Арендатор

Йеппе сделал растяжку на небольшой игровой площадке с батутами и отправился домой. На участке вдоль автодороги он ускорился, этот отрезок пути с жестким асфальтом и унылой архитектурой следовало преодолеть как можно быстрее. Снаружи пустой дом из красного кирпича, окутанный утренним светом, казался вполне дружелюбным, однако стоило ему войти внутрь, как ощущение покинутости овладело им с новой силой.

В душе он схватил свой мужской орган и попробовал мастурбировать. У него не было секса с декабря, желание не приходило ни разу, и пенис, казалось, даже визуально весь как-то сжался. Может, это было побочное действие антидепрессантов, которые он принимал в течение первых месяцев. Однако потенция не вернулась, даже когда циталопрам был отложен на полку.

Все пять раз, когда руководство заставляло его («рекомендовало» – такой была официальная формулировка) побеседовать с полицейским психологом, слово «импотенция» оставалось за бортом и пряталось между другими понятиями: гневом, печалью, ревностью, оно так и не вырвалось наружу. Даже не попыталось. Йеппе не мог заставить себя говорить о том, что его действительно пугало. Одно дело – обсуждать одиночество и неудачу с незнакомцем, совершенно другое – признаться в таких деликатных проблемах, как импотенция и приступы страха, человеку, работающему с тобой в одной конторе.

Вскрытие было запланировано на восемь утра и проходило, как обычно, в Институте судмедэкспертизы. Йеппе припарковался на улице Фредерика V перед корпусом имени Тайлума, зданием, иронически выстроенным в виде громадной надгробной плиты посреди гравия и вечнозеленых насаждений, и вошел в темный холл. Коричневый кафель на стенах способствовал тому, чтобы и внутри здания настроение не было уж слишком светлым и легкомысленным. Матовая стеклянная дверь вела налево, в прозекторскую, которая использовалась, когда не представлялось возможным установить личность умершего иным путем. «Родственники допускаются только по предварительному согласованию» – гласила надпись на нескольких языка. Хотя и не было особой опасности, что кто-то войдет сюда без предупреждения.

Анетте принесла с собой струю свежего воздуха, минуту спустя торопливо появившись в дверях. За ней последовал тот же полицейский фотограф, который присутствовал на месте преступления.

– Доброе утро! Как спал?

– Хорошо, спасибо. А ты? – Йеппе кивнул обоим.

– Отлично! – Анетте короткими поспешными мазками наложила блеск для губ. – Каролина Боутруп в безопасности, она дома, в Копенгагене. Собиралась переночевать у своего парня, но мы поселили ее в отель. Под наблюдением и без телефона. Им с дружком лучше поменьше разговаривать до того, как с ними побеседуем мы. Ее мать приехала из Ютландии, чтобы помочь ей. Поедем прямиком в управление на встречу с ней, как только закончим здесь.

– А что Даниэль?

– Фальк едет к нему домой.

Анетте, причмокнув, распределила блеск равномерно по губам и стукнула по кнопке лифта.

Облицованный кафелем секционный зал состоял из пяти расположенных друг за другом, не разгороженных рабочих мест, каждое из которых было оборудовано большой раковиной из нержавейки и док-станцией, к которой можно было подсоединить прозекторский стол. Над каждым столом висели мощные люминесцентные лампы в световых коробах. Сначала следователи совершили все обычные ритуалы дезинфекции и надели халаты, бахилы и хирургические шапочки. Затем прошли вдоль рядов белых резиновых сапог, стоявших вдоль стены, в заднюю комнату, где проводилось вскрытие умерших насильственной смертью. Столы были пусты. Но запах стоял, как всегда, навязчивый, не противный, искусственной свежести с примесью чистящего средства.

Нюбо в полной готовности стоял в конце комнаты, облаченный в соответствующий случаю зеленый халат и хирургическую шапочку. Он привычным движением надевал латексные перчатки, даже не глядя на руки, и спокойно разговаривал о чем-то с одним из судмедэкспертов, призванных помогать в процессе вскрытия. Увидев вошедших, он кивнул собеседнику, который тут же покинул комнату.

– Добро пожаловать. Надеюсь, вы бодрые и отдохнувшие? Как ты, Йеппе, удалось поспать?

Йеппе торопливо кивнул, раздраженный неуместной заботой.

Нюбо посмотрел в глаза каждому из них и приступил к делу.

