Окно ЗАМа

– Да, черт побери, чего ты от меня хочешь?! – взвизгнул Джон и подскочил, отшвыривая кресло в сторону. – Я все уже сказал. Каких еще откровений тебе от меня нужно? Я, твою мать, люблю тебя все эти одиннадцать гребаных лет. Как увидел тогда впервые в 57-м, так и пропал. И все эти красивые слова про великую и светлую дружбу, про общение душ и прочую свою лабуду оставь для Джейн, она на эту лапшу прекрасно ведется, иначе не жила бы с тобой все эти годы, – понимая, что сказал лишнего, Джон тут же осекся и ударил себя ладонью по лбу.

– Продолжай, – в голосе Пола послышались легкие намеки на сталь.

– Да ты же не любишь ее! Ты и сам это прекрасно знаешь! Она просто красивая элитная девчонка, у которой есть чему поучиться, за которой хочется тянуться рабочему парню из ободранного домишки на Фортлин роуд. Но жить ты с ней не сможешь и не будешь. Да будь я проклят, если вы поженитесь! Я тогда Ринго под венец позову, клянусь Сержантом Пеппером! – и Джон впервые с начала этой напряженной сцены вдруг совершенно искренне и громко расхохотался.

– Джон, откуда тебе знать… – еще мягче, но при этом со все звонче звенящей сталью в голосе начал Пол.

– Отовсюду! – снова не дал ему договорить Джон. – Я что, не знаю своего лучшего друга? Да я тебя во всех ситуациях видел – самых грязных и неприглядных, но и самых возвышенных! Я на толчке тебя наблюдал, с какой бы ты целью к нему ни приближался. Ты пьяный вдрызг дрочил у меня на глазах – прямо без штанов. Да чем ты только вообще не занимался у меня на глазах! Но ты и музыку сочинял – тоже у меня на глазах. И в такие моменты ты становишься… не человеком. В тебе просыпается что-то неземное, что-то божественное, словно ты проводник чего-то великого и вечного. Словно кто-то там, – Джон ткнул пальцем в небо, – выбрал именно тебя, чтобы все мы имели возможность слушать эту прекрасную музыку. Самую прекрасную, которую мне только доводилось слышать.

– Джон… – лицо Пола залилось краской, он не знал, куда спрятать руки от смущения, узкая ступня задергалась еще чаще.

– И я знаю, как ты смотришь, когда любишь. Я знаю этот взгляд наизусть. Я видел его, когда ты смотрел на отца и брата, когда пел Yesterday, когда записывал Сержанта и радовался нашему первому попаданию в чарты. Но никогда, никогда твои черты не смягчались и не озарялись этим божественным светом, когда рядом она. Она элитная, породистая. Вы хорошо смотритесь вместе. Но ты не женишься на ней.

– Джон, уж не… – глаза Пола удивленно округлились.

– Уж не ревную ли я? Ревную, черт побери. Но не к Джейн. К кому угодно, но не к ней.

– А у тебя что, уже было когда-то все это?

– С кем-то другим? Нет, только один раз с Брайаном, ну я рассказывал. Были мысли по поводу Стю, я даже пытался их как-то воплотить.

– И?

– Это до Астрид еще было. Я тогда вдрызг напился, застал тебя с очередной девчонкой…

– … порезал ей в клочья платье, – со смехом продолжил Пол.

– А потом закрылся в соседней каморке со Стю ну и полез к нему с непристойностями разными. На волне дьявольской ревности чего только не выкинешь. Благо, Стю понял, что меня пьяного лучше уложить спать, а не пытаться отбиваться. Но, знаешь, наутро мне показалось, что он…ну, в общем, если бы я продолжил разговор на свежую голову, возможно, он и не стал бы протестовать. Но мне так вдруг стало тошно. Злость и ревность прошли, осталось одно лишь отчаяние. Мы никогда больше не обсуждали с ним эту тему, но…

– Ты ведь поэтому избил его тогда? – встрял вдруг Пол с неожиданным вопросом.

Джон вздрогнул и сжал кулаки в невольном жесте самозащиты.

– То есть… – тут же попытался исправить ошибку Пол, – я хотел сказать… Прости, – и замолчал, не зная, как продолжить и выпутаться из неудобной ситуации, в которую угодил с этим непреднамеренным вопросом, толкнувшим Джона в пучину самых, пожалуй, болезненных воспоминаний его жизни.

В тишине был слышен злобный скрежет зубов Леннона, тому стоило, вероятно, чудовищных усилий сдержаться сейчас, а не налететь с кулаками и на Пола, как вышло тогда со Стю. Он просто в шутку напомнил Джону то, о чем он так тщательно пытался забыть. Следующей картинкой в памяти Джона всплыли злобные пинки лежавшего на земле Стю, удары носками ботинок в голову, его стоны, крики, просьбы прекратить…

– В этом нет твоей вины, Джон, – мягко прервал его размышления и воспоминания Пол. – Его же потом хулиганы избили, он сильно ударился головой. Не ты причина его смерти.

