Любой ценой. Том III

–Всё в порядке, я не сплю, – успокоила своего далекого собеседника я вместо плавного логического перехода резко переключилась на животрепещущий вопрос, – я вылетаю завтра утром. Точное время прибытия в Конакри я отправлю тебе SMS-сообщением. Ты же меня встретишь?

–Не волнуйся, если у меня не получится приехать в аэропорт лично, я обязательно пришлю кого-нибудь вместо себя, – не стал отказываться от предварительной договоренности Интарс, – мне не нравится эта спешка. Что с прививкой?

–Поставила, – лаконично ответила я, – я догадываюсь, о чем ты хочешь спросить. Да, сертификат о вакцинации датируется числом десятидневной давности. Я знаю, что рискую заразиться амариллезом раньше, чем иммунная система выработает антитела к возбудителю заболевания, но и ждать так долго я не могу.

–Врач, подписавший сертификат – государственный преступник, – принципиально не попытался смягчить подчеркнуто жесткую формулировку Интарс, – на что только люди не идут за деньги! Похоже, очередное дно успешно пробито.

–Давай обойдемся без дешевой патетики, ладно? – попросила я, – я четко представляю, на что иду. Это было мое решение, и я полностью осознаю его последствия.

–Ничего ты не осознаешь, Мика! – мрачно осадил меня Интарс, – настоящее осознание наступает лишь в тот момент, когда ты обнаруживаешь у себя на теле характерное покраснение от комариного укуса. Москиты в Африке сильно отличаются от наших подвальных комаров, которые сразу прячутся, как только ты включил свет. У нас и лесные комары ведут себя по-другому – летит, гудит, потом сел и основательно примеряется, куда бы воткнуть свой хоботок. Здешние твари могут виться вокруг тебя бесконечно долго, но, если ты не успеешь поймать москита и позволишь ему сесть, кусает он сразу. А там уже вариантов масса: четыре вида малярии, желтая лихорадка и еще куча всяких вирусов, которыми Африка натуральным образом кишит. Цены на лекарства астрономические, толковые доктора и продвинутое медицинское оснащение есть только в гуманитарных миссиях и закрытых клиниках для экспатов, но даже при надлежащем лечении, иностранцы в Гвинее мрут, как мухи. Кстати, малярией можно заражаться и болеть снова и снова, пока в один чудесный день у тебя не отвалится печень. Я как-то около недели пролежал в лёжку с диким ознобом, температурой под сорок и невыносимой ломотой в суставах. Лечили меня классическим способом – хинином, и у меня трое суток не прекращались галлюцинации. Мне повезло, и я оклемался достаточно быстро, а вот одному моему приятелю повезло меньше, и он уехал домой в мешке. Местные тоже поголовно болеют, «Врачи без границ» и прочие организации лечат их целыми племенами, но это сущая капля в море. Пять лет назад в Западной Африке вспыхнула эпидемия лихорадки Эбола, в Гвинее было объявлено чрезвычайное положение, и я до сих с содроганием вспоминаю, какой ад на земле тогда здесь творился. Государственная граница была закрыта, авиарейсы отменены, и я застрял в эпицентре распространения вируса на неопределенный срок. Часть сотрудников нашего посольства экстренно эвакуировали по дипломатическим каналам, а для оставшихся в Гвинее ввели строгий карантин, экспатов тоже оперативно вывезли спецбортами, но меня с моим полулегальным статусом все эти меры естественно не коснулись. Первое время в стране действовало всего два лечебных центра, в Конакри и в Гекеду, позже французский красный крест открыл отделение в Масенте. Никто не знал, что это за болезнь, как она передается и чем лечится. Среди местного населения началась паника, которая постепенно переросла в чистое мракобесие. Дошло то того, что бригады, занимавшиеся ликвидацией очагов заболевания, вынуждены были скрываться в лесах, опасаясь за свою безопасность. Я находился тогда в Форекарии – шахтерском поселке на западе Гвинеи, вблизи границы со Сьерра-Леоне. Летальность среди зараженных вирусом Эбола достигала 80%, причем, число заболевших и умерших врачей также составляло пугающую величину. Но самое страшное заключалось в другом. Люди в Форекарии будто обезумели, они нападали на медработников, на распылявших хлорную известь дезинфекторов, на эпидемиологов ВОЗ, крушили оборудование, жгли автомобили, а самый вопиющий случай произошел, когда разъяренная толпа атаковала добровольцев Красного Креста прямо в ходе захоронения тела умершего от Эболы. Останки были излечены из могилы, вытащены из герметичного мешка и спрятаны где-то в поселке! Суеверные гвинейцы всерьез полагали, что врачи ответственны за появления вируса в общинах, семьи умалчивали о заболевших родственниках и тайно проводили погребальные обряды под покровом темноты, по всей стране одна за другой возникали «теневые зоны», куда был заказан вход иностранным докторам. Врачам не удавалось даже установить цепочку контактов – местные категорически отказывались называть имена супругов, детей или соседей, считая, что тем самым они автоматически обрекают их на верную гибель. В таких условиях бороться с вирусом было невероятно сложно, и обстановка в Гвинее стремительно ухудшалась. Лидеры общин уничтожали даже школьные аптечки и не пускали медиков на территорию поселений, люди продолжали целовать покойников, поедать мясо летучих мышей и пренебрегать элементарной гигиеной вроде мытья рук, хотя по мнению специалистов остановить эпидемию можно было, просто соблюдая нехитрые правила. Вирус Эболы не сильно живуч и не передается воздушно-капельным путем, но антисанитария, приверженность традициям и враждебное отношение к врачам привело к катастрофе. Поначалу я отчаянно искал способы покинуть Гвинею, но соваться в посольство было нельзя, а других вариантов мне упорно не подворачивалось. В приграничных государствах дела обстояли еще хуже, например, в Сьерра-Леоне улицы были усеяны трупами… Бежать мне было некуда, смерть неотступно следовала за мой по пятам и едва меня не догнала. Скажу только, что я ее обманул, но и лучше не спрашивай, как мне это удалось. Поверь мне, цена была очень высока… После долгих месяцев кошмара эпидемия усилиями международных организаций понемногу пошла на спад, я смог вернуться в Столицу, но Африка меня так и не отпустила. Когда меньше года спустя я вновь приехал в Форекарию, я столкнулся с тем, что выжившие после Эболы стали изгоями в своих общинах. Родственники шарахались от них, как от прокаженных, боялись к ним прикасаться, считали их проклятыми… Этих несчастных людей никто не брал на работу, они голодали, им отказывались продавать товары на местном рынке, свои же близкие выгоняли их из дома. Я дал отверженным работу – изнурительную, низкооплачиваемую, но для них и это было спасением. Тогда я лишний раз убедился, насколько жестоко устроен мир, но именно в Африке концентрация жестокости превосходит грани разумного. Это чувствуется повсюду, я бы сказал, жестокость витает в воздухе, здесь и поныне господствует модель «хищник-жертва», эдакий закон джунглей, слегка адаптированный под современные реалии, и если ты вдруг окажешься в роли добычи, не жди пощады от охотника.

