Арендатор
В такси по дороге домой она услышала, как в выпуске новостей упомянули об убийстве молодой девушки в историческом центре города, но было невозможно осознать, что речь шла о ее собственном доме, о ее квартирантке. Об ее Юлии. А ведь убита именно Юлия. Пока что никто этого не сказал, но Эстер была уверена в этом настолько, насколько можно быть уверенным в том, что немецкий поезд отправится точно по расписанию. Водитель выключил радио и покачал головой, а она сидела на заднем сиденье и чувствовала себя виновной.
– Я готовлю баранину и горячий салат с помидорами и фасолью. Пойдет?
Кристофер стоял в проеме арки между кухней и гостиной и вытирал руки ветхим полотенцем. Его взгляд был направлен влево и вниз, как обычно, когда он с кем-то говорил. Она улыбнулась и кивнула.
– Прекрасно, дорогой. Спасибо!
Он вновь скрылся на кухне; оттуда донесся грохот мисок и сковородок. Уют в сложившейся ситуации был бы практически противоестественным. Она не могла спокойно вдыхать аромат еды, домашней выпечки, хорошо себя чувствовать, когда двумя этажами ниже только что произошло убийство. В такой день она предпочла бы прозябать в одиночестве, напиться, реветь и бодрствовать всю ночь. Это гораздо лучше соответствовало бы моменту.
Она выпрямилась, расправила плечи и принялась описывать руками круги над головой, словно пыталась поймать воображаемый поток воздуха. Ежедневные дыхательные упражнения еще со студенческих времен помогали ей успокоиться. Эстер закрыла глаза и расслабилась. С ворохом тревожных мыслей невозможно было справиться таким образом.
Неужели это действительно Юлия? Она была прекрасной квартиранткой, спокойнее и аккуратнее Каролины. Может, не такая красивая, но привлекательная не только благодаря молодости. В уголках ее ангельской улыбки скрывались дерзость и способность к бунту. Юлия подавляла в себе мятежницу. Эстер сразу это увидела и почувствовала сильнейшую нужду взять ее под крыло и помочь ей добиться в жизни гораздо большего, чем она сама. Не как суррогатная мать, но как товарищ по страданиям; как женщина, которая сама получила от жизни пинок, но встала и пошла дальше.
Юлия часто сидела на кухонном подоконнике, говорила с ней или слушала, как Эстер разучивала гаммы. Несколько раз она помогала Эстер во время приемов гостей, но редко принимала активное участие в беседе, предпочитая вытирать тарелки и с улыбкой вбирать в себя шум и смех, как аккумулятор. Вообще-то Эстер всегда считала молчаливых людей жутко скучными, но с Юлией было иначе. Юлия была как тихое озеро, полное тайн и неведомых чудищ.
Кристофер включил блендер, от чего Эпистема вздрогнула и спрыгнула с дивана. Наверное, Кристофер готовит дукку к баранине. А может, песто. Эстер осушила бокал и вспомнила, что Юлия с Кристофером несколько раз помогали ей принимать гостей.
Нужно было поинтересоваться у него, насколько близко он успел ее узнать. Нужно было переосмыслить весь свой проект. Нужно было решить, рассказывать ли полицейским, что это она убила Юлию.
Глава 5
Йеппе плеснул себе в лицо водой и посмотрелся в зеркало на кафельной стене туалетной комнаты. Он выглядел уставшим и понимал, что дело тут не только в свете энергосберегающих ламп полицейского управления. Дурацкая затея с осветлением волос не помогла, не стоило поддаваться на уговоры Йоханнеса. Наверное, разумнее было бы побриться наголо. Так по крайней мере он был бы похож на полицейского. В одном зеркале над раковиной отражение получалось каким-то вогнутым, второе неестественно растягивало лицо вширь. Он все время забывал, какое из них дает какой эффект, пока не начинал мыть руки. Сейчас он выбрал вогнутое и поэтому походил на мунковский «Крик». Это было очень кстати.
Анетте была права – он пребывал в отвратительном настроении. Поясница ныла, и он напомнил себе, что нужно позвонить врачу и попросить очередной рецепт на оксиконтин. Дело дрянь. Самая отвратительная дрянь.