– Я! – взревел Джон, снова соскакивая с кресла и яростно пиная его.

Легкие кроссовки из тонкой ткани не защищают ступню от удара, и несколько мгновений спустя Джон валится на пол веранды, корчась от боли и потирая ушибленную ногу. Пол огорченно качает головой, встает и садится рядом, обнимая друга, гладя его по голове.

– Пол, ты же и так в курсе, что это моих рук дело! Не было никаких хулиганов, – простонал Джон в отчаянии. – Стю солгал всем, чтобы меня прикрыть. Ты же все видел, зачем ты даже сейчас покрываешь меня? Защищаешь меня от меня же самого!

Пол молчал, лишь продолжал гладить его по голове, и Джон постепенно успокаивался, забывая о боли.

– Он тогда намекнул, что я пидор. Припомнил мне ту попытку затащить его в койку. Да еще и при тебе, – Джон закрыл лицо руками и отчаянно замотал головой.

– Брось, я все равно ничего не понял тогда. Думал, вы девчонку не поделили.

– Да я убить его готов был, потому что он прямо при тебе все это ляпнул… А я меньше всего хотел, чтобы ты считал меня педиком. Если бы еще и отец твой узнал, в Куорримен тебя не удержала бы тогда никакая сила. До сих пор та сцена перед глазами стоит: он лежит там на асфальте без сознания, ты стоишь рядом с ним на коленях, пытаешься привести его в чувство, а я в ужасе отворачиваюсь и убегаю. Я ведь был уверен тогда, что прикончил его, Пол!

– Джон…причиной аневризмы могло стать что угодно.

– Хватит меня жалеть и уговаривать! Я знаю, что это я убил его! Я и никто другой!

– Ну хорошо, будь по-твоему, – согласился Пол, не переставая гладить Джона по голове. – Ты убил Стю.

– И позорно сбежал. Я помню, как ты кричал тогда мне вслед. Твой крик до сих пор звенит у меня в ушах. И будет звенеть до самой смерти.

– Джонни…

– Так что, я заслужил все это! И не смей жалеть меня, черт побери! – Джон вдруг оттолкнул друга и отсел от него подальше, принявшись лихорадочно тереть ладони о штаны – то ли чтобы унять дрожь, то ли чтобы избавиться от липкого холодного пота. – Я… пожалуй, пойду. Мне надо поспать, – он, шатаясь, поднялся и заковылял прочь.

– Стой, – поспешно окликнул его Пол, догоняя и хватая за локоть. – Тебе нельзя оставаться одному в таком состоянии. Я пойду с тобой. Дам тебе снотворного, послежу, как ты уснешь…

– Отвали, – вяло отпихнул его Джон. – Я в твоей жалости не нуждаюсь, Макка. Не бойся, не вздернусь, вены не вскрою и не передознусь. Мир еще услышит о Джоне Ленноне! – и яростно затряс кулаком в воздухе.

– Я все же провожу тебя, – настойчиво отчеканил Пол, не отпуская его локоть.

– Пффф, какая преданность, ну надо же! – усмехнулся Леннон. – Только ты что-то припозднился. Твою бы нынешнюю заботу да год назад, когда я подыхал без тебя в Уэйбридже, а ты неделями пропадал в столице, вращался в мире искусства, общался только с бомондом и даже на звонки мне не отвечал. А сколько я сообщений на твой автоответчик наговорил! На целую Сагу о Форсайтах потянет. Ты бы хоть раз перезвонил! И на все отговорки – был в галерее, ходил в театр, выпивал с Робертом, слушал новые пластинки с Барри, посещал торжественный прием в честь хренпоймичего вместе с Джейн… А Джон тем временем… А кто такой Джон вообще? Ау! Кто это? Что за Джон Леннон? Не знаю такого, – последние несколько обрывочных фраз Джон произнес тихим низким голосом, имитируя интонации всегда вежливого и предупредительного Пола.

– Ты преувеличиваешь. Я же для Битлз старался. Ведь не просто так у нас такой Револьвер получился! И вслед за ним Сержант. Мы смогли достичь всех тех высот в студии исключительно благодаря нашему знакомству с Барри и Робертом.

– Нашему! – передразнил его Джон. – Громко сказано. Скажи, Макка, а мы вообще нужны тебе в этой твоей студии-то? Ты ведь все это и без нас вполне смог бы записать. Вдвоем с Джорджем подсуетились бы, и вуаля, готов первый сольный альбом Пола Маккартни. Первая сольная песня у тебя и так уже есть. По гадкой иронии судьбы она считается лучшей песней Битлз! В то время как Битлз не имеют к ней ровным счетом никакого отношения! Черт побери, Макка, да ты и без нас прекрасно справляешься! – и Джон снова отпихнул друга, на этот раз уже значительно сильнее.

