Вера и рыцарь ее сердца. Книга вторая. Блажен кто смолоду был молод

Впрочем, дрожала девушка и теперь, но больше от предрассветного холода, от которого не спасал даже зимний тулуп. Оставался какой-то час подождать до рассвета, а с рассветом на смену ей встанет папа и отправит Веру спать на узкую дачную койку, где под подушкой ее ждала новая книга.

***

Книги дарили Вере ощущение причастности к жизни всего человечества. Своих книжных героев Вера ревновала к другим читателям, поэтому она не смотрела фильмы, поставленные по сюжетам ее любимых книг, а книги, которые входили в школьную программу, она читала словно из-под палки. Когда на уроке обсуждали произведения классиков, Вера в этих громких диспутах не участвовала. Она очень стеснялась вслух рассуждать о прочитанном, однако ей нравилось, когда чья-то мысль шла вразрез с ее мнением.

Илюша был одним из тех, кого слушался весь класс. К десятому классу он стал довольно упитанным юношей, знающим себе цену. Никто не смеялся над его избыточным весом, над его красными пятнами, выступающими на толстых щеках, потому что в нем чувствовались сила и блистательный ум. «Гений!» – решила про себя Вера, когда в своем сочинении, уместившемся на половине тетрадного листа, Илья сумел сформулировать всё то, что она не смогла бы изложить, исписав всю тетрадку.

На вступительном экзамене в медицинский институт Вера писала сочинение по образцу сочинений Ильи, ее литературного кумира. Вера выбрала вольную тему. «Казахстан. Желтая степь и зыбь ковыля. Высокий полет птицы и резвость молодого коня. Казахстан! Земля вольных ветров и протяжных казахских напевов… Мой Казахстан, мой родной и любимый край!» Простота в изложении помогала девушке в борьбе с грамматическими ошибками. Возможно, краткости ее сочинения на вольную тему способствовало и то, что во время вступительного экзамена по литературе Вера потеряла сознание.

***

Эти ежемесячные муки Вера научилась переносить стойко. Теряя сознание, она уже готовилась переносить ужасные боли внизу живота, которые сопровождались кровянистыми выделениями на нижнем белье. Менструация являлась, со слов мамы, стыдом каждой растущей девочки.

– Тебе должно быть очень стыдно, если кто-нибудь узнает, что у тебя на трусах появилась кровь. Смотри, береги свою честь будущей женщины и стирай запачканные прокладки так, чтобы никто их не видел! – каждый раз говорила мама дочери, когда та корчилась от боли.

Когда месячные пришли в самый первый раз, то Вера внезапно почувствовала себя так плохо, что у нее потемнело в глазах. Ей исполнилось всего десять лет, но она на всю жизнь запомнит предобморочный ужас от того, как тягостно ее покидало сознание. Вера на стены готова была вскарабкаться, она цеплялась за всё, что попадалось под руки, чтобы не пропасть в небытие… Это безумие продолжалось, пока не вмешалась мама.

– Тебе что, соль под хвост насыпали? Прекрати сейчас же вести себя как невоспитанная кошка. Лежи смирно! Запомни: тебе никто не сможет помочь. Это нормальный процесс, который надо перетерпеть, потому что ты становишься женщиной. Учись терпеть боль тихо!

После этих слов Вера сразу успокоилась и приготовилась к смерти. Она смиренно лежала на спине и училась разумом контролировать свой созревающий организм. Сначала стали проходить тошнота и головокружение. Потом, когда темнота в глазах прояснилась и Вера вновь увидела солнечные блики на стенке, то ее стала терзать беспощадная боль в низу живота. Девочка представляла себя «молодогвардейцем» на допросе и даже радовалась, что ей не доверили никакого государственного секрета. Постепенно боль приобретала волнообразный характер и с каждой новой волной уменьшалась, а через несколько часов Вера чувствовала себя так хорошо, словно она родилась во второй раз…

***

Так вот, во время вступительного экзамена по литературе, который проходил в аудитории, похожей на амфитеатр, Вера вежливо предупредила своих соседей по скамейке, что она скоро упадет в обморок, если они не пропустят ее к выходу. На ее просьбу никто из экзаменующихся не обратил внимания, и Вере пришлось упасть в обморок прямо за партой. Очнулась она в кабинете доцента, и, перетерпев все причитающиеся ей боли своего женского созревания, Вера за оставшиеся полчаса до окончания экзамена дописала сочинение и получила отличную оценку.

