Видоизмененный углерод. Такеси Ковач: Видоизмененный углерод. Сломленные ангелы. Пробужденные фурии
«При бегстве от системы надо постараться сбить противника с толка, – произнесла мне на ухо Вирджиния Видаура. – Ставь как можно больше препятствий, если только при этом ты не теряешь скорость».
– Это ваш друг, мистер Ковакс?
Подойдя к ограждению, врач проводила взглядом удаляющийся грузовик.
– Мы с ним познакомились в баре, – честно признался я, перебираясь к ней и направляясь к парапету.
Мне открылась панорама, которую я увидел, когда Кёртис привез меня в Бей-Сити из виллы «Закат» в самый первый день. В мрачном преддождевом полумраке транспортные потоки мерцали над зданиями, как мельтешащие светлячки. Прищурившись, я разглядел остров Алькатрас, серые стены и оранжевые окна бункера центра хранения психической информации. На противоположном берегу залива находился Окленд. У меня за спиной было открытое море, а на север и на юг по километру пустынной полосы моста. Я не без причин успокоился, решив, что здесь меня можно застать врасплох только из дальнобойной пушки. Затем повернулся к врачу.
Поймав мой взгляд, она вздрогнула.
– В чём дело? – тихо спросил я. – Вас заела врачебная этика?
– Это не моя идея…
– Знаю. Вы только подписали все бумаги и закрыли глаза. Кто это сделал?
– Не знаю, – нетвердым голосом произнесла она. – К Салливану кто-то приходил. Синтетическая оболочка. Кажется, что-то азиатское.
Я кивнул. Трепп.
– Какие указания получил Салливан?
– Установить датчик, показывающий местонахождение объекта в виртуальной сети. Между памятью больших полушарий и нервными окончаниями. – Похоже, перечисление медицинских терминов придало ей силы. Голос окреп. – Мы провели операцию за два дня до того, как вы были переправлены к нам в центр. Микрохирургическое проникновение в спинной мозг по шву первоначального вживления корковой памяти, рану зарастили зародышевой тканью. Последствия невозможно обнаружить никаким способом, за исключением виртуального. Для того чтобы найти датчик, нужно пройти полное нейроэлектрическое тестирование. Как вы догадались?
– Мне не надо было гадать. Кто-то с помощью этого оборудования установил моё местонахождение и навёл наемного убийцу, скачав его из отделения предварительного задержания полиции Бей-Сити. Это называется «соучастие в преступлении». Вы с Салливаном отправитесь минимум лет на двадцать каждый.
Женщина многозначительно обвела взглядом пустынный мост.
– В таком случае, мистер Ковакс, почему здесь нет полиции?
Представив свой послужной список и сведения о криминальном прошлом, переправленные на Землю, я подумал: интересно, что должна она испытывать сейчас, находясь наедине с человеком, сделавшим всё это. И какое мужество потребовалось ей, чтобы приехать сюда одной. Медленно, неохотно мои губы скривились в улыбке.
– Ну хорошо, я вами восхищён, – сказал я. – А теперь расскажите, как нейтрализовать проклятую штуковину.
Врач внимательно посмотрела на меня, но тут начался дождь. Крупные капли мгновенно промочили плечи её плаща. Я ощутил воду на своих волосах. Мы оба посмотрели на небо, я выругался. Вдруг женщина шагнула ближе и прикоснулась к массивной броши на лацкане своего плаща. Воздух над нами с шипением замерцал, и дождь перестал падать. Снова подняв взгляд, я увидел над головой раскрывшийся купол отталкивающего поля. Асфальт вокруг покрылся тёмными точками, быстро слившимися вместе, но волшебное кольцо вокруг наших ног оставалось сухим.
– Для того чтобы физически изъять датчик, необходима микрохирургическая операция, аналогичная той, которая была проведена при его вживлении. Разумеется, можно осуществить и её, но для этого потребуется сложное оборудование. В противном случае будет большой риск задеть интерфейс связи с нервными окончаниями или даже повредить спинной мозг.
Я переступил с ноги на ногу, смущённый нашей близостью.
– Да, я так и представлял.
– Что ж, в таком случае вы, вероятно, также представили, – сказала женщина, пародируя моё произношение, – что можно ввести в приемник памяти полушарий систему зашумления или постановщик зеркального кода, чтобы замаскировать передаваемый сигнал.
– Но для этого необходимо знать первоначальный сигнал.