– Джон, – Пол схватил его за плечи и развернул лицом к себе, – мне ничего не нужно без Битлз, понимаешь? Я не смогу творить без Битлз. Да я существовать без вас не смогу! Без тебя… – уточнил внезапно он и улыбнулся одними губами.

Несколько мгновений Джон напряженно и недоверчиво всматривался в темную бездну его теплых карих глаз, затем, будто бы решившись сжечь эти чертовы мосты, шагнул вперед и порывисто прижался губами к этим все еще по инерции улыбающимся губам. Сердце ухнуло куда-то вниз, в ногах заломило от чудовищного выплеска адреналина, как от прыжка в бездну, и Джон замер, не отстраняясь, но и не осмеливаясь продолжать. Пол, как это часто случалось, сделал все за него: мягко сжал его плечи, сделал шаг назад и медленно покачал головой, вытирая губы рукавом голубой рубашки.

– Тебе надо поспать. Это все медитация. Помнишь, Махариши предупреждал о чем-то подобном? Полезут все наши демоны. Из нас четверых ты самый…неординарный, вот и…

Джон хотел было брякнуть очередную непристойность, но это вряд ли что-то могло бы изменить. Пол смотрел на него с безграничным пониманием и безграничной же жалостью. Кажется, он совершенно искренне поверил в собственную версию происходящего.

– Ладно, покедова, – устало махнул рукой Джон и взбежал на крыльцо своего бунгало.

Пол не стал заходить внутрь, лишь постоял под окнами несколько минут, потом озабоченно покачал головой и пошел прочь. Джон достал из-под кровати бутылку виски и коробку с письмами той безумной японки, что слала ему сообщения каждый божий день, а он пока даже не вскрыл ни одного. Ну что ж, пожалуй, пора ознакомиться, что такого важного она желает ему сообщить. Их накопилось аж тридцать штук, и Джон сделал из бутылки несколько крупных глотков и надорвал первый конверт.

* * *

Распахнув глаза наутро или что этим утром ему показалось, Джон увидел над собой печальное лицо Синтии. Он заснул прямо так в одежде поверх скомканного покрывала, усыпанного письмами, покрытого засохшими пятнами виски. Он попытался встать, но тяжелая голова не дала ему такого шанса, и только взвыл, хватаясь за лоб. Синтия присела рядом, брезгливо разгребая гору писем и отшвыривая испачканное покрывало, протянула аспирин и стакан воды.

– Сколько сейчас времени? – прохрипел Джон, принимая воду и таблетки от жены как должное.

– Полдень.

– Так мало? Я что, всего два часа назад вышел из дома Пола? Быть того не может.

– Джон, ты валяешься тут уже сутки, – укоризненно покачала головой Син.

– Как? Я что, пропустил медитацию?! – Джон подскочил на кровати, но боль, моментально сдавившая виски, заставила его рухнуть назад на подушку.

– Да ты много чего пропустил. Пол с Джейн улетели назад в Лондон.

– Когда? – казалось, эта новость совсем не удивила Леннона. Подспудно он ожидал чего-то подобного.

– Ближайший рейс был сегодня около семи. Так что, полагаю, они на всех парах приближаются к дому.

– Он что, даже попрощаться не заходил? – недоверчиво нахмурился Джон.

– Уж не знаю, что тут между вами такого произошло, что он после вашего разговора так поспешно собрался и умчался назад в Лондон, – на изумленный взгляд Джона Син тут же уточнила: – Патти застала вас вчера на веранде. Сфотографировала даже, так ее заинтересовала сцена вашей беседы. Джон, у тебя точно все в порядке? – ровным голосом поинтересовалась Син.

– Все просто отлично, – прорычал он. – А сейчас уйди, а. Дай мне прийти в себя, мне паршиво, как у слона в заднице.

Синтия пожала плечами: она давно привыкла к бесцеремонным заявлениям мужа и перестала обращать внимания на скачки его настроения. Просто встала и молча вышла из комнаты, не зная, по поводу чего ей больше переживать: из-за странного разговора Джона с Полом, после которого Пол поспешно сбежал в Англию, или из-за разбросанных по покрывалу писем странной японки, вот уже полтора года не оставлявшей ее мужа в покое.

Джон кое-как сполз с кровати, проковылял к окну и несколько минут наблюдал за тем, как медлительная Син, не торопясь, прошествовала по двору его бунгало, словно бы нарочно замедляя каждый свой шаг. Затем развернулась и бросила взгляд на окна, Джон насилу успел юркнуть за занавеску. Обошла бунгало Пола, даже заглянула на злополучную веранду, постояла там немного, сжимая пальцами спинку одного из кресел, словно бы в попытке понять, что же здесь случилось, потом махнула рукой и уже нормальным своим шагом отправилась в бунгало к Джорджу и Патти.