ГЛАВА XXXVII

–Если ты по-прежнему ставишь себе цель отговорить меня от поездки и преднамеренно нагоняешь страх подобными историями, то смею тебя заверить, что я всё равно не изменю своего решения, – не выдержала я, будучи не в силах и далее молча внимать красочным живописаниям Интарса, от жуткого содержания которых у любого нормального человека волосы вставали дыбом и пробегал мороз по коже. Разумом я понимала, что Интарс поступает единственно правильным образом, когда снова и снова пытается вдолбить мне в голову очевидную в сущности мысль о высокой степени опасности, сопряженной с моим отчаянным желанием любой ценой попасть в Гвинею, но пылающее негасимым факелом сердце упрямо отказывалось подчиняться холодному рассудку. Интарс не жалел мрачных красок, он от души выплескивал полные ушаты маслянистой тьмы, неумолимо обволакивающей мое сознание густой пеленой безграничного ужаса, причем, поразительно реалистичное чувство стремительного погружения в кромешный мрак невольно заставляло меня ощупывать себя трясущимися руками, дабы убедиться, что мое лицо не покрыто плотным слоем чего-то липкого и тошнотворного. Несомненно, Интарс прекрасно догадывался, что меня яростно терзают непримиримые внутренние противоречия, и без доли сострадания давил на мои болевые точки, однако, я скорее готова была в муках умереть от эндемичной африканской заразы, чем отказаться от единственной возможности помочь «Хитмену».