В последний раз нечто похожее на то, что досталось ему теперь, было пять лет назад, семейная трагедия. Несчастный отец в отчаянии убил свою бывшую жену на глазах у их троих детей, а затем попытался сжечь всю семью, чтобы скрыть преступление. Тогда у него была Тереза, которая поздними вечерами, когда он возвращался домой, окутывала его домашним теплом. Тогда он успокаивал себя тем, что самоотверженная забота Терезы в глобальном смысле уравновешивала недостатки человечества. Теперь он уже в этом сомневался.
В канун последнего Нового года она была красивее, чем когда-либо. Так по крайней мере помнилось ему сейчас – хотя он и не смог бы вспомнить в подробностях, что на ней было надето. Что-то черное, сверкающее, как глаза летучих мышей во мраке пещеры. Но не платье придавало ей красоту, а отстраненность и его усиливавшаяся неуверенность, которая делала ее недостижимой. Они ехали в центр города на такси, чтобы успеть к новогодней речи королевы, и каждый в свое окно смотрел на падающий снег. Она сидела в полуметре от него и не видела свободного падения его сердца. Он упустил ее и сам это прекрасно понимал, он слишком часто отсутствовал и был полностью поглощен карьерой. Избегал личных поражений и домашних перепалок. Но ведь и она тоже. Со следующего года все будет иначе: знай, наступающий год станет особенным для нас и нашей будущей семьи, я приложу к этому все усилия. Наконец-то у нас все получится! Ведь для меня нет ничего важнее в жизни, ты же знаешь?
Она улыбнулась, слегка смущенно, и похлопала его по руке, как учительница, которая хвалит детский несуразный рисунок, потом отвернулась и продолжила смотреть в окно. Он тоже отвернулся, что ему еще оставалось делать, и принялся рассматривать капли на стекле, которые сплющивались от большой скорости.
Праздник сделался кафкианским с первой минуты прямой трансляции из Амалиенборга. Он стоял с бокалом слишком сладкой кавы и смотрел на ту, которую любил и которая была его женой. И в то же время уже нет. Еда, разговоры, еще еда, еще вино – он не мог вспомнить в деталях, как он провел тот вечер, но к моменту, когда часы пробили двенадцать, он ни разу не прикоснулся к ней. Поцелуй, который она ему подарила, казался принужденным, был слишком кратким и не шел в счет. Он уже знал, что все кончено.
Он даже совсем не удивился, когда в первом часу она подошла к нему и рассказала о подруге, которая проводит новогоднюю ночь в одиночестве, жаль ее все-таки. Она, пожалуй, съездит и утешит ее. Нет-нет, он пускай остается на празднике, она скоро вернется. Все удивились, когда она ушла, но уже слишком много выпили, чтобы проявить настоящее беспокойство, даже когда он тоже оделся и последовал за ней. Ведь новогодняя ночь располагает к подведению итогов и наведению порядка в хитросплетениях супружеских отношений.
Он следовал за ее узкой спиной через весь центр старого города, чувствуя себя актером в посредственной мелодраме, разбитым, одновременно испытывающим прилив адреналина и готовым сбить с ног любого, кто встанет у него на пути.
Когда она вошла в чужую дверь, за которой совершенно точно не было никакой подруги, он досчитал до десяти и позвонил. Нильс – было написано под звонком. Нильс. Она открыла без малейшего раскаяния и просто попросила его уйти. Это было хуже всего. То, что она не стыдилась, не сожалела, даже не позаботилась о том, чтобы он не пошел следом. Тебе нужно уйти, Йеппе! Уходи! И закрыла дверь.
Он отправился пешком к Йоханнесу и Родриго на Скюдебанегеде и позвонил к ним в дверь посреди ночи. Обескураженный, отвергнутый, уничтоженный. Он прожил у них на диване две недели, взяв больничный и укрывшись в пещере из шерстяных пледов и утешений. Йоханнес и Родриго заботились о нем, как о ребенке, и выплакали все слезы, которые он сам был не в состоянии из себя выжать. Они выслушали его рассказ тысячу раз и поддерживали его, пока он не смог встать и снова встретиться с миром.
Когда он наконец очутился дома, там не оказалось всех ее вещей и большей части их общей мебели. Остался лишь кратер жилища с тоскливыми контурами, оставшимися на стенах от демонтированных полок. Диван она оставила, на него он и завалился. Он лежал, как губка, в прослойке из несчастья, и впитывал, впитывал, лежал, пока у него не искривилась спина, а на зубах не появился кариес. Он не помнил этого времени, не знал, сколько это длилось.
