– Опубликовать собранные материалы и эвакуировать город разве не вариант?
– Парижские службы никого не защитят, потому что сами подвержены воздействию неизвестной фигни. А до государственного и, тем более, мирового уровня нам еще далеко. По крайней мере, пока не начнутся массовые самоубийства, способные привлечь общественность, в отличие от никому неизвестного частного бюро.
– Тем не менее, вам пятерым удалось сохранить рассудок, а местами и хорошее настроение. И, похоже, каким-то волшебным образом меня это тоже касается. Отрицать наличие боли не буду, но я могу думать о ней, рассуждать, сосредотачиваться, сильнее она от этого не становится. Впрочем, слабее тоже. Не хотите поделиться секретом?
– Мы думаем, что все дело в нашем замечательном офисе, – хвастливо заявил Фабьен, – Бункер с автономными системами фильтрации воды и воздуха. В случае радиационного заражения, наружная дверь автоматически блокируется, пока фон не снизится до пригодного для жизни. Ручное управление тоже предусмотрено, у нас в хранилище есть защитные костюмы.
– Значит, мы здесь консервируемся до того момента, когда необходимо выйти наружу. Интересно, прерывистое влияние того, чем бы это ни было, столь же губительно как перманентное воздействие? Или каждый цикл убивает нас со своей начальной стадии? Что вы говорили о моем предшественнике, Фабьен? Хотелось бы понять как именно он дошел до ручки.
– Господа, – неуверенно вмешался Гай, – Я все еще работаю над защитным шлемом. Об этом ведь можно говорить?
– Говори, – великодушно разрешил Нуаре де Поль.
– В теории, он будет работать как наш бункер – поглощать все известные науке излучения. Еще к конструкции прилагается обычный противогаз. Думаю, этого будет достаточно, чтобы отправиться на ту сторону? – скорее спросил, чем высказал свое мнение инженер.
– На какую еще сторону? – тут же уцепился за реплику русский сыщик.
– На ту сторону баррикад, на улицу то бишь, – Фабьен задумчиво почесал подбородок. – Как скоро закончишь сборку?
– Неделя, плюс-минус.
– Глупая трата времени. Никто не будет ходить по городу в шлеме. Даже если разработать несколько ультрамодных фасонов, предложить массу цветовых решений и поставить производство на поток. И это я еще не говорю о респираторах.
– Остыньте, Ян Николаевич, – француз расплылся в добродушной улыбке. – Мы просто ищем варианты. К тому же, парижская мода столь непредсказуема и заразительна, что еще вполне способна удивить.
– Сказал человек в феске, – угрюмо передразнил Зяблицев.
– Папа прав, – робко поддержала отца Лулу. – Лучше делать хоть что-нибудь, чем не делать вообще ничего. И, наверное, на сегодня хватит, уже поздно. Вы, Ян Николаевич, пропустите ужин, если не поторопитесь.
– Спасибо за столь трепетное отношение к моему распорядку дня, – не то съехидничал, не то сердечно поблагодарил детектив. – Но мне нужно проверить еще кое-что.
– Вам нужна наша помощь? – от имени всего коллектива поинтересовался Нуаре де Поль.
– Конкретно ваша, если сможете задержаться на пару минут.
Когда все остальные покинули помещение, распрощавшись с начальником, новеньким и между собой, разумеется, Ян некоторое время помолчал, пристально глядя в лицо собеседника. К чести Фабьена, он с невозмутимостью скульптурного памятника терпеливо ждал формирующегося в голове сыщика, очевидно, архисложнейшего вопроса.
– В городе есть недорогие парикмахерские? – наконец выдал предельно серьезный Зяблицев, а француз почему-то искренне расхохотался.
***
Детектив закончил работу уже ближе к полуночи и, взвесив все за и против, решил не возвращаться в гостиницу, расположившись на одном из широких диванов офиса скрытой охраны общественного порядка. Вряд ли ему будет неловко перед сотрудниками за чрезмерное увлечение стократно оплаченным делом. Тем более что он собирался проснуться раньше, чем кто-нибудь из них появится на рабочем месте, а если повезет, успеть воспользоваться услугами местных цирюлен – Фабьен хоть и ржал, а адреса ближайших пристойных заведений все же назвал. Историю возникновения сего жизненно важного вопроса Зяблицев благоразумно умолчал, опасаясь еще больших насмешек со стороны заказчика.
