S-T-I-K-S. Тарч

Рейдер на секунду прервался, надеясь увидеть в глазах собеседника понимание. И дождавшись кивка, продолжил, чеканя каждое слово, как учитель в классе перед внимательными учениками:

– Каждый кластер перегружается со своей периодичностью, от недели до месяца. Хотя бывает всякое. Чаще всего в кластер «прилетает» один и тот же участок местности, или один и тот же город – смещается только время. Вот в этих квартирках я обитаю уже раз… пятый, наверное. Хотя город перегружался тут, поди, годами. Но раньше я ходил в рейды в другие места, да и сам в Улье всего год. Ты прежний, в том мире, продолжаешь жить, как и раньше. Проснулся с утра, поел, пошёл на работу. Какой там у вас день? Суббота? Ну, значит, забухал, поругался с женой и лёг спать. А в понедельник пошёл на работу. Как и все остальные.

А здесь все люди – копии самих себя, перенесённые в Улей и заражённые вирусом. Большинство из-за вируса начинает мутировать, превращаясь в подобие зомби и постепенно развиваясь в жутких монстров. Но при этом один на сотню, а то и реже, адаптируется к вирусу. Таких мы называем иммунными. И ты, и я – иммунные. Хотя, может, иммунных и больше, чем один на сотню. Но у нас так принято считать. Один из сотни – иммунный. Один из тысячи – не погибает в первые часы. Один из десяти тысяч выходит из кластера, ну или его находят во время рейда, как я тебя. Это если выбраться из кластера – реально…

Цыган помолчал, о чём-то вспоминая, но Максим не решился влезать с вопросами. Накатившая сытость и непонятные, не умещающиеся в сознании слова нового знакомого всё сильнее погружали в ощущение нереальности происходящего. Вирус, который не вирус. Зомби, которые не зомби. Туман, кластеры, новый мир… Всё это не укладывалось в общую картину. Состояние спокойной уверенности, начавшее было появляться после встречи с Цыганом, снова вытеснялось страхом неизвестности.

– Попав в Улей, забудь о своём имени, – продолжал Цыган, не обращая внимания на душевные муки собеседника. – А лучше – всё о прошлой жизни. Я тебя нашёл и окрестил. Теперь ты – Тарч. Будешь цепляться за прежнее имя – Улей тебя быстро накажет. Да и не только Улей. Иммунные – весьма суеверные, поголовно. О многом нельзя говорить напрямую, чтобы не накликать опасность. Старое имя и любая другая информация из прошлой жизни – табу. Начнёшь об этом разглагольствовать – накажут свои же. Будешь об этом молчать, но постоянно думать – накажет Улей. Быстро и беспощадно.

– Погоди… – Максим поднял руку в останавливающемся жесте и оглянулся по сторонам так, словно вокруг не было стен. – Погоди. Ты говоришь, тридцать километров? А в какую сторону? А что за пределами этих тридцати километров? Там люди выжили? – Он махнул рукой в сторону деревни, в которую уехала семья. – Они заразились?

Цыган откинулся на спинку с видимым неудовольствием.

– За пределами кластера – другой кластер. Туда подгружается другая местность.

– Другая – это какая?

– Кто там у тебя?

– Жена с дочкой.

– Всё с ними нормально. Они не попали в перезагрузку. В той стороне, – рейдер кивнул туда, куда показывал Максим, – до границы кластера ещё километров пять. Они были дальше во время тумана?

– Да, туда по прямой – километров двадцать.

– Всё, значит, с твоей семьёй хорошо. Они проснутся утром и дождутся тебя, когда ты – тот ты, который там остался – приедешь к ним, и вы будете жить счастливо.

– А здесь их, – Максим так ничего и не понял, но постарался освоить логику собеседника, – их, что, нет? Совсем? Или они попадут сюда вместе с другим кластером?

Цыган тихо выругался, на мгновение закатив глаза. Поднял одну из скинутых ранее на пол книг, достал из кармана карандаш, открыл книгу на последней странице и начал рисовать на обложке подобие пчелиных сот, и внутри центральной «соты» небольшие квадратики и точки.

– Вот, смотри. Вот «наш» кластер, в котором мы сейчас находимся. Вот этот дом. Вот тут ваша центральная площадь. Понимаешь? В кластер дальше на север «прилетает» промышленный комбинат, но из совсем другого города. Там сотни две рабочих, пара десятков охранников и куча станков по металлообработке. Их моментально сжирают, туда рейды особо не ходят. Станки здесь почти не нужны, а из иммунных там ещё ни разу никто не выжил, так как городской кластер, – рейдер ткнул карандашом на неровный шестиугольник, который перед этим называл «наш», – слишком близко. С этой стороны, – на этот раз неровный многоугольник обрисовал область с того края города, где мог находиться нужный Максиму населённый пункт, – подгружается километров двадцать степи с железнодорожной станцией. Там иногда бывают весьма «вкусные» товарняки. Рядом «прилетает» небольшая северная деревенька. Медленный кластер, почти весь окружён рекой. Людей там мало, одни бабки почти. Они могут дней пять прожить, не обратившись. К ним иногда заглядывают рейдеры – в излучине хорошо ставить засады на развитых заражённых. И из-за того, что заражение происходит медленно, бывает, и иммунных вытаскивают. Деревня с твоей семьёй не подгружается вообще. Усёк?

