Ольга чувствовала себя в раю, поэтому ни о чём плохом ей думать не хотелось. Она была и на мамонта согласна, лишь бы обнимали, понимая при этом, что в случае проявления агрессии сдержаться просто не сумеет, а Рив и пытаться не будет. Они оба были аграми с высоким индексом, поэтому просто не умели прощать направленную на них агрессию, а фантазии у них двоих хватало. Девочка предпочитала не вспоминать о том, что, когда от неё отказались родители, индекс агрессии был небольшим. Значит, её могли отогреть и снизить индекс, были примеры этому, ведь были же! Но теперь всё изменилось… Именно это изменение и было сложно осознать.
Фрау Штиллер не могла поверить в это счастье – рака у её девочки больше нет. Больше над доченькой не висел страшным приговором отрицательный прогноз, да и над сыночком тоже. Дети, за прошедшее время ставшие друг для друга всем, могли теперь жить, учиться, играть, не думая о том, что каждый их день может стать последним. И от осознания факта освобождения родителям теперь уже, пожалуй, обоих детей, хотелось смеяться и плакать. Позади остался ужас от озвученного диагноза и страшное ожидание…
Герр Штиллер чувствовал освобождение, снова начав планировать дальше, чем на неделю. Известие о смерти Мири чуть не убило обоих супругов, а маму мальчика таки убило, но вот произошедшее чудо… Иначе, чем чудом любви, оно просто не объяснялось. Правда, желание объяснять пропало само по себе. Теперь детям предстояло долго восстанавливаться – очень уж много бед натворила терапия. Но самым важным был факт того, что ставшие почти одним целым дети будут жить. Разве могло быть что-то важнее этого?
Глава 3
Напряжение у родителей Ольги Рив увидел сразу же, но, прежде чем делать выводы, решил посмотреть. Трезво рассудив, что будет достаточно и поверхностных образов, мальчик вгляделся. За прошедшее время Риву удалось выяснить, что воздействие с помощью магического дара никак не влияет на окружающую технику. Правда, и пробовал он только малозатратные элементы, именно поэтому в том, что никто ничего не заметит, был уверен.
– Рив! Рив! Что с тобой? – всполошилась Ольга, увидев совершенно ошарашенного напарника, по лицу которого текли слёзы. Широко распахнутые голубые глаза были полны каких-то странных эмоций, ранее девочкой не виданных.
– Оль… ты представляешь… – пытаясь справиться с собой, Рив подыскивал слова. То, что он увидел, было, с точки зрения курсанта, совершенно невозможно. – У меня… Моя мама умерла от известия о… о том, что меня нет… Меня, агра! Оля! Как так?
– И что теперь? – девочка услышала «умерла», не вникнув ещё в то, что озвучил напарник. Несмотря на демонстрируемую ей любовь, внутри Ольги всё ещё жил вопрос: за что?
– Ты хорошо сидишь? – шокированный напарник пытался осознать увиденное. – Твои меня взяли к себе. Ты только представь! Агра! Взяли! Не выкинули!
Увидев плачущих в обнимку детей, фрау Штиллер за них испугалась, немедленно подбежав к кровати, чтобы обнять обоих. Именно такие действия взрослых людей, родителей, и заставляли Рива и Ольгу чувствовать себя очень странно. Девочка даже проверила свой индекс, но он как раз никак не изменился – всё та же привычная десятка.
– Что случилось, мои хорошие? – очень ласково спросила фрау Штиллер, обнимая детей. – Болит что-то? Сон плохой приснился?
– Ри… Ланс узнал, что случилось, – едва поймав себя за язык, ответила Ольга. – Вы честно хотите его взять?
– Ох, малыш… – женщина, подумавшая, что ребёнок плачет из-за смерти самого близкого человека, прижала его к себе. – Конечно, мы заберём его к нам, разве может быть по-другому?
– Ещё как может… – очень тихо прошептал мальчик, тщетно пытавшийся взять себя в руки.
– Скоро поедем домой, и всё будет хорошо, – проговорила фрау Штиллер, будто желая убедить в этом саму себя. – Теперь всё-всё у нас будет хорошо!