– Да, для этого, как вы верно заметили, необходимо знать первоначальный сигнал. – Сунув руку в карман, женщина достала небольшой диск в пластиковой упаковке и, подержав его на ладони, протянула мне. – Что ж, теперь он у вас есть.
Взяв диск, я вопросительно посмотрел на неё.
– Он настоящий. Это подтвердит вам любая нейроэлектрическая клиника. Если сомневаетесь, могу посоветовать вам…
– Почему вы делаете это для меня?
На этот раз она уверенно выдержала мой взгляд.
– Я делаю это не для вас, мистер Ковакс. Я делаю это для себя.
Я ждал. Женщина отвернулась, уставившись на залив.
– Я знакома с коррупцией, мистер Ковакс. Нельзя, долго проработав в исправительном учреждении, не научиться распознавать бандитов. На этой синтетической женщине клейма ставить негде. Надзиратель Салливан общается с такого рода людьми всё время, что я работаю в Бей-Сити. Юрисдикция полиции заканчивается у наших дверей, а зарплата у нас маленькая.
Она снова взглянула на меня.
– Я никогда не принимала денег от этих людей и до этого случая ничем им не помогала. С другой стороны, я с ними и не боролась. Проще всего оказалось уйти с головой в работу и делать вид, будто не видишь, что происходит вокруг.
– «Человеческий глаз является восхитительным оптическим прибором, – рассеянно процитировал я „Стихи и прочие кривотолки“, – если приложить небольшое усилие, он не увидит самую вопиющую несправедливость».
– Точно подмечено.
– Это не мои слова. Так как же получилось, что операцию проводили вы?
Она кивнула.
– Как я уже сказала, до вас мне удавалось избегать контакта с этими людьми. Салливан поручил мне загружать в оболочки тех, кого переправляли с других миров, поскольку это никого не интересовало. Сам он оказывал услуги только местным. Так было проще нам обоим. В определенном смысле Салливан – хороший руководитель.
– Вам очень не повезло, когда появился я.
– Да, это создало определённые проблемы. Салливан понимал, что, если поручить операцию кому-нибудь из более покладистых врачей, это покажется подозрительным, а он не хотел поднимать ненужный шум. Похоже, дело было очень крупным. – Она сделала на эти слова то же самое презрительное ударение, что и до этого на «подумали». – Эти люди подключились с самого высокого уровня, и всё должно было быть гладко. Но Салливан человек неглупый, и он нашел ко мне правильный подход.
– Какой же?
– Он представил вас опасным психопатом. Машиной смерти, сошедшей с рельсов. Объяснил, что ни в коем случае нельзя отправить вас в свободное плавание по потокам данных. Мало ли куда вы сможете переправиться, покинув реальный мир. И я купилась на его слова. Салливан показал ваше досье. О, он человек неглупый. А вот я особым умом не отличаюсь.
Я вспомнил Лейлу Бегин и наш разговор о психопатах на виртуальном берегу. Свои легкомысленные ответы.
– Салливан не первый, кто назвал меня психопатом. И вы не первая, кто на это купился. Чрезвычайные посланники – они, понимаете… – Пожав плечами, я отвёл взгляд. – Это ярлык. Предназначенный для широкой публики.
– Говорят, многие из вас становятся предателями. Якобы двадцать процентов преступлений в Протекторате совершается отступниками-посланниками. Это правда?
– Точное процентное соотношение? – Отвернувшись, я уставился на дождь. – Не знаю. Но многие из нас находятся по ту сторону закона. После ухода из Корпуса заняться особенно нечем. Нас не пускают ни на одну должность, которая может привести к влиянию или силе. На большинстве планет нам законодательно запрещено занимать государственные посты. Чрезвычайным посланникам никто не верит, а это значит, нам нельзя рассчитывать на повышение по службе. Никаких перспектив. Ни займов, ни кредита.
Я снова повернулся к ней.
– А то, чему нас учили, настолько похоже на преступление, что разницы почти никакой. Только совершать преступления проще. Вероятно, вам известно, что преступники в большинстве своем люди ограниченные. Даже организованные преступные синдикаты в сравнении с Корпусом – уличные банды. Завоевать уважение нам очень просто. А когда последние десять лет ты провел, надевая и снимая оболочки, остывая в хранилище и живя в виртуальности, наказание, которым стращают правоохранительные органы, перестаёт пугать.
Некоторое время мы стояли молча.
– Извините, – наконец сказала женщина.
– Не надо. Любой, видивший моё досье…
– Я имела в виду не это.
