Пробуждение троянского мустанга. Хроники параллельной реальности. Белая версия
– Итак, – прошептал он, опершись лбом о стекло, – имеется мальчик-сирота Андрюша, который на самом деле никакой не Разин, а самый настоящий Трумп. Он про это не знает. Есть американский капиталист, судя по донесениям СВР, наглый и далеко идущий. Имя его – Трамп. При этом наш доморощенный Трумп-Разин не менее наглый и уже приклеился к будущему члену Политбюро ЦК КПСС, а может, и вообще генеральному секретарю.
Калугин шептал все это под нос, на стекле в такт словам вибрировало маленькое пятно пара от его дыхания. Оно мгновенно испарялось, как и положено самой секретной тайнописи. Только жирное пятно от его потного лба никуда не делось, но Калугин этого уже не заметил. Он вернулся к столу.
«Это ж надо, – подумал он, разглядывая фотографию Валентины в страстном желании найти сходство с заморышем из Привольного. – У американского капиталиста в наших камышах оказался родственник. И еще неизвестно – кто из них хитрожопей?» – И уже вслух, уверенно произнес: – Самый хитрожопый из нас троих я!
Калугин посмотрел на часы. Было 4 утра. До Привольного ехать часа три. Он встал, аккуратно сложил все листы обратно в папку, подошел к двери, выключил свет и вышел в коридор. Ковровых дорожек, как на этажах Лубянки, здесь не было. Но Олег Данилович, майор КГБ СССР и секретный агент ЦРУ США, шагал широко, демонстративно топая ногами, чтобы разбудить дежурного, если тот спал. Ему вовсе не хотелось ставить дежурного в положение обгадившегося кота. Жизнь казалась ему прекрасной, он чувствовал себя счастливчиком, схватившим бога за бороду.
* * *Как только дверь в баню с противным скрипом захлопнулась, партийного секретаря с его женой-красавицей накрыла кромешная тьма. Запах пересушенного дерева, прихваченного когда-то банным жаром, но давно остывшего, тотчас проник в их легкие. Раиса закашляла.
Михаил Сергеевич нащупал в темноте плечи жены. Мощно, с нетерпением притянул и прижал ее к себе. В тисках рук здорового мужика дыхание жены почти остановилось, кашель сразу прекратился. Они стояли словно в раздумье. Так близко к романтической развязке они не были давно. Оба ждали какого-то импульса, чтобы предаться страсти роковой, как это часто бывало совсем недавно, особенно в московском общежитии, когда соседи по комнате куда-то уходили. Тишину нарушила разбуженная хлопнувшей дверью муха. Она прерывисто и нагло жужжала, перелетая в темноте с места на место, шлепалась о невидимую стену, падала вниз и вновь летала, уже с другой стороны. Извне хлопнула дверь «Волги», послышались короткий и неразборчивый разговор матери с Олегом и звук мотора отъезжающего автомобиля. Их вновь накрыла тишина.
Раиса с осторожностью, даже брезгливостью относилась к летающим насекомым. Муха и отъезжающий автомобиль на какое-то время отвлекли ее внимание. Ставшие было напряженными мышцы спины и ног расслабились. Она отвернула голову от лица мужа, и Горбачев занервничал – мерзкая навозная тварь могла испортить им не только сегодняшний день, но и завтрашний, и через месяц, год, всю жизнь. Не разжимая рук, он ткнул ногой пустоту и уперся ботинком в лавку, которую заметил посреди предбанника в тот короткий миг, когда дверь в баню еще не захлопнулась за ними. Он приподнял жену и сделал шаг в сторону лавки. Но кромешная тьма предбанника, которую они не захотели нарушать, включив лампочку, сыграла с ними злую шутку. Не успел он двинуться к лавке, ставшей в эти секунды центром их общей Вселенной, как удар головой о потолочную перекладину сначала Раисы и спустя мгновение Михаила Сергеевич, заставил их громко вскрикнуть от неожиданности, присесть и засмеяться.
В это время Мария Пантелеймоновна стояла уже возле банной двери и внимательно слушала звуки изнутри. Когда послышались два глухих удара и Раиса ойкнула, а затем оба с придыханием рассмеялись, она перекрестилась, произнесла «слава богу» и отправилась на кухню. Слушать то, что будет твориться в бане, она совсем не хотела. Только мысленно пожелала семейного счастья своему сыну.
– Ой, Райка, у меня искры из глаз! – проговорил Михаил Сергеевич, давясь от смеха и поглаживая набухавшую на лбу шишку.