– Да, мама, – кивнула Ольга, думая о том, что нужно привыкать к имени Мириэль.
Подобной доброты, ласки, любви ни Рив, ни Ольга никогда не знали, поэтому обоим было сложно. Спасали только навыки выживания, однако родителям всё равно раз за разом удавалось поставить своих детей в тупик. Кроме того, состояние организмов детей требовало пересмотра, но многое Рив сделать не мог, а Ольга вообще была больше боевиком, нацеленным на силовые варианты решения проблем. Мальчик, конечно, многое умел, но и магия всесильной отнюдь не была. Не очень хорошо понимая, что именно происходит с сердцем, например, Рив опасался делать попытки его починить – эта жизнь мальчику нравилась.
– Кстати, – вспомнила Ольга, когда мама отошла куда-то по своим делам. – А как мы проблемы наши решили? В смысле, чего мы остальные решить-то не можем?
– Так я ж не кибердок… – хмыкнул Рив. – С нашими проблемами… Мы померли, тела в смысле, поэтому мой симбионт, да и твоя проблема были мёртвыми вместе с телами, а с мёртвой плотью некромант много чего сделать может.
– Да, кибердок нам бы сейчас не помешал, – кивнула ему девочка. – Значит, последствия мы решить не можем, ибо магия не всесильна…
– Магия-то, может, и всесильна, – улыбнулся Рив, обнимавший Ольгу во время всего разговора. – Но мы – точно нет.
Многое удивляло Рива, при этом совершенно не трогая Ольгу, ибо боевик есть боевик – начиная от места, где они вдвоём оказались, заканчивая отношением. Небольшая комната на две кровати со светло-зелёными стенами, заставленная допотопной техникой, создавала ощущение покоя и какой-то уверенности в будущем. Приветливый персонал не забывал улыбаться, демонстрируя дружелюбие. Не было ни приказов, ни… методов воздействия, что поражало ещё сильней. От них ничего не требовали, ни к чему не принуждали, отчего и Рив, и Ольга чувствовали себя временами не в своей тарелке. Кроме того, смущало отсутствие магов с активным даром.
Обследования не показали ничего необычного – аритмия, вызванная химиотерапией, отдалённые последствия лейкоза, ну и почти полная утрата памяти, что могло объясняться, например, длительностью клинической смерти. Ничего нерешаемого, по мнению врачей и родителей, не было. Проблема аритмии в крайнем случае решалась специальными средствами, как и опасность развития сердечной недостаточности, проблема лёгких у Мири требовала вдумчивого решения, ну и обоим детям грозила специальная диета на долгие годы.
Пока взрослые занимались своими очень серьёзными делами, Рив пытался методом считывания поверхностных образов памяти понять, что происходит вокруг и где они оказались. Ольга просто доверилась. С девочками всегда было сложнее – они до последнего верили в то, что с ними произошла ошибка. Именно поэтому она часто плакала и ластилась ко взрослым, считавшим это нормой.
– От реципиентов у нас язык и какие-то ошмётки памяти… У окружающих – уверенность в том, что всё в порядке, – сообщил Рив девочке. – То есть утилизация не угрожает.
– Хорошая новость, – кивнула Ольга, в родительском тепле забывшая об утилизации, но, тем не менее, в безопасности себя не чувствовавшая, хоть и прятавшая эти свои ощущения от родителей. – А как здесь принято…
– Знаешь, нет у них в голове наказаний болью… – немного растерянно проговорил её напарник. – Либо надо глубже лезть, но тогда это означает не общеупотребительную практику, либо…
– По поверхностным скользишь, – кивнула Ольга и глубоко задумалась.
Тёмные Века, о которых в их времени было известно крайне мало, оказались очень странными. Маги-целители со спящим даром вызывали удивление, и если отсутствие целительской автоматики объяснялось веком, то вот отношение к аграм – вообще никак не объяснялось. Именно поэтому девочка чувствовала себя неуверенной, когда её не обнимали руки Рива или родителей. Мир вокруг неё был совершенно ни на что не похож, но страшно почему-то не было. Это тоже стоило обдумать, но хотелось спать. Ольга, на её взгляд, как-то слишком быстро утомлялась, но выяснив, что больно не будет, расслабилась. По какой-то причине стимуляционные воздействия к ним не применялись. Возможно, это ждёт их дома?
