Гюро переезжает

Истинная правда

Квартира дворника в корпусе «Ц» так опустела, что даже телефон в ней стоял на полу. Ночью Гюро и Эрле спали на раскладушках.

– Доброе утро, Гюро! – сказала Эрле. – Завтрак я приготовила ещё вчера вечером. Давай поедим на раскладушках, кроме них сидеть больше не на чем.

Получилось даже интересно, как будто они туристы и живут в палатках.

– А в «Чёрного Петера» поиграем? – спросила Гюро.

– Нет, – сказала Эрле. – Сейчас не до игры.

Они позавтракали и встали. Эрле ушла наверх относить раскладушки к Нюсси. Они были такие лёгенькие, что Эрле отнесла сразу обе, по одной в каждой руке, затем сходила за матрасами и спальными мешками.

– Спасибо, Эви, что выручила нас, – поблагодарила Эрле, – и приходите завтра к нам в гости всей семьёй!

– Непременно придём, – сказала Эви. – Вспомни, не надо ли тебе в чём-то помочь. Может, мне взять к себе Гюро, пока ты будешь в парикмахерской?

– Нет, я туда не пойду. Я сама вымою голову, а волосы просохнут, пока я буду собираться. Вспоминай нас почаще в этот день и пожелай мысленно удачи!

– Обязательно буду вспоминать, ты же знаешь, я от души желаю вамсчастья. Хорошо, что ты уезжаешь недалеко, мы всегда сможем повидаться.

– Конечно.

Эрле спустилась к себе на первый этаж, приняла душ, помыла волосы, ещё раз вытерла мокрой тряпкой пол в большой комнате и после этого надела своё нарядное зелёное платье.

Гюро уже ждала её в своём красном платье. Они на прощание оглядели комнату, и Эрле сказала:

– Спасибо за всё, что тут было!

И Гюро тоже сказала «спасибо».

Им вдруг стало грустно сказать «прости» этой квартире, потому что им в ней было хорошо.

– Я рада, что дворником будет работать Кнут, – сказала Эрле. – Он будет хорошо смотреть за домом. Ну, Гюро, пошли!

Никто не заметил, как они уходили. На дворе, правда, были дети из тех, что постарше. При виде Гюро и Эрле они сгрудились на углу дома у стенки. Наверное, они там что-то написали и сейчас заслоняли надпись, чтобы Эрле и Гюро не видели.

Эрле этого не заметила, а Гюро обратила внимание:

– Мама, они что-то написали на стене. Пойдём посмотрим?

– Да ну! Мы идём к Бьёрну.

Они пошли к зданию школы. Гюро обернулась и посмотрела на корпус «Ц». Дом знал, что они от него уходят. Не останавливаясь, Гюро через плечо помахала дому рукой.

Перед дверью дворницкого домика на маленьком флагштоке развевался флажок. На пороге их встретил Бьёрн. Он сегодня был во фраке, на нём была белая рубашка и галстук. Из-за спины Бьёрна выглядывал Лилле-Бьёрн.

– Здравствуйте! – сказал он Эрле и Гюро.

– А вот и мы! – сказала Тюлинька. – Мы тут втроём – Андерсен, Аллан и я. Представляешь, Бьёрн взял напрокат большой автомобиль, мы все в нём поместимся… Скрипка с тобой, Аллан? – спросила она шёпотом.

– Здесь она, всё в порядке! – успокоил её Аллан.

– Ну что же, поехали? – сказала Тюлинька. – Бьёрн, ты не забыл купить букет для невесты?

– Как можно! – сказал Бьёрн. – Только я его не купил, а сорвал одну розу перед корпусом «Ц» и одну – перед корпусом «Ю» и в лесу набрал вереска.

– Какой красивый букет! – восхитилась Эрле. – Спасибо тебе, Бьёрн!

– И есть ещё один, – сказала Тюлинька. – Мама Лилле-Бьёрна прислала.

– Как же это любезно! – сказала Эрле. – Скажи ей от меня «спасибо», Лилле-Бьёрн, когда увидишь, а я сама поблагодарю её письмом.

