Бесправная и обманутая я села на пол и заревела в голос.
– Плохо, – сказал он с безразличным спокойствием. – Твоя мать пишет, что твой отец согласился на трёхдневный визит. Значит, вестник о согласовании встречи скоро прибудет.
– Не-е-ет, – протянула я. – Это хорошо! Пусть мама узнает, кому пишет письма! – со всем злорадством, количество которого и не вообразить, утирая слёзы рукавом, я смаковала каждую угрозу, рождённую моим обиженным разумом, – Ох, и не любит мамочка непорядочного поведения! Даже не представляю, что будет…
– Обсудим сделку? – последовало от повелителя, после недолгого размышления.
– А есть что-то равнозначное Вашему проступку?!
– Твои условия? – поинтересовались у меня.
Я встала прямо перед ним и задрала голову, чтобы видеть его лицо. Он выпрямился во весь рост, специально сложил руки на груди, усложняя задачу достать и пришибить его одним только карающим взором.
Мебели в моём будуаре насчитала на десяток скандалов. Я пока плакала, мысленно успела примерить пару лёгких резных стульев на его спину, остановилась на бесполезной кушетке. Что ж, видимо, наступил её черёд.
Карябая пол ножками, а уши громким звуком, пододвинула её и встала, глядя ровно в глаза Даромиру, терпеливо ожидавшему ни приговора – очередного развлечения за мой счёт. Его показное безучастие меня не остудило. И не смягчила, возникшая было, мысль, что он как наделил властью, от которой руки зачесались, а душа, вдруг, возликовала, так и приземлит, если много запрошу. Я жаждала отмщения, и позволение так скоро свершить возмездие сильно вдохновляло моё богатое воображение.
– Знаете это чувство? – Довольно улыбаясь, спросила я о распирающем меня торжестве справедливости, – Оно называется «радость». Уверена, Вас оно не посещало. Нравиться?
– Мстишь? – спросил он, не скрывая, что меня саму от расплаты за возродившуюся смелость отделяет только данное им слово.
– Да-а-а, – протянула, смакуя, – и ещё злорадствую! – я посмотрела на него с предвкушением полного воздаяния за все нанесённые обиды. – С этой минуты и до отъезда родителей из вашего дворца…
– Из нашего, – поправил он меня, уже слегка насторожившись. Мой бравый вид его поразил. Кажется, у него появились сомнения не сильно ли он рискнул, обязуясь выполнять условия будущей сделки.
– Из нашего, – быстро исправилась. «Наш дворец» звучало не плохо. – Я хочу быть счастливой, то есть радоваться с утра и до ночи. И Вы мне это обеспечите. Иначе мама узнает о вашей подлости и не только моя мама. Это я Вам обещаю!
Вена на виске повелителя вздулась и забилась, но с возникшей, было, злостью он справился удивительно быстро. Появилась тщательно отрепетированная, судя по идеальности, улыбка, он галантно подал мне руку, помогая спуститься, и с лёгким поклоном объявил, что принимает условия.
– Да??? – я не сразу поверила в такую удачу, для верности уточнила, правильно ли поняла, а потом ещё раз проверила, требуя вернуть мамино письмо, чтобы прямо сейчас начать радоваться.
Обретя желанный листочек бумаги и пожелав спокойной ночи, я, довольно улыбаясь, выпроводила повелителя за дверь и почти сразу пожалела, что он согласился уйти так сразу.
Ох! Если бы он был таким всегда! Не берусь утверждать, что мои думы были правильными, но я позволила себе представить, что любезность повелителя может стать нормой, что он не морщится после каждого вежливого слова и больше глупой меня не считает. В общем, я незаметно для себя, размечталась, и в своих мечтах была признана той, что научила его чувствовать мир правильно. На большее моей незрелой фантазии не хватило. Тем не менее, сумела понять, что моё счастье зависит больше всего от меня самой. Найти бы мудрость влиять на повелителя, не угрожая жалобами родителям.
