Элайджи в мире эльфов, или Алекса – мой эльф

– Ну, ну, ну, тихо, – успокоил всех мистер Дикклуф, взобравшись на сцену. – Не будем судить так строго. Давайте поаплодируем нашему товарищу. Он старался.

Толпа вяло захлопала в ладоши, а большинство просто тихо посмеивались.

– Итак, представляю вам второго претендента, – взбодрил толпу мистер Дикклуф. – Встречайте мистера Рея с чудо-горшком «Разбей меня, если сможешь».

На сцену выскочил мистер Рей с довольной и гордой физиономией, в руках у него красовался обычный горшок, в которых часто варят кашу или супы.

– Перед вами обычный глиняный горшок, – начал он. – Но это только на первый взгляд. Помимо глины я добавил вязкую травяную смесь, мох и ввел внутрь упругие прутья. И получился совершенно новый, незаменимый в применении чудо-горшок. Как часто мы бьем горшки, но это осталось в прошлом. Я представляю вам то, над чем я трудился целый месяц, то, во что я вложил душу. Перед вами горшок, который никогда не разобьется.

Толпа ликовала и посвистывала в знак одобрения. Проблема бьющихся горшков всегда была актуальной в деревне и волновала многих. Не понравилась эта идея только гончару, бизнес которого мог серьезно пострадать, окажись это правдой. Полный гордости мистер Рей элегантным жестом руки скинул изобретение с ладони. Суперпрочный горшок пролетел вниз и… разлетелся на множество кусочков. Воцарилось молчание. Но через десять секунд толпа просто взревела от смеха.

– Господи, спаси, – пустив слезу, прошептал мистер Дикклуф и обратился к своему помощнику: – Мы никогда не выиграем с такими придурками.

Старик безнадежно вздохнул и развел руками. Все еще вытирая пот со лба, мистер Дикклуф взобрался на сцену и, сдерживая эмоции, предложил толпе поаплодировать мистеру Рею. Мистер Рей ушел в расстроенных чувствах под гул аплодисментов. То, во что он вложил душу, осталось валяться по всей сцене.

Следующим претендентом в списке изобретателей оказался мистер Уорен со своим «умным порошком», который, как и его жена, был предан науке и серьезно озабочен вопросом безграмотности своих соратников.

– Дамы и господа, хочу продемонстрировать вам мой чудо-порошок, который повышает умственный коэффициент и в несколько раз улучшает работу мозка. Причем, прошу заметить, не только человека. Я долгие годы подбирал пропорции из корней малоизвестных науке растений, и наконец-то по моим формулам все сошлось. Сегодня вы станете свидетелями необычного эксперимента, в котором мне поможет мой преданный друг Мушка.

Все внимание зрителей устремилось на выбежавшую на сцену собаку, известную как Мушка. Виляя хвостом, она подбежала к хозяину и покорно села у его ног. Мистер Уорен демонстративно насыпал в миску порошок и поставил перед собакой.

– Дабы было нетрудно жевать корни, я издробил их в мельчайший порошок. Это очень удобно, если посыпать им пищу, – продолжал мистер Уорен.

Собака подошла и уткнулась носом в миску. Мистер Уорен вне себя от счастья ждал, когда же она вылижет весь порошок, совершенно забыв об элементарном природном инстинкте собак нюхать еду перед употреблением. Собака отскочила от миски, глаза ее заслезились, а нос сложился в гармонь.

– Мушка, сколько будет два плюс два? – спросил мистер Уорен.

Толпа замерла в ожидании. У собаки задрожал нос, верхняя челюсть, и, вопреки всем ожиданиям, Мушка начала чихать направо и налево. Те, кто стояли поближе к сцене, кинулись врассыпную. Град Мушкиных собачьих слюней брызгал во все стороны словно неукротимый фонтан. Когда чихания зашкалили за десяток, всем стало ясно, что с математикой у Мушки явно не сложилось. Мистер Уорен пытался успокоить несчастное животное, в то время как помощник главы пытался успокоить горько рыдающего на его плече мистера Дикклуфа. Оставалось загадкой, каким это образом маленький старичок на своих паучьих ножках помимо своего веса смог удерживать еще и его.

А в это время совсем неподалеку прогуливалась со своим мужем миссис Бунч. Она подыскивала себе набор практичных тарелок, так как почти каждую неделю они бились об голову мистера Финли. Но тут ее взгляд впился в толпу, она остановилась и внимательно начала всех разглядывать.

– Что такое, дорогая? – спросил ее мистер Финли, пытаясь разглядеть, что же она там увидела.