– Ты грохнулся мне на ногу, чертяка! – ответила Раиса Максимовна и попыталась вытянуть ногу из-под мужниного зада.
Они оба как-то перевернулись в темноте, расцвеченной лишь искрами из глаз, и сила всемирного тяготения потянула их к земле. Вернее, к деревянному полу предбанника. Оба поняли, что любой иной выход из дурацкой ситуации обернулся бы взаимным разочарованием. Не сговариваясь, они прижались друг к другу и уже не замечали ни жужжания мухи, ни густого запаха перегноя и дождевых червей, что шел от земли сквозь щели в полу.
* * *Тем временем в километре от бабушкиного дома Ирочка Горбачева и тощий шкет с никому пока не известной фамилией Разин-Трумп сидели на песке около реки. Детские купальники для девочек в период развитого социализма были еще неведомы. Поэтому оба были в трусах. Андрей только что вылез из воды, лежал на животе и подгребал себе под подбородок горячий песок. Ирина сидела рядом. Как и обещала родителям, она зашла в воду по колено и брызгала пригоршнями в стайки мальков, что сновали в прозрачной воде у ее ног.
– Давай купаться, – в который раз предложил мальчик дочери руководителя краевого комитета партии. Ему становилось скучно. К тому же Ирина сидела на песке, закрыв глаза, и молчала.
– Я же маме обещала дождаться ее и папу, – ответила она, но было видно, что сидеть на солнцепеке и ей невмоготу. Шкет же, как будто в нем заговорила упрямая немецкая кровь, настаивал на своем.
– Мы совсем недолго. Давай хоть на лодке поплаваем. – И он кивнул головой в сторону. На мелководье возле берега стояла плоскодонка, привязанная веревкой к вбитому в землю колу.
– Чья она? – спросила девочка, и было понятно, что предложение ее заинтересовало.
– Лодка совхозная, общая. Переплывать на тот берег. Туда и обратно. Если кто придет – отдадим. Но плавают на ней только утром и вечером. Сейчас никого нет.
Отвечать нахальному мальчику сразу Ире не хотелось. Она пожалела, что пошла с ним на реку, но дома было еще скучнее. Как ругаются друг с другом и придираются к ее словам мать и отец, она наслушалась достаточно. Но не сидеть же истуканом у воды и сгорать на солнце?
Она тряхнула плечами. Пошевелила пальцами ног в песке, взяла ракушку-перловицу, что притащил из воды Андрей, и швырнула в реку. Несколько рыбешек брызнули в стороны. На долю секунды в кругах на воде сверкнула черная точка.
– Весла-то в лодке есть? – Ира была на несколько лет старше беспризорника и весело скомандовала: – Так иди толкай в воду!
– Есть, товарищ командир! – писклявым голосом ответил шкет, вскакивая на ноги и отряхивая песок с живота и трусов.
Он побежал к лодке, отвязал веревку от кола и повернулся в стороны девочки. Тоска улетучилась. Ира подошла к воде, картинно протянула мальчику руку, чтобы он помог ей залезть в лодку. А сирота уже чувствовал себя на седьмом небе. Благородно, по-детдомовски, повернулся к ней спиной, пригнулся и предложил перенести в лодку на карачках.
– Дурила какой! – ответила девочка смеясь, подошла к стоявшей на прибрежной мели лодке, села на борт и перекинула ноги на дно плоскодонки. Затем поднялась, шагнула и села на корму. Здесь были совсем другие ощущения. Прежде всего запах. Он шел от самой лодки, вернее, от ее бортов. Их конопатили и мазали черным кузбас-лаком каждую весну. Запах довольно резкий, но не вонючий и противный, а даже какой-то веселый. С весны он почти выветрился и сейчас не отвлекал внимания от стеклянной воды, что изредка поблескивала отражениями солнечных лучей. Берег застыл горячим песчаным безмолвием. На другом, метрах в тридцати, стеной стояли заросли камыша с узкой расчищенной протокой. Через нее народ попадал на заливные луга, на покосы. В этот час не было никого.
Ирина отвалилась назад, уперлась спиной в корму, руками охватила борта. Нос лодки задрался, Андрей толкнул ее от берега, запрыгнул в лодку и устроился тощим задом на сиденье. Уключины, смазанными солидолом, не скрипели. Греблось тяжело, но терпимо.
– Куда поплывем – направо или налево? – спросил он Ирину. Вопрос был явно лишним, поскольку течение реки остановилось – сток на плотине перед водохранилищем был закрыт.
