Элайджи в мире эльфов, или Алекса – мой эльф

Глава 1

– Кукареку! – закричал первый петух, и все как будто проснулось с этим хриплым кукареканьем.

Как ни странно, но жизнь в деревушке «Цветочные луга» начиналась именно с этого звука ровно по часам. Все как заводные начинали открывать ставни окон, одеваться, готовить завтрак, доить коров, рассыпать просо для кур, в общем, заниматься своими повседневными заботами.

Это был месяц май, солнце светило вовсю и, обогревая своими лучами, заставляло то и дело жмуриться и бесконечно подносить ладонь ко лбу.

Безжалостное «Кукареку!» раздалось снова, напоминая соням, что все-таки пора вставать.

– Му-у-у-у, – промычала корова Му и заглянула в окошко соломенной стены посмотреть, проснулся ли ее хозяин. Мальчик продолжал спать, не реагируя на старания Му и деревенских петухов. На самодельный деревянный подоконник вскочил пушистый, но немного исхудавший кот Цезарь и лапой с небольшим скрипом отворил правую створку окна. Луч солнца моментально ворвался в крохотную комнатушку и остановился на лице мальчугана. Парень немного сморщился, но упрямо не открывал глаз. Под кроватью что-то зашевелилось, и оттуда появилась голова пса, а затем и весь пес. Он радостно гавкнул и, заскочив своими передними лапами на край кровати, начал облизывать лицо и руки хозяина.

– Смельчак… прекрати, – сонно промычал мальчик, упрямо не открывая глаза.

С подоконника на подушку тотчас спрыгнул Цезарь и начал аккуратно, по-своему, по-кошачьи облизывать сонного мальчика. Пес снова гавкнул и, схватив одеяло за кончик, начал стягивать его на пол.

– Смельчак, сейчас я встану… еще пять минут…

Но пес, совершенно не слушаясь своего хозяина, продолжал стягивать одеяло. На подоконник со двора запрыгнула белка, издавая при этом странное тихое тарахтение, присущее всем белкам.

– Му-у-у-у, – снова замычала Му, понимая, что, по всей видимости, старания их бесполезны.

– Еще одну минуточку… уже встаю… – продолжал почти шепотом говорить мальчик.

– Эла-а-айджи-и! – раздался эхом чей-то противный женский голос. – Вставай, негодный мальчишка, пора приниматься за работу.

Это был голос миссис Дорис Бунч, жены мистера Финли Бунча. От этого голоса Элайджи вскочил мгновенно, будто его окатили ледяной водой. Никакие старания бедных животных не могли поднять его с постели так, как это делал голос миссис Дорис. Его тембр говорил сам за себя, как и внешность его хозяйки. Миссис Дорис Бунч была женщиной с характером. Причем Элайджи не знал ни одного человека, кому бы этот характер хоть немного нравился. Да что и говорить, все ее знали как женщину сорока пяти лет, воспитывающую шестерых детей, главу семейства, корыстную, строгую, может быть даже злую, но работящую. Это был один из немногих плюсов миссис Дорис. Один Бог знал, сколько в этой женщине было лошадиных сил. В деревне ее побаивались, а некоторые даже уважали, но захаживали к ней редко и то по крайней надобности. Деревенские мальчишки проверяли себя на храбрость, споря, кто нарвет яблок в ее саду.

Миссис Бунч была единственным человеком в деревне, которая вставала раньше петухов. Ни свет ни заря она просыпалась, собирала в копну свои длинные, местами поседевшие волосы, закалывала их гребешком, одевала одно из своих трех платьев, повязывала сверх него немного пожелтевший фартук с оттопыренными карманами и засучив рукава принималась за работу. Растопив печь, она шла доить коров под разбивающее немую тишину кукареканье первых петухов, после чего, как это было уже принято, кричала: «Эла-а-айджи, вставай, негодный мальчишка…» Для Элайджи это был своеобразный будильник, который никогда не ломался, не ошибался и не отставал.