***

– Вера, с добрым утром. Я уже встал на дежурство, иди в домик, поспи немного! – прокричал папа, направляясь в туалет, и девушка, забыв все свои мысли, отправилась спать, но спала она недолго, потому что яркие солнечные лучи били по глазам. Вера, проснувшись, не могла залеживаться в постели, потому что ее сердцем овладела тревога за результаты вступительных экзаменов в мединститут.

Увидев гуляющую по даче Веру с книжкой в руках, Римма тут же отправила дочь на сбор ягоды. Пока родители ковыряли лопатами навозную кучу, отделяя коровий перегной от конского, их дочь пробиралась через колючие ряды малины, и на ее шее болталось ведерко для сбора ягод. День обещался быть жарким и скучным.

– Здравствуйте, вы меня не ждали, а я к вам в гости пришла.

С подобным оптимизмом могли приветствовать дачников или Дедушка Мороз, или тетя Инна, мамина дальняя родственница. С приходом этой спортивной женщины весь распорядок дачного дня нарушился.

Мама кинулась на кухоньку накрывать стол, папа взялся за свежую газету, устроившись на стуле под сиренью, а Вера вылезла из малины, оставив свою романтическую историю о том, как ее встретил рыцарь с благородным сердцем, без счастливого конца, но она рано радовалась, потому что тут же была заслана мамой в кусты красной смородины на помощь тете Инне.

– Тетя Инна, пойдемте собирать красную смородину, пока мама готовит обед. Только возьмите этот маленький стульчик и то желтенькое ведерочко. Готовы? Теперь надо постараться добраться до тех кустов смородины, что растут у забора, не поломав картофельные стебли, они у мамы под особым контролем. Нам с вами придётся прыгать по дощечкам, разложенным по картофельному полю. Честно сказать, урожай красной смородины мог бы быть и похуже.

Последнюю фразу Вера сказала по себя, она не любила собирать красную смородину, но гостям надо помогать, особенно такой гостье, какой была тетя Инна.

Тетя Инна была необычной женщиной, которая слегка ссутулилась из-за своего высокого роста. Ее широкий сарафан свисал до щиколоток и не мог скрыть худобы его хозяйки. Прямые тонкие волосы гостьи находились в свободном парении и чуть прикрывали обгорелые веснушчатые плечи. Вся красота маминой родственницы сконцентрировалась на той шикарной геологической панаме, которая зонтиком покрывала ее голову.

Тетя Инна в прошлом была геологом, она бродила по свету, ища сокровища под землей, потом она между походами родила двух девочек, которые долгое время находились под присмотром бабушки и дедушки. Когда бабушка умерла, то тетя Инна с семьей осела в Караганде и стала преподавать геологию в политехническом институте.

Веру эта женщина удивляла неправильностью своих жизненных позиций.

***

Первый раз тетя Инна появилась в семье Шевченко несколько лет тому назад, поздним зимним вечером. Вера тогда училась в седьмом классе, и первое, что бросалось ей в глаза, что одета гостья была в демисезонное пальто, когда на дворе мела январская пурга.

Надо сказать, что Римма очень обрадовалась приходу тети Инны, её очень дальней родственницы. Для гостьи был накрыт на кухне стол, за едой вопросы задавались только Риммой, и к окончанию позднего ужина гостеприимная хозяйка имела полное представление как о самой Инне, так и обо всех членах ее семьи.

Тетя Инна оказалась бедной родственницей, неудачно вышедшей замуж, которая имела неженскую специальность геолога. Римма старалась её получше накормить и на прощание давала ей тяжеленые сумки с провизией.

Зато Вера пользовалась неизменным гостеприимством своей новой родни, и пользовалась им на всю катушку. Тетя Инна жила в многоэтажном доме, во дворе которого располагалась Верина музыкальная школа. Это соблазняло девочку вместо уроков музыки проведывать тетю Инну и ее дочерей, что было гораздо приятнее, чем мучить себя пением по нотам или игрой гамм на пианино.

Вере частенько приходилось обманывать свою учительницу по специальности, придумывая разнообразные причины своих пропусков и опозданий на урок, ибо к обучению музыке она относилась с прохладцей, ведь это обучение игры на фортепиано образование было нужно только маме и только для того, чтобы лишить Веру свободного времени на всякие глупости.

Музыкального таланта у девочки не было, петь по нотам правильно ей никак не удавалось, а стать успешной пианисткой она сама не хотела, но пойти против воли мамы Вера не решилась, и из года в год обучалась музыке.