Однажды в дверь постучал Йоханнес. Когда Йеппе не открыл, друг выбил подвальное окно, встряхнул его, запихнул в ванну и приготовил кофе. Он снова начал работать. Сейчас был август. Совсем недавно он получил по почте свидетельство о расторжении брака. Разведенный коп в разгар жизненного кризиса. Классика.
Йеппе вытер руки серым бумажным полотенцем и перевел взгляд с зеркала на мусорное ведро.
*– То есть вы утверждаете, что у Юлии было мало друзей среди сверстников? – Йеппе почувствовал, как к его горлу подкрадывается потребность зевнуть, но успешно подавил ее. Этот долгий день был полон всякой информации, как жизненно важной, так и абсолютно бесполезной, и в данный момент он слишком устал, чтобы заниматься сортировкой сведений. Он сменил позу на хрупком кофейном стуле за небольшим обеденным столом на кухне у Эстер ди Лауренти и открыл чистую страницу в записной книжке. Анетте проводила второй брифинг в управлении, они договорились встретиться по его окончании и подвести итоги.
В настоящий момент он был рад возможности побеседовать с Эстер ди Лауренти наедине. Во время разговора миниатюрная женщина мыла щеткой посуду, топорщившиеся щетинки соскребали с блюда мясной жир. Ее реакция на опознание жертвы была сдержанной, словно подтвердилось то, что она знала заранее и в связи с чем горевала.
Эстер подлила себе в бокал красного вина из картонной коробки, которая, казалось, занимала постоянное место на кухонном столе, и, подняв бровь, предложила ему выпить с ней. Он отказался интернациональным жестом – нахмурив лоб, покачал пальцем – и терпеливо ждал. Хозяйка уже слегка захмелела и не торопилась.
– Она относилась к разряду девушек, предпочитающих общение со зрелыми мужчинами. Не потому, что она не интересовалась сверстниками. Я думаю, иногда они ей надоедали.
Эстер произносила звук «р» сочно, словно выплевывала его, больше ничем не выдавая опьянения.
– Конечно, Юлия частенько тусовалась с Каролиной и ее парнем, но она не могла избавиться от чувства, что она третья лишняя… Вы нашли ее? Каролину?
Йеппе на мгновение задумался, до какой степени стоит делиться сведениями.
– Ее телефон находится вне зоны доступа, но сегодня утром их с подругой местоположение было зафиксировано в Бромёлла. Они использовали карту «Виза» Каролины, поэтому мы практически уверены, что это они. Шведская полиция в данный момент разыскивает их и отправит обратно в Копенгаген.
Эстер ди Лауренти кивнула себе с явным облегчением.
– Знаете, я ведь здесь родилась. Вот в этом доме. Мои родители приобрели его в 1952 году и сделали в гостиной бар. Он назывался «Пеликан». Мама стояла за стойкой, отец больше играл с посетителями в бильярд. Не сказать, что это было спокойное детство. Зато веселое. Вся улица гуляла на прощальной вечеринке, когда маме пришлось закрывать заведение. Отец умер, в одиночку она не справлялась. Сама она умерла через год. Осталась только я. Для меня это не просто дом…
Йеппе кивал и дожидался момента сменить тему ровно столько, чтобы не показаться невежливым.
– А что из себя представляет этот Даниэль? Насколько я понял, он тоже из Сёрвада, так что они с Юлией могли быть знакомы… – Йеппе оборвал фразу, и она прозвучала чем-то средним между вопросом и намеком. Эстер ди Лауренти тут же подхватила ее.
– Забудьте! Даниэль прекрасный мальчик. Если бы все были такими во времена моей молодости.
Она запрокинула голову, дожидаясь, когда последняя капля сбежит из бокала ей на язык. Отставив бокал, она словно рассердилась на то, что он пуст. Вздохнув, бросила через плечо кухонное полотенце.
– Скажите мне, господин полицейский, что, черт возьми, происходит? Почему моего жильца убили в моем доме, и почему вы тратите время на допрос меня, хотя я ничего не видела и не слышала, вместо того, чтобы ловить психопата, который это сделал?
Отлично, подумал Йеппе, такие общительнее всего как раз в моменты раздражения.
– А кто такой… – он нарочито прищурился, заглянув в свою записную книжку, – кто такой Кристофер?
По выражению ее лица, которое застыло всего лишь на секунду, он понял, что удар пришелся в цель.