Элайджи потянулся, сладко зевнул и протер кулачками глаза.

– Новый день, новые приключения, – сказал он и, подойдя к окну, открыл вторую створку.

На дворе уже рассвело, и солнце начинало прогревать остывшую за ночь землю. Элайджи закрыл глаза и, с большим наслаждением вдохнув утренний воздух, снова потянулся. Ах, как же он любил проснуться таким свежим, слегка прохладным весенним утром и дышать, дышать этой свежестью, впиваясь своими зелеными глазами в небо и сразу же жмурить их от солнца.

– Доброе утро, Лои, – сказал он белке, все еще сидевшей у него на подоконнике.

– Тр-р-р-р, – ответила белка, по-видимому желающая доброго утра тоже.

– У меня для тебя есть подарок, – сказал Элайджи и бросился шарить в карманах своих штанов, которые висели на спинке деревянного самодельного стула.

– Тр-р-р-р, – одобряюще затарахтела белка.

– Вот держи, я припрятал это для тебя, Лои, – и Элайджи вручил белке пару лесных орехов.

– Тр-р-р-р, – обрадовалась Лои и, жадно схватив орехи, спрыгнула с подоконника во двор.

Элайджи улыбнулся, наблюдая за неуклюжей Лои, то и дело роняющей по дороге орехи. Пес снова гавкнул, пытаясь привлечь внимание хозяина.

– Смельчак, иди ко мне, малыш, – сказал Элайджи и присел на корточки, чтобы покрепче обнять своего друга. – И кто это стаскивал мое одеяло?

Но Смельчак продолжал вилять хвостом и облизывать мальчику лицо. Элайджи быстро заправил кровать и начал надевать свою единственную рубашку и светло-коричневые штаны на шлейках, идущих сзади накрест, которые он донашивал за Сэмом – старшим сыном миссис Дорис. Штаны эти неоднократно рвались и поэтому были все в заплатках. У кровати лежала пара стоптанных, грязных башмачков. Элайджи хотел было их надеть, но под его руку упрямо протиснулся кот Цезарь и начал обтираться и мурлыкать, проводя своим пушистым хвостом по его щекам.

– Да, Цезарь, сейчас я налью тебе молока, – сказал Элайджи, пытаясь дотянуться до башмаков.

Услышав эти слова, Му тотчас же вытащила голову из окна и побежала в другой угол сарая.

– Му, не будь жадиной, – окликнул ее Элайджи. – Ведь мы с вами друзья и мы должны помогать друг другу.

С этими словами Элайджи достал из-под кровати маленькую мисочку и надоил туда немного молока. Цезарь, не отходя от него ни на шаг во время всей процедуры, жадно прильнул к миске со свежим коровьим молоком и благодарственно замурчал.

Дверь резко распахнулась, и в сарай вошла миссис Бунч с ведром молока, которое она уже надоила у первых двух коров. Всего у них было три коровы, один поросенок, лошадь и два десятка кур, не считая цыплят. Смельчак, хоть и был сторожевым псом, но при виде миссис Дорис моментально забрался под кровать.

– Лентяй! Почему так долго собираешься? Иди покорми кур, потом пойдешь в огород, накопаешь хрена, перетрешь его с листьями капусты и моркови и накормишь хряка. Собери в курятнике яйца да почини забор в огороде у яблони, эти деревенские мальчишки снова пытались своровать у меня яблок. Я одного поймала, да так оттягала его за ухо, чтоб больше неповадно было никому в мой огород нос совать. И поймай мне курочку помясистей, сегодня одиннадцатое мая, у нас в деревне праздник, если ты не забыл. На ужин у нас будет жареная курица с яблоками и рисом. И если ты со всем управишься, я, так и быть, разрешу тебе посмотреть на фестиваль талантов. Говорят, сегодня будет петь Эмили Прюмор, у нее единственной среди этих бездарностей есть голос.