– Мне показалось… что я видела Элайджи.

– Да ну что ты! После того, что ты ему устроила, он не осмелится ослушаться тебя. Наверняка он дома.

Но миссис Бунч всегда доверяла своему зрению, которое, кстати, с легкостью могло заменить любой радар.

– Подожди меня минутку, – хитро прошептала она, прищурив глаза, и почти неслышно, словно змея, начала пробираться сквозь толпу.

Зрение ее не обмануло, в метре, спиной к ней сидел Элайджи. Его потертые светло-коричневые штаны миссис Дорис не могла перепутать ни с какими другими, ведь она столько раз собственноручно ставила на них заплатки, когда их еще носил Сэм, что помнила каждую пуговицу и каждую рваную дырку.

– Ага! – крикнула она и схватила его за ухо. – Попался!

Но к ее огромному удивлению, обернувшись, перед ней оказался Билли с торчащим во рту леденцом.

– Что-то случилось, миссис Дорис? – испуганно пролепетал Билли.

– Нет, нет, я перепутала. Просто ты очень похож… твоя одежда… но неважно. Извини.

Вернувшись обратно, миссис Дорис осмотрелась по сторонам, но мужа нигде не было. Несчастный мистер Финли решил воспользоваться моментом и промочить горло кружкой холодного пива.

– Финли-и-и!!! – заорала миссис Бунч.

Услышав этот голос, бедный Финли пролил полкружки на себя и, недопив, бросился к жене.

– Я тут, дорогая, зачем же так кричать? – виновато сказал он.

– Где ты был, и почему от тебя пахнет пивом?

– Ну что ты! На меня просто случайно пролили, и я отошел умыться.

– За мной! – скомандовала миссис Бунч. – Нам еще нужно успеть на выступление Эмили Прюмор.

Обрадовавшись, что на этот раз жена не устроила дотошного допроса, мистер Финли взял ее под руку и озадаченно поплелся искать нужные тарелки.

Убедившись, что миссис Дорис ушла, Элайджи в одежде Билли подошел к мистеру Дикклуфу.

– Добрый вечер, мистер Дикклуф, – обратился к нему Элайджи.

– Добрый, добрый, сынок. С чем пожаловал?

– Я бы хотел принять участие в вашем конкурсе. Поверьте, вы не пожалеете.

– Ну что ж, я только за. Как будет называться твое изобретение?

Элайджи немного призадумался.

– Я назову это «Полет мечты».

– Что ж, красивое название. Надеюсь, что и изобретение такое же красивое. Так, сейчас запишу тебя. Ты будешь под номером 13. Ты же не суеверный? – засмеялся мистер Дикклуф и хлопнул мальчугана по плечу.

– Да нет, – неуверенно ответил Элайджи.

– Вот и чудесно. Твое выступление через десять минут.

Что могло быть ближе к мечте, чем этот момент! Он записан, он выступает всего через десять минут. Через целых десять минут. Что есть силы Элайджи помчался в другой конец улицы, где была расположена вторая сцена, на которой проводился фестиваль талантов. Он бежал по темным переулкам, чтобы оставаться незамеченным. Элайджи аккуратно прокрался к стоящему возле сцены ведущему.

– Мистер, вы не подскажете, когда будет выступать Эмили Прюмор?

– Да прямо сейчас. Советую тебе занять удобное место поближе к сцене.

Элайджи юркнул в кусты, из которых он мог видеть все, что происходило на площадке.

– Может, ты мне отдашь мою одежду? Мне не очень-то хочется ходить в дырявых грязных штанах! – прозвучал сзади раздраженный голос Билли.

Ребята быстренько переоделись, и Билли, недовольно потирая ухо, словно показывая, что ему явно не доплатили, поспешил на конкурс сластен, а Элайджи устремил все свое внимание на группку людей, которым предстояло бороться за почетное звание «таланта деревни».

На сцену под громкие аплодисменты вышла Эмили. В новом голубеньком платьице она, без сомнения, была одним из ангелочков. Все с таким восторгом смотрели на нее, что боялись пропустить малейший ее жест.

Эмили подошла поближе к краю. Музыканты заиграли душевную мелодию. Она огорченно пробежала глазами по толпе, словно пыталась кого-то найти, кого здесь не было. И, по-видимому, так и не найдя, затянула нежную и грустную песню, опустив глаза. Элайджи все это видел и, несмотря на возможность быть пойманным миссис Дорис, проскочил в толпу. Аккуратно пробравшись как можно ближе к сцене, он остановился. Эмили взглянула на него своими голубыми глазами, и на ее лице засиял восторг. Она начала петь громче и живее, так как знала, что он пришел ради нее. После песни все радостно зааплодировали, и к сцене ринулось множество человек с цветами. Элайджи аплодировал громче всех, выражая свое восхищение. Рядом со сценой стояли родители Эмили Прюмор и, улыбаясь, получали комплименты.