Как-то раз учительница по специальности, такая молодая и добрая, вдруг взбунтовалась. Это случилось, когда на улицах зазвенела первая капель. Не успела Вера произнести до конца замечательное оправдание своего очередного опоздания, как Мила Ивановна разразилась неподдельным гневом.

– Боже мой, как мне надоели твои приключенческие рассказы, из-за которых ты срываешь наши уроки! Эти сумасшедшие истории отравляют мою жизнь! Неужели так трудно просто извиниться?! Неужели нельзя понять, что ты постоянно заставляешь себя ждать, и это страшно надоедает?! А я исправно терплю твой обман и продолжаю тебе верить! До каких пор ты будешь вести себя так по-хамски со мной?!

Внезапно Вера увидела себя глазами Милы Ивановны, и то, что ей казалось хорошим тоном и успешной изворотливостью, стало выглядеть наглостью и глупой бравадой.

– Мила Ивановна, извините меня. Я опоздала без причины.

Вера не стала рассказывать учительнице, что совсем забыла о времени, пока обедала у тети Инны и из уважения к бедности этой семьи вычерпала из узорной плошки всю подсоленную жидкость с маргарином, которая называлась супом. Однако это никак не оправдывало Веру перед Милой Ивановной.

Увидев себя в таком неприглядном свете, девочка вдруг почувствовала ответственность за свои нехорошие поступки и решила искупить их усердием к урокам по специальности.

Верина усидчивость в игре на пианино сразу разозлила брата. Отстаивая свое право на тишину, он переходил от угроз к активным действиям, но сестра не сдавалась, а вновь тарабанила гаммы, этюды, разучивала произведения знаменитых композиторов. Успех превзошел все ожидания: Вера – единственная ученица из класса Милы Ивановны, которая прошла на областной музыкальный конкурс юных пианистов!

Заключительный конкурс должен был определить, кому из девочек и мальчиков выпадет удача играть на концерте финалистов. Все конкурсанты сидели в большом зале, ожидая своего выхода на сцену, каждый из них систематически вытирал свои музыкальные нервные пальчики шелковистым белым платочком, что со стороны казалось выполнением особого ритуала для посвященных.

Музыкально одаренные ребята с опаской поглядывали друг на друга, выискивая среди своих сверстников возможных конкурентов. Вера понимала случайность своего участия на конкурсе, и, ко всему прочему, она не имела белого носового платочка, а ее пальчики были не тонкими и длинными, а короткими и мягкими, поэтому она чувствовала себя в этой музыкальной компании гадким утенком.

Наконец-то Веру пригласили в академический зал. Ожидая своей очереди, она слушала игру черноволосого маленького мальчишки, который уверенно сидел за роялем и без запинки играл свою концертную программу. С легкостью виртуоза, в темпе горного ручья, он исполнил этюды Черни и невероятно вдохновил Веру. Выйдя на сцену, девочка попробовала сыграть в этом же темпе сначала Баха, потом – Бетховена и, уже играя Шопена, поняла, что провалилась. Последним обязательным произведением ее программы был ноктюрн Кулдуса Кужамьярова. Эта ночная песня казахского композитора должна была стать лебединой песней в ее музыкальной карьере. После своего выступления Вера вернулась в зал ожидания, и ее возвращение было встречено высокомерным равнодушием юных пианистов, ведь после такого исполнения Бетховена и Баха для одаренных конкурсантов она уже не представляла никакого интереса.

«Никому и в голову не пришло мне посочувствовать. Как можно исполнять душевную музыку, когда у ее исполнителей нет чувства сострадания к тем, кто менее талантлив?» – думала Вера, в одиночестве идя в свой музыкальный класс.

Устроившись на подоконнике рядом со стареньким пианино, Вера обреченно рассматривала набухшие почки сирени, но весна уже не радовала. Как можно радоваться, если она подвела свою учительницу и у нее нет белого кружевного платочка пианистки, без которого даже оплакивать свой провал как-то несподручно?

Когда Мила Ивановна влетела в комнату с поднятыми кверху руками, Вера не на шутку испугалась.

«Бить будет за провал? Прямо в классе?»

– Так, скажи-ка мне на милость, кто играет Баха, словно танцует кадриль?!

– Я, – покорно отвечала Вера.

– А Шопен, в чем провинился бедняга Шопен, что ты играла его прелюдию, как играют только на похоронах?

– Ни в чем, – тихо произнесла девочка и удрученно покачала головой.

– Если бы я не знала, кто такой Бетховен, то я бы подумала, что сонату в твоем исполнении писал пьяный человек, за которым гнались голодные псы!