– А. – Я посмотрел на зажатый в руке диск. – Что ж, если вы хотели в чём-то покаяться, смею заверить, вы это сделали. И, поверьте мне, оставаться совершенно чистым не удаётся никому. Единственное место, где можно этого добиться, – холодильник.
– Да, знаю.
– Ну, тогда всё. Хотя мне хотелось бы узнать ещё кое-что…
– Что?
– Салливан сегодня на службе?
– Когда я уходила, он как раз заступал на дежурство.
– И когда он сегодня освободится?
– Обычно это происходит около семи. – Она сжала губы. – Что вы собираетесь делать?
– Я хочу задать ему несколько вопросов, – честно сказал я.
– А если он вам не ответит?
– Как вы сами сказали, Салливан – человек неглупый. – Я убрал диск в карман куртки. – Спасибо за помощь, доктор. Я бы посоветовал вам в семь вечера находиться где-нибудь подальше от своей работы. Ещё раз огромное вам спасибо.
– Как я уже говорила, мистер Ковакс, я делаю это для себя.
– Я имел в виду не это, доктор.
– О!
Я прикоснулся к её плечу и быстро отступил прочь, под дождь.
Глава двадцать четвертая
За несколько десятилетий сидевшие здесь протерли на дереве скамейки удобные углубления под ягодицы; аналогичным образом были обработаны и подлокотники. Уютно устроившись в анатомически верных изгибах, я закинул ноги на край скамейки, ближайшей к двери, за которой наблюдал, и погрузился в изучение надписей, вырезанных на скамье. За долгую дорогу пешком через почти весь город я промок насквозь, но зал был приятно натоплен, а дождь теперь бессильно барабанил по длинным прозрачным плитам островерхой крыши высоко над головой. Через какое-то время появился робот-уборщик размером с собаку и вытер грязные следы с пола из расплавленного стекла. Я лениво проследил за тем, как исчезли все записи о моём появлении здесь.
Было бы просто бесподобно, если бы так же легко можно было стереть электронные следы. Но, увы, такое по силам лишь легендарным героям минувших эпох.
Робот-уборщик уехал, и я вернулся к изучению наскальной живописи. Большинство надписей было на амеранглике и испанском; эти старые шутки я уже видел в сотне подобных мест: «Carbon Modificado!»[5], «Без оболочки ты никто» и древняя хохма «Здесь был видоизмененный абориген». Но на обратной стороне спинки, вырезанная вверх ногами, крошечным островком спокойствия в море бушующей злости и раненой гордости красовалась странная строчка, выведенная японской катаканой:
Натяни новую плоть подобно взятым напрокат перчаткамИ снова сожги свои пальцы.Судя по всему, автору этих стихов, чтобы вырезать надпись, пришлось перевеситься через спинку, и всё же каждый иероглиф был выполнен с тщательным изяществом. Я разглядывал вырезанные значки, а тем временем у меня в сознании натянутыми струнами звучали воспоминания с Харлана.
Из размышлений меня вывел внезапный взрыв плача. Молодая чёрнокожая женщина и двое детей, тоже чёрнокожих, изумлённо таращились на стоявшего перед ними сутулого белого мужчину средних лет в стандартном комбинезоне ООН. Воссоединение семьи. На лице женщины был написан шок; она ещё не до конца осознала случившееся. А младшая из детей, девочка четырёх лет, похоже, вообще ничего не поняла. Она смотрела на белого мужчину невидящим взглядом, беззвучно повторяя губами один и тот же вопрос: «Где папочка? Где папочка?» Лицо мужчины блестело в проникающем сквозь прозрачную крышу свете – судя по всему, он плакал не переставая с тех пор, как его извлекли из резервуара.
Я смущённо отвернулся. Мой собственный отец, выпущенный из хранения, прошёл мимо родственников и пропал из нашей жизни. Мы так и не узнали, в какой он был оболочке, хотя значительно позже я пришёл к выводу, что мать что-то заподозрила – по смущённо отведённому взгляду, похожей осанке или походке. Не знаю, то ли отец стыдился встречи с нами, то ли, что куда более вероятно, просто не мог прийти в себя от радости, потому что обменял своё тело, насквозь пропитанное алкоголем, на новую приличную оболочку, и уже мечтал о новых городах и новых женщинах. Мне тогда было десять лет. Я понял, в чём дело, только когда служащие выпроводили нас из хранилища, собираясь закрыться на ночь. Мы пробыли там с полудня.