Максим усёк. Но понимание не избавило от нарастающего беспокойства – беспокойства пока ещё неосознанного, рождающегося в подсознании. Ещё не поняв, почему, мужчина уже не мог сидеть, встал и начал ходить из угла в угол. Цыган на этот раз не стал говорить об опасности «отсвечивать» перед окнами и о лишнем шуме, привычно пережидая замешательство очередного «свежака».

Мысли Максима путались, не находя привычной опоры, не состыковывались друг с другом, возникая и пропадая обрывками. Он подошёл к окну, отодвинул пальцем штору, несколько секунд невидящим взглядом смотрел во двор, отошёл, так и не осознав, что там увидел и увидел ли вообще, остановился у дивана, опёрся на его спинку, но потом снова заходил по комнате.

– Так их тут что, нет?

– Нет.

– И я в каком-то месте, куда они не попали?

– Не попали.

Максим ещё раз прошёлся по комнате, повернулся к Цыгану и посмотрел на него прямо, пытаясь придать взгляду осмысленность:

– Как мне вернуться?

– Никак. Ты ушами слушаешь или жопой?

Рейдер остался спокоен и даже позу не поменял, только слегка наклонил голову, осуждая глупость собеседника.

– Я же сказал – дороги назад нет. Да и куда ты собрался возвращаться? Вытащи из своих ушей то говно, которым ты их залепил, и слушай, что тебе говорят. Каждое слово впитывай, как губка. Как будто ты срочник, первый день в части, привезли тебя, лысого, испуганного, глупого, завшивевшего с дороги, и товарищ прапорщик, отец твой родной на ближайшие два года, твой кормилец и твоя мамка, учит тебя жизни, объясняет, в каком дерьме тебе придётся в ближайшее время вариться. Я, конечно, тебе не мамка и даже не папка. Да и на два года ты мне не нужен: выведу из кластера, и до свиданья. Но если ты планируешь тупить – сдохнешь через минуту после того, как я в сторону отойду, а то и быстрее. А будешь слушать – может, и поживёшь ещё.

Максим молчал.

– Поехали дальше. Иммунные хоть и адаптируются к вирусу, но не переживают заражение без последствий. Улей дарит нам один здоровенный минус и два гигантских плюса, выживание без которых здесь вряд ли было бы возможно. Минус – это постоянная необходимость пить живчик.

Цыган, не поворачиваясь, показал пальцем чуть назад, на рюкзак, в котором лежала заветная бутылочка с мутной отвратительной на вкус жидкостью.

– Его нужно немного, но для выживания хотя бы грамм пятьдесят-сто каждый день выпивать приходится. Живчик делается из определённых частей развитых мутантов. Я потом тебя научу. Поэтому мы постоянно вынуждены на них охотится, валить в промышленных масштабах. В этом мы с заражёнными зеркальны. Им нужно наше мясо. Нам нужны их спораны для живчика.

Рейдер на несколько секунд замолчал, и Тарч решился помочь ему естественным в этот момент вопросом:

– А плюсы?

– А плюсов два. Первый – регенерация. Наше новое тело в сто раз более живучее, чем раньше. Эта твоя царапина, – Цыган указал на разодранную зубами заражённых руку, – зарубцуется уже завтра. А через неделю и следа не найдёшь. Да и вообще, все проблемы со здоровьем, так или иначе, исчезнут. Зубы у тебя все?

Тарч сначала не понял вопроса, но потом отрицательно мотнул головой.

– Отрастут. Если где переломы были, болели кости или суставы – забудь. Тут даже руки и ноги отрастают, если выдалось их потерять, или сюда без них прилететь. Говорят, правда, то ещё удовольствие. Ощущения неприятные, и растут конечности долго, до полугода. Второй плюс – это дары Улья. Мы их ещё называем «умения». Дар проявляется у каждого иммунного. Это своего рода мутация организма, только без изменения внешнего вида. Чаще всего дар появляется через несколько дней после попадания сюда, иногда – через пару недель. Появившись, он постепенно развивается. Это может быть что угодно: телескопическое зрение, быстрый бег, быстрая реакция, телепатия, телекинез, управление температурой и даже возможность копировать мелкие предметы. Да что угодно – все варианты даров не описать. Но человек не становится супергероем – умение проявляется слабо и, в большинстве случаев, не успевает развиться до серьёзных масштабов. Я, например, видел немало пирокинетиков – тех, кто может зарождать огонь. Но даже сильнейшие из них не могут взять и сжечь мутанта. Максимум – напугать вспышкой самых слабых. А чаще всего это сами себе походные печки: вскипятить воду в кружке, разогреть сковородку и пожарить яичницу. Хотя даже только что проявившийся дар вполне позволит им, например, разжечь костёр без спичек. Да и сжечь даже начинающего пирокинетика у тебя, пожалуй, не получится. Не горят они. Можешь задать вопрос. Новички любят расспрашивать о дарах.