– Ага, – кивнул Лилле-Бьёрн. Видно было, что он обрадовался. И он тут же убежал к себе в комнату, чтобы порадоваться без свидетелей.

– Знаешь что, Бьёрн, – сказала Эрле, – мне кажется, надо будет как-нибудь пригласить к нам его маму вместе с мужем. Лилле-Бьёрну это будет приятно, а я познакомлюсь с его мамой.

– Нет, мне так не кажется.

– Сам подумай. Подумай о мальчике, как он этому обрадуется.

– Перестань, пожалуйста, решать за меня.

Бьёрн так насупился, что Гюро даже испугалась – никогда ещё она не видела его таким сердитым. Она убежала к Лилле-Бьёрну.

– Эрле и Бьёрн друг на друга сердятся, – сказала она.

– Вот как? – сказал Лилле-Бьёрн совершенно спокойно. – Ссорятся по-настоящему? Это потому, что они теперь хорошо знают друг друга, а скоро вообще поженятся. Пойдём поглядим, как они там?

– Давай.

На всякий случай она взяла Лилле-Бьёрна за руку. Но, когда они вошли в комнату, Бьёрн уже перестал хмуриться. Он обнял Эрле:

– Вот видишь, как со мной трудно! Я подумаю над тем, что ты сказала.

– А мне не надо было так на тебя нападать. Обсудим это как-нибудь позже.

– Сейчас пришла телеграмма от сестры Бьёрна, – сказала Тюлинька. – Как жаль, что она в Америке и не может быть в этот день с нами! Ну, так поехали? Наверное, пора. А ты, Андерсен, застегни пиджак! Ты же должен быть свидетелем на свадьбе.

– Вот когда дойдёт до дела, тогда и застегну.

И вот они поехали в город. Бьёрн вёл машину, Эрле сидела рядом с ним. На заднем сиденье расположились Аллан, Андерсен и Тюлинька, а за ними, в самом заднем углу, – Лилле-Бьёрн и Гюро, потому что это была машина-универсал. Бьёрн хорошо сделал, что взял напрокат этот автомобиль – в его машине не поместилось бы столько народу.

– А сейчас мы пойдём в Городскую горницу – она принадлежит всем горожанам, так что и нам отчасти. Я взяла с собой фотоаппарат и купила к нему вспышку, так что снимки должны хорошо получиться. Гюро и Лилле-Бьёрн, представляете себе, сколько всего интересного нам сегодня предстоит! Сперва ратуша, потом завтрак в ресторане, а в завершение всего – концерт в церкви. Только вот нас с Андерсеном кое-что смущает.

– А что вас смущает? – спросила Эрле.

– Видишь ли, мы с ним привыкли днём ненадолго прикорнуть. Как вы думаете, на нас никто не обидится, если мы в ресторане под шумок немножко подремлем?

– И на здоровье! – сказала Эрле. – Понятно же, что вам нужно отдохнуть. Мы так рады, что вы согласились весь день провести с нами.

Они подъехали к дому, который называется ратушей, здание было громадное, с двумя четырёхугольными башнями. Перед ратушей был фонтан с большой чашей. Гюро очень хотелось потрогать рукой воду, но на это уже не осталось времени. Тюлинька сказала, что нужно скорей заходить.

Они очутились в большом зале с картинами на стенах. Картины были не маленькие, как дома у Гюро. Эти были во всю стену – с одной стороны и с другой, и в зале было очень просторно.

– Как же тут, наверное, хорошо танцевать! – сказала Тюлинька. – Иногда тут устраивают балы, но я на них никогда не танцевала, хотя это и мой танцевальный зал. А теперь, наверное, надо спросить у служителя, где мы – то есть, конечно, вы – должны жениться.

Эрле, глядя на Тюлиньку, улыбнулась. Тюлинька сегодня заметно нервничала. Оттого и говорила не умолкая. Служитель объяснил им, куда идти, – нужно было подняться по лестнице справа, чтобы попасть в зал Мунка. Туда, мол, и идите.