***
Доктор Кроне раздумывал над текущей ситуацией. С одной стороны, двое его пациентов уже не проходили по профилю клиники, с другой – им нужно было восстановление под наблюдением специалистов, понимающих, как лечить последствия очень специфической терапии. Детей надо было отпускать домой и передавать сведения в другую клинику, чего делать ему не хотелось. Чудеса в онкологии случаются крайне редко, потому у доктора было желание понаблюдать, что с Мириэль и Ланселотом будет в дальнейшем. Однако Германия всё ещё оставалась государством, регулируемым правилами и законами, где «хотелки» врача большой роли не играли, поэтому герр Кроне нажал кнопку селектора.
– Марта! – позвал он дежурную медсестру. – Готовьте документы для фрау Штиллер и герра Шнайдера, будем выписывать.
– Давно уже готовы, – ответил ему женский голос, слышимый на удивление чётко, хотя обычно присутствовали шумы. – Занесу вам через пять минут.
Немолодой седеющий мужчина оглядел свой кабинет. Шкаф, стол, кушетка и обязательный игровой уголок выглядели новыми, как будто были установлены совсем недавно. Не знающий детской радости кабинет педиатра-онколога иногда вызывал желание просто убежать. Стены, пропитанные горем родителей, казалось, давили на доктора Кроне, проработавшего в этом месте не один год. Тяжело вздохнув, педиатр откинулся на спинку удобного кожаного кресла и уставился в потолок. В отделении находилось ещё пятеро детей разного возраста, помочь которым медицина не могла. Онкологическая клиника…
В неслышно открывшуюся дверь вошла тридцатилетняя медсестра Марта, отвлекая доктора Кроне от его мыслей. Женщина выглядела лет на двадцать даже в стандартной больничной робе, как ей это удавалось – было загадкой для всех в отделении. Мягко улыбнувшись, Марта положила перед врачом листы выписки, на которых уже красовались подписи главы реанимации и паллиативного отделения. Оставалось поставить подпись лечащему врачу, после которой детей заберут счастливые родители, ещё не знающие, что ничего не закончилось. Пока пациенты медленно двигались на тот свет, цель оправдывала средства, но вот теперь… Теперь детям предстояло платить за всё, сделанное во имя их спасения.
Не знающие о тяжёлых раздумьях лечащего врача Рив и Ольга обсуждали отношение к ним родителей и интерпретацию этого отношения. Ольге вдруг стало интересно – почему она понимает, что такое нежность и ласка, если сама этого ранее не испытывала, на что Рив внимательно осмотрел потолок палаты – идеально белый, на котором ничего нового не появилось.
– Ты куда это смотришь? – с подозрением поинтересовалась девочка, ожидая ответа.
– Ищу, может там написано, как ты зачёт сдала, – хмыкнул её напарник, опуская голову, чтобы взглянуть на Ольгу. – Мы в реципиентов попали местных, понимаешь?
– И что? – не поняла его собеседница, удивлённо глядя на Рива.
– Система ценностей та же. Понятия и привычки те же, а ещё и гормоны полезут, вот тогда наплачемся… – менторским тоном объяснил ей улыбающийся мальчик. При этом Ольга машинально потёрла вместилище интуиции – очень уж интонации у него кураторские получились.
– Хорошо, что куратора здесь нет… – вздохнула девочка, которой опять захотелось поплакать.
