Приказано жениться
– Да ты! Сам-то хорош! Сплошные амуры! Мне про тебя фрейлины все порассказывали!
– И что же они рассказывали?
– Как ты по девкам бегаешь!
– Ну, коли девка сама в кусты идет… грех не воспользоваться! – разозлился Григорий.
Он ожидал благодарности за помощь, а не упреков. Да и сама Настя была хороша! Разодетая, с ярко сияющими серо-голубыми глазами, она невольно привлекала внимание мужчин, охочих до всего нового.
Белов достаточно долго смотрел, как она, стоя у фонтана, улыбалась сопровождавшему её Севе. А тот аж из кожи вон лез, стараясь угодить. Ну ничего, теперь он поостережется, да и остальные, впрочем, тоже: весть о том, что Насте покровительствует сестра Григория быстро разлетится среди офицеров.
– Я не сама! – вдруг как-то жалобно возразила Настя. – Я просто уйти хотела, они так пронзительно на итальянском верещали, что голова разболелась! Я из-за этого и Севу твоего оттолкнуть не могла!
Белов с изумлением посмотрел на нее и вдруг расхохотался.
– Ты только государыне это не говори, – посоветовал он, – А то с тебя станется!
Настя лишь поморщилась и невольно потерла нывший все сильнее висок. Смех лишь усилил боль. Голову словно сдавливал железный обруч. Григорий заметил это.
– Сильно болит? – вдруг с сочувствием спросил он.
Настя упрямо мотнула головой, при этом закусив губу. Если Белов сейчас уйдет, она сможет попытаться воспользоваться своей силой. Правда, на себе получалось плохо. Но Григорий не уходил. Наоборот, подхватив девушку под руку, он провел её к ближайшей скамейке, усадил и сам сел рядом.
– Посиди просто, – спокойно сказал он. – поутихнет, я тебя до дому провожу.
Девушка лишь скривилась, но, к её удивлению, Григорий оказался прав. Вдали от шума, боль утихла. Настя выдохнула и украдкой взглянула на сидящего рядом гвардейца.
– Прошло? – он повернулся к девушке, как ни в чем не бывало.
К губам прилипла травинка, которую Белов только что жевал. Настя вдруг отметила, что губы у преображенца, что у статуй на каскаде, лепные, а на гладко выбритом подбородке – небольшая ямочка.
Заметив, что гвардеец смотрин на нее настороженно, девушка протянула руку, неловко смахнула травинку с губ, задев пальцами теплую кожу.
– Тебя что, в казармах не кормят? – неловко пошутила Настя.
– Кормят. Коли к ужину являюсь, – ответил Белов.
Голос звучал напряженно. Он не сводил своего звериного взгляда с девушки. Настя поежилась, вспомнив, что так же смотрят волки.
Она несколько раз встречалась с ними в лесу, животные её не трогали, видимо, чуя спящую в ней силу. При мысли, что преображенец наполовину зверь и тоже мог почуять её сущность, Настя похолодела.
– Тогда чего траву жуешь? – прошептала она лишь потому, что этот вопрос был заготовлен.
– Да так, задумался, – Григорий вздохнул. – Я к государыне ходил. Она обещала про приказ не рассказывать и сроку нам месяц дала.
– Долго как, – вздохнула Настя, понимая, что ей тяжело будет месяц скрывать свою тайну.
Итак вон, два раза уже чуть силой не воспользовалась, да и у самого Белова чутье звериное.
– Долго? – удивился гвардеец, – Отчего ж долго?
– Плохо мне здесь, Гриша. Я словно в темнице золотой, отец мой в остроге… – огромные серые глаза посмотрели с мольбой. – Давай мы обвенчаемся, и уеду я с отцом.
– А я?
– А ты быстро утешишься, – Настя с удивлением заметила, что лицо преображенца будто окаменело.
– Вот значит, как, – процедил он. – Смотрю, ты уже все решила! И за себя, и за меня!