К одиннадцатому мая жители «Цветочных лугов» всегда готовились особенно тщательно. Да еще и кругленькая дата – столетие деревни – делало этот праздник в сто раз значимей и важней. Уютная и крохотная деревушка «Цветочные луга» располагалась среди зеленых холмов и лесистых гор и была идеальным местом для подобных селений, которые были раскиданы по всей их территории. Свежий воздух и умопомрачительная природа подкупали своей свежестью и красотой и влюбляли в себя каждого, хоть раз посетившего эти просторы. Обожая свою деревушку, жители решили устроить гуляния с размахом, организовав грандиозную ярмарку, фейерверки и всеразличные, традиционные для ярмарки конкурсы и выступления.

– А можно я приму участие в конкурсе изобретателей? Я сделал такие крылья… – с надеждой в голосе проговорил Элайджи.

– Нет, это исключено. Крылья… ха… что придумал. Спускайся на землю и марш за работу, – перебила его миссис Дорис. – Не для этого я тебя приютила, чтоб ты всякие глупости выдумывал.

– Но это не глупости, это…

Но миссис Дорис так на него посмотрела, что Элайджи мгновенно замолчал и вышел во двор.

– Это моя мечта, – продолжил он свою фразу и обернулся назад.

– А ну, пошел вон! – пнула миссис Дорис кота и подвинула маленький табурет поближе к корове, чтоб было удобней доить.

– Му-у-у-у, – замычала от негодования Му.

– Бедная Му, – с сочувствием сказал Элайджи Смельчаку, который, осторожно вылезши из-под кровати, сразу же юркнул во двор. – Ну что, пошли, малыш, будешь мне помогать, только не ешь яйца, как в прошлый раз, а аккуратно складывай их в корзину. А когда мы все сделаем, мы пойдем на обрыв и будем испытывать мои крылья, чтобы я смог сегодня принять участие в конкурсе изобретателей. И тогда я уеду в большие города и буду всем показывать свои крылья… И я буду летать, а они все будут, разинув рот, смотреть и восхищаться мною. А на деньги, которые я получу, я куплю тебе столько косточек, сколько тебе еще и не снилось. А Цезарю я куплю целую бочку самых лучших сливок. Лои получит орехов с запасом на целый год, а Му будет есть свежие яблоки, а не одно сено. Я так долго ждал этого дня, сегодня все изменится, я это знаю.

Мечты, что теплились в голове у Элайджи, сами, без всяких крыльев, отрывали его от земли и уносили куда-то очень далеко. Он понимал, что миссис Бунч ни за что бы не разрешила ему сделать что-то подобное, но мечтать-то она не запретила.

Элайджи забивал последний гвоздь в ворота, когда услышал: «Эла-а-айджи, что ты там копаешься так долго, иди есть».

– Иду! – крикнул он, еще раз стукнув молотком по забитому гвоздю.

Забор возле яблони был починен, и Элайджи пнул его ногой, чтобы проверить на прочность. Забор даже не пошатнулся, чем вызвал гордую улыбку на его лице. Под ногами на земле валялась куча яблок, струшенных вечером деревенскими мальчишками. Элайджи знал, что семейство Бунчей будет есть яблоки только с дерева, поэтому он быстро снял со своих плеч шлейки и, оттянув перед своей рубахи, начал собирать туда яблоки. Когда он набрал столько яблок, сколько был в состоянии унести, он отправился к пожилой миссис Дороти Лэй, которая жила по соседству и на старости лет осталась совсем одна.

– Миссис Лэй, миссис Дороти Лэй! – позвал ее Элайджи.

Но к двери никто не подходил. Элайджи толкнул дверь ногой, так как руки у него были заняты, и дверь поддалась. Миссис Дороти почти никогда не закрывала дверь, так как была рада любому, кто к ней заходил, а красть, кроме ее старых настенных часов с кукушкой, в доме было нечего. Элайджи застал миссис Дороти за ее любимым занятием – она сидела укрытая пледом у окна в кресле-качалке и спала.