–Я просто делюсь с тобой опытом, – вздохнул Интарс, – но боюсь, твой случай действительно безнадежный, и хотя до сих пор есть слабая вероятность, что по прибытию в Конакри у тебя наконец откроются глаза, на внезапное озарение я уже особо не рассчитываю. Твоими поступками управляет идея фикс искупить вину перед Агаповым, и покуда до тебя не дойдет, что ты ни в чем не виновата, я могу сколько угодно распинаться о неблагополучной эпидемиологической обстановке и значительной угрозе подцепить смертельную болячку, но результата мои старания, увы, не принесут. Ты сама загнала себя в психологическую ловушку, Мика, и мне хорошо знакомо это состояние, когда человек, терзаясь угрызениями совести, бросается грудью на амбразуру, и лишь гораздо позже осознает свою фатальную ошибку. Как правило, к тому моменту обратный путь уже отрезан, и ты хаотично мечешься в поиске выхода, но тут уже всё зависит от чистого везения и от того, насколько глубоко ты увяз в зыбучих песках своих заблуждений. Ты делаешь это не ради Агапова, а ради себя, и при всех наших разногласиях, ты мне во многом очень симпатична, и я бы не хотел, чтобы ты жертвовала своими жизнью и здоровьем во имя призрачных идеалов. Ты берешь на себя ответственность за чужую судьбу, но это абсолютно неверный подход. Ян Агапов мечтал выиграть бой, и его мало волновала цена вопроса, но ты вывернула все так, будто это ты надела борфиму ему на шею и лично благословила на «ратные подвиги». Сдай эти чертовы билеты, Мика, или хотя бы останься дома еще на десять дней, я прошу тебя, не надо рисковать.

– Это не обсуждается, – отчеканила я, – когда ты уже уймешься? Интарс, мы сейчас попусту теряем время, а на сегодняшний день оно у меня и так в огромном дефиците. Мы можем поговорить конструктивно и желательно строго по теме?

–Конечно, можем, – с поразительной легкостью согласился Интарс, как если бы пару секунд назад он и вовсе не устраивал мне подробного «разбора полетов» и с поистине цицероновским красноречием не убеждал кардинально пересмотреть свои ближайшие планы. Я подозревала, что мой собеседник лишь взял себе краткую передышку перед следующим рывком, но уже тот факт, что мне всё же удалось его заткнуть, выглядел достаточно многообещающе.

–Что я должна положить в чемодан? – не стала тянуть резину я, – и также посоветуй, чего лучше не класть, чтобы ко мне не придирались на погранконтроле!

–Начнем с первого пункта, – спокойно предложил Интарс, и я в очередной раз впечатлилась, как быстро он возвращается к своей обычной невозмутимости, – ты полагаешься на свою феноменальную память или все-таки записываешь?

–Записываю, – щелкнула авторучкой я, – диктуй!

–Репелленты! – по слогам произнес Интарс и безапелляционным тоном добавил, -для пущей уверенности напиши это волшебное слово несколько раз подряд, чтобы уж точно не забыть средство от насекомых. Фумигатор тоже можешь прихватить, но из-за регулярных перебоев с электричеством он часто оказывается бесполезным, а принимая во внимание, что свет в основном вырубают по ночам, на всё, что работает от розетки, лучше не полагаться. Отечественные репелленты не бери, здешние москиты плевать на них хотели. Запоминай, тебе нужна аэрозоль с не менее 65% ДЭТА, компактный флакон – для ношения с собой, и побольше – чтобы опрыскивать помещение перед сном. Марка не критична, я предпочитаю «Mortain», но, как я сказал, главное, не название, а состав. И возьми пару бутылок яблочного уксуса, москитам очень не нравится его запах. Дальше. Медицинский спирт и любой антимикробный спрей. Хлоргексидин, кстати, тоже лишним не будет. Теперь что касается лекарств. Регидрон и энтеродез спасут тебя при отравлении, а бифиформ- нормализует кишечную микрофлору. Только бери в таблетках или суспензиях, чтобы не разводить водой. Кетанов или максиган – купируют симптомы болевого шока, если ты вдруг серьезно травмируешься. Суммамед – антибиотик широкого спектра действия, достаточно эффективен против бактериальных инфекций. Аспирин, ремантадин – пригодятся, если по закону подлости подцепишь какое-нибудь банальное ОРВИ. Одноразовые шприцы, спиртовые салфетки, бинты, пластыри, жгуты – все это лучше иметь свое, потому что даже в госпиталях периодически бывают проблемы со стерильностью. Я бы еще порекомендовал тебе захватить флаконов десять клафорана и воду для инъекций. Клафоран – это тяжелая артиллерия, инфекцию он может и не уничтожит, но если помощи ждать неоткуда и на счету каждая секунда, то увеличить шансы на выживание ему по силам. Ах, да, новокаин… Его вводят в места укусов ядовитых насекомых для профилактики анафилактической реакции. Так, по медикаментам вроде бы всё. Продолжаем. Крем от солнца с защитным фактором не ниже 50 – это must have. Одежда – неброская, закрытая, преимущественная однотонная, к обуви требования идентичны, подойдут кеды или кроссовки. Теплые вещи тоже необходимы, суточные перепады температуры в Африке достигают внушительных значений. Между прочим, где-то до конца октября в Гвинее продолжается сезон дождей, так что плащ-дождевик лишним не будет. Что еще? Просто учти, что в магазинах всё стоит безумно дорого, и запасись достаточным количеством предметов гигиены, зубной пастой, мылом, влажными салфетками и всякими женскими штучками, без которых тебе жизнь не мила. И чуть не забыл про головной убор, без него в Африке никак. Деньги – только доллары, и заранее продумай, как рассовать их по разным частям одежды. Наличку придется постоянно носить при себе, и помни, что когда ты расплачиваешься за ту или иную мелочь, ни продавец, ни окружающие не должны видеть крупных сумм. Ну, вот, в общем-то и всё. И привези мне блок хороших сигарет, только не больше, а то остальное отнимут на таможне. Спрашивай, если что-то неясно.