– А чего тянуть? – девушка пожала плечами. – Ты сам говорил, что не избежать нам свадьбы…
Белов в ответ лишь скрипнул зубами.
– Знаешь, что, – произнес он, почему-то сжимая кулаки. – Коль я так тебе не мил, что ж ты со мной здесь сидишь?
– Ты же сам… – Настя растерянно захлопала глазами. – Гриша, ты что, обиделся?
– Нет! – рявкнул он, почти срываясь на рык.
Девушка вздрогнула и хотела спросить еще что-то, но Белов вдруг замер, по-звериному пристально всматриваясь в сумеречный парк. Верхняя губа подрагивала, словно гвардеец пытался оскалиться.
– Ты чего? – спросила девушка, касаясь руки преображенца.
Он стремительно обернулся, звериные глаза так яростно сверкнули, что Настя вскрикнула. Белов заморгал и тряхнул головой. Потом виновато покосился на девушку.
– Испугалась? – слегка хрипло спросил он.
– Н-н-нет, – Настя прикусила губу, понимая, что голос дрожит, потом вновь посмотрела на Григория и все-таки покаянно призналась. – Испугалась. Глаза у тебя…
– Волчьи! – хмыкнул он. – Так ты их и раньше видела!
– Они не такие были, – возразила Настя. – Ты ими сейчас так сверкал… аж мурашки по коже!
Белов довольно ухмыльнулся. Было видно, что слова девушки ему приятны.
– Ты не бойся, я тебя не трону, – пояснил он. – Мы при преображении разум не теряем.
– А ты преобразиться хотел? Обернуться то есть? – ахнула девушка. – Но… зачем?
– Да так. Не бери в голову, – отмахнулся Григорий. – Показалось.
– Ты же почуял что-то? – настаивала Настя.
– И откуда ты такая догадливая? – Белов с наигранной досадой взглянул на девушку. – Только вот не там, где надо!
– А где надо?
– Да хоть с Севой с тем же! Вот почто ты с ним в парк пошла?
– Да не ходила я! – возмутилась Настя. – Он сам меня потащил! Я вырваться пыталась! Вот те крест!
– Не горячись, видел я все, почему и вмешался, – Григорий с интересом посмотрел на девушку. – Слушай, а ты и вправду бы Севе в ухо дала?
– Не знаю, – та пожала плечами. – Если бы не отстал, пришлось бы.
– Смотри-ка, это ж и мне тебя опасаться придется! – усмехнулся Григорий и протянул руку, – Пойдем!
– Куда?
– Ясно дело, до казарм меня проводишь! Если кто нападет – в ухо двинешь! – рассмеялся гвардеец и, заметив, что Настя обиженно засопела, поспешно добавил. – До дому тебя провожу. Ночь все-таки, мало ли кто на пути встретится.
Понимая, что отказываться глупо, девушка оперлась на предложенную руку. Белов направился к выходу, стараясь идти так, чтобы Насте не приходилось бежать.
Избегая шумной толпы, все еще веселившейся у каскада, Григорий направился к спуску, предназначенному для лошадей.
Внезапно Настя остановилась. Спину прожег злой взгляд. Девушка обернулась, но аллея была пуста.
– Настя, ты что? – поторопил Белов.
– Да показалось, – пробормотала она и чувствуя, что голова вновь начинает болеть, добавила чуть громче. – Похолодало-то как. Пойдем быстрее!
Преображенец нахмурился, но не стал возражать.
Глава 8
Григорий проводил невесту до порога фрейлинского дома, наказал закрыть дверь и убедился, что засов громыхнул, после чего поспешил обратно в парк.
Караульные у ворот при виде Белова вытянулись в струнку. Он не обратил на них внимания, почти бегом спускаясь по той самой аллее, по которой они с Настей недавно поднимались. Мимо проехал конный дозор.
– Гришка! Белов! – окликнул его один из всадников. – Куда так спешишь?