Ян лежал, уставившись на сложенную аккуратной стопочкой одежду на стуле напротив, очевидно глубоко переживая за сохранность этой самой аккуратности до самого утра. Завтра ему предстояло расхаживать в этой же одежде по улицам Парижа, что само по себе немыслимо для нормального течения его жизни. К тому же, как выяснилось, местные воображаемые монстры испытывают слабость к гардеробу сыщика, а Зяблицев не мог позволить себе столько небрежностей враз – небритый, во вчерашнем наряде, да еще и помятый или, не приведи господь, с дыркой от чужого когтя. Слишком уж напоминало бы себя прежнего.
Когда неустанно следишь за собственной честью, уснуть становится довольно трудной задачей. Как это обычно бывает, в какой-то момент глаза защипало, зачесалась спина – прямо между лопаток, левая нога затекла, а организм потребовал немедленного посещения уборной. Ян Николаевич нехотя поднялся, прихрамывая, добрался до полиэтиленовой шторы и, бросив последний взгляд на сиротливо, но безупречно сложенную одежку, нырнул в темноту коридора. Он снова обратил внимание на двери лифта в конце бункера, но теперь лишь потому что они сияли в полумраке теплым, рассеянным светом, будто во сне.
– Будто во сне, – повторил он вслух, а затем решительно зашагал в уборную.
Покончив с естественными нуждами, Зяблицев вымыл руки с дотошностью хирурга, в пять этапов, равнодушно глядя в зеркало, в то место где теоретически располагалось его лицо, но на самом деле – лишь отражение писсуара у дальней стены. Если бы он спал – непременно дорисовал бы что-нибудь темное и пугающее, медленно выползающее из канализационных глубин, но нет, вопреки канонам ничего не происходило.
Зато створки лифта все еще мягко подсвечивались невидимым софитом, словно лишь для того, чтобы привлечь внимание русского сыщика. Кнопка вызова отсутствовала, но это не помешало дверям пригласительно разъехаться, как только Ян подошел достаточно близко и принялся заинтересованно разглядывать удивительный флуоресцентный эффект. Кабинка оказалась узкой и вместила бы, ну, может, полтора Зяблицева, и то при удачном исходе, но ни кусочком больше. Почему-то мужчину обрадовал тот факт, что в лифте не было зеркала, лишь серые металлические стены и две кнопки, сухо пронумерованные единицей и двойкой. Ян Николаевич несколько секунд колебался, стараясь сложить воедино желание Фабьена "разберись во всем сам и поживее" с негласной профессиональной этикой сыскных агентов по всему миру, согласно которой совать нос в дела заказчика считалось дурным тоном, за который, к тому же, никто не заплатит. В конце концов уверенно шагнул внутрь и нажал на кнопку второго этажа, мудро рассудив, что клиент всегда прав. Створки бесшумно закрылись, свет в кабине слегка замерцал, как от перебоев в электропитании, но движения по прежнему не ощущалось. Прождав пару минут, Зяблицев снова ткнул двойку, впрочем, безрезультатно. Первый этаж тоже не откликался. Открыть двери силой он попытался примерно на десятой минуте своего глупого положения, и то лишь потому что не хотел выслушивать не менее глупые шуточки от сотрудников скрытой охраны общественного порядка на протяжении следующей недели. Однако быстро пришел к выводу что на подобный вид могущества способен разве что молот Тора, который не так давно был запримечен в картотеке хранилища выдуманных артефактов. Ну, может еще гидроножницы, но этот факт он додумал уже позже, когда стены тесной кабины не сковывали разум наспех приобретенной клаустрофобией.
Стоило детективу вконец отчаяться, не слишком удобно пристроиться на полу для сна, подогнув ноги, как тюрьма издевательски открылась. Ничтоже сумняшеся, Ян Николаевич пулей вылетел в коридор, негромко перебирая все возможные неприличные слова великого и могучего. В запале промчался мимо пустых комнат, душевой и уборной, мимо кабинета Де Поля и лаборатории его дочери, и лишь потом заметил впереди нелепую странность – вместо маньячных занавесок, отделяющих холл от коридора, зияла пустота. Она переливалась всеми цветами радуги, как гигантский мыльный пузырь, но позади совершенно точно ничего не было, даже самой темноты. Не то от растерянности, не то из простого человеческого любопытства, сыщик коснулся зыбкой поверхности, да так неловко, словно впервые трогал женщину. А та в ответ оказалась весьма мягкой и податливой, ласково окутав его руку. Не испытав никаких неприятных ощущений, Зяблицев зажмурился и мужественно шагнул в пустоту.
