Он вновь нахмурился, смотря на меня исподлобья.
– Ладно.
Напряжение… Я уже забыл, что это значит. Тягучее чувство, давящее на тебя. Я не понимал, как избавиться от этого, поэтому предпочел просто промолчать.
Мальчик уже не выглядел настороженным. Он поставил рюкзак рядом с собой, стянул с себя обувь и жилетку. Заметив, что я пристально слежу за каждым его движением, с его губ сорвалось что-то напоминающее задумчивое "хм".
– В чем дело? – безэмоционально поинтересовался он.
– Ни в чем.
– Ты так сильно не доверяешь мне?
– У меня нет причин доверять тебе. Завтра тебя уже здесь не будет.
В глубине души я хотел, чтобы мальчик остался в городе. Пусть на расстоянии от меня, но остался. Впрочем, любопытство и первичная эйфория от встречи не пересилили во мне подозрительность, что не раз спасала мою жизнь.
– Звучит как угроза. Так… Вас там много? Ну, в городе, я имею в виду.
– Зачем ты раздеваешься? Холодно будет, – я предпочел проигнорировать вопрос. Врать у меня получалось ужасно.
– Так будет проще расслабиться. Я уже целую вечность нормально не отдыхал, – он расстегнул рубашку, оставаясь в одной майке. – А чтобы холодно не было… Здесь есть это.
Мальчик потянулся к тряпкам на полу. Мне стало неприятно от одной мысли, что он собирается заворачиваться в это грязное тряпье, непонятно кем ношенное и непонятно для каких целей использовавшееся. Но моего нового знакомого не сильно смущал запах или цвет тряпок.
– Ты не представляешь, как сильно у меня болят ноги. Всё время в дороге без права передохнуть. Да, это очень сложно. В последнее время мне пришлось настрадаться.
Не похоже, чтобы мальчишка ждал от меня какого-то ответа. Он всё говорил и говорил своим тихим, но довольно грубым для подростка голосом, заставляя меня сосредоточиться. Я не запомнил всего сказанного, хоть слушал очень внимательно и даже в какой-то мере жадно. Каждое слово из чужих уст было для меня откровением.
– Так непривычно, – закончил он свой длинный монолог, когда я окончательно перестал понимать смысл его речи. – Может, мне стоит называть тебя Шоном?
Я сбросил оцепенение и с непониманием взглянул на него.
– Ну… Имени ты своего не называешь, так что я могу называть тебя как угодно. И ты очень кудрявый. Как Барашек из мультика.
– Во-первых, мои волосы – это не твое дело. А во-вторых, при чем здесь Шон?
– Мультфильм такой был. Ладно, проехали. Я просто хотел разрядить обстановку.
– Не знаю таких мультиков.
– Ну и зря.
Он замолчал и поднес левую руку к лицу, видимо, чтобы протереть глаза. Тут я и заметил бинты на предплечье. Меня это не на шутку встревожило, особенно если учесть судьбу так называемого "отца" мальчишки. Я рефлекторно потянулся к дробовику.
– Что это?
– М? – он напрягся, заметив мою реакцию, но вида не подал. – Эй, расслабься. Это ожог.
– Что-то мне подсказывает, что ты врешь.
– Не вру.
– Если ты укушен, то я пристрелю тебя быстрее, чем ты успеешь пикнуть.
Мальчик состроил злобную гримасу и принялся развязывать бинты. С каждым туром его лицо становилось всё злее и злее, а я только крепче перехватывал дробовик. Наконец пожелтевшая марля упала на тахту, обнажая сморщенную и отчего-то темную, почти черную кожу. Такое случалось на месте укуса, но следов зубов не было. Я специально подошел поближе, чтобы убедиться в этом. Только шрам от ожога.
– У тебя вены на этой руке черные, как у зараженного. Как это?
– Ожогу лет пять. По-твоему я бы смог прожить столько времени, будучи укушенным?
– Не смог бы.
– Тогда вопрос закрыт?
– Да. Извини.
Он мучительно вздохнул, подавляя дрожь. Закрыл глаза и прикрыл предплечье ладонью.
– Просто… больно вспоминать. Такое бывает.
– Поэтому бинтуешь?
– Да.
Мальчик спрятал бинты в карман джинсов и посмотрел на меня.
– Я немного посплю, если ты не возражаешь.
– Спи.
Я не собирался ложиться. Нашел себе занятие в составлении незаурядного текста, достав карандаш и блокнот. Спать рядом с незнакомым человеком – это самая большая глупость, которую возможно было допустить в моем положении. Но мальчишка видимо считал иначе. Оно и ясно: он выглядел уставшим. Лег головой на подлокотник, накрылся тряпкой, будто одеялом, и закрыл глаза, нахмурив свои тонкие темные брови. В свете свечи его черты лица казались еще мягче и плавней, даже чуть заметные следы грязи и крови не портили это.
Запись вторая. Бандиты
Это была длинная ночь. В голову приходило столько мыслей, что, казалось, она вот-вот взорвется. Я чувствовал себя ужасно измученным и неживым, как застывшая картинка. Подвальная комната вокруг меня превратилась в декорацию, а я стал актером какого-то глупого фильма. Я даже видел себя со стороны, всего несколько минут, а потом качнулся, чуть не упав, и понял, что задремал. Этот короткий сон не принес сил, лишь отобрал последние.
Первым же делом я попытался заглянуть в заклеенное картоном окошко под самым потолком. Темнота. Я отстранился, вслушиваясь в шорох за стеклом. Толстые стены не давали звукам выбираться не только наружу, но и внутрь. Но мне всё равно стало жутко. Пришлось вернуться на неудобный стул, потирая ладони, чтобы хоть немного согреться. И как этот мальчишка спокойно спит в одной майке? Будь я на его месте, просыпался бы каждые пятнадцать минут. Он же выглядел умиротворено. Изредка вздрагивал, натягивал во сне "одеяло" и тихо сопел.
Когда же он проснется?
Я с нетерпением ждал этого момента и при этом боялся, что он скоро наступит. Что делать? Что говорить? За год без людей я совсем разучился поддерживать разговор. От длинной болтовни у меня пересыхало в горле, я начинал заикаться и путаться в словах.
Нужно ли мне вообще что-то говорить?
Мысли загнали меня в уныние. Я потерялся в своих желаниях, в том, что «правильно» и «неправильно». Окончательно разболелась голова.
Хватит.
