гулял, как обычно, разглядывал разные причудливые коряги и пни, а когда собрался идти домой, понял, что не знаю, в какую сторону мне идти.

– Бедный… и такой маленький…

– А может, и лучше, что маленький. В детском возрасте меньше понимаешь уровень опасности, вообще мало что понимаешь, действуешь больше всего инстинктивно, и это часто спасает жизнь.

«Может, мне тоже так сделать? Представить, что я ребенок? Авось, и поможет…» – подумала я, вспомнив о «деле».

– И что было дальше? – с интересом спросила я. – Лешина история начинала меня интриговать все больше и больше.

– Уже темнело, а я никак не мог набрести на тропинку, по которой пришел. Быть может, она осталась где-то позади? Нет, даже близко ничего похожего. А, может, она спряталась за этим кустом, колючим, как еж? Нет, там только один старый голый пень печально дремлет в одиночестве. Где же она? Стало совсем темно и тихо в лесу, и мои уставшие глаза уже ничего не могли различить в спустившемся сумраке. Я присел на одинокий пень и грустно подумал, что, скорее всего, заблудился, и теперь придется ночевать в лесу. Мысль эта не очень меня обрадовала, но, в общем, и не испугала, так как в ней было что-то новое и интересное. Я устроился поудобнее на мхе, облепившем все основание старого пня, подложил под голову кепку и постепенно забылся легким, безмятежным сном.

Разбудили меня муравьи. В темноте я не разглядел, что выбрал для ночлега место как раз возле входа в муравейник. И теперь муравьи, спешащие с утра пораньше на поиски работы, толпились и пихались, пытаясь выбраться наружу из своего жилища, рассерженно кусая маленького невежу, то есть меня. Растрепанный и покусанный, я вяло поднялся с земли и стал отряхиваться от муравьев и колючек, прилепившихся к одежде. Потом поднял голову и… замер в восторге от зрелища, которое мне еще ни разу в жизни не доводилось наблюдать. Лес было не узнать. Солнце еще не взошло, но его первые лучи уже проникли на землю и раскрасили ее в яркие, волшебные цвета. Гиганты-деревья, днем зеленые, а ночью бурые, сейчас переливались под легким дуновением ветра всеми цветами радуги. Земля, цвет которой обычно бывает трудно определить, приобрела ясный темно-розовый цвет. Ошалевший от радости утреннего пробуждения заяц промчался, окруженный розовой дымкой, непонятно куда, сшибая по пути листья и сухие ветки. Деревья тихо шелестели листвой, как будто желая друг другу доброго утра. И, наконец, огромный золотой шар лениво выкатился из-за горизонта, озолотив всех обитателей лесного мира своим появлением, щедро залив землю теплом и светом.

Он замолчал, как будто задумался о чем-то. Я тоже молчала, завороженная поэтичностью его рассказа.

– Знаешь, – сказал Леша спустя довольно продолжительное время, в течение которого мы дружно вышагивали в едином ритме по проселочной тропинке, – а я об этом никому еще не рассказывал…

– Да? – искренне удивилась я. – А почему?

– Сначала стыдно было, что я заблудился, я тогда маме сказал, что ночевал у Славика, у друга моего. Я часто у него оставался, они поэтому и не беспокоились особенно, так и подумали, что я у кого-то из друзей ночевать остался.

– А почему стыдно, Леша? – тихо спросила я. – Это же со всяким может случиться, не понимаю…

Он бросил на меня быстрый изучающий взгляд, но ничего не ответил и продолжал, как будто не слышал:

– В общем, как-то не пришлось мне ни с кем поделиться этим моим впечатлением, вот, пока с тобой не встретился…

Меня обдало жаром от его пристального неотрывного взгляда, после чего по телу прокатилась волна озноба и неодолимо захотелось прижаться к нему всем телом, прижаться, слиться, раствориться, забыть обо всем…

– Таня! Таня! – откуда-то издалека услышала я его голос и постепенно вернулась к действительности. Видимо, я отключилась капитально, потому что Леша смотрел на меня беспокойно и немного испуганно.

– Таня, – повторил он тише, видя, что я реагирую и уже прихожу в себя.

– Что? – посмотрела я на него, как ни в чем не бывало, даже с легким удивлением во взгляде.

– Таня, – еще тише и мягче сказал он и ласково погладил меня по руке.