– Сашка, – гвардеец притормозил и посмотрел на друга. – Извини, не признал! Ты что ль сегодня в карауле?
– Я с Алымовым поменялся, – тот придержал гарцующего коня. – А ты что здесь бродишь? Опять амуры?
Белов вздохнул. Сашка Левшин был одним из немногих, с кем Григорий действительно водил дружбу.
Невысокий, темноволосый, Левшин, выходец из Малоруссии, сбежал из дому и поступил в кавалерийский полк, где и служил весьма успешно. С Григорием они познакомились в Красном кабачке, сначала предаваясь обильным возлияниям, потом отражая нападение кого-то из семеновцев. Драку разняли, все участники сего непотребства попали на гауптвахту, откуда Белов и Левшин вышли уже друзьями не разлей вода.
– Почти, – врать другу не хотелось.
– Тогда что? – почувствовав, что друг не договаривает, Левшин моментально насторожился.
Белов поколебался, а потом признался.
– Не знаю, Саш. В той части парка было что-то. Может, привиделось. Как рыбиной ледяной вдоль хребта провели.
– Поехали, посмотрим? – Левшин сделал дозору знак развернуть коней.
Григорий покачал головой:
– Нет. Я сам схожу.
– Гриш… – приятель заколебался.
– Сашка, я ж преображаться буду. Всех коней вам распугаю! – фыркнул Белов. – Здесь останьтесь. Если что – позову.
Левшин хотел возразить, но встретился глазами с пристальным волчьим взглядом и кивнул. Григорий усмехнулся и направился к ограде парка, за которой располагался Зверинец – охотничьи угодья императрицы.
Свернув с аллеи, гвардеец юркнул в кусты, уже в прыжке он чувствовал, как вытягивается его тело, превращаясь в звериное.
Этим мгновенным преображением все они были обязаны Якову Брюсу. Именно он, кудесник из Сухаревой башни, в давние времена придумал обряд, позволяющий избежать долгого и болезненного превращения человека в зверя.
Миг, и молодой волк вынырнул из кустов. В нос ударил сонм запахов. Теперь было прекрасно слышно, как у Самсона продолжается веселье. Белов различил голос Елисаветы Петровны и вильнул хвостом – преданность волков императрице была безгранична.
Государыня рассмеялась, и гвардеец подавил в себе щенячий восторг кинуться к ней. Напротив, он неспешно потрусил туда, где они сидели с Настей. Голоса теперь звучали совсем тихо и почти не отвлекали. Зверь повел носом, ища следы.
От скамейки все еще пахло свежестью, точно родник в лесу. К этому примешивался запах мяты и еще чего-то, заставившего волка задрожать всем телом. Захотелось бросить все, перемахнуть через забор и приблизится к заветному крыльцу фрейлинского домика. И там…
Глухое ворчание вырвалось из глотки. Зверь отряхнулся, прогоняя греховные мысли, и закружил по поляне, рыская в поисках другого запаха, так насторожившего Белова.
Запах обнаружился лишь на самом краю поляны. Еле уловимый, он заставил вздыбить шерсть на загривке. Из пасти вырвался глухой рык.
Волк уткнулся носом в траву и уверено потрусил к заливу. Следы привели на самый берег.
Белов покосился на свинцово-серые воды, невысокие волны, плещущиеся о камни, вздохнул. Лезть в воду свершено не хотелось, но забор, ограждавший парк от Зверинца уходил в воду. Он был составлен из тонких заточенных пик, отбивавших охоту пытаться перепрыгнуть его или же перелезть.
Преображенец заколебался. Можно было вдоль забора вернуться к воротам, открыть их и пройти посуху, как вдруг он услышал несколько вскриков. Резкий солоноватый запах теплой крови ударил в ноздри, будоража зверя.
