Предание Темных

Мало ли, может сразу за замком стоит обычный милый пентхаус, и именно к нему мы «почти приехали».

– Да.

Шикарно.

Теперь у меня уже точно не остается никаких сомнений, что я влипла в какую-то очень неприятную историю. Какой нормальный молодой (и очень богатый) мужчина поселиться на отшибе какой-то румынской клоаки в мрачном замке?

Нормальные молодые богачи скупают себе виллы в центре миллионников, яхты и на досуге развлекаются с моделями.

А не тратят деньги на старые бумаги, еще более старые замки и в перерывах на отдых жуют лесную траву.

Внимательно наблюдаю за оставшейся дорогой. Спуск, еще один.. будто в самое жерло Ада.. После короткий подъем по горному серпантину и, наконец, мы въезжаем на территорию замка.

Не успевает Влад заглушить машину, как к нам выходить невысокий сухощавый человек средних лет и любезно кланяется. Я едва подавляю смешок при мысли, что это его дворецкий. Уж правда, как в фильмах-ужасах. Хиленький, любезненький дворецкий, который вечером заглянет в комнату гостя с ножом и заявит, что он как раз вовремя приехал навестить хозяина в полную луну для проведения какого-нибудь сатанинского обряда.

А потом его улыбка растянется, превратится в жуткую гримасу и комната наполнится гомерическим смехом.

– Добро пожаловать, господин. Прикажете подать обед?

Дворецкий выглядит очень опрятно, я не наблюдаю на его костюме ни одного залома или помятости. Даже его волосы уложены точно по часовой стрелке, а очки ни на дюйм не сползают ниже по носу. Он улыбается и.. я понимаю, что несмотря на весь внешний вид в совокупности с местом, в котором мы оказались – это самый обыкновенный мужчина.

Да, он работает дворецким, но на этом все его зловещее веяние кончается. Впрочем, для этого ему было достаточно заговорить. Голос твердый, чуть хриплый, но.. совсем не такой, как у дворецких в ужастиках.

Он скорее говорит о том, как этот бедняга устал от всей этой жизни, чем о том, какие ритуальные приготовления он суетливо прятал, завидев нас на горизонте.

К тому же – приятно узнать, что кроме Влада в этом замке, как минимум, будет еще один человек. Судя по всему, более последовательный и объяснимый.

Сам Влад, между тем, кивает ему:

–Антон, это моя гостья, мисс Дженна Бёрнелл. Она поживет у нас.. какое-то время. Приготовь ей комнату и все необходимое.

– Да, господин, но это займет некоторое время. Не угодно ли мисс пока пообедать?

– Я не голодна – отвечаю – лучше займусь пока картинами.

Раньше начну – раньше закончу. Быть может, если работать и ночами, а часы сна сократить, то.. мне потребуется гораздо меньше оговоренного времени?

– Хорошо – кивает Влад – тогда Антон проведет тебя в Лиловую гостиную. Антон..

Он показывает ему на мой чемодан с вещами. Дворецкий ловко подхватывает его и тащит внутрь. Я озадаченно перевожу взгляд с Антона, который уже почти исчез в глубинах замка с моими вещами, на Влада, который совершенно не спешит последовать за ним.

– Располагайся. Если что нужно – сразу говори Антону. А меня прошу извинить.

И поспешным шагом, будто прячась от кого-то, Влад скрывается в темноте арок. Между тем, и силуэт Антона уже полностью растворился в замке.

– Вот черт – цежу я и быстро взбираюсь по лестнице – Антон! Антон, подождите, пожалуйста..

Мы проходим по бесконечным длинным коридорам, один другого мрачнее (все в точности, как я и представляла), и наконец оказываемся в большой зале.

– Прошу, мисс Дженна, вы можете присесть здесь – он указывает на одно из больших кресел – будет удобно?

– Да, спасибо..

Я оглядываюсь и чуть подпираю ногой чемодан, который дворецкий уже опустил на пол. Сам он замер в какой-то выжидательной позе – наверное, ожидает, пока я его отпущу. Однако, прислушавшись и удостоверившись, что вроде как, поблизости никого нет, я спрашиваю заметно пониженным голосом:

– Антон, здесь еще кто-нибудь живет?

– Кроме меня?

– Да.

– Кроме меня и господина Влада никого. Конечно, сюда приходят и другие – служащие, повара. Но они все живут в ближайшей деревне, не в замке.