– Лево руля, – лениво скомандовала Ирина, откинула голову и закрыла глаза. Ее длинные волосы упали в воду. Но она не замечала этого и почти отключилась. Рядом пыхтел мелкий заморыш с присохшим к животу песком, плюхались в воду весла. Высоко в небе нарезала круги большая птица. Другая, уже из камышовых зарослей, как-то бездумно и монотонно издавала крики, похожие на детский плач, или старушечьи причитания «аГа… аГа… аГа…».
Прохладней не стало. Наоборот – голову нещадно напекло. Ира приподнялась и села на корму. Ее мокрые волосы упали на спину и охладили горячие плечи. Девочка привычно скрутила их на затылке, закрыла прохладным мокрым хвостом горевшее от прямого солнца лицо. Когда и мокрые волосы стали горячими, она откинула их кивком головы назад. Затем посмотрела на воду, опустила в нее руку и уже ничто не могло сдержать ее от безумного поступка. Ира хорошо плавала, не боялась воды, поэтому вскочила на корму, подняла руки над головой и ласточкой прыгнула в реку.
Андрей бросил грести и скоро увидел, как Ирина вынырнула около камышей. Она на миг повернулась в его сторону, помахала рукой и поплыла вдоль зарослей. Шкет изо всех сил устремился на лодке за ней. Но треск в камышах и громкий шум крыльев заставили его бросить весла и испуганно повернуться в сторону его новой подружки.
Из камышовых зарослей вырвалась стая огромных цапель. Их спугнула то ли лодка, то ли плывшая рядом со стаей девочка. Птицам, казалось, нет числа. Со зловещим хрипом взлетали они над зарослями одна за другой. Было видно, что Ирина испугалась. Она развернулась в сторону лодки и сделала первый взмах рукой. Но в следующий миг остановилась, лишь ее голова осталась торчать над водой. Испуганный и беспомощный детдомовец увидел вокруг нее десяток черных змеиных голов. Они появились внезапно и словно застыли. Одна «темная кувшинка» показалась из воды рядом с лодкой, и он увидел на змеиной голове два желтых пятна. Это ужи – подумал он и закричал:
– Это ужи – не бойся! – Андрей стремительно сел на деревянную скамейку, схватился за весла и сделал гребок в сторону девочки. Но лодка, как и весла, будто налились свинцом. Цапли исчезли и время остановилось.
Ирина тоже оцепенела. Чертовы птица разбудили не только ужей, но и пару аспидно-черных гадюк. Они медленно струились по воде, приближаясь к девочке. Выпуклые глаза древних тварей сливались с чешуей и с расстояния нескольких метров гипнотизировали дочь Раисы Максимовны – Ирину Горбачеву. Ее глаза остекленели, ноги медленно погружались в вязкое, с переплетением узловатых подводных корней дно. Она громко закричала:
– Мама! – И в этот момент раздался выстрел, затем другой, третий, четвертый… Водяные ужи тут же скрылись под водой, но гадюки, по которым и стрелял подбежавший к берегу Олег Калугин, лишь увеличили скорость и устремились к Ирине.
Тощий детдомовец и его будущий куратор от спецслужб Калугин бросились в воду. Но было поздно. Одна из змей уже подплыла в Ирине, вывернула почти наизнанку пасть с двумя ядовитыми клыками и вонзила их в плечо. Перед второй вынырнул трясущийся от страха сирота, и она впилась клыками уже в его плечо. Через мгновение между детьми оказался Калугин. Он тут же изловчился отстрелить голову сначала одной гадине, потом второй и потащил обмягшие детские тела к берегу.
Он вынес их на берег. Обоих уже свели судороги. Калугин принялся отчаянно высасывать яд из двух багровых ранок на плече Иры. Про шкета он поначалу даже забыл, но память вернула его к реальности, и он начал высасывать яд и у потерявшего сознание очень важного мальца.
В это время к песчаному берегу прибежал водитель «Волги». Калугин оставил его в паре сотен метров от реки, чтобы тот ждал указаний и отдыхал. Его-то и разбудили выстрелы. Через несколько минут они оба делали детям искусственное дыхание. Но Андрей и Ира так и остались в бессознательном состоянии. Вскоре к ним присоединился сам Калугин. Яд каким-то образом попал и в его кровь.