Старшим смены был пожилой мужчина, добродушный и умиротворенный. Перед тем как проводить нас к двери, он положил мне руку на плечо и сказал что-то ласковое. Затем старик кивнул матери и пробормотал что-то официальное, позволившее ей сохранить в целости плотину самообладания.
Вероятно, ему каждую неделю приходилось видеть нечто подобное.
Чтобы хоть чем-нибудь заполнить ум, я выучил наизусть код местонахождения, данный Ортегой, затем оторвал от пачки сигарет кусок с цифрами и съел его.
Моя одежда почти успела высохнуть, когда из дверей, ведущих внутрь хранилища, появился Салливан и начал спускаться по лестнице. Его щуплое тело было укутано в длинный серый плащ, а на голову была надета шляпа такого вида, какого мне ещё не доводилось видеть в Бей-Сити. Его лицо, приближённое нейрохимией, выглядело бледным и усталым. Чуть развернувшись, я провёл кончиками пальцев по лежащему в кобуре «Филипсу». Салливан шёл прямо, но, увидев распростёртое на скамейке тело, презрительно поджал губы и изменил курс, обходя, как он решил, бывшего клиента заведения, который вернулся устроить скандал. Надзиратель прошёл мимо, не удостоив меня ещё одним взглядом.
Я дал ему несколько метров форы и бесшумно соскочил на пол. Я пошёл следом, под курткой вытаскивая «Филипс» из кобуры. Я догнал Салливана в тот момент, когда он был у двери. Едва створки раздвинулись, я грубо толкнул его в спину и быстро вышел вслед за ним. Двери начали закрываться, и Салливан обернулся ко мне с искажённым от ярости лицом.
– Что вы себе позволяете…
Остальное замерло у него на устах, когда он увидел, с кем имеет дело.
– Добрый вечер, надзиратель Салливан, – учтиво поздоровался я, показывая под курткой свой пистолет. – Это приспособление действует бесшумно, а у меня сегодня плохое настроение. Будьте любезны исполнять все, что я вам скажу.
Он сглотнул комок в горле.
– Что вам нужно?
– Помимо всего прочего, мне бы хотелось поговорить о Трепп. И у меня нет желания делать это под проливным дождем. Предлагаю пройтись.
– Моя машина…
– Очень плохая мысль. – Я покачал головой. – Ещё раз предлагаю пойти пешком. И предупреждаю, если вы хоть подмигнете кому-нибудь, я изрешёчу вас пулями. Мой пистолет вы не увидите, его никто не увидит. Но от этого он не станет менее смертоносным.
– Вы совершаете огромную ошибку, Ковакс.
– Я так не думаю. – Я кивком указал на поредевшие ряды машин на стоянке. – Проходим прямо, на улице поворачиваем налево. Идите вперёд до тех пор, пока я не прикажу остановиться.
Салливан начал что-то говорить, но я ткнул его дулом «Филипса», и он осекся. Надзиратель спустился по лестнице и пошёл вперёд. То и дело оглядываясь на меня, он пересёк неровный асфальт и отправился к осевшим двустворчатым воротам. Их раскрытые створки заржавели на петлях, наверное, ещё лет сто назад.
– Смотрите перед собой, – окликнул его я. – Я по-прежнему здесь, так что вам не о чем беспокоиться.
Когда мы вышли на улицу, я увеличил расстояние между нами метров до десяти, изображая, что мне нет никакого дела до идущей впереди фигуры. Район был малолюдный, а из-за дождя народу совсем не было. Салливан стал бы прекрасной мишенью для «Филипса» и на вдвое большем расстоянии.
Через пять кварталов я увидел запотевшие окна китайского ресторанчика, который искал. Ускорив шаг, я догнал Салливана.
– Зайдём сюда. Проходите к столикам в дальнем конце зала и садитесь.
Окинув улицу взглядом, я не увидел ничего, бросающегося в глаза, и последовал за надзирателем.
В заведении почти никого не было. Обед уже закончился, а до ужина ещё было далеко. В углу с увядшим изяществом высохших букетов сидели две древние китаянки, склонив головы друг к другу. Напротив четыре молодых парня в светлых шёлковых костюмах громко смеялись, демонстрируя дорогое оружие. За столиком у окна жирный европеец уплетал огромную миску лапши, листая голографический журнал с порнокомиксами. На экране, подвешенном высоко на стене, показывали соревнования по какому-то не знакомому мне виду спорта.
– Чай, – сказал я встретившему нас молодому официанту, усаживаясь на диванчик напротив Салливана.