На ум так некстати тут же приходит пакостная книга Ширли Джексон «Призрак дома на холме». Там тоже работало много сторонних людей, но все старались убраться по своим домам так же в соседнюю деревню до захода солнца, потому что именно ночью в доме начинала происходить всякая чертовщина.

К слову, тот милый домик тоже находился на отшибе и больше был похож на замок.

– Скажите честно, тут есть приведения?

Мой вопрос забавит дворецкого. Он искренне смеется, чуть повеселев, после чего отвечает:

– Будь вы туристкой, я бы порассказал вам тут всякого.. А по правде говоря, за двадцать лет работы я не видел и не слышал тут ничего подозрительного. Хотя у этого замка очень богатая, даже уникальная история.

Боже, Джен, еще Милли ты называла впечатлительной? Сама-то! Увидела замок и тут же с пустого места приписала ему кучу приведений и прочей ерунды.

– За двадцать лет?

Мысленно прикидываю, что даже при самых больших оплошностях, столько лет назад Влад еще точно был ребенком.

– Значит, вы работаете тут еще со времен родителей Влада? Так сказать, наблюдаете смену поколений? Вы уже, наверное, стали почти членом семьи?

– Не совсем. Я сказал, что в этом доме работаю двадцать лет. А с господином Владом всего ничего. Он только купил этот замок. Все произошло так быстро..

– Только купил?

Но более дворецкий рассказать ничего не может, так как знает Влада немногим дольше меня. Уйдя, он оставляет меня в совершенно шокированном состоянии.

Если он только купил замок, то где жил раньше? Очевидно, тоже где-то здесь, ведь он ни раз упоминал о том, что «местный». Но если у него уже было жилье, зачем было его менять? И связано ли этот как-то с картинами и нашей сделкой?

Я слышала, что у психически больных людей бывают периоды обострения..

Чем больше я накручиваю себя, тем больше мне становится не по себе. Однако, власти я над ситуацией, в которую попала, не имею уже со вчерашнего вечера, потому решаю, что лучше постараться абстрагироваться от этих бесплотных размышлений.

Но никакое занятие в этом мрачном месте не сможет заглушить размышления о нем и его владельце.. разве, что если я окажусь далеко от этого места?

Открываю тубы и достаю вторую картину, так как портрет Хасана очистила еще в отеле. Однако, изучив покрывающий его слой, обнаруживаю, что он очень плотный. Совсем не в пример первому полотну.

Приходится перепробовать несколько из купленных инструментов, прежде, чем получается отделить хотя бы один кусочек краски от полотна. Да уж, видимо, с этой картиной работа затянется..

Однако, уже на втором куске замечаю, что нижняя часть слоя мягче верхнего. Значит, картины закрашены.. совсем недавно.

Но кому могло понадобится нарочно закрашивать хорошо сохранившиеся полотна?

Замерев на мгновение, я тут же принимаюсь именно за нижнюю часть, так как она отходит гораздо быстрее. Слой за слоем, кусочек за кусочком..

-7-

1444 год, Османская империя.

Домик в саду.

– Лале-хатун, что это у вас?

Лале содрогается так резко и сильно, что кисточка делает ненужный мах и чуть портит картину. Однако, сейчас ее беспокоит не это. Она была уверена, что она одна, и может работать вдоволь над портретом, но в какой-то незримый для нее момент – ее тайное место превратилось в какой-то постоялый двор.

Пытаясь спешно прикрыть мольберт спиной, Лале оборачивается к Сафие. То, что это она, Лале поняла еще по голосу – чего нельзя сказать о причинах появления здесь дочки визиря.

И что меньше всего нравится Лале – так это то, что наряду с удивлением на лице девушки начало проклевываться любопытство. Что-то все-таки Сафие успела увидеть..

– Что вы здесь делаете? – бормочет Лале – Дамет же сегодня на службе и..

Лале не хочется казаться бестактной, но свое тайное место она им открыла только на время их встреч, а не на любое время суток, когда захочется прийти. Это все так же ее, а не их тайное место.

– Да, Дамет на службе, и мне так тоскливо без него.. А дома я даже грустить не могу. Отец сразу что-то заподозрит.

Любопытство на ее лице вновь вытесняет печаль, и она со своего места пытается будто заглянуть за плечо Лале:

– Лале-хатун.. вы рисуете шехзаде Хасана?..