Григорий, не задумываясь более ни минуты, кинулся в холодную воду залива. Из-за дождей воды прибыло и лапы едва достигали дна. В несколько прыжков Григорий обогнул ограду и, даже не отряхнувшись, устремился вперед.
Гул в ушах нарастал. Зверь в гвардейце бесновался. Кровь. Свежая кровь. Такая теплая и ароматная… Волк скалился в предвкушении. Белову пришлось приложить все силы, сдерживая в себе хищника.
Он опоздал. Тело крестьянина было брошено под раскидистым дубом, вся земля вокруг которого была залита кровью. Мужик лежал на спине, раскинув руки и уставившись безжизненными глазами в темную листву. Живот был распорот, и все внутренности выедены.
Даже находясь в зверином обличье, Белов почувствовал тошноту. Его зверь бесновался, дурея от запаха мертвечины. Волк был голоден.
Григорию пришлось потратить несколько драгоценных минут, усмиряя самого себя. Затем он вернулся к трупу и тщательно обнюхал землю, пытаясь найти следы того зверя. Обнаружив их, преображенец вновь помчался, прижимая длинный нос к траве. Следы привели к заливу.
Преображенец выругался и с тоской взглянул на белые барашки волн. Оборотень, учинивший беспредел, оказался достаточно умный. Григорий уже не сомневался, что это был волкодлак.
Гвардеец знал о людях, которые пытались раскрыть тайну обряда Якова Брюса. Весь месяц находясь в человеческом обличие, эти люди в полнолуние превращались в монстров, собиравших кровавую жатву людских жизней.
Рыкнув от досады, Григорий направился обратно в парк. Обогнув забор, он отряхнулся и вновь принял человеческий облик.
Мокрая одежда противно липла к телу, но Белов не обращал на это внимание. Быстрым шагом он вышел на аллею и несколько раз пронзительно свистнул. В ответ раздался топот копыт. Застоявшиеся кони вылетели прямо на преображенца.
– Почему так долго? – заметив друга, Левшин осадил коня так, что тот взвился на дыбы. – Гришка, у тебя вся одежда мокрая! Купался что ли?
– А это, да ерунда, время берег, – он махнул рукой, капли сорвались с руки и полетели на траву. – Беда у нас, Сашка…
– Какая?
– В зверинце мужика задрали…
– Кто? Волки?
– Волки… если бы волки… – Белов подошел и, не взирая на всхрапывающего от испуга коня, тихо зашептал другу. – Волкодлак у нас, Сашка, объявился.
– Свят, свят, свят, – закрестился приятель, перекидывая повод в одну руку. – Ты уверен?
– Да. Лично видел. Иди, своим докладывай, а я к Бутурлину схожу. Нельзя эту пакость так выпустить!
– Хорошо. Где тело указать сможешь?
– Смогу. Если зверь его не забрал.
– А мог?
– А кто его знает? Ты-то знаешь, что без инициации оборот непредсказуем… – Белов вздохнул, вспоминая каких трудов стоило ему самому успокоить разбушевавшегося при виде покойника зверя.
Глаза до сих пор то и дело застилала кровавая пелена, а в ушах шумело. Даже мокрая и холодная одежда, облепившая тело, не могла привести в чувство.
– Ладно, Сашка, пойду я. Ты тоже не мешкай. Как дежурство закончишь, в кабак приходи, мне тебе многое рассказать надобно!
И, не дожидаясь ответа, Белов почти бегом направился по аллее.
Деревянный дом подполковника Лейб-гвардии Преображенского полка Александра Борисовича Бутурлина находился неподалеку от казарм. Дом был построен совсем недавно, как временный, но подполковник, похоже, не собирался пока перестраивать его.
Белов легко перемахнул через невысокий забор, рыкнул на подбежавшего сторожевого пса так, что тот, пождав хвост, юркнул в будку, и вбежал на крыльцо.
– Семен, открывай!
– Кого это там принесло? – дверь скрипнула, на пороге показался светловолосый мужик в зеленом потертом мундире. – Григорий Петрович? Вы? Случилось что?