Широкие диваны, столик для настольного тенниса, барная стойка и кухня, все было на месте, даже стул, но без полюбовно сложенных брюк и рубашки на нем.
– Черт бы вас побрал, – коротко выругался детектив, видимо растеряв весь богатый словарный запас еще по пути сюда.
Он обернулся, чтобы удостовериться что пустота ему не пригрезилась. Сон удался на удивление последовательным – искрящееся ничто все еще занимало пространство от пола до потолка. Более того, следующий ряд штор, ведущий к лестнице, тоже выглядел как радужный барьер. В этот раз Яну даже не понадобилось закрывать глаза, он просто прошел сквозь него, как если бы ходил через мистические врата в ад ежедневно, минимум по сто раз. Опыт, безусловно, хорошая вещь, как, собственно, и статистика, но чаще всего достаточно одного раза, чтобы возомнить себя великим экспертом, в любом деле. А если прибавить бездумную храбрость и яростное желание во что бы то ни стало найти свое обмундирование, без которого ну вот никак, то можно получить ощутимый щелчок по носу, от судьбы или кто там бдит, чтобы люди не слишком зазнавались. Зяблицев резко выдохнул, сложившись пополам как от удара в живот. Уши почти мгновенно заложило, он даже не успел донести ладони, чтобы их зажать. Лестница и новенький красный ковер на нем вели наверх, к выходу, но Ян Николаевич быстро сообразил что к чему и гуськом вполз назад, в мнимую пустоту. Никогда в жизни он не слышал такого громкого, оглушительного, но в то же время тонкого и волнительного звука, как за этим барьером. Еще несколько секунд и его голова разлетелась бы на ошметки и испачкала ковер. А может быть и он сам наплевательски отнесся к стерильной чистоте ковра и размозжил себе черепушку о ближайшую стену, лишь бы только не слышать этого невыносимого рева.
Кое-как поднявшись с четверенек, мужчина еще раз огляделся. Голова по-прежнему раскалывалась от боли, в ушах звенело, а руки предательски тряслись, прямо как в похмельное утро, стоило накануне смешать коньяк, текилу и маленький глоток шампанского, сделанный за компанию. Тем не менее, текущее состояние обычно уравновешенного сыщика оказалось куда продуктивней слепой ярости от потери рубашки. Впрочем, его можно понять, все-таки полночи сторожил, не смыкая глаз. Парадокс Зяблицева, если его четко сформулировать, звучал бы так: иногда достаточно разбиться на осколки, чтобы наконец сфокусироваться на чем-то важном. Абсурдно, но это всегда срабатывает, по крайней мере с самим Яном. Уж он-то знает, столько раз проверял.
Детектив заметил что комната больше не выглядела живой. Как в игре "Найди десять отличий", только он мог сходу назвать несколько дюжин. Вся мебель в этом лже-холле была новой, ни единой царапины. На столике для пинг-понга никто никогда не играл, а на диванах нет ни одной полюбовно просиженной ямки. Холодильник пустует, да и не включен в розетку, дверца девственно чиста, хотя должна быть увешана магнитиками всех форм и фактур, обрамляющих так же отсутствующую доску с графиком питания детектива. В шкафчиках есть посуда, но она новая, узоры и фабричные надписи не стерты. И будто завезли все это добро накануне утром, потому как даже пыли не видно. Свежая краска на стенах, сияющий новизной паркет, как кстати и ковровая дорожка на лестнице. Ян Николаевич напряг память и сделал еще одно открытие – там, в настоящем здании скрытой охраны общественного порядка, лежал старый, затоптанный не то мамонтами, не то динозаврами, зеленый ковер. А здесь – красный.
Так бывает когда спишь не слишком глубоко. Реальность накладывается на подсознание, пусть даже не столь бурно фантазирующее, как его собственное. Но он знал надежный выход из этого состояния – лег на диван, закинул руки за голову и принялся ждать. И пролежал так целую микровечность, пока снова не заснул.
***
Зяблицеву снилось что он сидит в непростительно маленьком лифте, каждый миллиметр которого усеян крошечными кнопками с номерами этажей. И никуда не едет, хотя отчаянно жмет на все подряд.