– Уже на месте преступления было ясно, что жертва получила целый ряд ножевых ранений, которые кровоточили, а, следовательно, были нанесены до наступления смерти. Кроме того, было сделано предположение, что череп жертвы проломлен с левой стороны выше виска без нарушения целостности кожного покрова. Это стоит отметить отдельно, так как кожа над висками натянута и легко повреждается. Вчера, по поступлении тела Юлии Стендер, мы провели компьютерную томографию трупа. Обнаружен пролом черепа, вплоть до pia mater. – Он сделал паузу, как будто искал понятные им слова. – То есть до самой глубокой мягкой мозговой оболочки. Что повлекло за собой ликаж ликвора и обширную интракраниальную гематому, иными словами, утечку спинномозговой жидкости и серьезное внутричерепное кровоизлияние. Сейчас мы, конечно, проштудируем всю эту карусель, прежде чем сделать окончательные выводы, но все указывает на то, что удар в левый висок тупым предметом и стал причиной смерти. Как обычно, я буду комментировать, если наткнусь на что-то стоящее по ходу дела, и вы, естественно, шумите, если у вас возникнут какие-то вопросы.

Судмедэксперт вкатил секционный стол, на котором под стерильным полотенцем лежал труп Юлии Стендер. Подключив стол к док-станции, помощник осторожно приподнял полотенце и удалил стерильные мешки, лежавшие поверх рук. Она лежала точно так же, как накануне в своей квартире, когда туда пришел Йеппе. Полуодетая и перепачканная спекшейся кровью, в шрамах, как обмякшая кукла, которую выкидывали из высотного здания на протяжении многих дублей на съемках. В то же время она была похожа на то, чем на самом деле являлась: на тело, которое менее суток назад было живым, мыслящим человеком с мечтами и стремлениями, а теперь превратилось в груду ДНК-материала. Фотограф приступил к обзорным снимкам тела. Нюбо повернулся спиной к судмедэксперту, который привычным движением надел на лицо маску и отрегулировал ее по размеру. Вскрытие началось с внешнего осмотра трупа. Судмедэксперт и Нюбо обходили стол, похожие на напряженных стервятников, высматривающих лучшее место для атаки. Нюбо то и дело останавливался и говорил в диктофон, какие следы обнаружил на одежде. Места проникновения лезвия ножа, все загрязнения и выделения были отмечены и описаны, прежде чем Нюбо повторил процедуру под ультрафиолетовой лампой. Он удалил волосы и мелкие частицы, которые были помещены в маленькие стерильные пакеты и пронумерованы, обстриг ногти и сохранил их аналогичным образом.

Двое экспертов с помощью остальных присутствующих осторожно сняли с Юлии Стендер одежду, и она лежала обнаженная перед пятью зрителями. Фотограф сделал несколько снимков, остальные молча ждали. Что бы тут сказали женщины, которые чувствуют себя уязвимыми и униженными на приеме у гинеколога? После того как фотограф удовлетворенно кивнул, Нюбо вернулся к столу и принялся тщательно осматривать внешние повреждения с лупой и стальным пинцетом, продолжая бормотать в свой диктофон. Раны, руки, ногти, уши и татуировки.

Соски были протерты ватным тампоном, веки подняты, глазные яблоки исследованы на предмет точечных кровоизлияний. Время от времени Нюбо останавливался и делился своими наблюдениями.

– Татуировки достаточно свежие. Перышку на правой стороне грудины максимум полгода, там еще не успела образоваться рубцовая ткань. Две звезды и надпись на правом запястье совсем свежие, тут едва образовалась корочка. Этим не больше двух недель.

– Может быть, она наколола первую, как только перебралась в Копенгаген? Посмотрим, знает ли что-нибудь об этом Каролина. Так ли уж необычно, что молодая девушка родом из Ютландии делает себе татуировки? – Йеппе обратил свой вопрос к помещению, не обращаясь ни к кому конкретно.

Анетте покачала головой.

– Обе мои племянницы из Скиве сделали себе по первой татуировке ровно в ту секунду, как им исполнилось по восемнадцать. Сейчас у каждого молодого человека имеется по татуировке.

Нюбо кивнул и вернулся к ранам на руках.