– Дело есть. Срочное. Должи, – преображенец шагнул в сени.
– Дык это… – Семен ошарашенно смотрел на мокрого гвардейца. – Александр Борисович…
– Доложи, – звериные глаза ярко сверкнули. Григорий смело прошел в залу, большую комнату, окна которой выходили на обе стороны. – Или я так войду!
Представив себе, что Белов исполнит сказанное, Семен с испугу перекрестился.
– Обождите здесь, – мужик юркнул по коридору дальше в спальню полковника. Оттуда донеслась ругань, затем последовал удар о стену.
– Ты чего? На каторгу захотел?! На завод? – по всей видимости, подполковник запустил в слугу сапогом.
– Александр Борисович, это Белов! – окликнул Григорий. – Отлагательств дело не терпит!
– Проходи!
Белов шагнул в комнату, по пути разминувшись с вылетевшим, будто ошпаренным, Семеном.
Бутурлин сидел на кровати, нахмурив свои густые брови. Ночной колпак сполз на ухо, открывая светло-русые коротко стриженные волосы. Круглые серые глаза внимательно смотрели на вошедшего офицера.
– Ты чего мокрый? – спросил он.
– Да так, в заливе плавал, – Григорий коротко пересказал случившееся.
Бутурлин слушал, не перебивая. Во время рассказа подчиненного он не задал ни одного вопроса, лишь слегка опустил голову, отчего второй подбородок явно обозначился.
Закончив повествование, преображенец замолчал, выжидающе глядя на командира. Александра Борисовича в полку любили. Старый матерый волк, он служил денщиком самому Петру великому. Поговаривали, что именно он первым прошел обряд инициации, разработанный Брюсом.
Как бы то ни было, командиром Бутурлин был строгим, но достаточно справедливым: при провинности взыскивал по полной, но и с наградой не мешкал. Григорий до сих пор был признателен ему за тот давний случай с сестрой.
– Кто еще знает? – наконец спросил подполковник.
– Левшин. Из конного полка. Он как раз в карауле был.
– Хорошо, – Бутурлин пошевелил своими пухлыми губами и громко крикнул. – Семен!
– Чего изволите, ваше благородие? – тот вновь появился в комнате так быстро, что стало понятно, мужик явно подслушивал под дверью.
– Принеси мне одежду и книгу Святую!
– А книгу-то зачем? – насторожился мужик.
– Клятву давать будешь, – усмехнулся хозяин.
– Ка-какую клятву?
– Что никому не расскажешь, что сейчас слышал!
– Барин! Александр Борисович! – Семен начал истово креститься, – Да чтобы я? Да кому? Да вот вам крест!
– Ладно, ладно, – отмахнулся подполковник. – Гриш, ты меня в зале обожди!
Белов щелкнул каблуками и вышел. Очутившись в зале, он, памятуя, что все еще в мокрой одежде, не стал садиться, а подошел к окну. Судя по слегка розовеющему небу, наступал рассвет. Григорий вздохнул и, услышав шаги, повернулся.
Командир полка, уже одетый в военный мундир, появился в дверях.
– Пойдем, – скомандовал он. – Место покажешь.
В парк они заходить не стали, а пошли сразу в зверинец. Заспанный сторож попытался было возразить, но Бутурлин рявкнул так, что тот сразу же признав подполковника, распахнул ворота.
Белов повел было командира к дубу, но тот и сам шел в нужном направлении, периодически принюхиваясь. Кровью пахло знатно.
Зверь вновь бесновался, пытаясь одержать верх. Григорий то и дело поглядывал на командира, в который раз поражаясь его спокойствию.
– Что, Гриша, волк в тебе лютует? – вдруг спросил тот, заметив косые взгляды молодого офицера.
– Лютует, Александр Борисович, – признался тот.
– Это по молодости. Коль правильно пару себе найдешь, отпустит!