Глава 3
Первое нежное чувство, как первый вдох пьянящего аромата. Вдохни – и задержи дыхание
Утро после сделки началось с приятного подарка, который обнаружился на столике у кровати. На маленькой, бархатной подушечке разместились два крошечных цветочка искусной работы. Отсутствие обычных застёжек только подтвердило моё предположение относительно мастера, сотворившего сию прелесть. Я с удовольствием надела украшения и каждый раз, ощущая непривычно-замечательное утяжеление на ушах, с упоением представляла, как он их создавал. Раз эти серёжки делал повелитель, мне было безразлично подходят ли они к моему утреннему, дневному, а затем и вечернему нарядам или что подумают о золотых ромашках на моих ушах местные модницы. Для меня магическое мастерство в достижении схожести с настоящими цветами было неоспоримым и главным, поэтому я признала повелителя первым и в ювелирном деле тоже.
Однако так быстро, как хотелось бы, он полностью идеальным не сделался. Выполняя условия нашего соглашения, имеющий привычку действовать тактически, супруг ускорил как приезд, так и отъезд моих родителей. С раннего утра слугам стало известно, что неофициальный, однодневный визит сильфийской, монаршей четы ожидается третьего дня.
Сам же он соизволил появиться у меня в то же утро, чтобы сопроводить на завтрак едва я успела закончить с причёской. Вполне вежливо попросил у фрейлин разрешение войти в будуар, осведомился о моей готовности, а когда я вышла, предложил мне ухватиться за его локоть.
За эталон я взяла поведение мамы и, красивым жестом приняв предложенную конечность, как могла, подстроилась под его широкий шаг (то, как он тащил меня по коридорам, даже с натяжкой не назвать словом «галантно», но я была довольна и этим).
– Ваше Светлейшество! – обратилась к нему леди Катриола, спешившая навстречу по срочному делу. – Я получила распоряжение о новом расписании и хотела бы уточнить, на какой срок все уроки заменяются для Её Величества занятиями магией? – спросила сходу, приветственный поклон последовал уже после возмущавшего её вопроса. Леди со всей ответственностью относилась к моему образованию, а может к своему назначению, хотя второе предположение никоим образом не исключало первого. Как оказалось, она уехала в герцогство Ливон сразу после коронации Даромира. Вдовья жизнь вдали от королевского дворца ей быстро разонравилась и леди вернулась, как только получила приглашение на должность моего секретаря. Умение разграничивать личное и официальное у неё было, как все утверждали на высоте. Меня же настораживала её чопорность в должностных обязанностях наравне с чрезмерной болтливостью в свободное от работы время.
– На два дня, – ответил повелитель, даже не замедлив шаг. Мне ничего не оставалось, как только спрятать довольную улыбку, приветственно кивнуть леди на ходу и вновь ускориться, чтобы не повиснуть на чужой руке и не провалить роль великосветской дамы, которой я усердно старалась соответствовать, передвигаясь почти бегом.
За завтраком повелитель был сама любезность, вслед за Арисом одарил каждую из присутствующих дам вполне уместными замечаниями о прекрасном, цветущем виде, отчего его родные переглянулись удивлённо, а меня понесло измерить границы Его Светлейшего терпения.
– Дорогой супруг, лорд ректор мечтает открыть в Эльфирине женскую, магическую академию. Вы же не откажете ему в содействии?
Он наблюдал за мной, взглядом хитрющего кота, играющего с мышкой, пока ещё уверенной, что ей, как минимум, позволят убежать, как максимум позволят убегать не больно.
– Не откажу, радость моя. Он уже обращался ко мне. Я выберу время и подумаю, как помочь Тансали, – обнадёжил меня муж и, не привыкший к ярким всплескам положительных эмоций, отметил поднятой в удивлении бровью плохо скрытое мной ликование.
«Ещё бы! Вот Тансали обрадуется!» – Дело в том, что повелитель отмахнулся от женского образования в его родном городе и на официальный запрос данзиранского ректората департамент образования отписался предложением о переносе обсуждения данного вопроса на неопределённый срок. Возможно, через три дня я пожалею о своём посредничестве, но повелитель хозяин своего слова, и теперь академии в Эльфирине точно быть.
– Дорогой супруг, мне бы хотелось получить назад свой радоцвет. – Трёхдневный отпуск в «счастье» начался, глупо было не воспользоваться.
– Да, радость моя, – согласился повелитель, приводя собравшуюся за столом семью в полный шок, – верну тебе Ви к обеду.