Элайджи на цыпочках прокрался к столу, чтобы выгрузить яблоки, но тут одно яблоко скатилось на пол. Миссис Дороти проснулась от небольшого шума.

– Элайджи, – радостно проговорила она и улыбнулась. Возле ее глаз появились морщинки, которые появлялись всегда, когда она улыбалась, всегда, когда она видела Элайджи.

– Ой, миссис Лэй, я разбудил вас, я не хотел… – быстро начал он извиняться.

– Ничего, ничего, я рада, что ты меня разбудил. Хватит мне, старухе, спать. Как твои дела?

– У меня все замечательно, миссис Дороти, вот я принес вам яблок. Они очень вкусные и свежие.

– Неужели миссис Бунч решила угостить меня своими яблочками? – удивилась миссис Лэй, сама слабо веря в то, о чем спрашивала.

– Нет, но вы не волнуйтесь, она даже не заметит. Ведь вам должен кто-то помогать. Сама вы себя не прокормите. А хотите, я сегодня починю ваш забор, он совсем у вас уже развалился?

– А справишься ли ты с забором? Тебе только одиннадцать.

– Двенадцать, – перебил обиженно Элайджи. – И заборы я уже чинил.

– У-у-у, уж не серчай, сынок, на старости лет совсем слепая стала, не вижу, что ты уже совсем взрослый. Ну, коль говоришь, что справишься, то я только рада буду. А вечером заходи ко мне, я испеку яблочный пирог, и мы отпразднуем столетие нашей деревни, – со смехом сказала миссис Дороти Лэй и одобрительно потрепала золотисто-каштановые волосы Элайджи, которые отросли у него чуть ниже ушей и завивались на кончиках.

– Ой, праздник, я совсем забыл, я не могу сегодня починить ваш забор, я же буду участвовать… – И тут Элайджи замолчал, боясь проговориться.

– Участвовать в чем? – с любопытством переспросила миссис Лэй.

– А вы обещаете, что не скажете миссис Дорис?

– Да чтоб меня комары покусали.

– Я хочу принять участие в конкурсе изобретателей. Я сделал крылья и сегодня хочу испытать их и доказать, что человек может летать как птица. И если я выиграю этот конкурс, я буду соревноваться с победителями из других сел, а потом поеду в город. Наконец-то я вырвусь из лап этих Бунчей и заберу вас с собой и всех моих друзей.

– Но это рискованно! А если ты разобьешься или тебя увидит мисс Бунч, не сносить тебе головы, – попыталась остановить его миссис Дороти.

– Она не ходит на такие конкурсы, она считает это глупостью и идет только послушать Эмили Прюмор.

– Ах, если бы я еще не была глуховата, я бы тоже пошла послушала, как поет Эмили Прюмор. И все же, может, ты передумаешь с этой затеей?

– Нет, я так долго этого ждал! Главное, чтоб у меня все получилось, и тогда мне уже не страшна эта злюка – Дорис Бунч. А вечером, когда я выиграю, я приду к вам на пирог и расскажу, как пела Эмили Прюмор.

Дороти Лэй снова улыбнулась, морщинки смеха пестро засияли на ее лице, а в уголках глаз заблестели слезы.

– Мне уже пора, миссис Дороти, берегите себя.

– Элайджи! – крикнула миссис Лэй ему вдогонку.

Элайджи резво обернулся и вопросительно взглянул на нее.

– Спасибо тебе, – тихо и задумчиво проговорила она, и в ее голосе звучало так много благодарности. – Удачи на соревновании.

И Элайджи наградил ее такой улыбкой, от которой стало бы тепло даже в самый дождливый день, от которой даже у самого черствого человека растаяло бы сердце. И даже миссис Бунч иногда слегка улыбалась, видя его добродушную, еще совсем детскую, улыбку.