– Нет, это не то, что вы подумали..

Лале еще сама не знает, как будет объясняться, но уж точно не собирается признаваться в этом запрещенном деянии, несмотря на портрет за ее спиной, свежие мазки которого уже наверняка отпечатались на корсете платья.

Но Сафие поспешно машет руками, словно опасаясь спугнуть диковинную бабочку, которой не успела налюбоваться вдоволь:

– Нет-нет, Лале-хатун, я никому не скажу, обещаю! У вас очень красиво получается.. – тут глаза девушки упираются в пол и она смущенно добавляет – но раз уж вы все равно нарушили закон.. то может нарушите его еще один раз, для меня?

– Не совсем вас понимаю..

– Говорят, султан Мурад скоро надолго покинет Эдирне. Отряд Дамета должен ехать с ним..

Остатки любопытства полностью сходят с лица Сафие, руки начинают подрагивать, а в голосе отчетливо проступают истеричные нотки:

– Долгая разлука.. с глаз долой, из сердца вон! Он забудет меня!

Лале теряется:

– Право, Сафие-хатун, не знаю, чем могу вам помочь..

– Можете! Вот.. если бы у него был мой портрет.. то он бы постоянно видел меня, понимаете? Я бы дала его с собой! У него бы постоянно при себе было что-то от меня!

– Как мне кажется, Сафие-хатун, если любовь крепка, то никакая разлука ей не помеха. А если же нет, то и никакая картина ей не поможет..

Сафие сокрушенно кивает и роняет лицо в ладони:

– Вы правы, вы так правы! Но я должна же сделать хоть что-то, не могу же я просто ждать и уповать!

Лале думает, что весьма занимательная выходит ситуация: Сафие убеждена, что должна что-то сделать, но при этом «что-то сделать» за нее просит именно Лале.

– Конечно, узы брака могли бы скрепить наш союз гораздо прочнее картины.. но дочь главного визиря и простой янычар? Ох, Лале-хатун, Дамету нужно долго подниматься по службе, чтобы наш брак стал возможным. Если вообще-то когда-нибудь станет..

К этому моменту речь девушки уже становится совершенно неразборчивой из-за стенаний. Замолкнув, она начинает горько плакать, и Лале становится ее жаль. В конце концов, она ведь сама решила вмешаться в судьбу их отношений, предложив укромное место – так почему не помочь еще раз?

Тем более, рисовать ей нравится, а поскольку картина эта для самой Сафие, она уж точно не станет о ней болтать посторонним. Значит, все это по-прежнему будет безопасно. А потрет Хасана закончить у нее еще будет время.

– Ладно – Лале утешительно обнимает Сафие – я помогу вам. Правда, для этого придется отложить потрет шехзаде, потому что надо будет успеть закончить вашу картину до отъезда Дамета. А времени осталось совсем немного..

– Вы правда поможете мне?

Сафие отнимает лицо от плеча Лале. В ее глазах светятся неверие и надежда одновременно:

– Напишите мой портрет?

– Да.

– О, Лале-хатун, как я вам благодарна!

– Пока еще рано – Лале терпеливо скручивает портрет Хасана – сейчас принесу чистый лист и приступим. Нельзя терять время. Думаю, до урока успею сделать хотя бы набросок.

Однако, когда Лале, спрятав портрет Хасана, возвращается обратно с чистым листом – Сафие уже испуганно жмется к стене. На нее, утробно рыча, угрожающе надвигается гончая Хасана.

– Момпен, не надо! – Лале быстро подзывает собаку – ты чего? Сафие наш друг, прекрати..

Увидев хозяйку, собака быстро успокаивается. Предложение Влада дать собаке имя в итоге заимело за собой основания. Вскоре Лале поняла, что окликать гончую как «гончая» не даст большого прока. А собака такой питомец, которого окликать постоянно приходится. Аслан подсказал ей странное на слух имя, хотя она толком и не знала, откуда он его взял.

– Проходите, не бойтесь – теперь Лале кивает уже дочке визиря – она не укусит. Просто не признала вас сразу, решила, что..

– Что здесь делает собака? – испуганно лепечет Сафие.

– А, ну.. – Лале огорченно хмурится – я думала, Шахи-хатун позволит мне держать ее у себя, но она и слушать не стала. Раскричалась, схватилась за сердце..

Лале устанавливает лист на мольберт:

– В общем, теперь собака живет здесь.