– Ах, ваша дочь просто прелесть! – говорили все кому не лень.

После выступления Элайджи бросился бежать что есть сил на конкурс изобретателей, ведь уже подошла его очередь.

– А сейчас я представляю вам юного Элайджи со своим изобретением «Полет мечты», – продолжал конкурс мистер Дикклуф. – Ну где же Элайджи, никто не видел его?

Все начали оглядываться по сторонам в его поисках.

– Я здесь! – выкрикнул кто-то из толпы, и на сцену вылез Элайджи.

– Что ты покажешь нам, сынок? – с любопытством спросил мистер Дикклуф.

Элайджи достал из своего свертка крылья.

– Крылья? Что за глупости? – начали удивленно переглядываться зрители.

– Я просто… я просто хочу летать, – продолжил робко Элайджи под насмешки и гул неодобрительных возгласов. – Я… я еще ребенок, и это моя мечта. Возможно, это звучит глупо, но каждый из вас когда-то был ребенком, и у каждого из вас была какая-то смешная мечта. И пусть ваши обязанности взрослых заставили забыть вас об этом, но неужели, смотря на плавный полет птицы, вы никогда не хотели взлететь?

На удивление, негодование сменилось на задумчивое молчание. Все вспомнили о детстве, о своих забытых мечтах, со страхом осознавая, что Элайджи был прав.

– Давай, Элайджи, давай, парень! – крикнул мистер Рей.

– Элайджи! Элайджи! Элайджи! – подхватили все остальные.

Элайджи надел крылья и приготовился к прыжку.

Тем временем мимо как раз проходила миссис Бунч в поисках своих сорванцов. Крики с именем Элайджи привлекли ее внимание, ведь она знала только одного человека, кому принадлежало это имя.

– Что здесь происходит? – гневно крикнула она, раздвигая толпу руками. – Элайджи?! Да как ты посмел? – И миссис Дорис ринулась на него всей своей массой.

Ей не составило большого труда одним движением стащить его со сцены.

– Что? Ослушаться меня вздумал? Летать, видите ли, ему захотелось! – орала она, трепля Элайджи за ухо.

Элайджи приподнялся на цыпочки, обхватил держащую его руку, пытаясь освободиться, и сильно зажмурился, словно съел кислый лимон. Однако он продолжал терпеть боль, не выкрикнув ни единого слова. Люди в толпе, разинув рот, смотрели на все происходящее, но вмешаться никто не осмелился, так как все знали, кто такая миссис Дорис Бунч и что любой может оказаться на месте Элайджи. Она беспощадно содрала с его спины привязанные крылья и начала их рвать и ощипывать как курицу.

– Вот тебе! Вот тебе! – орала она при этом, нервно выдирая пучки смятых перьев. – Я тебе покажу где раки зимуют! Будешь жалеть, что появился на свет.

– Нет, что вы делаете?! – крикнул Элайджи, видя, как лихо она расправляется с его драгоценными крыльями.

– Вот, получай! Вот тебе твои крылья! – И миссис Бунч кинула последний клочок перьев ему под ноги. Вернее, все, что от них осталось.

В какой-то момент наступило затишье. Элайджи, сжав кулаки, стоял и смотрел на клочья перьев, валяющихся повсюду. К его горлу подступил комок, а на глаза нахлынули слезы. Чтобы не заплакать, Элайджи крепко сжал зубы, да настолько, что вены вздулись на его висках, а лицо покраснело, впрочем, как и ухо. Он поднял голову, на него смотрело множество пар глаз. Кто-то перешептывался, а кто-то стоял, разинув рот. Элайджи осмотрел всех вокруг, взгляд его остановился на Эмили. Она тоже прибежала поболеть за него, а сейчас она неподвижно стояла, закрывши рот рукою, и смотрела на него глазами, полными страха и сочувствия. Такого позора Элайджи не мог представить даже в самых кошмарных снах и, спасаясь бегством, он все еще чувствовал этот взгляд позора, который смотрел ему вслед глазами его односельчан, глазами Эмили.

Элайджи бежал по темным пустым улочкам. Он бежал и ни о чем не думал. Все, чего он сейчас хотел, так это побыстрее забраться к себе в малюсенькую комнатушку и укрыться там от всего мира, который не принял его, который был против. Каждый его шаг был пропитан болью и унижением. Смысл жизни, казалось, навсегда был потерян, а мечты разбиты, вернее, разорваны в клочья.