– Это вам спасибо! – крикнул Элайджи и помчался домой.

Когда он забежал в дом, за столом в ряд уже сидели пять пар голодных глаз и пять ртов, которые не переставая жевали.

– Тебе что, нужно особое приглашение? – закричала миссис Бунч. – Мог бы вообще не приходить. Теперь ходи голодный. Я думала, ты не придешь, и отдала твою порцию Сэму.

Сэм был рыжим пятнадцатилетним мальчишкой, его лицо было усеяно веснушками, и в деревне он слыл настоящим разбойником. Дорис Бунч не раз давала ему подзатыльник за жалобы соседей. Услышав, что его мать отдала ему порцию Элайджи, он с особым аппетитом принялся есть кашу и с ухмылкой посмотрел на него. У Элайджи заурчало в животе, голод был невыносимым.

– Но я чинил забор, и я его починил, – попытался оправдаться Элайджи, после чего он посмотрел на миссис Бунч и улыбнулся своей волшебной улыбкой. Миссис Дорис мгновенно отвела глаза.

– Ладно уж, прощу на этот раз, – вздохнув, сказала она более спокойным голосом.

Миссис Дорис взяла чистую миску и огромной ложкой шлепнула в нее содержимое кастрюли, которое она называла почему-то кашей, хотя выглядела эта каша как коричневое тесто. Но голод взял свое, и Элайджи начал уплетать эту так называемую кашу за обе щеки.

Когда все поели, Дорис Бунч приказала Элайджи вымыть всю посуду, после чего он мог быть свободен. Свободен, чтобы наконец приступить к осуществлению своей мечты.

Глава 2

Обрыв находился неподалеку от «Цветочных лугов», почти сразу возле леса. На самом деле это был маленький обрывчик, возможно даже просто крутой склон, но все ребята, играя в пиратов или лесных разбойников, для всей важности случая именовали это место именно обрывом и никак не иначе. За ним, в десяти шагах разлеглось небольшое, но уютное озерцо, где постоянно сидели, а иногда и жили рыбаки, все время ругаясь на деревенских мальчишек-пиратов, баламутящих воду и пугающих бедную рыбу.

У обрыва Элайджи привязал коня и начал отвязывать от седла замотанный в тряпки ценный груз. Он положил его аккуратно на траву, развязал веревку, словно это был подарок на день рождения, и достал из скупой «упаковки» свое сокровище.

Крылья, которые он смастерил из орлиных перьев, были просто великолепны и блестели на солнце словно золотые. Элайджи провел по ним восхищенным взглядом и бережно поправил немного торчащие перья. Смельчак весело гавкнул, одобряя изобретение своего хозяина.

– Смотри, Смельчак, тебе нравится? – спросил Элайджи у своего четвероногого друга, взъерошив его белую шерсть на голове.

Смельчак, подпрыгнув, звонко гавкнул, сделал один круг в погоне за собственным хвостом и, выдержав двухсекундную паузу, гавкнул снова, как будто хотел сказать: «Ну давай же, быстрее надевай крылья».

– Будь терпеливей, Смельчак, мне и самому не терпится. Я так долго этого ждал, что не могу поверить, что этот момент наконец-то наступил.

Элайджи набросил на плечи свои драгоценные крылья, словно это был рюкзак, завязал три узла на груди и отошел на пару шагов для разгона. Чтобы все выглядело как можно серьезней, он облизал кончик указательного пальца правой руки и деловито приподнял его, пытаясь определить направление ветра.

– Сейчас или никогда, – немного волнующе сказал Элайджи и, разогнавшись, прыгнул с обрыва.

Крылья взлетели, подхватив с собой полного надежд Элайджи.

– Я лечу, я лечу! – прокричал он.