Проходит еще несколько минут, прежде, чем Сафие соглашается принять тот факт, что собака, только что готовая кинуться на нее – совершенно безопасна. И то, как кажется Лале, смиряется она с этим только потому, что ей очень нужен портрет и другого места для его написания все равно не найти.

Однако, вскоре Сафие расслабляется, и Момпен даже удается к концу часа завоевать ее расположение. Однако, едва это происходит, Лале приходится прекратить работу. Набросок слишком блеклый и неясный, но зато по нему у Лале теперь есть возможность работать и без присутствия Сафие.

– Готово – заявляет она – после уроков я вернусь сюда и продолжу.

* * *

Когда Лале заходит в класс, большинство учеников уже на местах, но Ходжама Мустафы пока нет. Невольно она замечает чью-то взметнувшуюся руку. Аслан, сидящий в дальнем углу, тут же махает, едва видит свою лучшую подругу. Скорее по привычке, он кивает на пустое место рядом с собой.

И Лале уже делает шаг, как замирает.

Да, конечно, она всегда уже много-много лет садится рядом с Асланом. И это положение вещей ничто не может изменить, кроме разве что..

Она бросает короткий взгляд в противоположный угол. Там, так же одиноко, зарывшись в книгу и мрачно насупившись, будто желая страницами отгородить себя от видимости в окружающем мире, сидит Влад. Он отнюдь не машет, не приглашает – да что там, даже не смотрит на вошедшую Лале. Однако,

(..и я надеюсь, что величины твоего сердца хватит и на юного влада, и вы продолжите ладить и дальше.. в пределах разумного.. )

(..видишь ли, нам крайне необходимо, чтобы именно этот юноша изменил свои взгляды, увидел возможность и желание посягнуть на верность османской империи, поскольку сейчас в..)

она мучается сомнениями. Лале так и не поняла, зачем дяде Мураду понадобилось, чтобы Влад чувствовал себя здесь уютно, но объяснений и не требовалось, когда речь шла о просьбе султана. Она просто бралась и исполнялась безоговорочно, с полной отдачей.

Еще раз печально глянув в сторону лучезарно улыбающегося Аслана, Лале опускает взгляд и подходит к парте Влада. Даже когда она садится рядом, юноша и бровью не ведет. Зато вот краем глаза она видит, как улыбка Аслана медленно стягивается, угасает, а после на лице проступает обвиняющее непонимание. Она ждет, что друг, скорее всего, подойдет и спросит в чем дело, но он лишь как-то странно глядит и отворачивается.

Выждав паузу и поняв, что от Влада она приветствия не дождется, Лале неохотно заговаривает сама:

– Здравствуйте, как ваши дела?

– Нормально.

Он бросает на нее короткий взгляд поверх книги, а после вновь возвращается к чтению, будто не найдя здесь ничего примечательного, что стоило бы его внимания.

Лале насупливается и уже хочет упрекнуть его в невоспитанности – так как, в любом случае, не мешало бы поздороваться в ответ, как класс разрывает громогласный голос Мехмеда, который теперь стал распаляться еще громче:

– .. так вот поэтому я считаю, что Византия скоро падет!

Нурай-хатун, не особо отличающаяся умом и считающая, что предназначение женщины лишь украшать мир, в котором живет мужчина, раболепно ахает:

– Неужели? Как вы дальновидны, шехзаде!

Лале раздраженно вздыхает и говорит скорее сама себе:

– До появления Мехмеда здесь было намного лучше. А теперь он вечно выставляется и кого-то цепляет. Особенно не-османов.

– Я заметил – холодный голос Влада возмещает о том, что он все-таки слушает Лале.

Расценив это, как приглашение заново начать разговор уже в более дружелюбной манере (чтобы выполнить просьбу дяди), Лале с готовностью вновь оборачивается к соседу и советует:

– Если вас это коснется, вы, главное, не реагируйте. Не стоит оно того.

Но вместо благодарности, он ощеривается и голос его становится ледяным, как сталь:

– Думаете, я не в состоянии сам разобраться?

Лале начинает злится.

Теперь ей совершенно отчетливо становится понятным, почему тогда Влад увязался за ней и шел, несмотря на то, что разговор так же не клеился и он неоднократно давал понять свое презрительное отношение к султану (а значит и к ней).