Тарч не чувствовал желания расспрашивать. Перед глазами всё ещё стояла нарисованная Цыганом схема кластеров, а в сознании зияла дыра, пробитая пониманием: семьи рядом больше не будет. Ощущение благодарности року за то, что жена и дочка не попали в мясорубку первых часов перерождения, не участвовали в лотерее заражения, не видели, как все вокруг превращаются в монстров, не были вынуждены убивать или убегать, чтобы не быть убитыми, мешалось с тянущим душу отчаянием – он теперь одинок. Одинок без тени надежды увидеться с дочкой. Без шанса проснуться утром и привычно прижать раскинувшуюся на своей половине кровати жену, поцеловать в тёплую шею и сжать бедро со внутренней стороны в ладони, вырывая из объятий сна, заставляя изогнуться и еле слышно застонать. Подобные мысли Максим старался отгонять, пытаясь сконцентрироваться на словах рейдера, тем более что его невнимательность раздражала собеседника и могла заставить замолчать. Но тягостные мысли не пропадали совсем, присутствуя на границе подсознания и карауля момент, чтобы полностью захватить внимание.

– А какой у тебя дар?

– Никогда такое не спрашивай.

– Почему?

– Сам потом поймёшь. Это не табу. О даре может спросить командир рейда, если ты просишься в отряд; твой наймодатель, если работа, которую ты будешь выполнять, зависит от умения; его могут увидеть сильные ментаты, хотя сильному ментату ты и так всё расскажешь. А к знахарю и сам побежишь с просьбой покопаться у тебя в голове, распознать или настроить дар. Но у первого встречного, да и давнего знакомого, с которым не бывал в рейдах, спрашивать такое нельзя. Тебя не поймут, а то и в морду двинут, если к кому-нибудь не тому подойдёшь с тупыми вопросами.

– У новичков все вопросы тупые, наверное… – иронично усмехнулся Тарч.

– Это точно. Но всем будет плевать, что ты новичок.

– Тебе же не плевать.

– Я тебя встретил на «твоём» кластере. И должен помочь – Улью должен. Улей очень не любит, когда новичков обижают, или проходят мимо, когда могут помочь – и за такое наказывает.

Тарч немного помолчал, соображая.

– Наверное, вопрос снова будет тупой. Иммунные как-то общаются с Ульем? Откуда ты знаешь, чего делать нельзя, и почему ты что-то должен?

– Никто с ним не общается. Да и не с кем общаться. Улей – это просто место, название мира, куда нас всех занесла нелёгкая. Но у мира есть свои законы. Узнаешь их на практике. Через боль, так сказать, и унижение, а чаще всего – через смерть. От этого и суеверия тут у всех. Можешь помочь новичку – помоги, дай немного живчика, научи добывать спораны и готовить живчик самому, махни рукой в сторону ближайшего стаба, и гуляй дальше, куда шёл. Или с собой его возьми, если по пути. Будешь так делать – будет с тобой удача. Пройдёшь мимо или убьёшь свежака – нарвёшься на неприятности. Поэтому даже самые отбитые со свежаком хотя бы парой слов, но перекинутся.

– Ты со мной не просто парой слов перекинулся.

– Не парой. Сижу вот, время своё трачу на тебя, парень, кормлю, живцом пою, соловьём заливаюсь. Цени. А ты сидишь как лунь, в стену упёрся. Про дары вопросов больше нет? А то я могу и не говорить, если ты такой нелюбопытный.

– Извини. Слишком много всего за раз. Давай я чуть позже про дары спрошу, когда соображу немного?

– Спрашивай. Только я не всегда такой болтливый, могу и нахер послать. Потому и рассказываю, чтобы потом с тупыми вопросами не лез. Ладно, что там ещё не рассказал? Слушай. Когда кластер перезагружается, находиться в нём нельзя. Увидел зелёный туман – мы его кисляком зовём – вали из кластера как можно быстрее. Никто из иммунных перезагрузку не переживал. Человек пропадает, ведь кисляк перед загрузкой стирает кластер полностью, со всем живым и неживым. И создаёт новое – на пустом месте. Говорят, правда, сильные иммунные могут выжить, но мозги у них выжигаются напрочь. Ни памяти, ни сознания. В долгие мощные рейды всегда берут человека, который умеет чувствовать перезагрузку немного раньше, чем остальные. Бесполезный дар, но если отряд перемещается по неизученным кластерам – очень нужный. Да и изученные могут сюрприз преподнести: перезагрузиться не по времени или вообще сменить цикличность вместе с «прилетающей» местностью.