Они поднялись по лестнице. Лестница была не простая, а мраморная. Справа на следующем этаже оказалась комната ожидания, только не такая, где стоят неудобные стулья и всюду валяются газеты. Нет, это был небольшой зал с мягкими кожаными креслами. Там уже сидели пары, которые тоже пришли жениться.

Тут отворилась дверь в следующую комнату, и из неё вышли жених и невеста.

– Следующая пара – Унесен и Люрдал, – сказала женщина, которая открыла дверь.

Первая пара вошла, следом за ней ещё одна.

– Они что, все четверо женятся? – спросила Гюро.

– Нет, вторые – это свидетели, – сказала Эрле.

Гюро покаталась на кресле. Оно было кожаное и скользкое. Если сесть на самый краешек, то соскальзываешь по нему на пол. Гюро проделала это много раз подряд – она соскальзывала и снова забиралась на кресло. Вызывали пару за парой. Тюлинька всем говорила поздравления, а потом ещё о чём-то шепталась. Все пары остались ждать в сторонке.

Наконец женщина, открывающая дверь, сказала:

– Эрле Люнгмю и Бьёрн Хагар.

– Это нас, – сказала Тюлинька.

Они встали, и все вместе вошли. В этой комнате за большим столом сидела тётенька в чёрной мантии. Напротив неё стояло два стула. Она предложила Эрле и Бьёрну сесть за стол.

– Эрле Люнгмю – это вы? – спросила она у Эрле.

– Да, – ответила Эрле.

– Бьёрн Хагар – это вы? – спросила она у Бьёрна.

– Так точно, – ответил Бьёрн.

Тётенька встала и сказала:

– Итак, вы оба приняли решение строить жизнь вместе?

Эрле и Бьёрн дружно кивнули.

Тогда тётенька сказала, что, если они сдержат данное сегодня друг другу обещание, это будет на радость им самим и всему обществу, и ещё много чего другого. Гюро показалось, что тётенька тоже рада тому, что Эрле и Бьёрн решили пожениться. Под конец она спросила Эрле, хочет ли она взять Бьёрна в супруги, и Эрле очень отчётливо сказала, что да. Тогда она спросила Бьёрна – хочет ли он взять в супруги Эрле, и он тоже ответил негромко, но очень отчётливо, что да. И после этого они стали мужем и женой, и им осталось только поставить свою подпись на какой-то бумаге. Тюлинька фотографировала, как они сидят и как стоят, и на этом, кажется, всё было закончено.

– А кто это – общество? – спросила Гюро.

– Общество – это мы все, кто живёт в нашей стране, – сказала Тюлинька.

– Ага.

Получалось, что вся Норвегия рада тому, что Эрле и Бьёрн сегодня поженились.

Когда они вышли, Тюлинька сказала остальным парам:

– Как хорошо, что вы нас дождались! Потому что теперь мы пойдём в Городскую горницу, я тут договорилась заранее со смотрителем и ещё с кем было надо, так что всё устроилось.

Они спустились в большой зал, который Тюлинька называла Городской горницей. Там была группа туристов, которые пришли посмотреть на большие картины. Тюлинька немножко знала английский. Она сказала:

– Ladies and gentlemen. We are going to celebrate a wedding here. Мы здесь празднуем свадьбу. Сегодня поженилось много пар. We have got a Norwegian fiddler. Мы пришли с норвежским скрипачом-спиллеманом и сейчас объявляем вальс новобрачных. Все могут принять участие.

Аллан заиграл, а те, кто сегодня поженились, их свидетели и туристы – все стали танцевать. Лилле-Бьёрн и Гюро тоже танцевали, каждый сам по себе, они скакали и вертелись среди танцующих, оба уже устали всё время сидеть.

Затем Тюлинька сказала:

– Thank you и спасибо Аллану! Мы бы и ещё потанцевали, но нас пустили только на один вальс. Вообще здесь, наверное, нечасто устраивают танцы средь бела дня.