Он вступился за Момпен раньше, чем она успела подбежать. И все, что его интересовало далее – это лишь судьба собаки. Собственно, именно с этим вопросом он и подбежал к ней. Теперь, оглядываясь назад, Лале понимает, насколько объяснимо было все его поведение, которое тогда казалось ей предельно непонятным.

Он увязался за ней и никак не уходил, игнорируя прямые намеки – лишь затем, чтобы убедиться, что она действительно в итоге придумает, где и как оставить собаку. Быть может, самому это сделать, если бы Лале в итоге так не на что и не сподобилась. Его интересовала судьба животного и не больше.

Потому это с лихвой объясняет, почему он потерял всякий интерес к компании Лале, как только судьба собаки определилась в летнем домике и девушка постаралась вытащить оттуда Влада. Сколько ей понадобилось ухищрений, чтобы он в итоге пошел за ней обратно!

Влад увязался тогда не за ней (как она решила), а за животным, которое с самого начала пытался спасти. И если бы дядя Мурад не увидел их тогда вместе в тюрбе, то не попросил бы Лале продолжать «помогать осваиваться» Владу. А он бы не увидел их в тюрбе, если бы Лале не надо было вытащить Влада из домика. А ей бы не надо было вытащить его из домика, если бы он изначально туда не пришел. А он бы туда не пришел, если бы она не взяла собаку. А собаку бы она не взяла, если бы ее не хотели отправить на псарню. Чего не случилось бы, будь жив Хасан. А почему Хасан мертв..

Сходится все к тому, что во всех нынешних своих неприятностях Лале оказывается виновата сугубо сама. Понимание этого так ее досадует, что она отвечает Владу несколько грубее, чем следовало:

– Я не думаю, что вы не в состоянии сами разобраться, просто дала совет, которым вы можете как воспользоваться, так и нет. И, может, хватит уже огрызаться? Я с вами нормально общаюсь, если вы не заметили.

– А я не просил вас со мной общаться.

Несмотря на едкий ответ, Лале замечает, что ее слова все-таки заимели на него некоторое действие. По крайней мере, Влад неохотно откладывает книгу и теперь уже смотрит на нее более снисходительно.

Хотя до дружелюбия, о котором мечтает дядя Мурад, тут дальше, чем до северного полюса.

Хлопок заставляет Лале подпрыгнуть на стуле. Оказывается, это Мехмед, разойдясь в своей пламенной речи, как следует стукнул ногой по полу:

– … об османах уже говорят все! Нас боятся! И это только начало!

Лале недовольно кривит губы.

С самого появления Мехмеда во дворце, она сложила о нем весьма определенное мнение, в чем он же сам ей немало помог. В общем и целом Мехмед очень сильно напоминал Лале темную, некогда потерянную, половину Хасана. Будто бы единого человека в детстве разделили на две самостоятельные личности. Одна вобрала в себя только положительные качества – это был Хасан. А вторая.. вторая теперь стоит в центре класса и распаляется о величии османов, в чем не имеет ни малейшей личной заслуги.

В Мехмеде отсутствует любое проявление того безграничного великодушия и дружелюбия, которыми обладал его старший брат. Зато с лихвой ярко выражаются такие черты, как заносчивость, самодовольство и высокомерие, которых Хасан был всегда начисто лишен.

Это если еще не брать в расчет невежественность и всякое отторжение новых знаний.

Словно подтверждая неоглашенные мысли Лале, Нурай-хатун спрашивает:

– Шехзаде Мехмед, а вы уже подготовили доклад по истории империи?

Он тут же хмурится, недовольный тем, что его жаркий монолог перебили, и переспрашивает:

– Доклад?

При этом губы его искривляются в такой мерзкой манере, что Лале пробирает отвращение до кончиков пальцев, хотя ранее она не испытывала подобного чувства ни к одному человеку за всю свою жизнь.

– Да, шехзаде. Дюжину страниц нужно сдать к следующему уроку.

Мехмед морщится. Но его взгляд, которым он принимается обводить класс с проявляющейся хищной улыбкой, не сулит ничего хорошо. Лале это понимает, хоть пока и не знает, к чему именно «нехорошему» могут привести мысли кузена, явно начавшие зарождаться и формироваться в идею.

– В этой школе ведь учатся и османы, и наши рабы.. то есть вассалы?

В классе мгновенно повисает гробовое молчание.