Говорить о том, что находиться в полной власти взрослых просто страшно, Рив не стал. Во-первых, раз Ольга об этом пока не думала, то и ладно, а во-вторых, надежда на взрослых из детских сказок – понимающих, любящих и никогда не наказывающих, сохранялась и у него. Тут размышления ставшего совсем юным курсанта прервали – в палату вошли улыбающиеся взрослые, принеся одежду. Одеяния, принятые в Тёмных Веках, их удивили – вместо сплошного комбинезона обнаружились несколько разных… частей? Но родители как-то поняли, что одежда вызывает затруднения, поэтому фрау Штиллер, вздохнув, начала объяснять:
– Это бельё, его надевают на голое тело, – она протянула и Риву, и Ольге полоски ткани с тремя дырками – одной большой и двумя поменьше. Чем-то по виду они напоминали комбинезон с отрезанным… всем.
Как это надевать, память реципиентов не сохранила, поэтому лицо Ольги сразу же стало жалобным. Легко стянув больничную пижаму, девочка рассматривала поданное «бельё», при этом ничуть не стесняясь мальчика, занимавшегося ровно тем же самым. Переглянувшись, Штиллеры осторожно надели на спокойно реагирующих детей бельё, показав на примере Ольги, как высоко его надо натягивать. Ощущение было непривычным, но, поняв принцип, Рив принялся одеваться сам. Легко справившись со штанами, он замер, разглядывая нечто трикотажное, с двумя штанинами и дыркой посередине, пока на Олю в это время натягивали нечто, названное «колготами». Затем на девочку надели «платье», оставлявшее тело открытым снизу. Ассоциации это одеяние вызывало не самые хорошие, но действовать Рив не спешил, ожидая развития событий. Ольга же, чувствуя, что ничего плохого ей не желают, ощущая ласковые прикосновения во время одевания, не нервничала вовсе.
– Это джемпер, – объяснил Риву герр Штиллер, помогая с верхней деталью одежды. – Его носят для того, чтобы не было холодно.
– Чтобы не было холодно, надо побегать, – ответил удивлённый Рив. – Ну, или попрыгать…
– Вам пока нельзя ни бегать, ни прыгать, – новая мама мальчика фрау Штиллер погладила его по голове. – Поэтому будем одеваться тепло, чтобы не замёрзнуть.
– Спасибо… – прошептал Рив, для которого такая постановка вопроса была новой.
Привыкать к такому отношению и заботе было сложно и, что скрывать, страшно. Страшно было Риву расслабиться и поверить. Преданный близкими в раннем детстве, он просто не мог поверить, что бывает по-другому, но старался этого не показывать, чтобы не обидеть хороших людей. В простом разговоре выяснилось, что их страна зовётся «Германией», что бы это ни значило, а поедут они сейчас на каком-то «автомобиле» прямо домой. Герр Штиллер, ставший мальчику папой, объяснил, что можно было поехать и на поезде, но для Мири и Ланса это пока опасно – после лечения и стерильных условий больницы легче лёгкого подхватить какой-нибудь вирус. Во время этой речи Рив кивал и делал умное лицо, не поняв ни слова, что Ольга, кстати, видела и старалась не хихикать.
После передвижений на кровати да в специальных колясках становиться на ноги было немного страшно, но Рив справился, а Ольга напросилась к папе на руки. Заметно было, что и Рива бы взяли на руки, но мальчику было интересно попробовать идти самому. Тело реагировало дрожью, ноги подгибались, но идти можно было, только вот как-то слишком быстро наступило утомление, с которым мальчик решил разобраться позднее.
«Автомобиль» оказался повозкой с иллюминаторами странной формы, стоявшей на смутно знакомых по учебнику древней истории «колёсах». Усаживаться следовало внутрь, для чего повозка была оснащена боковыми дверями и ложементами тоже необычного вида и формы, по-видимому, предназначенными для Рива и Ольги, куда они и оказались уложены, а потом и пристёгнуты мягко придерживающими тело ремнями. По-видимому, скорость повозки была значительной, по крайней мере, так подумал неожиданно сильно утомившийся мальчик. Впереди обнаружились родители, также пристегнувшиеся ремнями – по-видимому, скорость ожидалась действительно серьёзная. Ольгу тоже заинтересовало происходящее, ибо как повозка может разогнаться до значительных скоростей в атмосфере, она себе не представляла. И в этот момент названный «автомобилем» аппарат негромко заурчал мотором, чтобы в следующее мгновение мягко тронуться с места.