– Я знаю, и мне стыдно!

– Зато я не знаю, почему ты прошла на областной концерт как моя самая одаренная и перспективная ученица! – Глаза Милы Ивановны неожиданно сверкали радостью. – Ноктюрн в твоем исполнении звучал так жалостливо и проникновенно, что покорил сердца всего жюри! Жюри признало в тебе талант!

– Но мне никогда не сыграть этюд Черни так, как играл его худенький мальчик, что выступал передо мной!

– Забудь и Черни, и мальчика. Этот мальчик не прошел, а мы к финалу подготовим вариации на тему Паганини!

С улыбкой до самых ушей проходила Вера в вестибюле мимо ранее своих соперниц. Немногие прошли на финал, а Вера прошла!

Сразу после своего музыкального успеха Вера отправилась в гости к тете Инне, где ей всегда были рады. Ей нравилось быть своей в этой странной семье. Хорошее настроение царило в этой семье всегда, и даже во время осеннего ненастья. В холодильнике почти никогда не было мяса и сливочного масла, зато у дочек тети Инны были настоящие краски и мольберты для рисования. Их замечательные рисунки украшали все стены квартиры, так как они учились в художественной школе при Дворце пионеров, а Вере было стыдно даже брать карандаш в руки в их присутствии.

Выходные платья девочек были перешиты из старой одежды самой тети Инны, зато они брали частные уроки английского языка, а цены за уроки были непомерно дорогими даже для Вериных родителей. Всегда помятый, пьяненький и глупенький муж тети Инны жил сам по себе, как бы отдельно от семьи. Зато добрая тетя Инна ходила со своими девочками в походы, ставила домашние театральные представления и занималась изготовлением бесполезных поделок. Одним словом, эта удивительная семья жила беззаботно и весело, кроме ее молчаливого «короля».

«Королем» был папа тети Инны, он жил в маленьком закутке без окон, в котором еле вмещалась узкая кровать, приставленное к кровати старое кресло, а напротив – маленькая табуретка. Стена, отделяющая спальню от зала, была застеклена, а три другие стены были от пола до потолка заставлены книжными полками. Книги в старинных переплетах стояли в терпеливом ожидании, когда их возьмет в руки хозяин и будет задумчиво перечитывать, страницу за страницей.

Отец тети Инны не участвовал в активной жизни семьи. Как старый король на престоле, сидел он в своем кресле, по-королевски выслушивал своих родных и понимающе кивал в ответ. Седой король без слов, одним чуть заметным кивком, мог одобрить и одним взглядом заставить сгорать от стыда.

Вера никогда в своей жизни не встречалась с человеком, умеющим так умно молчать. Необыкновенные глаза были у отца тети Инны, в них таилось знание, недоступное обычным людям. Иногда у девочки возникало чувство, что он, король без короны и королевских реквизитов, может читать ее мысли и сердечные тайны, но не спешит об этом сказать, потому что это не является главным, а то, что является главным, знать Вере было еще не положено. Его спокойная мудрость не отпугивала, а, наоборот, притягивала, и так хотелось раскрыть тайну этого молчаливого мудреца, который и в старости может быть таким величественным.

Девочка нередко замечала, с какой любовью смотрел «король» на свою взрослую дочь, хранящую в семье уют и мало-мальский достаток, и с какой заботой приглядывал он за своими веселыми внучками, совсем не похожими на своего деда. Иногда Вера замечала в его глазах безграничную печаль и пыталась развеселить «его королевское величество» своими историями из школьной жизни, а за это ей разрешалось брать домой очень редкие книги. Однажды, когда Вера пришла за очередной книгой, «король книжной спальни» задал ей странный вопрос:

– Скажи-ка мне, Верочка, а кто создал землю и небо?

– Земля – это планета, как остывшая звезда … а небо – это атмосфера… которую никто и не создавал, наверное.

– А как появились звезды?

– Мы это еще не проходили. Что звезды могут остывать и падать, это я знаю, но откуда они появились на небе, я, честное пионерское, не знаю.

Тут Вере стало стыдно. Она сидела на табуретке и от неловкости прикусила нижнюю губу. «Книжный король» не стал на нее сердиться, а открыл лежащую у него на коленях толстую книгу и стал читать девочке слова, которые казались ей пришедшими из другого мира.

«В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош…»

В этот момент Вере показалось, что в темную спальню вошел необычный свет, открывающий тайну тайн всего мира. Об этой тайне еще никто не знает, и ей одной выпала честь быть в нее посвященной.