Уступчивость повелителя окрылила не только меня. Ему вообще повезло, что братья не сразу сообразили обратиться с неразрешенными вопросами, а вот их половинки смекнули быстро, но промахнулись с тем, кому адресовать просьбы.
– Дорогой супруг, – бросив вызов мне одним только взглядом, заговорила Томилина, – Следующую неделю я бы хотела провести с детьми. На море прекрасный сезон для загара.
– Радость моя, на следующей неделе дети вернуться домой. Надеюсь, достаточно загорелые, чтобы тебя порадовать.
Не знаю, каким чудом Томилина не выбежала из столовой. Вид у неё, мягко говоря, был раздосадованный, а взгляд предупреждал, что Фалентира ожидает что-то «грандиозное и громкое» наедине. Слово «скандал» в моём лексиконе до встречи с Даромиром не значилось, поэтому я не сразу его вспомнила. У Томилины прямо на наших глазах составлялся список неподражаемых сцен со слезами обиженной жены, вкупе с извинениями и подарками от виноватого мужа. Леди-секретарь только вчера сетовала, что жена старшенького та ещё мастерица находить и наказывать виноватых.
Тем временем, в полной уверенности несомненного успеха, эстафету приняла Ингрис:
– Дорогой, не мог бы ты надеть на нашу свадьбу военную форму. Она невероятно контрастирует с женственностью придуманного для меня наряда невесты, – лилейным голоском попросила красавица и, накрывая руку Ариса своей, послала тому наимилейшую улыбку.
– Радость моя, – подражая Даромиру, ответил Арис, – форма гвардейского полка с тех пор, как я служил, претерпела ряд изменений. Я не имею права на новую, и буду нелепо выглядеть в устаревшей. Твоей женственности придётся терпеть меня в штатском или отправить снова служить в армию и подождать со свадьбой лет эдак …дцать.
Как ни дули губки красавицы, но сговорчивым оказался только средний брат и со счётом два – ноль в мою пользу, мы завершили завтрак. На выходе из столовой, сопровождаемое смешком Ариса, в адрес невозмутимого брата полетело что-то непонятное мне с прозвищем «каблук», не без ехидства выданное Фалентиром.
– Трепать не вижу смысла языком, мужья у всех двух типов, кто не знает? Есть те, кто у жены под каблуком и те, кто это тщательно скрывают… – спасибо маме Дорис, которая не оставила без внимания едкое высказывание Фалентира и, поэтично указав тому на бревно в собственном глазу, подсказала ещё одно значение слова известного мне до этого исключительно как выступающая часть подошвы на обуви.
После завтрака повелитель опять сделался сильно занят. При его насыщенной событиями жизни о том что он просто избегал со мной встречи до самого приезда моих родителей думать было нелогично. Но я то, конечно, именно так подумала.
Встречу гостей мой ныне сговорчивый муж организовал в холле. Он лично создал переход прямо во дворец, чтобы моим родственникам не пришлось подниматься по многочисленным ступеням крыльца. Встреча была очень тёплой: я обняла родителей, мужчины обменялись приветствиями и рукопожатиями, женщины реверансами, мамы сначала взялись за руки, а потом и вовсе последовали моему примеру и обнялись, от чего я стала счастливой окончательно.
Совместный завтрак сопровождался оживлённой беседой завязавшейся в основном на двоих у наших отцов. Иногда рассказы старших о влиянии новых заклинаний на урожай Арис и Фалентир разбавляли своими волшебными историями. Никогда не видела папу таким весёлым и открытым, чувствовалось как ему приятно дружеское общение с бывшим правителем Эльфирина.
За то мой воин, далёкий от повседневных мелочей правителей аграрных стран, молчал и выглядел отрешенным, а мне вдруг так захотелось повторить чувство восторга возникшее, когда он по условиям нашей сделки, становился внимательным и обходительным. Раньше он, конечно, одним только невниманием к моей скромной персоне меня счастливой делал, но сделка – есть сделка, и нечего ему просто так драгоценное время просиживать.
– Дорогой супруг, Вы очень заняты с утра? – я постаралась исполнить нечто похожее на улыбку Ингрис и обратилась робким голоском.
– Для тебя я всегда свободен, радость моя, – если от рафинированной сговорчивости брата, Фалентира даже и перекосило, мне было всё равно. Я продолжила в чрезвычайно радостном предвкушении:
– Составите нам компанию? Мы собрались на прогулку сразу после завтрака.