– Вам это не сойдёт с рук, – неубедительно заявил надзиратель. – Даже если вы меня убьёте, убьёте по-настоящему, полиция проверит всех, кого загрузили в оболочку в последнее время, и рано или поздно выйдет на вас.
– Да. И возможно, она узнает о незаконной операции, которую вы осуществили с этой оболочкой перед тем, как выгрузить меня.
– Проклятая сучка! Она…
– Вы не в том положении, чтобы угрожать кому бы то ни было, – мягко остановил его я. – Больше того, сейчас вы можете только отвечать на вопросы и надеяться, что я вам поверю. Итак, кто приказал повесить на меня колокольчик?
Тишина, нарушаемая только голосом спортивного комментатора. Салливан тупо смотрел перед собой.
– Ну хорошо, я вам помогу. От вас потребуется только говорить «да» или «нет». К вам пришла искусственная оболочка по имени Трепп. Вы впервые имели с ней дело?
– Я понятия не имею, о чём вы говорите.
Сдерживая злость, я с силой ударил его наотмашь по лицу. Салливан отлетел к стене, потеряв шляпу. Разговор парней резко оборвался, но тотчас же возобновился с преувеличенным оживлением после моего косого взгляда. Две старухи, с трудом поднявшись с места, поспешили к выходу. Белый даже не оторвался от порножурнала. Я перегнулся через стол.
– Надзиратель Салливан, ты отнёсся к моим словам недостаточно серьёзно. Я очень хочу узнать, кому ты меня продал. И меня не заставят отступить остатки твоих угрызений совести по поводу доверительных отношений с заказчиками. Поверь, тебе платят недостаточно много для того, чтобы ты играл в молчанку.
Выпрямившись на стуле, Салливан вытер кровь, струящуюся из разбитой губы. К его чести надо признать, что он хорошо изобразил горькую усмешку.
– Ковакс, вы думаете, мне никогда раньше не приходилось слышать угрозы?
Я внимательно посмотрел на свою правую руку.
– Я полагаю, у тебя очень небольшой опыт знакомства с болью, и это будет определённым недостатком. Я собираюсь дать тебе шанс рассказать всё, что известно, здесь и сейчас. Или мы отправимся туда, где нас никто не услышит. Итак, кто прислал Трепп?
– Ты головорез, Ковакс, подлый…
Мой кулак пронёсся над столом и дал ему в левый глаз. Звук получился гораздо тише, чем от пощёчины. Вскрикнув от боли, Салливан сполз со скамейки. Я спокойно ждал, когда он придёт в себя. Во мне поднималось что-то холодное, рождённое на скамье зала ожидания в Ньюпесте и окрепшее за годы бессмысленной жестокости, свидетелем которой мне довелось стать. Я надеялся, что Салливан на поверку окажется совсем не таким крутым, каким пытается себя выставить, – для нашего же обоюдного блага. Я снова склонился к нему.
– Ты сам всё сказал, Салливан. Я головорез. Вовсе не уважаемый преступник вроде тебя. Я не маф, не бизнесмен. У меня нет ни долгосрочных интересов, ни общественных связей, ни купленного уважения. Я – это просто я, и ты стоишь у меня на дороге. Так что начнём сначала. Кто прислал Трепп?
– Ковач, он ничего не знает. Вы напрасно теряете время.
Женский голос, спокойный и весёлый, чуть натужный – сказано громко, чтобы донеслось от входной двери, где она стояла, убрав руки в карманы длинного чёрного плаща. Стройная и бледная, с коротко остриженными тёмными волосами, она держалась с уверенной грациозностью, которая свидетельствовала о навыках боевых единоборств. Под плащом на ней была серая блузка в блёстках, судя по виду, из противоударной ткани, и брюки в тон, заправленные в полусапожки. В левом ухе болталась одинокая серебряная серьга в форме электрода. Похоже, женщина была одна.
Я медленно опустил «Филипс», и женщина, не подавая виду, что оружие нацелено на неё, правильно истолковала моё предложение и невозмутимо прошла через зал. Парни в шёлковых костюмах следили за каждым её шагом, но если она и чувствовала их взгляды, то не подавала виду. Когда до нашего стола оставалось шагов пять, женщина вопросительно посмотрела на меня и начала медленно доставать руки из карманов. Я кивнул, и она закончила движение, расправив ладони и пальцы в кольцах из чёрного стекла.
– Трепп?
– Догадка правильная. Вы позволите подсесть к вам?