–Жилье, – отложила в сторону исписанный лист бумаги я, – где я буду жить?

–Если не жалко полторы тыщи баксов за сутки, то в «Шератоне», – ухмыльнулся Интарс, – бронируй номер, заказывай трансфер из аэропорта и живи в свое удовольствие. За восемьсот баксов можно снять квартиру в центре. Подешевле тоже можно, но имей в виду, что за стенкой у тебя будут жить черные семьи, перебравшиеся в Конакри из деревень, а это, поверь мне, не самое приятное соседство. Номер в самом дешевом отеле обойдется примерно в сотню зеленых, но замок в двери будет сломан, в душе ты обнаружишь бочку с водой и ковшик, а о москитных сетках там никто даже и не слышал. При определенной доле везения над кроватью может висеть полог, но тогда спать нужно, как Ленин в мавзолее –застыть на спине и не шевелиться всю ночь. А уж какой чудесный вид открывается из окна! Усыпанный пластиковым мусором пляж, по берегу бродят местные бомжи… Дорога из отеля в город лежит через трущобы, а такой клоаки еще надо поискать! Вдыхая зловонные миазмы, ты мягко ступаешь по поверхности утрамбованного мусора и прикидываешь, когда вся эта свалка поднимется до первых этажей. В принципе, я перечислил все варианты, выбирай тот, что тебя устраивает.

–Если выбор всецело за мной, то за каким чертом мне нужен проводник? – резонно осведомилась я, – если не секрет, а сам-то ты где живешь, когда надолго приезжаешь в Конакри? Возможно, мне имеет смысла последовать твоему примеру?

ГЛАВА XXXVIII

–Не слишком удачная мысль, – без энтузиазма встретил мои поползновения Интарс, – я при необходимости смогу выжить даже в соломенной хижине без единого окна и по примеру местного населения чистить зубы веточкой и подтираться листиком, но тебе явно нужно что-то более комфортное и безопасное. Я задействую свои связи и до завтра найду для тебя относительно терпимое жилье.

–И на том спасибо, – фыркнула я, в бесчисленный по счету раз восхищаясь умению Интарса виртуозно уклоняться от неудобных вопросов. Он неизменно сохранял статус человека-загадки и слегка приоткрывал завесу тайны лишь в тех случаях, когда это было выгодно ему самому. Вот и сейчас Интарс не посчитал целесообразным информировать меня о своей временной дислокации в Республике Гвинея и с непринужденным изяществом выкрутился из положения. Я понимала, что у него нет причин принимать мои слова за чистую монету, и обстоятельства, при которых мы дважды встречались в прошлом, нельзя рассматривать в качестве основы для по-настоящему доверительных отношений, но ведь и я вынуждена была постоянно держалась настороже, дабы не угодить в мастерски расставленную западню. Мы оба не расслаблялись ни на миг и взаимно подозревали друг-друга в ведении нечестной игры, но если уж на то пошло, в нынешней ситуации такой расклад выглядел вполне естественным и закономерным. Мы с Интарсом были готовы в любой момент совершить предательство, особо не заморачиваясь принципами высокой морали, но я смела надеяться, что сначала каждый из нас освежит в памяти знакомую с детства басню дедушки Крылова и хорошо подумает, стоит ли превращаться в подрывающую корни дуба свинью.