– С превеликим удовольствием! – прозвучало вполне мной ожидаемое. И пока я упивалась чувством триумфа от достигнутой уступчивости, у папы с мамой складывалось стойкое впечатление, что я из всемогущего повелителя «верёвки вью» (если я правильно запомнила, свёкор именно так о способностях Ви отозвался). Не скрою, временная власть над великим магом казалась очень приятной, учитывая, как долго он осыпал меня исключительно назиданиями и упрёками.
Я получила далеко не легкомысленное «да» ещё на пару просьб, до того, как мама, улучив момент для воспитательной беседы, попыталась указать на явный перебор в демонстрации личных побед на публике. Я вздыхала, думала о своём, не внимая её речам, и улыбалась с полным отсутствием вины на лице. В общем, мои родители переполнились уверенностью, что я сыром в масле катаюсь, пользуясь расположением ко мне супруга.
Знала бы я, как быстро родители объединяются в борьбе с моими несовершенствами, не выпячивалась бы так со своим кратковременным счастьем. Мамочку совсем не успокоила моя реакция на замечание, о чём она не преминула сообщить папе, а вот с методами его воспитания лучше было вовсе не знакомиться. Несомненно, папа собирался переговорить о моих приключениях с Даромиром наедине, но учитывая мамино недовольство дочерью, решил свой вопрос в долгий ящик не откладывать.
– Дорогой зять, соблаговолите-ка объяснить, каким ветром мою дочь занесло в Королевство Тхетельситапрохсы? – вопросил он, дождавшись окончания моего восторженного описания сада родителей Даромира, куда мы вшестером направлялись. Точнее даже всемером: два папы, две мамы, Даромир, я и моё хорошее настроение.
Все замерли в ожидании. И пока муж собирался с ответом, папа становился всё менее терпеливым. Представив, как со всей своей прямотой мой воин начинает историю с академий и сделок, я решила, что во избежание возможного скандала ситуацию нужно спасать.
– Пап, а можно я расскажу? Даромир, как всегда, принизит свои подвиги, а это самое интересное! – Я проигнорировала изумлённые переглядывания старших Легестель и с видом восторженной почитательницы, воззрилась сначала на Даромира, потом умоляюще на отца и, не дожидаясь запрошенного разрешения, начала быструю речь полную покаяния:
– Всё моя собственная глупость! Вы же знаете, Лиси пропала. Мы её искали, но не нашли, – пришлось даже всплеснуть руками, неумело выдумывая историю на ходу. – Я вспомнила, что у неё подружка завелась. Рамиссой зовут. Лиси иногда…ммм… в таверну отпрашивалась, с Рамиссой поболтать. Та на главной площади в богатом квартале служит… у гоблинов. Даромира не было, и я решила сходить сама, – ложь далась нелегко, нужна была передышка, чтобы додумать её до правдоподобной концовки. – Мам, – я расстегнула три верхние пуговицы на глухом вороте платья, – тут такое дело, я не помню, когда он треснул. Ну и перестал служить, как должно. Гоблины меня в дом пригласили и сразу порталом в свою столицу перенесли в подарок наследнику! Не узнали, кто я, к сожалению. Пап, я едва успела тебе сказать, что они задумали меня магии лишить. А Даромир так вовремя появился! Он со своим войском гоблинский дворец штурмом взял!
– Красивая история. Вашим детям её рассказывать будете! А о том, как Даромир взял дворец, я знаю. Не заметила, когда магию защитного амулета разрушили?! – переспросил папа, впервые проявляя строгость по отношению ко мне. – Даромир, за враньё лучше ремнём ей всыпать. А если вернётся желание в детектива поиграть, высеки повторно! – папа не просил – он приказывал, и его слова не предполагали отказа в повиновении. Но потому как он развернулся и, в нарушение всех норм, повёл хозяев за собой, мы поняли, как сильно папа расстроен.
Я рот открыла от неожиданности. Так влипнуть в неприятности нужно было постараться. Оказывается, меня сильно жалели, пока я была маленькой. А теперь выросла, и скидки кончились.