Они лежали на песке с открытыми глазами, их сердца остановились, зрачки глаз почернели. Как бывает с людьми в минуты клинической смерти. Их астральные тела вышли из телесных оболочек, зависли в нескольких метрах над собственными трупами, с интересом наблюдали за происходящим. Поначалу водитель сел на песок, схватился за голову, но быстро вскочил и побежал за машиной. Подогнал ее к берегу, втащил сначала Калугина на место рядом с водителем, затем осторожно положил детей не заднее сиденье.
Глава 2
Машина уехала. Астральные сущности, похожие на дрожащие в знойном мареве завихрения выхлопных газов уехавшего автомобиля, устремились к воде. Миг – и с легким дуновением ветерка они понеслись к другому берегу и растаяли в камышах.
– Какого лешего вы, Ирина Михайловна, полезли в воду? – прорычал Калугин. Но Ирина никак не прореагировала на его слова, как и маленький шкет. Офицер отвел взгляд от смутного силуэта девочки и не увидел ничего. Лишь ощутил присутствие воды, словно они оказались по другую сторону загадочного полотна Архипа Куинджи «Лунная ночь на Днепре». У ног – аспидно-черная застывшая вода, над ней расходящаяся во все стороны неосязаемая черная субстанция. Луны не было, лишь где-то вдалеке сверкнула молния, отразившись в стекле воды, затем вторая, но раскатов грома слышно не было. Наконец, в абсолютной тишине послышался отчетливый шелест струй.
К берегу приближалась лодка. Ее крутые борта отражались в неподвижной воде. На корме возвышалась человеческая фигура в длинном плаще. На черное лицо, с серыми пятнами глазниц и ноздрей, надвинут глубокий капюшон. Лодка причалила к берегу, все трое с ужасом принялись разглядывать незнакомца. Олег Калугин наконец понял, что происходит. Первым дернулся Андрюша и спрятался за его спину. Ирина будто окаменела, глядя не мигая на зловещую фигуру. Лодочник стоял неподвижно, не обращал на них никакого внимания.
– Что же, детки, это за нами, – тихо проговорил Калугин.
– Кто он? – пропищал из-за спины детдомовец, пытаясь крепче прижаться к взрослому дяде. Но их силуэты лишь скользили друг о друга, зацепиться не получилось.
– Это паромщик, ваше американское отродье, – грубо ответил Калугин, его распирало от злости. Но ребенок никак не прореагировал на его слова.
– Какой еще паромщик? – спросила наконец Ирина, поскольку зловещая фигура человека в капюшоне по-прежнему никак на них не реагировала. Тот по-прежнему стоял на корме, вполоборота к офицеру и двум испуганным детям. Он никуда не торопился.
– Какой паромщик? Обычный! Только я, Ирина Михайловна, не возьму в толк – как меня, коммуниста, хотя и тайно крещенного моей дорогой бабушкой, угораздило оказаться в языческом царстве мертвых? Читали вы «Мифы Древней Греции»?
– Нет, – ответила дочь секретаря крайкома.
– Мне страшно, – вновь пропищал шкет, но Калугин перестал обращать на него внимание.
– Не буду морочить вам, Ирина Михайловна, голову. Полезли вы в реку с гадюками, укусили они вас вместе с вашим дружком, и вы умерли. И я, дурак, с вами. Хотя компания хорошая – дочь будущего генерального секретаря ЦК КПСС и племянник будущего президента США. Увы, праздник жизни для всех нас не состоится – позвольте помочь вам забраться в лодку. Паромщик без нас никуда не уедет, а нам идти некуда – сами понимаете – в царство мертвых можно попасть только через эту реку.
– Хочу домой, – неожиданно завыл молокосос, но Калугин уже шагнул к лодке, обернулся и протянул руку Ирине.
– Вперед, моя королева! И вы, мой друг! Оставшиеся века мы проведем вместе – все же родственники по крови. Я отсасывал яд по очереди у вас обоих. Так что капля-дру-гая крови растворилась в нас троих!
Ирина взяла его протянутую руку, они вместе шагнули в лодку. Это оказалось совсем просто – взлететь на ее потертые, отполированные миллиардами предшественников доски. Вслед за ними туда же прыгнул и Андрей. Даже он понял, что без него паромщик не отплывет, а бежать было некуда – кругом кромешная тьма, и только лодка стояла у берега в сполохах неслышимых далеких молний. Малец тихо заскулил, лодка тронулась в пустоту. Берег исчез.