– Кристофер – это мой… мой учитель пения. И друг. Я знаю его уже четыре года. Он… – Она замолчала, озадаченно посмотрела на свои пальцы прачки, стараясь отыскать лазейку, чтобы уйти от дальнейших вопросов. Бинго!
– Они с Юлией были знакомы? – рискнул он.
На ее носке зияла дыра, на которую они оба теперь уставились. На кухне установилась тишина, и он почувствовал, как она подбирает слова. Через несколько мучительных секунд она вдруг разразилась плачем. Он смутился, однако у нее слезы, струившиеся по щекам и заливавшиеся в носовые пазухи, никакой неловкости не вызвали. Видимо, она была из тех, у кого слезы близко.
– Вы должны понимать, что Кристофер совсем другой. – Слова вдруг заструились так же легко, как слезы. – Я имею в виду, действительно другой, даже что-то типа аутиста, одиночка, если хотите. Он интроверт, сдержанный человек, но это не делает его опасным, понимаете?
Йеппе кивнул, ничего не понимая – кроме того, что его собеседница хочет держать оборону.
– Он чудаковатый, но безумно одаренный, феноменальный ребенок в плане искусства. Он поступил в консерваторию в девятнадцать лет, но бросил учебу, так как предпочел сочинять собственную музыку. Знаете, сколько у них каждый год человек на место? Он уникален. К тому же на него можно положиться, он всегда приходит, когда мы договариваемся, заботится обо мне и собаках. Да он мухи не обидит, слышите?
Чем больше она говорила, тем менее уверенной выглядела.
– Они с Юлией были знакомы? – повторил он. Эстер ди Лауренти вытерла лицо рукавом блузки и на мгновение задержала дыхание. Затем выплюнула слова:
– Да, черт побери, они были знакомы. Они были прекрасно знакомы!
Бывает, инфантильные люди спрашивают друг друга, кто что будет делать, если вдруг узнает, что на следующий день умрет. Покорить вершину, выпить большую бутылку шампанского «Кристалл», найти пустынный пляж и целоваться с возлюбленным, пока хватает воздуха. Если бы она вдруг узнала, что завтра ее не станет, то, вероятно, отправилась бы в библиотеку.
В мире не было места, где она ощущала бы себя так комфортно, как в старинном читальном зале Королевской библиотеки. В противоположность невыразительной серости Главной библиотеки, этот читальный зал изысканный и красивый. Высокие потолки, отделка темным деревом, стеллажи со стремянками, окна со свинцовыми перегородками и настольные лампы. Каждый стол представляет собой островок сосредоточенности и академической самодостаточности. Всякий раз, переступая порог этого зала, она думала о Хогвартсе, хотя никогда никому об этом не говорила.
Она оставляла свою сумку в ячейке хранения и всегда представляла себе, что все это – ее собственность. Как в американском колледже. Это было бы лучше, чем членство в каком-нибудь VIP-клубе. Здесь она могла сидеть часами и листать энциклопедии в кожаных переплетах, записывая в свой блокнотик кое-какие мысли. Предстоящая учеба была для нее чуть ли не второстепенной по отношению к пребыванию в библиотеке, необходимым поводом приходить сюда.
Отец по-прежнему был настроен скептически, ему казалось, что ей стоит взяться за что-нибудь прикладное. Если не за делопроизводство и бухгалтерский учет, которые совершенно точно обеспечили бы ей рабочее место, то по крайней мере за иностранный язык. Она не будет служащим ни в коем случае, она всегда знала, что будет писать. Естественно, она станет писателем, возможно, в какой-то степени будет связана со средствами массовой информации. Она молода, у нее все впереди. Время мечтать, влюбляться, путешествовать, время повзрослеть, не ожесточившись, состариться, избежав болезней и сожалений об упущенном.
Она оставила свой видавший виды дамский велосипед у специальной подставки на площади Сёрена Кьеркегора среди множества других велосипедов и в последний раз в своей слишком короткой жизни направилась к главному входу в Королевскую библиотеку.
Глава 6
– Ну-ка, дружок, подними еще раз локти, и я гарантирую, что твоя шикарная ветровка не станет грязнее, чем сейчас.