«Я получу сполна», – представляя, как Даромир в расплату за «радостные» дни, не ласково гладит заготовленный для меня широкий, кожаный ремень, тихонько ойкнула, от неожиданного прикосновения. Приглашая продолжить путь, Даромир непривычно бережно обхватил мою руку своей ладонью, вкладывая в этот жест что-то похожее на поддержку или благодарность. Я словно «спасибо» услышала. Удивительно, что можно так общаться, не словами, а взглядом и прикосновением. Его высокая оценка моего глупого, но смелого решения не посвящать родителей в наши дела, наполнила меня целой гаммой дружеских чувств: гордостью, ответной благодарностью, светлой радостью, и чем-то мной не идентифицированным. Новое чувство удивило. Оно щипало в носу и разливалось приятным теплом где-то в груди, словно мне показали редчайший вид растения, которое погибнет без моего участия и заботы.
– Арисгар называл подобное умилительно-щекотное состояние нежностью, – прошептал повелитель, который тоже, кажется, прислушивался к моему новому чувству. – Но твоё ощущение сильнее, словно под шкуру забирается.
– Вам неприятно?
– Пока не понял…
Попытка вернуться в реальность не увенчалась успехом. Мы догнали родителей у входа в их прекрасный сад, который разместился в дворцовом парке, словно постоянная, диковинная его часть, и постарались не выказать возникшей необычности. Однако Даромира заметно выдавала его глубокая задумчивость, а я вообще двигалась, как сомнамбула далёкая от красот сада, поглощённая в собственный мир переживаний. Объединённая с Даромиром двумя древними, запрещёнными ритуалами и несколькими тайнами, я отчётливо почувствовала, как захотелось стать кем-то очень близким для него. Только боялась, что другие догадаются, о чём я мечтаю, особенно смущало, если догадается сам Даромир. И потому лишь прогоняла навязчивые мысли. А вот родители не стеснялись свои выводы озвучить.
– Молодежь, наш дом полном в вашем распоряжении, оставайтесь, если хотите побыть вдвоём. А мы возвращаемся. Эвиладель в зелёном цвете посмотрели, – это отец Даромира о заявленной к показу гостям растительной композиции с моим изображением упомянул, – настало время мужчинам выпить по бокалу вина, пока наши прекрасные половины будут наряжаться к балу. Вы не против, друг мой?
– Я только «За»! – Пока родители решали начать ли им дегустацию вина прямо сейчас или позже во дворце, мы с Даромиром переглянулись и не размыкая рук, вышли из домика раньше взрослых, показывая что не собирались оставаться. Наверно, приглашение уединиться Даромиру тоже показалось странным. Хотя он то догадался посмеяться над сказанным вместе со всеми, а я нет.
Я старалась взять себя в руки и выглядеть как обычно, прятала навалившиеся переживания под воспоминаниями властных распоряжений и всего не так давно сказанного Даромиром о моей выходке с гоблинским отбором, но ощущений перемен не лишилась. Похоже, наше поведение всё же понравилось старшим: дважды мама назвала нас влюблёнными, при этом она выглядела довольной, а папа даже перестал на меня сердиться.
Бабочки в животе порхали всё время, пока Даромир был рядом. Более того, тревожившие меня чувства не улетучились после обеда, мешая участвовать в неторопливой беседе женской половины наших семей, устроенной в роскошном будуаре второго этажа. Даже к вечеру, когда по случаю прибытия гостей устраивали приём для небольшого числа приглашённых, разнеженные мозги так и не встали на место. Родственники с обеих сторон, включая моих сестёр с мужьями и брата с невесткой, были размещены в гостевых комнатах и уже готовились к предстоящему балу.
Мама привезла мне новые платья, одно из которых я выбрала для вечерних танцев. Ещё одно доставили за два часа до приёма, поставив мой размягчённый «нежностью» разум перед непростым выбором. Оба платья мне понравились. Замужним дамам разрешались наряды всех цветов. Однако и мама, и Даромир точно знали, что я предпочитала оттенки родной стихии. Первое, выбранное мной платье, было цвета неба, такое небо, что видела у водников. Второе не просто голубое, скорее нежно васильковое. И в каждом присутствовали детали, делавшие одеяния неповторимо прекрасными.