– Ян Николаевич, вы в порядке? – карие глаза со странной смесью испуга и серьезности смотрели на него с миниатюрного лица мадемуазель Нуаре де Поль. В одном ухе стоял пронзительный звон, а второе слышало чуть приглушенно. Сыщик неосознанно стер ладошкой испарину со лба.
– Да, кажется мне несколько нездоровится, – хмуро разглядывая свою руку, ответил Ян.
– Нездоровится – это ко мне, – с излишним энтузиазмом вклинился Бао Кан, залпом допил остатки чая и, отставив чашку, слез с барного стула. Точнее выпрямился, избавив ноги от неестественного положения – мистер Рю был удивительно высок для азиата и вполне мог стать баскетболистом, если бы не прельстился таинством медицины.
Смущаться было уже поздно. Детектив перевел тело в сидячее положение, провел рукой по лицу, имитируя умывательное движение и, наконец, потянулся за одеждой. Брюки и рубашка висели на спинке стула идеально выглаженными.
– Это я. Я погладила ваши вещи, – сбивчиво протараторила Лулу, заметив секундную заминку в движениях сыщика. – И я хотела спросить…
– Как можно столько дрыхнуть! – театрально всплеснула руками вошедшая Фотида Голуб, в три прыжка пересекла помещение и с размаху осела на соседний диван. Юки, все это время гнездившийся на ее растрепанной голове, демонстративно сменил место дислокации на макушку Зяблицева. Надо полагать, прическа детектива выглядела куда более привлекательной. Разумеется, с точки зрения попугая.
– Кажется, я немного задержался, – смущенно пролепетал Гайвелиус, очевидно только что явившийся на работу. Галантно чмокнул руку Фотиды, в полной невозмутимости пожал ладонь Яна Николаевича, а после потрепал Юки за холку. Ян проникся неожиданной симпатией к Лурье, надо же, какое самообладание! Не каждый может воздержаться от комментариев, видя посреди рабочего дня почти голого коллегу, заспанного, обросшего и с птицей на голове. Хотя это скорее заслуга рассеянности, чем выдержки, и будь здесь хоть непристойная оргия инопланетных завоевателей с самцами ангорских кроликов, он бы только застенчиво поздоровался.
Гай продолжил приветственный ход по комнате, сопровождаемый шутливым ворчанием Голуб о том что невозможно сохранить рабочий настрой в такой обстановке – один спит сколько ему вздумается, второй опаздывает на полдня, а третий вообще с ума сходит, да не просто так, а за трехкратное жалованье между прочим!
Стоило Зяблицеву подумать, что остался всего один человек, который еще не имел чести лицезреть его в столь удручающем виде, но гипотетически мог бы, и даже успеть торопливо натянуть одну штанину, как, повинуясь неумолимой силе закона бутерброда, в холл вошел Фабьен. Привалился плечом к стене и с молчаливым умилением воззрился на присутствующих. Этого оказалось достаточно, чтобы Ян наконец-то смог одеться, хотя до обычной безупречности ему было еще далеко. Примерно как до Москвы на сломанном велосипеде.
– Я хотела спросить по поводу режима питания. Завтрак и обед вы уже проспали, а ужин еще не скоро, – дочь Нуаре де Поля присела на освободившийся стул и склонилась к лицу детектива, снизив голос до шепота. Половину реплики Ян прочел по губам, еще половину – интуитивно дополнил отсебятиной. Тем временем сообразительный Юки одним мановением крыла перебрался с лохматой головы русского сыщика на свежий насест, бережно уложенный в мягкие завитки. Несмотря на сложность прически, которую Лулу наверняка делала все утро, девушка вовсе не обратила внимания на хамское поведение попугая. Ян Николаевич в очередной раз подивился вседозволенности домашних питомцев, наверное потому что сам долгое время жил один.
– Приведу себя в порядок и сразу пообедаю, – клятвенно пообещал Зяблицев, так же, шепотом. Лулу удовлетворенно кивнула и вернулась за стойку.
Рю сочувственно улыбнулся и слегка похлопал частного сыщика по плечу, ненавязчивым жестом приглашая того в медпункт. Без единого слова, будто знал какой невозможный гул сейчас пытается перекроить его барабанные перепонки.