От его прикосновения все имеющиеся на мне волосы, волоски и пушки встали дыбом, и зыбкая зябь мурашек прокатилась волной по коже. Но я старалась держать себя в руках и мужественно справлялась с этими побочными реакциями на его присутствие. Даже если бы не было у меня никакой миссии, в которую я сама себя втянула за волосы, тоже мне еще, новоявленная баронесса Мюнхгаузен, я все равно не стала бы торопиться вступать в эротические отношения с Лешей. Почему, я не могла объяснить. Наверное, он мне нравился слишком сильно и поэтому я боялась. Я боялась проявить себя, боялась увлечься, боялась влюбиться и потеряться в этом своем чувстве. Страхов было много, они создавали запреты, а бороться с собственными страхами тяжело, и у меня не было сил на это, по крайней мере сейчас, когда моя энергия и силы мне были нужны «для дела», из которого надо было как-то выпутываться.

Леша продолжал гладить меня по руке, движения его становились все настойчивее, и надо было срочно что-то придумывать.

– Спасибо, Леша, мне лучше, – я тихонько высвободила свою руку из его жаркой гладкой ладони. Как бы мне хотелось почувствовать эти теплые ладони на своем возбужденном теле, жаждущем его любви… Я отогнала от себя эти мысли мощным усилием воли и сказала, как будто совсем невпопад:

– Интересно, а кто приглашенные?

– Приглашенные? Какие приглашенные? – не понял меня Леша, я бы на его месте тоже не поняла, слишком резким был переход.

– Ну… на бал, куда мы идем сейчас.

– А, на бал… – протянул слегка разочарованно Леша. – Если честно, то я мало кого знаю.

– Как? – я удивленно округлила глаза. – Ты же здесь всю жизнь живешь, небось, всех знаешь, и тебя все знают.

– И с чего ты взяла, что это так? – рассмеялся он.

– А что, это не так? – перешла я в легкое наступление.

– Как тебе сказать… Отчасти так, конечно… Но не совсем.

– Не совсем? – удивилась я. – А почему не совсем?

– Почему не совсем… – задумчиво повторил он за мной. – Не совсем, во-первых, потому что я общался в основном всегда со своими друзьями детства, а их у меня здесь не так уж и много. А во-вторых, тех старых дачников, которые жили здесь в период моего детства, осталось не так уж и много. Они или уехали сами и продали свои дачи, или же их вынудили это сделать.

Я еще больше округлила свои и без того круглые глаза и удивленно спросила:

– Вынудили? То есть как – вынудили?

– Да как тебе сказать, – Леша грустно покачал головой. – Вот, представь, живешь ты в своем домике на земле в несколько десяток соток, на небольшой земле…

– И что, земля моя кому-то мешает?

– Да не то чтобы мешает… Земля – то как раз и не мешает, она им очень даже кстати, но… без тебя.

– Это как?

– А вот так. Место здесь хорошее, от города недалеко, можно сказать, ближайшее Подмосковье, на твоей земле можно построить несколько благоустроенных коттеджей и продать их соответственно, вместе с землей, разумеется.

– С моей землей!

– С землей, которую ты им продашь, и она уже перестанет быть твоей.

– А если я откажусь?

– Тогда ситуация усложняется, но для тебя, а не для них.

– Почему это?

– Да потому, что они все равно найдут способ заставить тебя продать эту землю. К примеру, могут поджечь твою дачу так, что от нее останутся одни руины, и ты все равно будешь вынуждена продать хотя бы часть своей земли, чтобы покрыть расходы на строительство новой дачи, например.

Я была изумлена до предела.

– Леша, но это же… полный произвол!

Леша только тихо усмехнулся и стал сосредоточенно рассматривать что-то у себя на большом пальце.

– Ну хорошо, допустим, все так и происходит, и все всё знают, и никто ничего не говорит. Почему же тогда не уехали все дачники, вот ты, например, или моя подруга Лена?

Леша почему-то смутился и ничего не отвечал, как будто обдумывал что-то, потом сказал:

– А Лена тебе не рассказывала, что у ее родителей был огромный земельный участок, еще с советских времен, несколько десятков гектаров?

Я удивленно покачала головой и тихо спросила:

– Ты что, хочешь сказать, что с ними поступили именно так?

Леша кивнул утвердительно.