Окончательно определиться с выбором платья помогло наличие тонких, белых перчаток в комплекте второго наряда, а я без перчаток даже в сад погулять не выходила. В Данзиране сказали, что руки мага – его самое уязвимое место. Через прикосновения к ним можно получить не только проклятия, но и потерять все свои тайны, поэтому хранить свой главный рабочий инструмент маги должны с особой тщательностью. Взять хотя бы Акху-Лонда. Надень я у дроу перчатки, и он бы надо мной своей шутки с модной меткой не провернул.
Использовав наличие коротких, ажурных перчаток как главный аргумент, остановила свой выбор на подарке мужа ещё и потому, что с мамой было легче объясниться в надежде на понимание, отказывать же повелителю я не осмелилась. Во-первых, до окончания визита моей семьи, а значит, и его уступчивости, оставалось всего пять часов, а во-вторых, мне просто не хотелось его обидеть. Почему-то становилось грустно при мысли, что появись я в другом наряде, и он мне больше ничего не подарит, а подарки от него – не что иное, как редкое признание, что он мной доволен. От воспоминаний, как он берёт меня за руку и смотрит с благодарностью, глаза сами собой закрылись, я застыла посреди комнаты и очнулась только, когда притихшая до этого Этрисса поприветствовала появившегося в гостиной Даромира.
– Я задолжал тебе два кольца, – начал он, отпустив Этриссу отдыхать до конца вечера.
– И когда только успели? – отчубучила я от волнительного, внутреннего трепета, воспрянувшего с новой силой при его появлении.
Даромира веселила моя растерянность или милая непосредственность, как назвал бы такое поведение Арис. Жаль, что и Арис, после того как я стала королевой, преисполнился парадно-уважительной мишуры. Наверное, это даже не плохо, что Даромиру всегда было плевать с высокой горы на весь этот официоз.
Кольца мне надевали с ухмылкой и повествованием о семейных традициях: первое должны были подарить, когда я стала невестой, а второе, когда женой. Сии пропущенные моменты были упомянуты, дабы я знала, как бы ни начались наши отношения, повелитель обрёл желание сделать их нормальными. Я попробовала усомниться, ведь если оба супруга далеки от нормальности, шансы на задуманное очень невелики. На что получила сразу две реакции: приятную: прикосновение его губ к моим пальцам, и совсем неожиданно разочаровывающую: шлепок по другой руке, которая сама, почему-то потянулась к повелителю и не иначе, как в желании прикоснуться.
И мне предложили выбрать. Что из его действий в дальнейшем будет нормой, поцелуи в случае полного доверия или двусторонние ограничения в случае, если у нас двоих не будет возможности делать, то, что хочется?
Какое-то время, я пробовала поразмышлять над сказанным, что оказалось бесполезным, потому что он не снизошел до объяснений, что там ему хочется. А то, что мне хотелось уже сейчас повторения прикосновений его губ к моей коже, скорее испугало, чем обрадовало. Возникшее было желание запихнула куда подальше, ещё до того, как оно оформилось в нечто мной не распознаваемое, явно для меня слишком смелое, и остановила свой выбор на очевидном: выбрала поцелуи рук с полным доверием.
Наверное, в доказательство правильности ответа в его руках появился ещё один подарок.
– Искал, что-нибудь поменьше, – слова для третьего шага к намеченной нормальности он подыскивал с особой тщательностью, словно позволяя в полной тишине рассмотреть украшенный синими кристаллами венец из тонкого плетения ослепительно белого метала, и с вручением подарка не торопился. Я оценила, успела сказать, что красиво и мне нравиться, а он всё медлил и осознал необычность своего поведение только после того, как моё нетерпеливое любопытство передалось и ему.
– Что? – очнулся и не менее удивлённо воззрился на меня. – Ты же мелкая, как кукла. Я в игрушки никогда не играл, у меня и меч сразу настоящий был. Страшно кольца надевать было, чтобы не сломать твои пальцы, такие маленькие в моих руках. Сделать магическое перемещение украшений было бы проще, но Векириил сказал, что так неправильно.
– Векириил? А кто это?
– Мой вариант Этриссы. Ни у тебя одной куча пробелов в жизни открывается. Ты же не обиделась, что я нанял тебе учительницу?
– Сначала не оценила, но она очень добрая и не навязывается с поучениями. А у Вас?
– Мой учитель более требовательный. Сегодня уже три раза придушить его хотелось…