– У нее около двадцати пяти – тридцати поверхностных царапин на ладонях и руках, большинство глубиной в несколько миллиметров, некоторые глубже. Она вытянула руки, чтобы защититься от ножа. Вот здесь, на груди и у ключицы, несколько ударов прошли глубже. Мне не удалось найти на коже признаков сдавливания, то есть он ее не связывал. Также этот факт объясняет множественные кровавые пятна, разбросанные по всей квартире. В коридоре, в гостиной, в ванной.

– Как? – поинтересовался Йеппе.

– Он пырнул ее ножом в ключицу, в грудь, затем в спину, вот сюда, пониже правой лопатки, несколько раз в бок выше правого бедра. Множество ударов было нанесено сзади, то есть он нападал на нее, когда она двигалась, убегала от него. Однако ни один из этих ударов не стал смертельным. Можно даже подумать, что он забавлялся тем, что запугивал ее. Он запросто мог бы зарезать ее ножом, но предпочел убить ударом какого-то тяжелого предмета по голове.

– Может, спешил? – предположил Йеппе.

– Может, и так. И еще он наверняка положил что-то ей на висок, прежде чем ударить, в противном случае кожа оказалась бы повреждена от сильного удара. На коже не осталось никаких следов орудия убийства.

– Значит, она пыталась прикрыть лицо, когда он нанес решающий удар?

– Да, похоже на то. В любом случае весьма предусмотрительно было защитить кожу перед ударом тяжелым предметом.

– Потому что кожный покров был нужен ему для создания произведения искусства.

– Мотивы, руководившие убийцей, я оставляю на ваше рассмотрение. После вскрытия мы возьмем пробу из ребра, задетого лезвием, чтобы сравнить ее с образцом, взятым с ножа, обнаруженного на месте преступления, и удостовериться, что это именно тот нож, которым он орудовал.

Нюбо убрал с лица трупа слипшуюся окровавленную массу волос и осторожно показал затянутым в латекс пальцем:

– Посмотрите, надрезы на лице сделаны в основном после наступления смерти жертвы, но, если обратить внимание на эту насечку на лбу, то обнаруживается сильное кровотечение. Я предполагаю, что он попытался «вырезать», когда она была еще жива, но она оказала такое яростное сопротивление, что ему пришлось убить ее, чтобы обеспечить себе покой для работы. Вот тогда-то и пришел черед мощного удара в висок. В результате он получил достаточное количество времени.

– Он. Мы уверены, что это мужчина?

– Жертву ударили всего один раз, в противном случае кожа была бы повреждена. И в этот удар была вложена огромная сила. Девушка была крупная. Не говоря о том, сколько сил требуется, чтобы удержать живого человека в лежачем положении, одновременно вырезая по его коже ножом. Убийство – это нелегкая работа.

– По-прежнему никаких признаков сексуального мотива?

– Мотивы я оставляю вам. Но попыток проникновения во влагалище или в прямую кишку предпринято не было, и, насколько я вижу, никаких следов спермы на трупе тоже нет. Так что ответ отрицательный.

Нюбо склонился над лицом трупа.

– Взгляните, поверхностные царапины, максимум два миллиметра глубиной. По-видимому, сделаны все тем же ножом. Узкое лезвие толщиной не больше двух миллиметров, очень острое, не более восьми-девяти сантиметров в длину. В точности соответствует складному ножу, обнаруженному на месте преступления. У нас есть крупные планы лица?

Фотограф кивнул, но все-таки щелкнул еще пару раз.

– Длинные непрерывные линии, вырезаны параллельно вокруг правого глаза, продолжаются вниз с закруглением между носом и ртом, далее к шее, закручиваются в спираль на правой щеке. Как вам кажется, на что похоже?

– Татуировка маори? – предположила Анетте. – У них похожие линии на лицах.

– Да, и это возможно. Но я подумал, что больше всего это напоминает художественное вырезание из бумаги или что-то в этом роде. Сделано искусной рукой. Представьте себе, как сложно нарисовать ровный круг от руки, а каково вырезать все эти узоры на мягкой коже? Это заняло много времени.

– А именно?

– Трудно утверждать, но я не представляю, как тут можно было уложиться менее, чем в полчаса.

Анетте и Йеппе переглянулись через стол. В таком случае Кристофер не вписывается в картину при условии, конечно, что его алиби будет подтверждено. Однако какая необходимость заставила убийцу рисковать, оставаясь в течение долгого времени рядом с уже убитой жертвой? Чтобы вырезать орнамент?