– Где ж её найдешь? – проворчал Белов, внезапно вспомнив Настю.
Он вдруг вновь ощутил запах свежей мяты у ручья. Волк пристыженно притих. Пелена спала с глаз, и Гриша заметил, что из-за горизонта вот-вот покажется солнце.
Тем временем подполковник вышел к дубу.
Григорий боялся, что волкодлак уберет тело, но загрызенный крестьянин все еще лежал там. Над ним уже начинали кружить вороны.
– Вот ведь напасть! – Бутурлин благочестиво перекрестился. Белов последовал его примеру. – Ладно, Григорий, ступай, поспи хоть, тебе на караул сегодня заступать, а я сейчас кавалеристов наших дождусь, да покумекаю, как государыне доложить.
– Но Александр Борисович! – преображенец попытался возразить, что негоже ему оставлять своего командира одного, но был остановлен грозным рыком.
– Это приказ! Марш в казарму!
– Так точно! – Белов развернулся и направился обратно к воротам, в которые уже, судя по шуму, залетали кавалеристы во главе с Сашкой Левшиным.
– Да, Гриш, – вдруг окликнул его командир. Белов обернулся. – В кустах то ты чего делал? Опять девку обольщал?
– Невесту искал, – мстительно ответил преображенец. – По вашей да государыни рекомендации!
– Ты на меня зубы-то не скаль! – беззлобно фыркнул подполковник. – а то вмиг на цепь посажу! Иди уж! Жених!
Белов кивнул и вновь направился к воротам. Мимо него проскакал отряд кавалеристов, Григорий лишь успел махнуть рукой другу, давая понять, что все договоренности в силе.
К казармам он пришел окончательно продрогший, усталый и злой. Разбудил Ваську, молча разделся и юркнул под одеяло, с наслаждением вытягиваясь на теплых простынях.
Сон пришел почти сразу. Он был путаный, рваный, и Григорий запомнил лишь то, что бежал куда-то, ища столь полюбившийся запах мяты, растущей у ручья.
Глава 9
Утром Настю разбудил стук в дверь. Выбежавшая на стук Глаша вскоре вернулась.
– Настасья Платоновна, платья принесли! Я сказала, чтоб сундук пока поставили у входа. Потом Петр с Васенькой затащат!
При упоминании имени денщика Белова, Настя лишь вздохнула, строго наказав себе переговорить с преображенцем. Девушка оглянулась на сладко спящую соседку, поднялась и, накинув домашнее платье, вышла в коридор.
Глаша уже открыла сундук, доставая оттуда наряд, в котором Насте надлежало заступать на службу.
– Что тут за шум? – Даша вышла из своей комнаты.
– Платье прислали, – как не старалась Настя выглядеть спокойной, она с восторгом рассматривала обновку.
Голубое, с пеной серебряных кружев, должных подчеркнуть изящество рук и груди, фрейлинское платье вызывало у девушки, привыкшей к гораздо более скромным одеяниям, трепетный восторг.
– Что стоишь, – поторопила её Дарья. – Иди у меня оденься, нам скоро на службу заступать.
Сборы заняли гораздо больше времени, чем предполагала Настя. Красавица императрица была большой модницей, часто меняла наряды и требовала того же от всех.
– Мне сказывали, у нее в комнате тысячи платьев! – щебетала Дарья, поправляя свои локоны.
– Говорят государыню никто дважды в одном не видел? – спросила Настя, припомнив то, что ей рассказывали соседи.
– Конечно! Все ткани, что в Питерсбурх привозят, сперва Елисавете Петровне показывают, а уж потом остальным, – Дарья отстранилась, давая подруге возможность посмотреться на себя в зеркало. – Смотри-ка, как тебе голубой к лицу!
Настя лишь улыбнулась, с удовольствием разглядывая себя в небольшое зеркало.
– Шифр приколи, не забудь, не то государыня по щекам отхлещет! – напомнила Дарья.