О лифте и вечности
Спустя несколько дней слух полностью восстановился, а вот дело по-прежнему стояло в глухом тупике. Яну было недостаточно газетных вырезок, распечаток новостных сайтов, случайных видеозаписей и коротких некрологов. Недостаточно общедоступных результатов отбора проб воды и воздуха, прогнозов погоды, схемы движения тектонических плит и сухих отчетов эпидемиологов. По той простой причине, что все это публиковали люди, которые не могут сосредоточиться на одной мысли дольше пяти секунд. Для обобщенных выводов еще куда ни шло, но работать с такими данными дальше просто бессмысленно.
Он увидел это в пустых глазах парикмахера, того, что сбривал его недельную щетину отточенными до автоматизма движениями, словно заводная кукла. И даже не обратил внимания что посетитель, как и любой уважающий себя вампир, не отражается в зеркале. Зато Ян Николаевич, не имея возможности проконтролировать результат, ощутимо нервничал. Впрочем, всегда можно побриться налысо, а бильярдный шар, дабы не слепить его сиянием прохожих, прикрыть классической шляпой. Говорят, в Париже сейчас модно.
– Приятно видеть вас свежим и полным сил, монсеньор, – Фабьен поклонился и с фиглярским видом распахнул автомобильную дверь перед пассажиром. Зяблицев выдохнул, ибо будь на его голове хоть что-то, достойное шутки, француз непременно бы схохмил.
По дороге в офис московский сыщик тезисно изложил заказчику суть проблемы. Нуаре де Поль крепко задумался, хотя выглядел при этом точно как жертвы расследуемого недуга – машинально вел авто, вперив взгляд прямо перед собой. И только припарковавшись у здания, посмотрел на детектива исполненным серьезностью взором и спросил:
– Как вы себя чувствуете?
Ян мог бы счесть это очередным ребячеством, но за прошедшие дни научился безошибочно определять когда Фабьен, как по рубильнику, выключает режим шута. Рассудительность и глубокомыслие превращают его в пожилого джентльмена, с мешками усталости под глазами и резко очерченными носогубными складками, тогда как простота и легкость характера подтягивают уголки губ и верхних век, мгновенно скидывая с воза лет пятнадцать.
– Хотелось бы лучше, – сыщику уже неоднократно задавали этот вопрос, раз за разом получая примерно один и тот же ответ. Раньше он думал что это связано лишь с местной эпидемией мигрени – вполне логично, зная что происходит, спрашивать у знакомых об их самочувствии. Но теперь уловил еще что-то, подоплеку, которую перекатывал на языке словно шарик, но пока не мог раскусить.
– Может, что-то необычное? Новые ощущения, запахи…
– Что вы имеете в виду? – насторожился Ян, которому до такой-то матери осточертела игра в загадки.
Мужчины уже спустились в бункер и, в попытках не сказать друг другу лишнего, не заметили на кухне взмыленную Фотиду.
– Шеф, а не пора ли нам взять в команду штатного повара? – с ноткой отчаяния и ядовитой общей тональностью поинтересовалась она и показательно выудила из челки кусок чего-то липкого и тягучего.
– А где Лулу? – встревожился детектив, скорее лишь потому что не был уверен в своей готовности употребить то, что приготовила зоолог.
– У нее небольшая командировка, за городом. Ну сами знаете, физика-химия, все эти показатели, упорядоченные и названные людьми языколомательными словами. Хочет провести сравнительный анализ и попробовать определить границы зоны поражения, – в подтверждение своих слов француз махнул рукой, мол ерунда, не о чем беспокоиться.
– Она нашла разницу в измерениях физических величин? Но почему не сказала мне? Что именно не сходится? – Зяблицев полез за блокнотом.
– Ну, знаете ли, я путешественник, а не ученый, чтобы запоминать всякие заумные термины. Вот вернется и расспросите девочку самостоятельно. А пока, – Фабьен заговорщически зашептал, – Рекомендую отправиться в отель и пообедать там, – весьма открыто подмигнул сыщику и царственной поступью направился к коридору. Голуб, все еще находившаяся за стойкой, метнула в него сырую картофелину, но тот в последний момент отпрыгнул, показал даме язык и с демоническим хохотом скрылся за занавеской.
– Я и сам могу приготовить, – в полной растерянности ответил Ян в пустоту и в ту же секунду схлопотал вторым картофельным снарядом в коленку.
– Простите, не удержалась, – покаялась Фотида. Выглядела она при этом самодовольно. – Готовка меня и в самом деле утомляет. Ян Николаевич, не могли бы вы отнести обед Буну? А я покормлю рыбок. Слава дафниям, хотя бы для них не нужно полдня околачиваться у плиты.