Калугин молчал. Ему не хотелось говорить. Даже не хотелось себя жалеть и думать, что все это неправда. Обычно в самый разгар ночных кошмаров его обязательно будила мысль, что это всего лишь сон. И Олег просыпался. На этот раз наваждение не проходило: он отчетливо помнил, как стрелял из пистолета в голову гадюки, как нырнул в противную теплую воду и тащил двух идиотов на берег. Увы – уже без признаков жизни.
И вдруг – новая реальность. Он стоит в лодке, перед ним сидят двое детей. Он иногда посматривает в сторону паромщика, но тот, как и прежде, не обращает на них никакого внимания. Лишь журчание воды выдавало то, что лодка движется.
Ирина и Андрей сидели перед ним, молчали и будто бы спали. Их последний путь проходил плавно и печально, без ухаб и тряски. Да и может ли бестелесная сущность, каковой Калугин себя уже признал, ощущать, скажем, силу тяжести или перемещение в пространстве? В какой-то момент Олег почувствовал, что голову начинает заносить назад, он не может больше стоять на ногах и вот-вот упадет. Такие позывы обычно случались в юности после жестокой пьянки. Даже в горизонтальном положении тела ноги сами летели вверх, а голова падала вниз.
Он инстинктивно присел и вцепился руками за борт. Вдалеке вновь полыхнула молния. На этот раз из-за невидимого горизонта прилетел раскат грома. Прямо по курсу из воды показалась огромная антрацитовая скала. Она стремительно росла, вода с шумом стекала с нее и падала вниз, превращаясь у поверхности в огромное облако водяной пыли. Оно быстро росло и мерцало в невесть откуда взявшемся лунно-ртутном свете. Калугин вдруг ощутил, что Андрей и Ирина положили руки на его плечи и стоят за его спиной. Оба смотрели на растущую из темной воды скалу, как, бывало, смотрели на врагов народа старые чекисты – со сталью во взгляде и без капли страха. Их глаза сузились, кожа покрылась черной змеиной чешуей. Лишь узкие желтые щели в зрачках проблескивали в сполохах далеких молний. Калугин и дети ощутили себя древними пресмыкающимися. Все трое смотрели на вершину скалы.
Над ней появилась блестящая корона, затем стали вырываться гигантские протуберанцы, от которых их новая змеиная сущность, требующая постоянного тепла, пришла в восторг. Но хаос продолжался недолго, протуберанцы начали скрещиваться в дрожащие, полыхающие огнем, косые линии китайских иероглифов.
– Грядут два властелина – меченый и волосатый! – многократно перекрывая шум падающих потоков воды, голосом Юрия Левитана прочел мерцающий аспид – детдомовец. Протуберанцы заколыхались от его мощи, вновь начали стремительный танец в потоках загробных магнитных полей с молниеносными выпадами огненных жгутов. Мгновение – они вновь выстроились в горящие иероглифы.
– Река смоет белое, черное и красное. Останется желтое! – пропела змея Ирина низким контральто Тины Тернер. Последние два слова разнеслись эхом по всей загробной пустоте. Протуберанцы вновь ожили, опоясали вершину ровными дугами горящих жгутов.
– Ибу ибуди – хайдау муди! – Калугин прочел иероглифы трубным гласом Ангела, предвестника Страшного суда, начал увеличиваться в размерах, опираясь на скрученный кольцом хвост. То же самое происходило с Андреем и Ириной. Вытянувшись черными свечами ввысь, все трое прониклись смыслом последнего пророчества, которое досталось Калугину.
– Шаг за шагом можно достигнуть цели! – прошипели они, словно засыпая.
Протуберанцы замедлили конвульсии, дуги электрических разрядов замерли. Змеиная чешуя у всех троих заискрила, по ней побежали желто-фиолетовые искры. Гадюки вывернули пасти и обнажили клыки. Их хвосты сплелись трехпрядной ханьской косой Бянь-фа. Чудовище повернуло морды в сторону паромщика и прошипело.
– Я умер?
Блеск протуберанцев враз прекратился, скала растаяла в черноте, как будто ее и не было. Паромщик по-прежнему стоял не шелохнувшись. Но триединая змеиная сущность услышала тихий шепот.
– Еще не время.
Эти слова стали сигналом обратного отсчета времени. Астральные тела всех троих нырнули в поле земной гравитации. Еще мгновение – и они оказались в своих земных оболочках. В сельской амбулатории вокруг не подающих признаки жизни тел уже суетился десяток людей в белых халатах. Остро пахло нашатырем и серой.