Но не успел он это договорить, как крылья, а вместе с ними и он сам, камнем рухнули вниз. Элайджи сделал в воздухе сальто и кубарем покатился вниз по наклонной. Смельчак испуганно гавкнул и бросился за хозяином вслед.

– Ты видел, ты это видел?! – не успев отойти от такого падения, радостно начал кричать Элайджи. – Я пролетел почти два метра, я это сделал!

Элайджи не мог оправиться от счастья, хотя это было не совсем то, на что он рассчитывал. С его волос ссыпался песок. Штаны, рубаха и лицо были в земле, рукав на локте был разорван, а на щеке красовалась небольшая ссадина.

– Ах, Смельчак, я самый счастливый мальчик на земле! Сегодня мы им всем покажем! – отряхиваясь, сказал Элайджи. – О нет, вот это дыра! – посмотрел он с сожалением на порванный рукав. – Ну и влетит мне от миссис Дорис. Ну да ладно, поехали быстрей домой, мне еще нужно усовершенствовать свои крылья.

Вскарабкавшись на вершину обрыва, Элайджи ловко взобрался на коня, крепко привязав перед этим аккуратно сложенные крылья к седлу, и дал шпоры. За ним следовал его радостный и преданный четвероногий друг.

Выезжая из лесу, Элайджи притормозил коня и, вытянувшись, начал что-то рассматривать сквозь густую листву деревьев. Его взгляд остановился на одноэтажном, выкрашенным в белый цвет здании. Это была школа. Единственная школа в деревне, где дети от мала до велика учились читать и писать. Помимо этого они изучали математику и латынь, вернее, так было принято считать. Другие науки здесь не преподавались за их ненадобностью.

Элайджи быстро спрыгнул с коня и привязал его за вожжи к дереву.

– Смельчак, сидеть, – скомандовал он псу, и тот покорно сел.

Оглянувшись по сторонам, Элайджи немного пригнулся, дабы его никто не заметил, и пробежал к окну. Ухватившись за карниз двумя руками, он приподнялся, высунув наполовину свою голову. Элайджи часто так делал, ибо миссис Бунч не пускала его в школу, считая, что ему это вовсе не нужно. Своим же детям она разрешала учиться лишь для того, чтоб они научились читать и писать, и на это она отводила каждому по два года. Все остальное она считала пустой тратой времени.

Элайджи начал прислушиваться. Это была латынь.

– Дети, а кто знает, как будет на латыни «король» и «королева»? – спросила учительница миссис Уорен.

Миссис Уорен была одной из самых добрых женщин в деревне. Она была рождена, чтобы стать учительницей. Любой, кто взглянул на нее хоть раз, обязательно приписывал ей эту профессию. Она всегда собирала волосы наверх в тугой пучок и отличалась чрезмерной опрятностью. Миссис Уорен верила, что знание – это единственный свет, и посвятила себя тому, что изо дня в день пыталась вдолбить непутевым ученикам одно и то же. Редкая женщина жертвовала себя науке в то время, и только за это ей нужно было отдать должное. Ведь, отбросив все перспективы в городе, она самовольно переехала сюда с мужем, обеспокоенная абсолютной безграмотностью в селениях. Латынь, любимый предмет миссис Уорен, был введен в школьную программу с ее инициативы, чем в первую очередь очень гордился глава «Цветочных лугов» мистер Дикклуф. Ведь где это видано, чтобы в деревне еще и латынь преподавали. К преглубокому же сожалению миссис Уорен, ее мечты о том, как она свободно будет обсуждать с учениками на латыни темы насущные, медленно гасли под однотонное, стайное и бессмысленное повторение одних и тех же слов вот уж четвертый год.

– Rex, regina, – кто-то выкрикнул из толпы учеников.

– Правильно, а что такое lucus?

В классе воцарилось молчание.