–Ты спрашивала, что могут конфисковать на таможне, – вспомнил Интарс, – про сигареты я тебе уже сказал, а в остальном всё, как и везде – если ты не ввозишь в страну оружие, наркотики и психотропные вещества, достаточно будет задекларировать валюту и поставить в паспорте штамп. Раньше визу приходилось оформлять в столичном посольстве, но ты наверняка в курсе, что процедуру уже год как упростили, и разрешение на въезд можно получить прямо в аэропорту. Иностранных туристов в Гвинее очень любят, а еще больше любят их деньги. Правда, немного странно, что молодая женщина путешествует по Африке в одиночку, но в наш век победившего феминизма это не такой уж и нонсенс. Забронируй номер в любом отеле и возьми обратный билет, иначе пограничники могут усомниться, что ты на самом деле рядовая туристка. Теперь позволь, я у тебя кое-что спрошу. Как ты собираешься везти борфиму?

–На себе, – хладнокровно сообщила, – впрочем, если у тебя есть другие предложения, я их с удовольствием рассмотрю.

–Нет, этот вариант оптимален, – с пугающе мрачными интонациями подтвердил мои собственные выводы Интарс, – но при малейших признаках неприятных ощущений снимай амулет немедленно, ты меня слышишь?

–Успокойся, все нормально, – отмахнулась я, – сейчас борфима – это всего лишь мертвая материя, и она никому не способна причинить вреда.

–Не будь столь категорична, – предупредил Интарс, – даже мне до конца не известно, что это такое. Африканская магия уходит корнями в глубокую древность, а ее порождения и спустя тысячелетия продолжают нести в себе угрозу. Увезти борфиму за пределы Африки, это как вскрыть египетскую пирамиду и вытащить мумию из саркофага – результаты непредсказуемы. Может ничего и не произойти, а может так шарахнуть, что пострадают десятки людей, прямо или косвенно вовлеченных в эту авантюру.

–Ну, пока что «шарахнуло» только по Яну, а с тебя, похоже, как с гуся вода! – посетовала на откровенную несправедливость я, – ты получил свои деньги и живешь припеваючи, а «Хитмен» лежит в коме. Согласись, что даже для необъяснимой с рациональных позиций магии это какой-то уж слишком избирательный подход к возмездию!

–Не нам об этом судить, – не стал вступать со мной в жаркий спор Интарс, – к созданию борфимы помимо Общества Леопарда причастны невероятно могущественные силы, которые шаман призвал из потустороннего мира в процессе кровавого ритуала. Не знаю, как ты, Мика, но лично я не могу гарантировать, что амулет полностью утратил магические свойства.

–Тогда мне остается полагаться на удачу, – констатировала я, – тебе же как-то удалось избежать влияния борфимы, хотя я даю голову на отсечение, что в Столицу она тоже попала под видом оригинального украшения. Не хочешь поделиться секретом?

–Не хочу, – чересчур поспешно отрезал Интарс, как если бы он и вправду владел тайными знаниями для узкого круга посвященных, но до смерти боялся сболтнуть лишку. Ну, да ладно, я еще успею вытрясти из него всю подноготную, а пока мне лучше не лезть на рожон. Если половина из того, что Интарс рассказал мне про Гвинею – не плод художественного вымысла, я должна стиснуть зубы и соблюдать нейтралитет, не нарываясь на конфликты, а потом, когда я немного освоюсь на местности, решу по факту, нужен ли мне проводник, или его присутствие, наоборот, создает дополнительные сложности.

–Нет так нет, – с показным разочарованием вздохнула я, – значит, на сегодня у меня к тебе все. Поеду в круглосуточную аптеку закупаться по твоему списку… Скоро увидимся, Интарс!

–С замиранием сердца предвкушаю радость встречи, – сквозь зубы процедил мой собеседник, – Мика, ну, какого ты черта ты творишь? Ты даже не представляешь, каким страшными последствиями чревата поездка в Африку без соблюдения элементарных мер предосторожности. Может быть, тебе хотя бы пропить лориам или маланил…

–От малярии? – уточнила я. В клинике, где мне ставили прививку, я как раз консультировалась с доктором по этому вопросу, но к однозначному мнению так и не пришла, – меня смущают побочные эффекты…

–И не зря смущают, – не нашелся с возражениями Интарс, – расстройство пищеварения, тошнота, адская головная боль, нарушения сна, неврологические проблемы и даже аллергическая реакция. Каждый организм индивидуален, я знаю массу людей, кто отлично переносит тот же маланил, но мне хватило одного раза, чтобы больше не прикасаться к этим проклятым таблеткам. Если бы ты так не торопилась, можно было бы провести эксперимент за пару дней до отъезда, но я не хочу, чтобы тебя накрыло в самолете.