– Элайджи, сынок, ну как все прошло? – окликнула его пожилая миссис Дороти Лэй, стоявшая у забора своего дома.

Элайджи остановился и взглянул на нее глазами, полными слез. Даже в этой темноте было видно отчаяние на его лице.

– Что с тобой случилось, милок? – сочувствующе спросила его Дороти.

Но Элайджи не проронил ни слова, он снова сжал руки в кулаки и бросился бежать.

– Совсем извела его эта Дорис Бунч, – качая головой, сказала миссис Лэй, смотря ему вослед.

Забежав в свою комнатушку, Элайджи камнем рухнул на кровать и отвернулся лицом к стене. В комнате было темно и тускло. Теперь она стала и убежищем, и защитой, в которой можно было спрятаться от всего внешнего мира. Уж здесь-то точно его никто не увидит. Элайджи свернулся калачиком и тихо заплакал. Он впервые плакал за столько лет.

Возле кровати лежал Смельчак и тихо скулил. Он не понимал, что случилось с его другом, но это было что-то очень плохое. В окно влезла голова Му.

– Му-у-у, – замычала она, интересуясь, что все-таки происходит.

Смельчак подошел поближе и, запрыгнув передними лапами на кровать, начал нежно теребить его за плечо. Элайджи дернул плечом, показывая, что ему это не нравится. Но Смельчак и не думал сдаваться. Следующее, что он решил учудить, срабатывало безотказно. Он аккуратно взялся за конец одеяла и начал стягивать его на пол вместе с лежавшим на нем Элайджи.

– Смельчак, прекрати! Неужели ты не видишь, что я хочу побыть один? – крикнул Элайджи, и Смельчак, словно покоряясь, немного пригнулся.

– Прости меня, Смельчак, я не хотел на тебя кричать. Просто не трогай меня, – с этими словами Элайджи погладил пса по голове и лег обратно, укутавшись одеялом.

Вдалеке остались крики и гул ночного празднества, вдалеке остались взрывы фейерверков. Темнота все больше окутывала и успокаивала. Тишина уже заглядывала в окно. И тут Элайджи провалился. Он летел в какую-то яму, не имеющую дна. Повсюду появлялись чьи-то руки. Злобный хохот и мрак на мгновенье перебили ласковые слова какой-то красивой женщины: «Элайджи, вставай, мой малыш». Потом из темноты вылетели сотни стрекоз, и пред глазами Элайджи замелькали тысячи крыльев. Он услышал зловещий смех какой-то старухи, и темнота со стрекозами превратилась в длинную черную ленту. Блеснуло острие золотых корявых ножниц. Сопровождаемые ужасным криком они разрезали пополам эту ленту, и… Элайджи проснулся. Он мгновенно вскочил, на его лбу выступил пот, и, чтобы побороть одышку, Элайджи начал делать большие вдохи. Ему редко когда снились плохие сны, но этот кошмар за последний месяц снился ему чуть ли не каждый день. Элайджи посмотрел вниз, из-под кровати торчал хвост спящего Смельчака. Чтобы не разбудить его, он аккуратно встал и на цыпочках подошел к небольшому грязному старому зеркалу, висящему на стене. Элайджи повернулся и задрал рубашку. На его спине ясным пламенем горели две вертикальные одинаковые полоски, пронизывая тело нарастающей пекущей болью. На мгновение Элайджи показалось, что к его спине приложили два раскаленных железных прута.

– Да что же это? – кряхтя от боли, потянулся он рукой к горящим полоскам, как вдруг они внезапно погасли и боль мгновенно отступила, так же резко, как и появилась.

Элайджи провел рукой по спине, но на ней ни осталось ни следа, ни даже маленькой царапины. Подобное явление происходило уже не впервые, чем вызывало его большую обеспокоенность. Поделиться с кем-нибудь своим секретом Элайджи тоже не решался, ведь прекрасно понимал, что его засмеют на чем свет стоит и до конца жизни будут считать сумасшедшим. Поначалу ему было очень страшно, но быстро поняв, что помощи ждать все равно не от кого, Элайджи воспитал в себе взрослую не по годам смелость. Он полагал, что такая необъяснимая реакция организма – это единственная память о его прошлой жизни, когда, возможно, он был еще с родителями. Имел ли связь этот кошмарный сон с его горящими полосками на спине, было неизвестно, но Элайджи казалось, что все это неспроста.

– Мяу, – прыгнул на кровать Цезарь, немного напугав рассматривающего свою спину Элайджи.