После перезагрузки в кластере не остаётся никаких изменений – хоть ты там замок построй, хоть окурок брось, хоть камень в землю закопай – всё стирается и копируется новое. Жить в таких условиях, сам понимаешь, никак. Но, слава Улью, существуют стабильные кластеры. Мы их называем стабы. Они или не перегружаются вообще, или цикл перезагрузки настолько большой, что иммунные до неё банально не доживают. Вот в стабах мы и живём. В тех, что поменьше и опаснее, можно найти лагеря или опорные базы. В тех, что побольше – посёлки и даже городки.

Цыган замолчал, утомившись отсутствием у собеседника активного интереса. Повисшая в комнате тишина не была тем тягостным молчанием, когда люди не знают, что сказать друг другу, и это гнетёт обоих, заставляет вымученно шутить и так же смеяться, расплываясь в натянутой улыбке. Каждый погрузился в свои мысли.

Рейдер задумался о чём-то, невидяще смотря в угол, стерев с лица приветливую маску, и, слегка нахмурившись, совершенно не шевелился. Тарч же снова начал тонуть в мельтешении мыслей, не зная, за какие из них хвататься в первую очередь. Планы на будущее? Да какие тут планы – он не понял большую часть из того, о чём Цыган так увлечённо рассказывал. О потерянной навсегда семье? Но что толку от этих мыслей, если сейчас ты – едва ли не в центре кластера, набитого заражёнными и огромными монстрами, а единственная надежда на спасение – странный неприветливый мужик, всё время вешающий себе на лицо дружелюбную улыбку и старательно изображающий из себя добровольного помощника для «свежака»? А что, если всё сказанное Цыганом – ложь, для чего-то придуманная и рассказанная? Чтобы втереться в доверие и что-то получить от новичка, что тот с удовольствием отдаст новому «другу», или что можно будет легко отнять у потерявшего бдительность человека? Но что может быть нужно опытному вооружённому бойцу от новичка, ну, разве что, кроме его жизни?

Мысли роились, толкаясь и мешая друг другу, устраивали круговерть, не давали ни одну схватить, рассмотреть, разложить по полочкам и спокойно обдумать. Ясно было только одно – в ближайшие часы, а то и дни, придётся держаться рядом с Цыганом и по возможности доверять ему. Ведь проверить его слова или получить другую информацию – неоткуда.

Вдруг очнувшись от мыслей, Цыган пошевелился, разминая мышцы, и неожиданно спросил:

– Ещё вопросы?

– Есть вопрос. А кто тут главный?

– В каком смысле?

– Кто хозяева этого мира? Ведь не само по себе всё тут?

– Да чёрт его знает, кто тут хозяева, – Цыган очень искренне пожал плечами. – Нет тут никаких хозяев. Или мы этого не знаем. Тут много всего намешано – и внешники, и скребберы, и серые – они в чёрных кластерах живут. Человек здесь, знаешь… как случайный прохожий, который воды попросил попить – дальше коридора нас не пускают. Мы ни с кем особо не пересекаемся. Только выживаем.

– А монстры?

– А что монстры?

– Ну, эти, огромные.

– А… так ты ещё не понял? Это заражённые. Те же самые, которых ты зомби называл, только отожравшиеся. Они почему на зомби похожи? Потому что голодные. Попав в организм, вирус начинает его перестраивать. А для этого нужно много белка. Вот и выглядят они как дохлые, и даже дохнут, если не пожрут. Ты думаешь, они за тобой охотятся, потому что ненавидят и убить хотят? Ты для них просто ходячая котлета. Бегающая куча белка. Подкинь им свинью, или корову – про тебя и забудут. Ненадолго, правда. Белок им нужен постоянно. Поэтому они всё время охотятся. В том числе и друг на друга, но это они любят меньше – им нашего мясца подавай, иммунного. И те, кому везёт с охотой, развиваются в более сильных монстров. Мы их делим примерно на десять видов по развитости, силе и количеству трофеев. Но это видеть надо, рассказывать бесполезно.

Цыган встал, потянулся, зевнул и вопросительно посмотрел на Тарча. Тарч тоже поднялся, расстегнул ремень, поправил одежду, застегнулся и, глядя, как рейдер поднимает рюкзак, спросил:

– Куда мы сейчас?

– Завтра я отведу тебя в ближайший стаб и, надеюсь, больше никогда не увижу. А сейчас надо заняться делом.

– Делом?

– Да. Мы идём на охоту.