Что ж, похоже, он добился того, что хотел. В душе моей не осталось ничего, кроме пустоты. Все воспоминания, сожаления и переживания, которые я прятал в себе многие годы, вновь вырвались наружу, отравляя сознание. И плевать стало на осторожность, что я так старательно поддерживал каждый день.
– Каждый из нас этого хотел. И что с того? – стараясь сохранить внешнее равнодушие, спросил я.
– Прошу.
– Нет.
– Пожалуйста… Дай ночлег. Всего на одну ночь. Прошу…
Как же я ненавидел принимать важные решения, от которых зависели жизни людей. Но кроме меня принимать их было некому.
– Я не могу.
– Почему?
Потому что не доверял ему. Но и оставить этого мальчишку с большими грустными глазами было выше моих сил.
– Слушай, я не стану тащить тебя домой.
– Не надо домой. Ты же наверняка знаешь безопасные места в городе, где я мог бы переночевать. Тебе же ничего не стоит!
И вправду, чего мне это стоит? Спокойствия? Порядка? Жизни?
– Пожалуйста…
Как бы на моем месте поступил Освальд? Он бы придумал верный выход.
Ах, Освальд, правильно ли я поступаю? Иду на глупую провокацию, доверяя смазливому детскому личику. Поддаюсь своему слепому желанию забыть об одиночестве, рискуя при этом последним, что у меня осталось. Моим домом.
– Ладно… Ладно. Я знаю одно место.
Его лицо в этот момент выражало одновременно всё и ничего. Да что там лицо: он был весь соткан из странного, непонятного мне выражения. Его действия, эмоции, слова… Может, я просто отвык от людей, но выкинуть свое предубеждение никак не получалось.
Он чужак. Чужак, который после всех своих слезных речей просто кивнул и принялся собирать рюкзак, запихивая выкинутые мной вещи обратно.
Хотелось бы узнать, что творилось в его голове. Но вместо пустых рассуждений я потянулся к спортивной сумке и рюкзаку – вещам, вероятно принадлежавшим отцу мальчишки. Сумки были довольно увесистыми.
– В черной сумке есть автомат. Но на него нет патронов, – предупредил мальчик, смотря на меня. – Можешь оставить себе в качестве платы. Он мне не нужен.
Что ж, оружие лишним не бывает. Накинув рюкзак и сумку на плечо, я обернулся к своему новому спутнику.
– Я отведу тебя в подвал бывшего музея, через две улицы отсюда. Там есть, где расположиться на ночь.
– Ладно.
– Но… это только на одну ночь.
– Я знаю. Мне нет смысла здесь задерживаться.
– Куда вы держали путь?
Мальчик прошел мимо меня, направляясь к выходу. Мне показалось, что он не услышал вопроса, и я уже собирался повторить, как вдруг мальчишка остановился, взглядом задерживаясь на двери подсобного помещения. Похоже, он и вправду сокрушался о смерти спутника. Стало неловко, ведь я не сразу поверил ему.
– В Лейтхилл. Большой город за мостом. Так нам говорили.
– Отсюда до моста часа два, не меньше.
– Значит, завтра успею до обеда.
Я не стал возражать, говорить, что идти в Лейтхилл опасно. Он должен был сам знать о том, что в больших городах невозможно свободно передвигаться без транспорта и оружия. Идти туда – самоубийство.
До музея мы шли молча. Я не мог найти темы для разговора, а мальчик, похоже, просто не хотел говорить. Он выглядел подавлено. Смотрел только себе под ноги и изредка кидал на меня косые взгляды. Когда мы дошли до одноэтажного здания, стены которого были покрыты почти полностью отслоившейся краской, он остановился, оглядываясь.
– Слышал?
Я прислушался. Где-то вдалеке раздался протяжный мучительный вой.
– Они просыпаются, – подтвердил я свои мысли.
– Так пошевеливайся.
Мальчик показательно обошел меня, открыл железную дверь и скрылся внутри. Вот же… Он явно был не из робкого десятка.
– Помоги мне, – донесся его голосок из главного зала, стоило мне закрыть железную дверь.
Блондин уже стоял у антикварного письменного стола, уперев руки в столешницу.
– В этом нет необходимости…
– Тебе помешает лишний раз убедиться в своей безопасности?
Я покачал головой. Пришлось помочь ему дотянуть стол (очень тяжелый стол) до двери, забаррикадировав тем самым единственный вход. Говорить о том, что скрежетом дубовых ножек о пол мы могли привлечь к себе внимание, я не стал. Я вообще не знал, как правильно разговаривать с этим… новым знакомым. Поэтому без лишних слов открыл дверь, ведущую в подвал, и позволил ему спуститься по бетонным ступеням.
Мальчик бегло огляделся, пытаясь разобрать хоть какие-то очертания в кромешной темноте. Пока он на ощупь двигался по комнате, шкрябая ногами по холодному кафелю, я зажег несколько свечей и поставил их на усыпанный трещинами стеклянный стол. Пламя свечей освещало пыльную тахту, стоявшую рядом со столом, несколько сломанных стульев и мерзко пахнущую ветошь, валяющуюся по всей комнате и в особенности у тахты.
Мальчик заморгал, привыкая к свету, и настороженно подошел к тахте. Краем глаза он наблюдал за мной, что не укрылось, конечно же, от моего взгляда. Чтобы позволить ему немного расслабиться, мне пришлось опуститься на один из стульев и кивнуть, показывая, что он может сесть. Я постарался сделать это как можно дружелюбнее. Только сейчас я в полной мере осознал, что спустя томительный год одиночества мне повстречался настоящий живой человек. Эта мысль будоражила, хоть я всё еще не доверял мальчишке.
– Часто ты тут бываешь?
– Нет, это просто запасное убежище. На черный день.
– Ясно. Так… Как тебя зовут? – спросил он, садясь на тахту и подгибая под себя ногу.
– Тебе это необязательно знать.
– Но…
– Нет.