– Тихо, Цезарь, ты сейчас всех разбудишь, – прошептал Элайджи. – И тебе не спится… Ну что ж, может, пойдем со мной дежурить на кухню? Я поймаю воришку и докажу, что это не я ворую серебряные ложки.

Но Цезарь нагло расположился на подушке, раскинув свой пушистый хвост.

– Как хочешь, – и Элайджи, взяв свечу и коробок спичек, отправился на кухню.

В доме спали Джереми и Линда, которая, как старшая сестра, осталась за ним приглядывать. Поэтому прокрасться на кухню нужно было как можно тише. На кухне не было ни души, и только настенные часы разбивали тишину. Из-за этого казалось, что они тикали просто неприлично громко. Элайджи подождал, пока глаза привыкнут к темноте, присел на табуретку в углу и замер, боясь лишний раз вздохнуть. Тут Элайджи почувствовал, что сидит на чем-то очень мягком для табуретки. Он привстал и достал ночную шапочку от пижамы мистера Финли Бунча. Это был длинный колпак с балабоном на конце, который свисал ниже плеч. Мистер Финли любил эту «шапку», а Элайджи любил, когда мистер Финли был в этой «шапке». В ней он выглядел таким невинным и смешным.

Элайджи аккуратно отложил пижамный колпак на соседний табурет и, облокотившись на стенку, принял позу сторожа. Часы все тикали и тикали, было уже невозможно их слушать. Глаза слипались, и Элайджи решил уже идти спать, но тут он услышал, как что-то царапает по дереву. Сон моментально пропал. Элайджи замер в ожидании вора ложек. На стол прыгнула чья-то маленькая тень. Было не видно, кто это или что это, но оно двигалось по направлению к шкафу, где хранилось столовое серебро. Элайджи нащупал на соседней табуретке пижамный колпак мистера Финли, и взяв его за края, привстал и начал тихо подбираться к столу. Этот кто-то остановился у какой-то тарелки и начал издавать непонятные звуки. Они были похожи на звуки тарахтения и погрызывания. Элайджи максимально близко подошел к столу и, словно сачок для бабочек, набросил колпак на непонятное существо. Этот кто-то сильно заметался, пытаясь вырваться. Элайджи быстро достал свечу, кое-как подпалил ее, и резко снял «шапку» с пойманного воришки.

– Лои?! – с удивлением выкрикнул Элайджи.

На столе перед ним сидела до смерти напуганная Лои с огромными от страха глазами. В одной лапе она держала половинку орехового печенья, а изо рта сыпались крошки.

– Лои, что ты здесь делаешь, мелкая воришка? – все еще не веря своим глазам, продолжал Элайджи. – Ты хоть представляешь, как ты меня напугала!

Чудом уцелевшей от разрыва сердца Лои было невдомек, что она могла при этом кого-то испугать.

– Ореховые печенья, вот за чем ты пришла, – и Элайджи накрыл их полотенцем. – Не делай так больше. Доедай свое печенье и пошли спать.

Держать свечу, с которой стремительно капал горячий воск, было неудобно и, достав с одной из деревянных полок на стене керосиновую лампу, Элайджи снял с нее стеклянный колпак и подпалил свечей фитиль. Керосиновая лампа хорошо осветила кухню, и Элайджи на всякий случай осмотрелся по сторонам. Все было тихо, и все стояло на своих местах, лишь одни часы продолжали беспрерывно тикать. Лои запихала остатки печенья за щеки и запрыгнула Элайджи на плечо. Сладко зевнув и решив уже отправиться к себе, Элайджи провернул ключ, практически погасив лампу, как тут услышал небольшой скрип окна.

– Ты это слышала, Лои? – шепотом спросил Элайджи у перепуганной белки.

Но, взглянув на нее, ему сразу стало понятно, что она тоже что-то слышала. Скрип повторился.

– Вот, снова. Ты слышишь? – прошептал Элайджи.

Скрип доносился от окна. Элайджи понял, что кто-то хочет пробраться внутрь, и присел под стол, высунув лишь макушку головы, чтобы видеть, что происходит. Сердце Элайджи забилось сильно-сильно. Кто-то явно пытался приоткрыть створку окна, но было очень темно, чтобы что-то разглядеть. По звуку Элайджи понял, что «кому-то» это удалось. Он крепко сжал в руке стоящий рядом веник для самообороны. Окно со скрипом приоткрылось, и в дом, под еле слышимый звук колокольчиков, влетел какой-то непонятный свет. Вернее, это был кто-то, от кого этот свет исходил.