Я махнул «Филипсом» на скамейку напротив, где сидел Салливан, зажимающий руками глаз.
– Если вы сможете убедить вашего помощника подвинуться. Но только держите руки над столом.
Улыбнувшись, женщина склонила голову. Она бросила взгляд на Салливана, и тот прижался к стене, освобождая для неё место. Женщина, держа руки над столом, элегантно опустилась рядом. Её движения были настолько экономными, что серёжка в ухе едва качнулась. Усевшись, женщина положила руки на стол ладонями вниз.
– Вот так вы чувствуете себя в безопасности?
– Сойдет, – сказал я.
Я отметил, что кольца из чёрного стекла, как и серьга, являются своеобразной шуткой. Под каждым кольцом виднелась призрачно-белая полоска обнажённой кости, словно высвеченная рентгеном. Что ни говори, у Трепп был стиль, и мне это начинало нравиться.
– Я ему ничего не сказал, – выпалил Салливан.
– А ты ничего и не знал, – равнодушно заметила Трепп, даже не поворачиваясь к нему. – К счастью для тебя, я подоспела вовремя. Мистер Ковач не похож на человека, который удовлетворится ответом «я не знаю». Я права?
– Трепп, что вам нужно?
– Я пришла вам помочь. – Услышав позвякивание, Трепп обернулась. Появился официант с подносом, на котором стояли две пиалы и большой фарфоровый чайник. – Это вы заказали?
– Да. Угощайтесь.
– Благодарю, я очень люблю чай. – Дождавшись, когда официант выставит всё на стол, она занялась чайником. – Салливан, а ты хочешь чаю? Эй, пожалуйста, принесите ещё одну пиалу. Благодарю вас. Итак, на чем я остановилась?
– Вы пришли, чтобы мне помочь, – многозначительно произнёс я.
– Ах да. – Отпив зелёного чая, Трепп посмотрела поверх края пиалы. – Точно. Я здесь для того, чтобы кое-что прояснить. Видите ли, вы пытаетесь выбить какую-то информацию из Салливана. А он ничегошеньки не знает, мать его. Он был связан только со мной, поэтому я здесь. Можете расспросить меня.
Я спокойно смерил её взглядом.
– Трепп, я убил вас на прошлой неделе.
– Да, мне об этом говорили. – Поставив пиалу, Трепп внимательно посмотрела на свои пальцы. – Разумеется, я ничего не помню. Больше того, Ковач, вижу вас впервые в жизни. Последнее, что я помню, – это как меня клали в резервуар месяц назад. Все, что было потом, исчезло. Та я, которую вы сожгли бластером в лимузине, мертва. Это была не я. Так что мы не держим друг на друга зла, хорошо?
– Значит, у вас нет резервной копии памяти, Трепп?
Она презрительно фыркнула.
– Вы шутите? Я зарабатываю на жизнь, как и вы, но только не в таких масштабах. В любом случае, кому нужно это резервное дерьмо? Я считаю, если ты где-то напортачил, надо платить. Я ведь напортачила с вами, так?
Отпив чай, я внимательно прокрутил в памяти схватку на борту аэрокара.
– Вы оказались недостаточно расторопной, – согласился я. – И недостаточно осторожной.
– Да, недостаточно осторожной. Мне надо следить за этим. Синтетические оболочки расслабляют. Они противоречат духу дзен-буддизма. У меня в Нью-Йорке есть сэнсэй, наставник, так он от моей беспечности порой на стену лезет.
– Полностью с ним согласен, – терпеливо произнёс я. – Ну а теперь вы скажете, кто вас прислал?
– Э, всё гораздо лучше. Вы приглашаетесь на личную встречу с этим человеком. – Трепп кивнула, увидев выражение моего лица. – Да-да, с вами хочет поговорить Рей. Всё так же, как и в прошлый раз, но только теперь вы отправитесь со мной по доброй воле. Похоже, принуждением от вас ничего нельзя добиться.
– Ну а Кадмин? Он тоже в этом участвует?
Трепп втянула воздух сквозь стиснутые зубы.
– Кадмин… м-м… В общем, Кадмин теперь в некотором роде стал не совсем управляемым. Сказать по правде, он нам мешает. Но, надеюсь, этот вопрос мы тоже сможем решить. Если честно, сейчас я просто не имею права сказать вам больше. – Она искоса взглянула на Салливана, который пришёл в себя и начал прислушиваться к разговору. – Нам лучше отправиться куда-нибудь в другое место.