– Но тогда… – от возмущения я с трудом подбирала слова, – как же они могли допустить, это же произвол, почему они ничего не сделали, не пожаловались, есть же суд, в конце концов! – почти выкрикнула я, возмущение прорвалось и выплеснулось наружу с моим выкриком.

Мне было странно, я не могла понять, родители Ленки – образованные, грамотные люди, как это вообще возможно, чтобы преступникам все сошло с рук?

Я гневно посмотрела на Лешу и обнаружила, что он с живым интересом наблюдает за мной, ну, скажем, как если бы я была какой-то неведомой экзотической птичкой или неизвестной зверушкой, непонятно каким образом зашедшей в его гостиную во время воскресного обеда. Его интерес был настолько искренним, что мне вдруг стало смешно, и я громко засмеялась.

Он очнулся от своих наблюдений за мной и тоже засмеялся с облегчением, видимо, я его только что здорово напугала своей воинствующей наивностью. Я, наверное, слишком непосредственно и живо отреагировала на его слова, но я действительно была возмущена: ненавижу несправедливость, хотя знаю, конечно, что жизнь сама по себе не укладывается в наши человеческие понятия о справедливости, примеров этому множество, но иногда все равно бывает обидно, как сейчас, например, вот и отреагировала, я же живой человек, с чувствами, эмоциями, которые не всегда поддаются доводам рассудка.

Глава 8

Размышляя обо всем этом, я не заметила, как мы подошли к трехэтажному огромному особняку, окруженному высоким деревянным забором. За забором лаяла собака, по низкому баритону можно было определить ее крупные размеры. Я по природе своей отношусь к любителям кошек, собак воспринимаю только мелкого, карликового и той размера, все остальные породы вызывают у меня очень настороженное отношение, граничащее со скрытой неприязнью и страхом. Поэтому вполне естественно, что при звуках хриплого баритона я схватила Лешу за руку, которую он протянул мне с услужливой готовностью, и вцепилась в нее так, что у него на коже проступили белые следы от моих пальцев. Когда я это увидела, мне стало ужасно стыдно, я одернула руку в замешательстве и, кажется, даже слегка покраснела, но уже темнело и моего стыдливого румянца, скорее всего, не было видно.

Леша, видимо, прекрасно понял мое состояние. Он слегка приобнял меня за плечи и успокаивающе сказал:

– Ничего страшного, не волнуйся. Вот, увидишь, все будет хорошо.

От его слов мне вдруг стало совершенно легко и спокойно, и я действительно поверила, что все закончится благополучно, и мое авантюрное приключение тоже.

Около калитки забора висело какое-то сложное устройство с кнопочкой, в которую мы и позвонили, совершенно разумно решив, что другого пути попасть в дом у нас нет. Ответил низкий мужской голос с профессиональными интонациями охранной службы. Леша объяснил, что он со спутницей, то есть со мной, приглашен хозяином дома на сегодняшний бал, который, как ему сказали, начнется в семь часов вечера.

После небольшой паузы, в течение которой охранник, видимо, проверял наличие Лешиной фамилии в списках приглашенных, меня там по определению быть не могло, я проходила в качестве его спутницы, калитка отворилась сама, прямо как в сказке о потерянном времени, и мы вошли во двор дома. Хотя, конечно, двором эту огромную территорию назвать было трудно. Справа простирался самый настоящий сосновый лес, огромные вековые сосны стройно стояли в ряд, открыто демонстрируя покорную преданность своим владельцам. Слева был разбит огромный сад, своей изысканностью напоминающий сады Версаля. Лающий баритон принадлежал огромному догу. Дог был такой большой, что в темноте его вполне можно было принять за небольшого жеребца, ростом он доходил мне до плеч. Пес был свиреп, он все время угрожающе щетинился и обнажал свои белоснежные зубы гигантских размеров, а в перерывах между этим занятием он лаял, издавая те самые низкие рокочущие звуки, которые так напугали меня только что. К счастью, он сидел на цепи, и мы смогли пройти мимо его разрывающейся от негодования фигуры к дому. Мы поднялись по ступенькам на крыльцо и постучались. Дверь распахнулась, на пороге стояла моложавая женщина с энергичной решительностью во взгляде и слегка приоткрытыми пухлыми ярко накрашенными губами. В руке она держала бокал с какой-то темно-красной жидкостью, очень похожей на вино.