Глаша охнула и поспешила принести бриллиантовый вензель на голубом банте, который прикалывался к плечу. Следом за крепостной в комнату зашла и заспанная Лизетта.
– О, вы уже собрались! – поприветствовала она подруг, – Настя, а ты чего с представления ушла?
– Да так, голова с непривычки разболелась, – отмахнулась та, не желая рассказывать об очередном вмешательстве Белова. – Слишком уж тонко да звонко певцы рулады выводили!
– Привыкай! – Лизетта села за стол и потянулась. – Ой, девоньки, я вчера с Матвеем своим целова-а-алась! Он, стервец, мне в платье полез, исподнее проверять, я его по щеке ударила, а он меня хвать и целует!!!
– Хватит байки рассказывать! – фыркнула Дарья, в отличие от Насти совершенно не впечатленная этой речью. – Не давала ты ему по роже!
– А вот и давала!
– Не давала! – Дарья вновь подошла к зеркалу. – Видела я вчера все!
– Когда успела? Ты ж вчера весь вечер от своего Апраксина не отлипала!
– Мы по аллее гуляли! – Дарья повернулась к Насте. – Ну что, готова? Тогда пошли. Лизка, за старшую будешь!
Девушки вышли из дому, и только тогда Настя сообразила, что тучи разошлись, а на небе появилось солнце.
Его яркие лучи сияли, переливаясь на золоченых куполах церковного флигеля. Зеленая листва казалась очень яркой, а цветы на клумбах источали приятный аромат. После промозглой сырости последний дней это было просто волшебством. Настя остановилась, с удовольствием подставив лицо солнцу.
– Ну что замерла? Смотри, потом веснушки сводить будешь! – поторопила Дарья подругу.
– Велика беда! – отозвалась девушка. – Зато солнышко пригревает…
Злой взгляд заставил ее прерваться. По спине вновь пробежал холодок. Настя оглянулась, но вокруг кипела обычная жизнь. Мужики волокли бревно, по дороге медленно ехала телега, груженая кирпичом. На другой стороне улицы разодетый франт пытался перейти по мосткам, не запачкав грязью чулки и туфли. Показалось, или кусты зашуршали…
– Даш, пойдем быстрее, – подхватив удивленную подругу под руку, Настя юркнула мимо караулов в парк.
Остановилась она лишь во дворце.
– Настасья, ты чего сегодня такая заполошная? – спросила Дарья, слегка отдышавшись.
– Да так… – та смутилась, рассказывать все не хотелось, а без этого объяснения про взгляд выглядели глупо. – Волнуюсь я, Даша…Непривычно все… а коли что не так будет?
– Вот еще выдумала! Чего волноваться-то! С нами еще Варя будет. Ты за нас держись, первой на звонок не беги, а запоминай, что мы делаем, вот так и справишься потихоньку, – Дарья подхватила подругу под руку, провела по лестнице для прислуги.
Они миновали темное помещение и вышли в комнату, стены которой были затянут красным шелком. По углам комнаты стояли знамена, а в центре расположился стол, за которым сидели офицеры. При виде фрейлин они вскочили, небрежно покидав карты на стол.
Уловив на себе настороженный взгляд трех пар желтых волчьих глаз, Настя поняла – преображенцы. Все трое – молодые, высокие, статные. Белова среди них не было.
– Добрый день, господа, – Дарья улыбнулась. – Анастасия, сии отъявленные ловеласы – офицеры Преображенского полка Петр Васильев, Семен Сазонов, да Илья Волков. Господа, представляю вам Анастасию Платоновну Збышеву, новую фрейлину государыни нашей. Прошу любить и жаловать.
Двое поклонились, а третий смело шагнул вперед.
– Любить – это мы завсегда, – лихо подмигнул он, склоняясь над Настиной рукой. – Вы только скажите! Петр Васильев, к услугам вашим!