Глава 4
Во время всей поездки Рив не понимал необходимость привязных ремней, скорость повозки была очень небольшой – меньше взлётной малого катера. Озадаченно переглянувшись с Ольгой, мальчик, впрочем, не задал логичный вопрос, просто пожав плечами. Автомобиль проехал по широкой ленте гладкой дороги, чем-то похожей на взлётно-посадочную полосу атмосферников, Рив хотел рассмотреть ландшафт окружающего мира, но внезапно его просто сморило – и он уснул. Как позже оказалось, задремала и Ольга, поэтому момент съезда с дороги под названием «автобан» они оба пропустили, как и въезд в новый для них город.
Очнулся Рив оттого, что его очень бережно взяли на руки. Это стало ещё одним сюрпризом для мальчика – его не стали будить, а просто решили перенести. После терапии и Рив, и Ольга похудели, поэтому весили килограммов по двадцать пять, но это тоже был вес, а тут… Увидев, что мальчик открыл глаза, герр Штиллер мягко улыбнулся.
– Потерпи немного, сынок, – попросил новый папа. – Сейчас уложу тебя, поспишь дальше.
– Да я, пожалуй, проснулся, – не очень уверенно ответил Рив, пытаясь глазами найти Ольгу, и, странное дело, его поняли.
– Рядом доченька наша, рядом, – голос новой мамы звучал очень ласково. – Не надо волноваться, никто вас не разлучит.
– Спасибо, – поблагодарил мальчик, как-то вдруг оказавшись на широкой лежанке, носившей название, как он теперь знал, «диван». Рядом с ним уложили и спящую Ольгу, которая во время перемещения в дом даже не проснулась.
– Сейчас отдохнёте, а потом будем кушать, – казалось, взрослые люди готовы сдувать с них пылинки, заставляя себя чувствовать очень странно – быть настолько важными для кого-то дети не привыкли.
Штиллеры действительно готовы были сдувать пылинки со своих чудом живых детей. Они оба понимали, что это не совсем правильно, но брать себя в руки не спешили – врачи очень хорошо объяснили взрослым всю пагубность чрезмерного оптимизма. Рак действительно ушёл, но теперь возникли другие проблемы – последствия терапии. Риву и Ольге категорически нельзя было нервничать, зато нужно было питаться по часам строго выверенной диетической пищей, небольшие отступления от диеты себе позволить можно было, но нечасто и под «прикрытием» медикаментов. В жизни семьи открывалась новая страница…
Желая поддержать детей, Штиллеры сами ели всё то же, что и они – недосоленный суп, паровые котлеты и кашу, запивая разбавленным соком. Это было не очень вкусно, но обоим детям необходимо, впрочем, они и не возражали. Рив и Ольга ели аккуратно, быстро, не разговаривая и не отвлекаясь от процесса, заставляя родителей переглядываться с некоторым удивлением. Дети скорее принимали пищу, как солдаты, чем ели, как обычно едят дети. Тем не менее герр Штиллер счёл нужным объяснить:
– Еда немного недосолена – это рекомендация кардиологов, – во время перемены блюд произнёс глава семьи. – Каши и котлеты тоже рекомендованы вам врачами.
– Всё очень вкусно и сытно, – благодарно кивнув, отозвался Рив. – Ограничения мы понимаем, не беспокойтесь.
– Нас можно называть на «ты», сынок, – мягко проговорила женщина, которую мальчик приучал себя звать «мамой».
– Хорошо, мама, – Рив сделал приятное фрау Штиллер, не ожидавшей, что ребёнок так быстро перестроится. – Какие у нас планы?
– У вас – после еды отдыхать, – улыбнулась женщина. – Наш папа съездит на работу – продлить отпуск, а я посижу с вами. Может быть, вы хотите посмотреть телевизор?
Увидев непонимание на лице детей, фрау Штиллер вздохнула. Мири и Лансу предстояло многое изучать с нуля. На данный момент оба ребёнка находились формально на больничном обучении, хотя в последние недели уроки в больничной школе не посещали, но теперь их надо было переоформлять на домашнее обучение, что в Германии было делом не самым простым, но решаемым.