Она водрузила поднос в руки детектива, затем торопливо сняла фартук и небрежным движением бросила на стул. Как будто без передника женщина тут же стала невидимой и вернуть ей делегированные полномочия уже не получится. Она же в домике.
– Проследите чтобы он все съел, а если откажется – нажалуйтесь Бао Кану. И, чуть не забыла, ни в коем случае не суйте пальцы в кормушку! – назидательно изрекла мадам.
– Откусит?
– Не сомневайтесь.
– Довольно странные наклонности для вегетарианца, – рассматривая содержимое подноса, прокомментировал Зяблицев. Мутная густая похлебка из моркови и недоваренной перловки, криво нарезанный огурец и, видимо вершина фотидиных кулинарных способностей, изюмный компот.
– Да все вы, пилигримы, странные, – отмахнулась Фотида Голуб и, не дав сыщику раскрыть рта, умчалась кормить рыбок.
***
Медкабинет оказался пуст. Не обладая навыками официанта, Ян долго изворачивался в немыслимых акробатических позах, чтобы постучать в дверь, и теперь был разочарован. Точных инструкций ему, разумеется, никто не давал, но педантичность детектива и рипофобия штатного доктора – одни из немногих качеств, которые беспрепятственно могли играть за одну команду. Сыщик со всей ответственностью выбрал место для подноса, затем тщательно, как по учебнику, вымыл руки и обработал их антисептиком. Каких-то специальных перчаток он не нашел, зато выудил обычные, хирургические, из вскрытой упаковки на столе. Накинул халат и растянул от уха до уха медицинскую маску, скорее из соображений конфиденциальности, чем безопасности. Бун будет вести себя спокойнее, если не разглядит в посетителе незнакомца.
Зяблицев щелкнул засовом и медленно поставил еду на откинутое окошко. Видимый кусочек камеры был таким же кипенно-белым, как и кабинет. Уставший мужчина лет сорока с пронзительно голубыми глазами и удивительно правильными чертами лица, эдакий французский Саша Ревва на максималках, с настороженностью оленя потянулся к подносу. На последних сантиметрах ускорился, обхватил тарелку обеими руками и буквально осушил одним глотком, не совершив ни одного жевательного движения. Ян поймал себя на мысли, что это весьма полезное умение пригодилось бы и ему, когда не хватает времени на обстоятельный прием пищи. Например, как сейчас. Между тем узник уже захрустел огурцами и выглядел при этом по-буддистски умиротворенным.
– Приве-е-ет, – не своим голосом протянул детектив, совершенно не понимая как правильно разговаривать с психами. Но, если мужчина был его предшественником в расследовании, хотелось бы иметь хоть какое-то представление о своем гипотетическом будущем.
– Бун Хейг, – представился тот, вытер руку о рубашку и миролюбиво протянул Зяблицеву. Памятуя наказ Фотиды и, конечно же, всем сердцем желая сберечь пальцы, сыщик кивнул.
– Ян. Ян Николаевич Зяблицев.
– Найс ту мит ю, Йен! Ду ю вонт ту ит? Ай хэв вондерфул кукумбэрс! – и протянул брусочек надкусанного огурца. Отказывать вновь было бы невежливо, но Ян собирался во что бы то ни стало сохранить свои "фингерсы". Англичанин с преданностью пса заглядывал в хмурое, перекошенное муками выбора, лицо детектива целых пять секунд кряду, а потом, быстрым движением Флэша из Мсителей, отправил недоеденный овощ в недра своего пищевода.
В заключение трапезы Бун взял стакан с компотом и, оттопырив мизинец, словно держал бокал с дорогим совиньоном, отвел его в сторону, имитируя жест, после которого обычно желают счастья молодым. Но он не стал, лишь коротко махнул чашкой и, с расстояния в несколько дециметров, направил струю точно в рот. Поперхнулся и, по-хомячьи раздувая щеки, выплюнул напиток зрелищным фонтаном, изгваздав сияющую белизну ближайших стен.
– Фотида готовила? – откашлявшись, но все еще со слезами в глазах, спросил безумец. Мгновенную перемену Зяблицев готов был счесть чудесным выздоровлением, но теперь еще больше укрепился в желании отобедать в отеле, лишь бы не испытывать на себе целительную силу кулинарии Голуб.