–Ты практически живешь в Африке, и с тобой всё в порядке, так что у меня перед глазами наглядный пример того, что не всё так ужасно, – продемонстрировала оптимистичный настрой я, – со мной тоже всё будет хорошо.

–Я надеюсь, – угрюмо бросил Интарс, – напиши мне, во сколько ты прилетаешь. Если вместо меня в аэропорт приедет другой человек, я тебя заранее предупрежу. О, постой-ка, мне пришло SMS о пополнении счета. Отлично сработано, Мика! Без твоей помощи я бы никогда не продал эту конуру за такую цену.

–Я делаю это ради Яна, – прошептала я, – мне плевать и на тебя, и на твою недвижимость, но Ян должен жить, и я пойду на всё, только бы он снова встал на ноги. Я выполнила твои условия, очередь за тобой.

–Меня пугает твоя одержимость, – задумчиво признался Интарс, – у меня есть определенные догадки, но я пока не буду тебе их озвучивать. Раз уж тебя не остановить, собирайся в дорогу, а я кое-кому позвоню насчет квартиры и попытаюсь закрыть сделку дистанционно. И еще – снимай борфиму между перелетами, не допускай непрерывного контакта с кожей. Это не совет, Мика, это приказ.

–А с какой стати ты вдруг мне приказываешь? – возмущенно поинтересовалась я, но быстро остыла и отчетливо добавила, – я тебя услышала.

–Вот и умница! – похвалил меня Интарс, – не буду желать тебе спокойной ночи, вряд ли ты сегодня уснешь…

– Попробую урвать пару часиков сна, если повезет, – устало помассировала виски я, – до завтра Интарс, и только попробуй меня обмануть. Думаю, ты уже убедился, на что я способна, если на кону стоит жизнь Агапова.

ГЛАВА XXXIX

Прогнозы Интарса относительно предстоящей мне бессонной ночи сбылись практически в полном объеме, и к тому моменту, когда я завершила все свои неотложные дела, ложиться в кровать уже в общем-то не имело смысла. Я поставила сразу три будильника на разных устройствах и, накрывшись пледом, устроилась на диване, но не успела я толком задремать, как мне уже пора было выезжать в аэропорт. Чувствовала я себя препаршивейшим образом, и даже обычно беспроигрышный вариант с умыванием ледяной водой не спас меня от клевания носом. Кофе мне в горло упорно не лез, наспех поджаренные тосты откровенно не удались, и в такси я села в ужасном настроении. Перед отъездом я обесточила квартиру, отключила водоснабжение и трижды перепроверила, на все ли замки заперта входная дверь, но на душе все равно было муторно и беспокойно, словно я по забывчивости оставила дома нечто очень важное. Деньги, документы, билеты точно находились при мне, электронную регистрацию на рейс я прошла еще ночью, дорожная аптечка была доверху забита медикаментами, но смутная тревога продолжала терзать мне душу, пока я интуитивно не определила ее источник. Несомненно, дело было в кожаном мешочке, который я повесила на шею и спрятала под одежду. Предварительно я неоднократно убедилась, что амулет больше не излучает тепла и не пульсирует в унисон моим сердечным сокращениям, поэтому вопреки опасениям Интарса, совершенно не видела проблемы в том, чтобы носить борфиму на себе, однако, примерно полчаса спустя я начала испытывать сложную гамму достаточно странных ощущений. Неясное волнение долго не принимало четкой формы, и я смогла установить причину явного дискомфорта лишь, всецело сосредоточившись на своих внутренних ощущениях. Если бы интуиция вовремя не подсказала мне, в каком направлении копать, я бы вряд ли сообразила, откуда взялась гнетущая тяжесть, медленно расползающаяся по всему телу и неумолимо прорастающая в мозг, но далеко на периферии сознания вдруг промелькнула размытая догадка, и я поняла, что вчерашние предостережения Интарса основывались вовсе не на резко обострившейся паранойе, а на вполне реальных предпосылках.