Когда они вышли на улицу, Тюлинька их ещё пофотографировала, затем все сели в машину и поехали в ресторан. Там их, конечно, вкусно накормили, а Тюлинька и Андерсен успели и отдохнуть. Проспав часок, они проснулись с новыми силами. Бьёрн повозил их на машине и показал город. Гюро это очень понравилось. На улице тем временем уже стемнело и зажёгся свет. Повсюду ярко горели фонари и весело светились витрины магазинов. По улицам ходил народ, а Гюро и Лилле-Бьёрн смотрели на всё во все глаза. Бьёрн привёз их к церкви, которая называется кафедральным собором, и тут всё было, как на свадьбе у Тюлиньки. Впереди шли Эрле и Бьёрн, за ними Гюро и Лилле-Бьёрн, а сзади Тюлинька с Андерсеном и Аллан, но никто на них не смотрел. Они сели, и навстречу им хлынули звуки органа. Музыка была такая огромная, что у Гюро появилась чувство, словно музыка пронизала её насквозь. Сначала играл только орган, но потом запел хор, и что бы вы думали он пел?

Он пел ту трудную пьесу, которую разучивала Гюро! Гюро толкнула в бок маму и толкнула Бьёрна и Аллана:

– Это же моя пьеса!

– Правильно, она самая, – сказал Аллан. – Слушай внимательно. Они поют, правда, побыстрее, чем получалось у нас с тобой.

Аллан сказал «у нас с тобой», чтобы не обижать Гюро, а то вышло бы, как будто это только Гюро играет медленно. Эрле и Бьёрн слушали, держась за руки. Ведь это был день их свадьбы и всё было так торжественно – музыка, церковь…

Слушали они долго, но вот концерт закончился, и они отправились домой.

– Теперь они рады будут отдохнуть от нас, – сказала Тюлинька.

Но Эрле возразила:

– Нет, нет! У меня дома сварен суп с фрикадельками. По-моему, сейчас всем самое время подкрепиться. Осталось только подогреть.

Суп был очень вкусный. Но тут Гюро так сморило, что Бьёрн на руках отнёс её в кровать. Мама и все остальные зашли к ней в спальню пожелать спокойной ночи, и тут сморило Лилле-Бьёрна. Хотя Лилле-Бьёрн был гораздо больше, чем Гюро, и тяжелее, Бьёрн и его отнёс в постель на руках. К нему тоже все зашли и пожелали спокойной ночи, а после этого Тюлинька, Андерсен и Аллан ушли домой. Эрле и Бьёрн остались в гостиной вдвоём, и тут Бьёрн сказал:

– Мне всё ещё как-то не до конца верится, что мы и взаправду живём теперь одним домом.

– Однако это истинная правда, – улыбнулась Эрле. – И завтра нас придут поздравлять наши друзья.

Первым наутро объявился совсем уж нежданный гость: это была стиральная машина Эсмеральда из лесного домика. Она приехала на грузовичке, да не одна – вместе с ней в кузове прибыли бабушка и восемь детей, а в кабине сидели их папа и мама.

– Эсмеральда запросилась к вам, – сказала бабушка. – Ей надело стоять у нас без дела, и она мечтает пуститься в пляс.

– Когда она крутит бельё, мы говорим, что она расплясалась, – пояснила девочка Мари.

– Это такой великолепный подарок, что мы просто не знаем, как вас благодарить, – сказала Эрле. – Как, по-твоему, Бьёрн, мы можем принять такую дорогую вещь?

– Думаю, да. Мы обидим их, если не возьмём Эсмеральду.

Больше он ничего не сказал, потому что тут один за другим стали прибывать гости. Пришли Нюсси с родителями и Малыш Ларс из корпуса «Ю», тоже с папой и мамой. Пришёл Кнут, которого прочили в дворники корпуса «Ц», и большая девочка, которую звали Грю, пришли Тюлинька с Андерсеном и Алланом и хозяйка пансионата, где жили Гюро и Эрле, когда приехали в город. Папа Сократа толкал перед собой тачку, которую ему дали в лесном домике, Сократ, Аврора и их мама ему помогали. Впереди на тачке был прикреплён плакат: «Эрле и Бьёрну от всех жителей корпуса «Ц» и корпуса «Ю».