– Папа, Вере уже пора домой, Римма Иосифовна будет очень волноваться, – прервала тетя Инна волшебную Верину прогулку по чудесному божественному саду в образе прекрасной Евы. В книге не было написано, что Ева была красивой женщиной, – Вера это знала сама. Увидев тревогу и недовольство в глазах тети Инны, девочка поняла, что задержалась, и поспешила домой. Так закончился этот один из самых интригующих разговоров Веры с удивительным человеком, отцом тети Инны.

Жалко, что его давно нет в живых. Из всей семьи Шевченко только Вера пришла на его похороны. Этот день ее родители провели не даче, так как был поливной день, и они так и не узнали, какого замечательного человека в тот день предавали земле. Потом на уроках биологии Вера изучала научную теорию о происхождении жизни на планете, и неприятное чувство разочарования вошло в ее сердце, словно Вера кого-то обманула.

***

Но теперь школа и все ее постулаты остались в прошлом, а тетя Инна по-прежнему ходила в гости и по-прежнему удивляла Веру своей неподдельной, какой-то детской, непосредственностью.

Когда красная смородина для тети Инны была собрана, когда, отобедав, гостья ушла, прогибаясь под тяжестью дачного урожая, Вере взгрустнулось. Ей очень хотелось задать этой удивительной женщине, дочери мудрейшего короля, один щекотливый вопрос, который мучил ее уже давно. Девушка хотела спросить гостью, какой национальности была Ева из той божественной истории, которую знал ее папа, но спросить почему-то постеснялась.

Спросить у человека его национальность считалось неприличным. К национальному вопросу в Вериной семье относились очень деликатно, и девочке не разрешалось интересоваться национальной принадлежностью кого бы то ни было.

– Чтобы я от тебя никогда не слышала обращения к людям: «казах», «немец», «русский», «еврей». У каждого человека есть данное ему от рождения имя. Будь добра, называй людей по их именам, – строго предупредила дочь Римма еще в детстве. Этого предупреждения оказалось достаточно, чтобы Вера всегда старалась запомнить имена тех, с кем она знакомилась.

Национальный вопрос для Веры открывался в народных танцах, которым она обучилась еще в детском саду. Когда же пришло время получать паспорт, тот «национальный вопрос» застал ее врасплох. Оказывается, она была вовсе не русская.

– Мама, ты что, полячка? – искренне удивилась Вера, впервые в жизни читая свое собственное свидетельство о рождении.

– Да, и что? – излишне строго ответила мама, словно дочь уличила ее в каком-то ужасном преступлении.

– Мама, это даже невероятно интересно – быть дочкой полячки! – попыталась разрядить обстановку Вера.

– Не полячки, а польки! А твой папа – украинец, – поправила мама дочь и ушла на кухню с гордо поднятой головой.

– Пронесло! – вздохнула девочка, а тут к ней подошел брат, чтобы предупредить сестру о сложности этого выбора.

– Вера, я хочу, чтобы у тебя не было проблем в будущем. Быть полькой или украинкой неплохо, но твой родной язык – русский. Думай башкой! Понятно?

Вера подумала и записала себя украинкой, только потому, что ей самой очень нравилось быть украинкой и танцевать украинские танцы.

За день перед тем, как будут вывешены списки поступивших в медицинский институт, отмечался день рождения главы семейства. С утра Римма готовилась к приему гостей, держа дочь на подхвате, а после обеда она отправила ее на рынок за цветами с Сашиным другом, Вовой Коваленко, которого Вера с детства стеснялась, но перечить маме было бесполезно. Для девушки друг брата был пижоном, который говорил так много, что сам забывал, с чего начинал разговор. В его поведении было что-то неестественное, а к ней он относился фамильярно, хотя Вера не была придворной дамой и не нуждалась в особом галантном обращении.

Когда подошел автобус, она в него забежала первой, оставив Володю одного стоять на остановке, и уселась на заднее сиденье. Девушка была довольна собой, так как считала, что освободила друга брата от общения с ней.

Вера не любила быть кому-нибудь в тягость. Впрочем, как только автобус тронулся с места, она тут же забыла о Сашином друге и не увидела на его длинном худом лице появившегося досадного недовольства.

Папин юбилей прошел замечательно, а на следующий день Вера отправилась в институт, где в вестибюле были вывешены списки студентов, поступивших на первый курс. В этом списке Вера нашла и свое имя, ее мечта начала сбываться!

Скоро, скоро она уедет из дома!