* * *Новенький Ту-154 мягко приземлился во Внуково, не останавливаясь, зарулил на стоянку. Из иллюминатора Олег увидел черную «Волгу», что стояла рядом, метрах в десяти от подаваемого трапа. «34–43 МОЛ» прочитал он номер и удивился той важности, которую придавал Юрий Андропов его скромной персоне. Серия «МОЛ» Комитета госбезопасности обслуживала только важных охраняемых лиц. Другим шиком «конторы» было сложение парных цифр, разделенных черточкой. Сумма каждой должна быть одинаковой. В данном случае была семерка – любимое число московских партийных шишек. Самому Калугину семерка вдруг напомнила угрожающую позу змеи.
Он сидел на первом ряду. Как только стюардесса открыла дверь самолета, он резко встал, холодно посмотрел в глаза улыбающейся девушке в пилотке с кокардой «Аэрофлота» и сбежал по трапу. Водитель «Волги», одетый в классическую белую рубаху и черные брюки, уже стоял у открытой задней двери.
– Сяду спереди, – коротко бросил ему Калугин, сам распахнул переднюю дверь и сел в машину. Водитель аккуратно подхватил его спортивную сумку, положил на заднее сиденье и захлопнул дверь. И лишь когда «Волга» тронулась в сторону ворот аэропорта, стюардесса начала выпускать из самолета остальные полторы сотни пассажиров.
Председатель КГБ СССР Юрий Андропов вызвал к себе Олега Калугина сразу после того, как военные медики буквально вытащили с того света всех пострадавших от укусов змеи. Горбачев с Раисой Максимовной неделю не покидали больничную палату, где лежала их дочь. Они почти не разговаривали друг с другом, мысленно проклиная тот день, когда поддались уговорам сопливого соседа и отпустили единственную дочь в речной гадюшник. Как положено крупному партийному работнику, Горбачев при встрече лишь сухо поблагодарил Калугина. С обслуживающим персоналом, даже если это охрана от КГБ, он не считал нужным миндальничать.
Сам Калугин, как только пришел в себя, велел врачам перевести в военный госпиталь мелкого сопляка Разина, которого поначалу положили в обычную городскую больницу Ставрополя. Он вдруг ощутил его, Ирину и себя частью единого целого – почти Медузой горгоной. Сравнение забавляло его, но из головы не выходила картина черного мира мертвых и китайские иероглифы. Их смысл был будто бы ясен, но значение еще предстояло постичь.
Машина быстро проскочила Ленинский проспект, свернула на Октябрьской площади к Кремлю и по проспекту Маркса, бывшей Моховой, вырулила на Лубянку, к главному входу. Массивная дубовая дверь, способная, казалось, выдержать атомный взрыв, тяжело открылась, и он прошел в вестибюль. Боец с синими погонами проверил его служебное удостоверение, и он вбежал по лестнице на второй этаж. Здесь располагалась приемная председателя.
Коридор постоянно освещали лампы дневного света, поскольку окон на улицу в нем не было. Здание на Лубянке в начале XX века было доходным домом страхового общества «Россия». С той, дореволюционной, поры оно так и оставалось в гостиничной компоновке – длинный коридор с красной ковровой дорожкой и номера, которые при Феликсе Дзержинском стали кабинетами начальников. Сначала ВЧК, затем ОГПУ, затем НКВД и вот сейчас – КГБ СССР. Главные начальники сидели не на верхних этажах, как могло показаться по незнанию – мол, высоко сижу, далеко гляжу. Нет, стареющие партийные работники, а к таковым совсем скоро должен был присоединиться и Андропов, старались устроиться пониже, чтобы не зависеть от лифтов. Так, на всякий случай. Вот и Юрий Владимирович выбрал себе второй этаж.
Перед входом с лестничного пролета в коридор, как и положено в строго охраняемых организациях, стоял стол с классической лампой зеленого стекла. За ним сидел офицер. При появлении Олега он встал, отдал честь и попросил предъявить удостоверение. Сверив фотографию с оригиналом, коротко спросил:
– Товарищ майор, имеете при себе табельное оружие? Нож? Портсигар? – Он холодно смотрел в глаза Калугина, но тот, выдержав положенную паузу, четко ответил:
– Никак нет, товарищ капитан, могу идти?
– Идите, товарищ майор! – Он вернул удостоверение Калугину и добавил: – Вам прямо, третья дверь налево.
Калугин пошел по коридору и через несколько метров остановился у двери приемной. Справа от нее висела табличка:
Председатель
Комитета государственной безопасности
Союза Советских Социалистических Республик