– Это тот секрет, о котором мы тогда говорили, – сказал Сократ своей подружке Гюро.

Оказалось, это был столярный верстак.

– Вот это да, ещё одно чудо! – воскликнула Эрле. – Мы поставим его в комнату рядом с прачечной, чтобы Эсмеральда не скучала в одиночестве. Большое-пребольшое всем спасибо!

Все гости принесли с собой какое-нибудь угощение, так что стол получился богатый.

– Замечательная компания, и стол ломится от яств! – весело сказал Андерсен.

Застолье продолжалось много часов, а когда поздно вечером гости собрались уходить, Бьёрн сказал:

– Мы проводим вас до дома.

Обитатели лесного домика сели на грузовик, но он ехал совсем медленно, так что провожающие легко поспевали за машиной пешком. Когда они поравнялись с корпусом «Ц», Гюро сказала:

– Теперь вы можете прочитать, что там дети написали на стене. Помнишь, мама, вчера мы не посмотрели.

Бьёрн прочитал надпись вслух:

– «Эрле + Бьёрн = любовь».

Эти слова были написаны на стене красными буквами.

Бьёрн не стал их стирать. Он взял брошенный на земле кусочек мела и приписал:

«И это истинная правда. Вчера они поженились».

Потом все разошлись по домам, и Гюро тоже. Проснувшись утром, она увидела, что Эрле и Бьёрн уже встали и оделись. Оба были в рабочих комбинезонах, и Эрле сказала:

– Мы сегодня проспали, Гюро. Так что на этот раз пробежки не будет. Но с завтрашнего дня обязательно начнём опять бегать. А сейчас нам с Бьёрном надо на работу, но к тебе, как всегда, придёт Тюлинька. Лилле-Бьёрн уходит в школу, так что тебе придётся немного побыть одной. Как ты – ничего?

– Угу, – сказала Гюро и снова осталась одна.

Такое иногда бывает у взрослых и у детей. Кто-то тогда берётся за книжку, кто-то вяжет, или столярничает, или делает ещё какую-нибудь работу по дому. У Гюро же была скрипка – чем не друг, с которым можно разделить одиночество!

Новое и непривычное

Новая школа стояла на краю леса, а так как она была довольно маленькая, то в ней училось гораздо меньше детей, чем в другой тириллтопенской школе, и это было очень даже хорошо. Мортену, который жил в лесном домике, это понравилось, понравилось и Лилле-Бьёрну, который раньше жил в другом районе и ходил в одну из городских школ. С тех пор как Бьёрн и Эрле поженились и вместе с детьми поселились в одном доме, Лилле-Бьёрн с непривычки все врёмя чувствовал себя в напряжении. Хотя с Гюро и Эрле они были давно знакомы, но до сих пор им ещё никогда не приходилось подолгу жить вместе.

Такое же чувство было у Эрле и Гюро: они тоже на каждом шагу сталкивались с непривычными вещами, до сих пор они всегда жили только вдвоём – и в доме, кроме них, никого больше не было.

На первых порах все вели себя как-то натянуто. Стоило Гюро чересчур расшуметься или раскапризничаться или если она не сразу шла спать, Эрле очень расстраивалась и от волнения гораздо строже ей выговаривала, чем бывало раньше. А когда Лилле-Бьёрн не слушался, то расстраивался уже Бьёрн и тоже прикрикивал на него строже обычного. Казалось, что все четверо всё время стараются соблюдать положенные правила вежливости, а при таком странном поведении старших, которые держались дома как чужие, Гюро и Лилле-Бьёрн, как нарочно, то и дело вытворяли разные глупости. Получалось так, как будто Эрле и Гюро – это одна компания, а Лилле-Бьёрн и Бьёрн – другая, причём отношения у Эрле и Гюро не совсем дружелюбные, да и Бьёрн с Лилле-Бьёрном тоже не очень-то доверяют друг другу.

В конце концов Лилле-Бьёрн додумался, как помочь этой беде. Однажды, когда они с Гюро играли во дворе, Эрле позвала их в дом ужинать. Лилле-Бьёрн шёпотом сказал Гюро:

– Давай не пойдём.