– Значит, за ней по всей квартире гонялся сумасшедший с ножом. Почему никто не слышал ее криков? – Йеппе задавал свой вопрос в пространство, он прекрасно знал, что отвечать на него не входило в компетенцию Нюбо.

– Видишь ли, ответ на этот вопрос – не моя задача.

Йеппе вздохнул.

– Но, – продолжил Нюбо, – давайте взглянем, удастся ли нам обнаружить нечто, проясняющее картину. – Он откинул голову трупа назад и открыл ему рот. – Ей придется побывать и у стоматолога. – Он подвинул к глазу лупу на налобном ремне. – Все в порядке, Йеппе? В целом?

Очевидно, Нюбо пребывал в словоохотливом настроении.

– Да, спасибо, все хорошо. Отлично, благодарю. – Йеппе избегал взгляда Анетте.

– Прекрасно, прекрасно. – К счастью, Нюбо уже потерял к нему интерес. – Вот здесь есть кое-что. На внутренней стороне правых моляров. Похоже на ниточку. Приблизительно семь миллиметров длиной, фиолетовая или розовая. Отошлем ее на микроскопическое исследование, чтобы получить точный ответ на вопрос, что же это такое. Но не означает ли это, что он запихнул ей что-то в рот, чтобы она не кричала? Какую-то тряпку, которая, вероятно, тоже вся в крови.

– В таком случае убийца вытащил эту тряпку, потому что, насколько мне известно, криминалисты не обнаружили ничего соответствующего этому описанию.

– Это вполне могла быть его личная вещь или он мог оставить на этой вещи какие-то следы. Кровь, к примеру. Вообще-то, после совершения убийства он тоже должен был быть весь в крови, вы ведь понимаете, правда? В ее крови. Интересно, как он смог пробраться незамеченным через город, весь в пятнах крови, теплым летним вечером!

Нюбо обмыл труп, измерил и взвесил его, подготовив ко внутреннему осмотру. Широкие, острые секционные ножи, которые вполне можно было принять за разделочные ножи с промышленной кухни, лежали на столе. Он снял с крючка на стене пару кольчужных перчаток, выбрал тяжелый нож и разрезал туловище Юлии Стендер от шеи до лобка.

Она стала класть письма в конверты и писать на конвертах имя матери. Больше ничего, только имя. Забавно поразмышлять над тем, где они в конце концов могут оказаться. В ящике почтового отделения? Пару раз в неделю относить их в почтовый ящик и на обратном пути покупать в киоске что-нибудь сладкое стало для нее частью ежевечернего ритуала. Она всегда прихорашивалась перед этим, собирала волосы в пучок или просто причесывалась, непременно. Хотя это был всего лишь поход в киоск, по дороге всегда кто-то встречался. Такова уж городская жизнь.

Она развлекалась тем, что смотрела проходящим мимо мужчинам прямо в глаза. Особенно тем, кто шел со спутницей. Самый простой способ выбить мужчину из колеи – это просто посмотреть ему в глаза, не отводя взгляда. Для мужчины прямой взгляд означает – либо ты хочешь с ним переспать, либо его убить. Ей нравилось наблюдать их беспокойство. Это она держала все под контролем, развлечение было бесплатным. Однако домой она приходила одна.

Однажды вечером мимо нее по узкому тротуару прошел мужчина. Широкоплечий, он шагал в одиночестве, с таинственной улыбкой на лице. Она попыталась поймать его взгляд, но он не видел ее, просто шел себе дальше. Она решила его выследить.

На другой день она снова увидела его, на противоположной стороне улицы. Она сразу его узнала, он по-прежнему ее не замечал. Это вызвало у нее раздражение. Она направлялась домой, ноги немного болели от босоножек на высоких каблуках. Мимо проходили парочки, наслаждавшиеся солнцем, город дышал влюбленностью. Вдруг она почувствовала на своем плече теплую ладонь. Обернувшись, она увидела его, он стоял совсем близко и улыбался. Засмущавшись, она опустила глаза.

– Вот! – сказал он и, прежде чем пойти дальше, сунул ей клочок бумаги, просто бумажную полоску. На бумажке было написано:

«Звездочка»

Больше ничего, только это. Прописные буквы, черные чернила. Она вслух прочитала это слово, стоя прямо посреди улицы, и почувствовала, как в ее теле что-то высвободилось. Когда она подняла глаза, он уже ушел.

Это была их первая настоящая встреча. После нее она стала ходить к почтовому ящику ежедневно.