Джон выдохнул и, на этот раз уже не обращая внимания на дикую головную боль, выскользнул из дома и добежал до входа в соседнее бунгало. Пол не мог уехать просто так, не оставив ему записки. И, пока туда не вселили кого-то нового, нужно было срочно обыскать дом. Дверь была заперта, пришлось влезать внутрь через окно. Аспирин почти не подействовал, но сильнее висков у Джона сдавило грудную клетку. Он бросился хаотично бегать по комнатам, не зная, за что хвататься, что осматривать в первую очередь. Благо, бунгало было совсем небольшим – спальня, гостиная и крохотная кухонька. Он перерыл все ящики, заглянул во все шкафы, буфеты и комоды, на которые только падал взгляд. От всего веяло пронзительным холодом пустоты, словно бы здесь уже давно никто не жил. А, возможно, и вообще никогда. Еще вчера тут весело щебетала Джейн, и Пол швырял одежду на пол, а сейчас здесь веяло больничным дистиллятом. Чистотой психушки, приготовленной для приема пациентов. Первым из которых придется, вероятно, стать самому Джону. Он еще раз обежал все бунгало, но искать было попросту негде. Если бы Макка хотел оставить ему весточку, то положил бы пресловутую записку прямо здесь на комоде у входа.

Джон подошел к зеркалу, висевшему над комодом, и бездумно провел пальцем по стеклу, будто бы перечеркивая собственное отражение. Затем прижал к зеркалу ладонь с растопыренными пальцами, а следом сжал ее в кулак, словно комкая свое отражение. А и вправду, кто он такой, чтобы Пол оставлял ему записку и как-то объяснялся? В конце концов, Джону никто не мешает сейчас же тоже рвануть домой, отбрехаться этими дурацкими подозрениями Махариши в домогательствах к одной из его последовательниц и попытаться откатить отношения с Полом до того злополучного вчерашнего разговора. Но, как говорила незабвенная Джулия: фарш невозможно провернуть назад. Пол никогда не забудет этого разговора. А Джон никогда…не перестанет чувствовать. Он сунул руки в карманы, оперся коленом о комод и с насмешкой на лице принялся рассматривать свое отражение. Вроде совсем еще молодой, даже сутки кутежа никак не сказались на его внешнем виде – ни отеков, ни синяков под глазами. Здоровый цвет лица, блестящие шелковистые волосы. И только в глазах пляшут странные тени. Откуда взялись они? Где родились и куда уйдут? И видел ли их вчера Пол? Думал ли о них, когда в спешке собирал вещи, стоило Джону отчалить в свое бунгало? Чьи это тени? Моржа, земляничных полян, мистера Кайта, доктора Роберта, Люси и человека из ниоткуда?

Странная мысль пришла вдруг Джону в голову, и он принялся рыться в карманах в поисках чего-нибудь острого – иголки или гвоздя. Потом обшарил все шкафы бунгало и даже вернулся к себе. Хотел было разбить пустую бутылку из-под виски и воспользоваться осколком, но Син уже, вероятно, унесла ее и выбросила в мусор. Тогда Джон со вздохом схватил гитару и быстро пошагал обратно. Все равно и так скоро менять, не жалко. Плотно прикрыл за собой дверь и тут же у входа опустился на пол. Наклонился к гитаре и принялся лихорадочно откручивать один из колков, ослабляя самую верхнюю и самую тонкую струну, затем, резко дернув, снял ее, ощущая острую боль в подушечке указательного пальца, и тут же на гриф закапала кровь. Не обращая на это внимания, Джон вынул струну, поднялся и подошел к зеркалу, примеряясь, к какой стороне рамы лучше встать. Кровь продолжала капать, оставляя следы на комоде, по стеклу текли тонкие алые струйки. Наконец, он остановился на левой части простой деревянной рамы, даже как-то слишком удивительно простой для такого зеркала в таком бунгало – едва только ошкуренной и покрытой тонким слоем лака, поднес струну к лакированной поверхности и, морщась от боли, нацарапал неровными буквами снизу вверх «THE WALRUS WAS YOU». В царапины букв тоже попала кровь, выцвечивая их красным.

Закончив работу, Джон отбросил в сторону струну и прошел в кухню, подставляя окровавленный палец под ледяную струю. Если бы сейчас кто-нибудь вошел в это бунгало, он бы решил, что Джон удавил струной его владельца и пошел смывать следы крови со своих преступных рук. Уходя, струну он забирать не стал, оставив ее валяться у комода. А, вернувшись домой, рухнул назад на свою скомканную постель и уткнулся лицом в первое попавшееся письмо Йоко, начинавшееся словами «Здравствуй навсегда!»