– А почему? Эрле же позвала ужинать.

– А мы не пойдём ужинать.

– Она рассердится.

– Верно. Она рассердится на тебя, а я хочу, чтобы она и на меня рассердилась. Так будет правильно. А папа пускай посердится на тебя. Понимаешь?

– Ага, – сказала Гюро.

Хотя и не очень, но немножко она всё-таки поняла, зачем надо вести себя непослушно. Они остались во дворе. Эрле во второй раз вышла на крыльцо и крикнула:

– Гюро, ты слышала, что я сказала?

– Слышала, – сказала Гюро. – Но Лилле-Бьёрн хочет, чтобы ты и с ним сердито поговорила, иначе будет неправильно.

Эрле сначала удивилась, а потом рассмеялась и сказала:

– Ладно! А ну-ка, Лилле-Бьёрн, сейчас же домой! Я трудилась, готовила ужин и не собираюсь без конца дожидаться, когда вы наконец надумаете.

– А теперь скажи Бьёрну, чтобы он со мной строго поговорил, – сказала Гюро.

Эрле скрылась в доме и довольно долго не выходила.

Наконец на крыльце появились оба – Эрле и Бьёрн.

Бьёрн сразу направился к Гюро и сказал:

– А ну-ка, Гюро, будешь ты вести себя как человек, или будем дальше препираться?

А Эрле подошла к Лилле-Бьёрну, взяла его за руку и повела со словами:

– Всё, хватит артачиться! Видишь, я строго с тобой говорю, но, учти, это с одним условием: если тебе покажется, что я что-то сделала не так, ты тоже мне сразу скажешь. Я хочу, чтобы мы все четверо откровенно высказывали друг другу то, что думаем.

– Ладно, – сказал Лилле-Бьёрн.

После этого они перестали ходить вокруг да около и перестали делиться на две разные компании. С этих пор все они стали общаться как люди, которые очень хорошо знают друг друга, а если между ними возникали разногласия, они без утайки выкладывали что думают и всё снова становилось на своё место.

Но Гюро нужно было не только получше познакомиться с Бьёрном и Лилле-Бьёрном, а надо было, кроме того, привыкнуть к новому дому и много к чему ещё. Ей надо было привыкнуть к своей комнате и к письменному столу, который смастерил для неё Бьёрн. Хотя Гюро и не умела ещё писать, зато любила рисовать, а ещё тут была скамейка с ящиком для игрушек. В ней хранился трактор, и лошадка, и кораблик от дедушки Андерсена, и папин фонарик. А куклы Вальдемар и Кристина жили не в ящике, а наверху. Они жили в кровати у Гюро, а днём сидели на одеяле. Иногда Гюро брала их с собой в подвал, когда ходила туда упражняться на скрипке.

Проснувшись рано утром, Гюро открыла глаза: вокруг было ещё темно. Она не сразу вспомнила, что живёт теперь тут. Ведь она привыкла просыпаться в корпусе «Ц», а там всегда слышалось много звуков: хлопала дверь в подъезде, с лестницы доносились голоса, слышно было, как люди заводят свои машины. А здесь в такую рань не слышно было ни звука. Она зажгла лампочку над кроватью и убедилась, что находится в своём новом доме. В корпусе «Ц» стены были каменные, а тут, в дворницком домике, они были внутри деревянные, деревянным был и потолок, сложенный из узких длинных досок. Среди досок не было и двух совсем одинаковых, потому что у каждой был свой рисунок, отметины, оставшиеся в тех местах, откуда на дереве, из которого сделали доски, раньше росли ветки. Ещё там были тоненькие дорожки. Гюро мысленно пошла по ним гулять, кое-где на пути попадались страшные рожи. Она могла бы повернуть назад, как будто не хочет к ним приближаться, но так было неинтересно. Надо было пройти мимо страшной рожи. Сначала выждать, когда страшная рожа заснёт, и тогда пускаться бегом, чтобы успеть проскочить мимо неё, пока она не проснулась, и остановиться только там, где была добрая рожица, и в награду ты получишь блинчик или ещё что-нибудь хорошее. Но потом надо возвращаться назад. Хотя нет – вернуться можно другой дорогой, по которой идти не страшно.