Йеппе покорно приподнял локти и устало посмотрел на Рене, протирающего барную стойку. Подколки Рене были неотъемлемой частью удовольствия от похода в «Оскар Бар», они позволяли почувствовать себя, как дома, в слишком шумном баре с несуразными кофейными столиками и настенными зеркалами. В это заведение его тысячу лет назад привел Йоханнес, когда они познакомились в Школе зрелищных видов искусства Фреди Педерсена на Амагере. Они должны были стать актерами, но лишь Йоханнес прошел этот путь до конца. Йеппе решил, что это была сомнительная, легкомысленная затея, вовремя признал посредственность своего таланта и бросил учебу. Нельзя же, в самом деле, провести всю жизнь в мечтах. На несколько последующих лет пришлась волна популярности фитнеса, и он наслаждался работой инструктора на велотренажере на последнем этаже «Скалы». За это время он успел тихо-мирно повзрослеть. Когда один из коллег поступил в школу полиции в Брёнбюэстере, он воспринял это как неплохое сочетание возможности применить недурную физическую подготовку и потенциально солидной карьеры. Он не успел как следует поразмыслить об этом, просто взял и отправил заявку.
Единственным, что осталось у него со времен актерской школы, была дружба с Йоханнесом, обширный музыкальный каталог где-то в недрах мозжечка да «Оскар Бар». Так как это место находилось на расстоянии плевка от полицейского управления и изобиловало холодным пивом, он не видел причины идти куда-то еще. Они с Анетте частенько захаживали туда после работы, хотя их коллеги не уставали потешаться над тем, что дуэт следователей «Вернер & Кернер» зачастил в гей-бар. Вдвоем!
По дороге с Клостерстреде он позвонил Терезе. Он сам не знал зачем. Просто захотел услышать ее голос. Она не ответила. Последний раз, когда он звонил ей, чтобы попросить забрать сапоги для верховой езды, она сказала ему, что хватит. Перестань названивать мне, Йеппе! И бросила трубку.
Он задался вопросом, когда ему перестанет делаться больно всякий раз, когда он слышит ее голос в телефоне, и сколько еще он будет искать этой боли. Ему захотелось пива. Ради вкуса и шипения, но прежде всего для того, чтобы почувствовать себя мужчиной, наслаждающимся пивом. Рене поставил на стол два «Хайнекена», Йеппе отыскал в кармане куртки банкноту и отправился к столику в углу, который они с Анетте всегда занимали, если он был свободен. Она вопросительно посмотрела на него:
– Ты недавно звонил Терезе?
– Ага. Сказать привет.
– Ты же врешь. Подошел Нильс?
– Не лезь не в свое дело!
– Черт, Йеппе, может, пора уже успокоиться?
– Заткнись! Я не шучу. Тебя это не касается.
Анетте обтерла горлышко бутылки рукавом и, покачав головой, сделала глоток; она собиралась парировать, но передумала. Несколько минут они пили молча. Спина у Йеппе болела.
Он вытер пальцы о штаны и достал блокнот.
– Ну ладно, что у нас есть? – спросил он.
Юлия Стендер, 21 год. Убита ночью у себя дома на Клостерстреде, 12. Никаких очевидных свидетельств в пользу сексуального мотива, что само по себе важно отметить, зато имеется искусно-жутковатый орнамент на лице.
Йеппе кивнул.
– В последний раз ее видели?..
Анетте обратилась к планшету, выругалась, схватила очки для чтения, водрузила их на самый кончик носа, снова выругалась.
– Вот здесь. Сайдани просмотрела смс и сообщения в Фейсбуке. Вчера вечером в Доме студента на Кёбмэйергеде состоялся концерт, который посетили многие из окружения Юлии Стендер. Группа называется… хм-м, что-то типа «Vutbajns», не знаю такой. Но Юлия тоже там была. Она зачекинилась там в Фейсбуке. Бармен утверждает, что она была веселой, как всегда, если можно так сказать о том, кого видел всего пару раз в жизни. Она пила пиво, много с кем болтала – Фальк уже занимается обзвоном – и ушла, насколько мы знаем, около 22 часов. Сказала, что устала и пойдет домой. И она-таки пришла домой. Это мы уже знаем. Хочешь повторить?
Йеппе поймал взгляд Рене и поднял указательный и средний пальцы в виде «V», однако Рене, казалось, понятия не имел, что означает этот жест, и продолжал беседовать с парнем в серебряных шортах. Анетте как ни в чем не бывало тараторила дальше:
– Сайдани нашла несколько сообщений, отправленных в тот день. Каролине, отцу, давней подруге. Больше ничего. Но по дороге из Дома студента Юлия послала смс двум людям, и вот это уже интересно. В 22.13 она написала Каролине: «Привет, дорогуша. Наслаждаетесь там в глуши? Концерт скучноват, ты ничего не потеряла. Никаких новостей от Таинственного м-ра Мокса. Скучаю. Целую!»