Конечно, Мехмед говорит абсолютную правду, но так вышло, что до его появления никто раньше не произносил подобного вслух, и не акцентировал на этом внимание.

Довольный эффектом от своих слов, он продолжает:

– Признаться, это решение отца меня поначалу шокировало. Но сейчас я оценил мудрость батюшки. Вассалы нужны, чтобы делать черную работу, пока благородные умы думают о судьбе империи.

– Интересно, какое он имеет к ним отношение – едва слышно бурчит Лале, не в силах подавить раздражение – хоть бы читать нормально научился сначала. Надеюсь, он очень не скоро станет султаном, да подарит Всевышней дяде Мураду долгие годы жизни.

Влад никак не реагирует на ее слова. Впрочем, Лале этого и не ждала. Если бы рядом был просто пустой стул, она сказала бы все тоже самое.

– А раз так.. – продолжает Мехмед – так пусть кто-нибудь из них сделает мне доклад. Кто тут лучший ученик по истории?

Ожидаемо, ответом служит тишина.

Тогда Мехмед сам повторно обводит уже более цепким взглядом класс, будто орел, выискивая на земле мышь, чтобы сложить крылья и ринутся туда со скоростью света.

Наконец, остановившись на Владе, он злобно щурится:

– О, я вспомнил! Тебя хвалил этот клоун Мустафа на прошлом уроке.

Но Влад, видимо решив-таки испробовать совет Лале, совершенно никак не реагирует на этот выпад. Хотя она видит, как ярко выделилась его челюсть и напряглись руки.

– Эй, ты что, оглох в своих диких степях?!

Теперь губы Влада уже искривляются в гневном оскале, но он упрямо опускает лицо ниже, чтобы Мехмед этого не заметил. Продолжает молчать, но Лале уже сама не уверена, что ее совет окажется дельным в данной ситуации.

Ох и нехорошо же вышло!

Он решил поступить так, как она советовала, а оттого ему сейчас достанется еще больше! Потому что с каждой новой секундой игнорирования – ярость Мехмеда становилась все больше.

И вот, наконец, Мехмед срывается с места.

Пара уверенных шагов – и ее кузин останавливается возле их с Владом парты, но даже не глядит на нее. Стукнув по поверхности парты в каких-то паре дюймов от Влада, он надменно заявляет:

– Значит так, сделаешь мне на завтра доклад по истории. Да так, чтоб я не краснел, понял?

– Нет.

-8-

Наконец, Влад поднимает голову. Губы искривлены, глаза горят ненавистью, вся кровь отхлынула от лица, но он все еще держит себя в руках.

– Что?! Ты смеешь отказывать наследнику империи?!

– Это ваша империя – с невозмутимой уверенностью в голосе, самообладанию которого можно позавидовать, отвечает Влад – разве дикарь из степей может знать ее историю лучше наследного принца?

Аслан, что все это время смотрел на нас, ахает. Нурай в страхе всплескивает руками и закрывает ими лицо.

Лале кажется, что теперь уже от ее лица полностью отхлынула кровь. Так унизить Мехмеда! Он ведь ему этого никогда не простит. А учитывая его злопамятность – Влад только что подписал себе приговор на все годы пленения.

Словно подтверждая это, лицо Мехмеда искривляется, глаза едва не выкатываются из орбит, а от ярости голос становится еще выше и пронзительнее, точно у истерящей женщины:

– Ты в своем уме?! Один щелчок пальцев султана – и все твоя родня, все твоя паршивая страна сгорит дотла!

– Вы пока не султан.

Кулаки Мехмеда сжимаются. Он достиг своего апогея – Лале видит что еще мгновение, и он кинется на Влада. И будет неважно, кто первым начал, если Влад хоть пальцем его тронет.

Хоть одним пальцем.. и ему не сносить головы независимо от того, насколько он нужен дяде Мураду. Просто потому, что этого потребует положение. Если пленник безнаказанно может поднимать руку на наследника престола, то что тогда начнет твориться во всей империи?

Очевидно, это понимает и Аслан, так как Лале видит, что он вдруг встает из-за своей парты с явным намерением.

Зачем он решил вмешаться? Лале думала, он теперь ненавидит Влада.

Но самое ужасное – что ему тоже нельзя этого делать! Ведь он такой же пленник, их просто вдвоем отправят на гильотину! Но видя решимость в глазах лучшего друга, Лале понимает, что у нее остается лишь одна возможность как-то помешать его участи..