Тут она услышала, как встала и пошла в ванную Эрле. Она вставала раньше всех и первая принимала душ и одевалась. Одевшись, Эрле заглянула к Гюро и шёпотом позвала:

– Ау, Гюро! Ты проснулась?

– Угу, – откликнулась Гюро.

– Беги скорей в ванную. Бьёрны ещё спят.

В ванной стоял пар после маминого душа. Гюро душа не принимала, она налила воду в раковину. Вода была тёплая, и в неё приятно было окунуть руки по локоть, а рукавичка, которой Гюро умывалась, сначала поплавала на поверхности, как кораблик, а потом, напитавшись водой, потяжелела и начала опускаться на дно, но Гюро не дала ей утонуть, она её вовремя выхватила, намылила, помылась и выжала из неё воду. После этого рукавичка снова поплавала, но только немножко, она была уже не такая лёгкая, как сначала.

– Гюро, – поторопила её Эрле, – ты готова?

– Ага.

Ещё раз отжав рукавичку, она спустила воду из раковины. Когда вода почти вся уже вылилась в трубу, последние остатки втянулись не то с булькающим, не то с хлюпающим звуком. Гюро вымыла после себя раковину, и вода ещё раз хлюпнула. Умывание было закончено. Гюро старалась одеться побыстрее, ведь её ждала мама, но быстро не получилось. А вот когда она не думала о том, что её ждёт мама, а думала о чём-нибудь другом, дело шло гораздо быстрее. Наконец она управилась.

Мама была на кухне, она выжимала сок из двух апельсинов.

– На, Гюро, – сказала мама. – Попей натощак.

Бьёрн тоже проснулся, он уже стоял у плиты и готовил завтрак.

Теперь настал черёд будить Лилле-Бьёрна.

Гюро подошла к кровати, где он спал, и пощекотала ему кончик носа. Лилле-Бьёрн уже проснулся и только притворялся, что спит, но потом не выдержал щекотки и засмеялся. Он так быстро вскочил, что Гюро даже испугалась. Лилле-Бьёрн сделал вид, что сейчас её схватит. Гюро выбежала из его спальни и спряталась за спиной Бьёрна, который стоял у плиты. Бьёрн не шелохнулся и поймал Лилле-Бьёрна, когда тот влетел в кухню.

– Лилле-Бьёрн, – сказал Бьёрн, – сбегаешь мне за электрической бритвой? Она лежит у меня в тумбочке на нижней полке.

Гюро тоже хотела принести Бьёрну бритву, и они наперегонки бросились выполнять поручение. Лилле-Бьёрн успел первый и бегом примчался с бритвой к отцу на кухню. Тут Эрле сказала:

– Давай, Гюро, пошли! А мужчины приготовят завтрак как раз к нашему возвращению.

– Чур, завтра я принесу бритву, – сказала Гюро.

– Хорошо. Завтра твоя очередь, – согласился Бьёрн.

Когда они вышли из дома, Эрле сказала:

– Мы ведь пойдём в лес, хотя там ещё темно? Да, Гюро?

– Давай.

С мамой это было даже интересно и нисколько не страшно. На дорожке, ведущей от школы к лесу, нужно было внимательно смотреть под ноги, на ней местами попадались протянувшиеся поперёк, выступающие из земли корни, они обледенели и блестели в темноте, но когда Гюро и мама вышли на главную лесную дорогу, то сразу стало гораздо удобнее. Тут было лучше видно и можно было ходить без опаски.

– Ну, побежали? – сказала Гюро.

– Ты беги, а мне хочется просто пройтись шагом и подумать.

Гюро побежала, и это было ужасно захватывающе, ведь она пустилась в тёмную чащу одна. Она забежала в глубь леса, насколько хватило храбрости, и постояла, вглядываясь в темноту. Тут вдруг каркнула ворона, Гюро вздрогнула и, повернув назад, со всех ног бросилась к маме.