– Это случайно не фокусник? – Йеппе был уверен, что несколько лет назад видел, как мистер Мокс показывает карточные фокусы на Фискеторвет. Он-то ведь никак не мог быть тут замешан?
– Может, тут имеется в виду чье-то прозвище? В любом случае это говорит о том, что в ее жизни был мужчина, нам только надо его отыскать. – Анетте поспешно сделала глоток. – Слушай, сейчас будет действительно интересно. Следующее сообщение адресовано человеку, которого мы знаем.
– Кристоферу?
– Черт возьми, ты знал!
– Думаешь, я прохлаждался в парикмахерской, пока ты была в управлении?
– Надеяться не запрещено. Неужели ты так никогда и не подстрижешь свою жуткую шевелюру? Это смешно.
– Ну-ну, что там было? – не терпелось Йеппе.
– В 22.15: «Привет, К. Устала и смылась не попрощавшись, не смогла тебя найти. Извини! Увидимся-я-я! XX Ю.». Он не ответил. Значит, Кристофер был на концерте и они с Юлией знакомы.
– Эстер ди Лауренти была приперта к стенке и сказала, что, по-видимому, они часто виделись. Сейчас Кристофер на работе в Королевском театре, он костюмер. После окончания спектакля в 22.40 встретим его на выходе.
Йеппе просканировал бар в надежде получить пиво. Анетте оторвала взгляд от планшета, заметила, что он смотрит по сторонам, и помахала Рене, который тут же отпрыгнул от стойки и вытащил из холодильника пару бутылок пива.
– Как, черт возьми, ты это делаешь?
– Ты о чем? Я просто помахала. – Анетте непонимающе посмотрела на него сквозь очки, по-директорски отклонив голову назад.
– Не важно. Что еще? – Йеппе бросил хмурый взгляд на Рене, который поставил перед ними пиво, послав Анетте понимающую улыбку.
– В квартире никаких следов взлома. На момент обнаружения Грегерса все окна были закрыты, входная дверь заперта изнутри, дверь в кухне не повреждена. Так что, если только она не отправилась в постель, приоткрыв кухонную дверь, она сама впустила в дом убийцу.
– И, так как вероятность того, что она заказала пиццу или впустила разносчика газет в кухонную дверь после десяти часов вечера, довольно ничтожна, мы можем сделать вывод, что она была знакома с ним.
– Ним?
– Думаю, да. Она высокая девушка, не худышка. Нужно было приложить определенные усилия, чтобы справиться с ней. Но посмотрим, что завтра скажет Нюбо.
Йеппе выглянул в теплую летнюю ночь. Столики снаружи были заняты пьющими пиво и громко беседующими людьми без верхней одежды. Накануне вечером примерно в это же время Юлия Стендер уверенно прошагала домой по старому городу, вошла в квартиру, заперла за собой дверь, и? Отправив смс Кристоферу, она больше не пользовалась телефоном ни для входящих, ни для исходящих звонков, никакой активности в социальных сетях также не прослеживается. Возможно, кто-то преследовал ее по дороге?
Анетте нервно перебирала руками, похоже было, что ей нужны сигареты. Йеппе вдруг тоже захотел покурить. Хотя такая потребность возникала у него нечасто. Он бросил курить еще когда они с Терезой стали пытаться завести ребенка, и это оказалось не так уж сложно. Ну, то есть что касается курения. Он никогда не считал себя заядлым курильщиком, ведь это не очень сочеталось с занятиями фитнесом и образом жизни полицейского. Самым отвратительно-притягательным в курении был этот приятный привкус. Особенно под пиво. К тому же теперь ему ничто не мешало снова начать.
– Что ты все-таки скажешь о супругах Стендер?
Анетте хорошенько задумалась, прежде чем дать ответ. – Реакция Стендера была бурной, но мне показалась вполне естественной. Я верю в его горе. Насчет нее не знаю.
– Ты проверила их алиби с отелем?
– Обслуживание их номера в 21.30. Два рибай-стейка и бутылка «Амароне». Никто не видел, чтобы они после этого покидали отель, однако мимо стойки регистрации вполне реально пройти незамеченным. Мы запросили запись с камеры наблюдения из фойе. Есть, правда, еще запасной выход, если спуститься на лифте в подвал. Так что их алиби не железное.