– Ну мы же вчера это с вами проходили. Это возле нашей деревни. Там живут дикие звери, ну…

– Лес, это же так просто, – пробормотал себе под нос Элайджи, больше всего желая очутиться в этом классе.

– Это лес, запоминайте: lucus – это лес, lignum – это дерево, а lacus – это озеро. Давайте повторим все вместе.

– Lucus – это лес, lignum – это дерево, а lacus – это озеро, – промычали дети.

Элайджи повторял вместе с ними. У него была огромная тяга к знаниям, и он никак не хотел отставать от деревенских ребят. Но знания были не единственной причиной, по которой он чуть ли не каждый день бегал к окнам школы. Элайджи взволнованно оббежал взглядом весь класс и остановился на юной мисс Эмили Прюмор. Это была самая хорошенькая девочка с самым тоненьким и нежным голоском. Взрослые восхищались ею, все они хотели иметь такую дочь и втайне завидовали ее родителям. У нее были длинные, до пояса, пушистые пшеничные волосы, которые расходились завивающими прядями на концах. Передние же пряди были собраны назад и заплетены в косу. Ее глаза были глубокими и прозрачно-голубыми, как два озера. А когда она начинала петь, всем казалось, будто ангелочек слетел с небес, чтоб порадовать их своим пением. Элайджи часто любовался ею, сидя под окнами школы, но подойти после уроков не решался. Она нравилась многим ребятам, в том числе и Сэму.

Элайджи не заметил, как почти наполовину высунулся в окно. Ее улыбка, то, как она наматывает прядь своих золотых волос на палец, – все это заставляло замирать весь мир на мгновенье. Да и существовал ли мир в те минуты?.. И вдруг эту божественную картину прервал громкий лай, прямо над ухом Элайджи. Он чуть ли не подпрыгнул на месте от такой неожиданности и резко обернулся. Рядом сидел Смельчак, которому, по всей видимости, стало скучно сидеть одному, и игриво вилял хвостом.

– Тсс-с-с-с, – приложив указательный палец ко рту, цыкнул ему Элайджи, опасаясь, как бы их не услышали.

Но тут сзади раздался голос миссис Уорен: «Дети, да это же Элайджи!»

Элайджи обернулся и увидел, что у окна стояла учительница и махала ему рукой, показывая, чтобы он зашел. Весь класс уставился на него, даже Эмили Прюмор сейчас на него смотрела.

– Элайджи, заходи, не бойся! – крикнула миссис Уорен через стекло.

– Хорошо, – еле выдавил из себя Элайджи.

Когда он вошел, в классе воцарилось молчание. Дети хорошо относились к Элайджи, но друзей среди них у него не было. Все боялись Сэма, который недолюбливал Элайджи, так же как и его матушка, и запрещал кому-либо с ним водиться. Да и клеймо подкидыша висело над Элайджи, как огромная туча средь ясного неба. И если его одногодкам было все равно, то их родители относились к этому очень скептически. «Какие же у него были родители, если бросили свое дитя?» – часто поговаривали они за спиной Элайджи, и по их прогнозом он должен был стать именно таким же.

– Проходи, садись, где тебе удобно, – ласково сказала миссис Уорен.

Но Элайджи оставался стоять в дверях как вкопанный.

– Ну чего ты стесняешься, проходи, – повторила учительница.

– А он у нас глухой, миссис Уорен, так что не старайтесь. Зачем ему латынь, он только свиней кормить да крылья мастерить умеет, – с ухмылкой выкрикнул Сэм, чем вызвал в классе насмешки и хихикания.

– Садись ко мне, Элайджи, здесь свободно, – сказала Эмили и похлопала ладонью по скамье.

После ее слов все мгновенно замолкли и с интересом посмотрели на юную мисс Прюмор. Элайджи сделал нерешительный шаг, но потом, набравшись храбрости, уверенно прошел и сел рядом с Эмили. Позеленевший от злости Сэм надулся, словно жаба, и его веснушки стали в два раза темнее.