После обеда Ольга попыталась встать со стула, но, видимо, её ноги имели своё мнение на этот счёт. Поймав взгляд напарницы, полный паники, Рив сполз со стула к её ногам, движением руки накладывая диагностику. Несмотря на то, что самые тяжёлые последствия удалось побороть, её «болячка» дел натворила достаточно, а так как Ольга помнила, что делают с неходячими, то испугалась. Фрау Штиллер кинулась к детям.
– Что случилось? – поинтересовалась женщина. – Болит что-то?
– Мири не может подняться, – тщательно контролируя поверхностные мысли женщины, сообщил Рив, решив про себя: если что, будет кошкой… или лягушкой… Перепрограммировать поведенческие параметры было делом несложным.
– Сейчас поможем доченьке… – мягко улыбнулась их новая мама, хотя в голове её царил страх. Да что там страх – женщина до ужаса испугалась за Ольгу. Взрослые люди всё чаще ставили в тупик детей, привыкших к совсем другому отношению. – Не надо бояться, хорошо?
– Хорошо, мама… – пискнула смотревшая во все глаза на маму Ольга. Такого отношения она себе даже в мечтах не представляла.
Бережно, как взведённую планетарную мину, фрау Штиллер перенесла свою дочь на диван, куда к Ольге присоединился и Рив. Мама махнула удлинённой чёрной коробочкой в сторону стены, осветившейся голубоватым светом. Оказалось, что это большой – метра полтора, если не два по диагонали – экран. Возникшее на нём изображение сразу же вызвало у детей интерес, но это был не обучающий фильм, а что-то необычное – какие-то нереальные, как будто нарисованные, фигурки животных гонялись друг за другом. Это было, пожалуй, интересно, но особых эмоций не вызывало.
– Вам не смешно? – поинтересовалась с улыбкой смотревшая в экран женщина.
– Честно говоря, нет, – вздохнул Рив. – Вот он напакостничал и убежал, разве это хорошо?
– Интересный вопрос, сынок, – внимательно посмотрела на мальчика фрау Штиллер. – Это, разумеется, плохо… Что бы вам хотелось посмотреть?
– Что-нибудь доброе… – тихо произнесла Ольга и была немедленно поглажена.
Старый, ещё ГДР-овский детский фильм совершенно увлёк улыбающихся детей, с интересом наблюдавших за развитием событий на экране, а вот их мама думала о том, что болезнь, а потом и смерть, пусть недолгая, переменили её малышей… Дети стали в чём-то взрослей, в чём-то младше, в чём-то наивней, а в чём-то и более серьёзными. Работала фрау Штиллер детским психиатром, в мистику не верила, зато верила в изменения психики больных детей и их родителей, отлично понимая, что, по её мнению, произошло с детьми. В полушутливом разговоре затронув тему смерти, женщина услышала именно то, что слышала от пациентов, готовых к тому, что скоро…
«Умирать совсем не страшно, мама, только очень холодно».
***
По мнению Рива, на данный момент проблемы было две: безопасность и состояние Ольги. На своё состояние мальчик привычно не обращал особого внимания – девочки чаще всего были слабее, поэтому нуждались в защите. Проблему безопасности Рив решил методом погружения в память родителей, пока они спали. Полевые методы предполагали подъём воспоминаний на поверхность, что было безопасно во сне, но могло вызвать вопросы вне оного. Доверять, в отличие от напарницы, он не спешил.
Память герра Штиллера хранила часть образов, которые юный курсант просто не понял, понимая, что нужен глобус и Ольга, ибо с земной географией у Рива было так себе. По крайней мере, мальчику, а Рив теперь был именно мальчиком, то есть ребёнком, понятно было одно: их не предадут. В памяти фрау Штиллер основными эмоциями были страх за жизнь Мири и какое-то чувство, идентифицируемое телом реципиента как любовь. Вывод был таким же: не предадут.
– Ну что? – поинтересовалась отлично выспавшаяся Ольга, несколько испуганная время от времени проявляющейся слабостью – в конвертер не хотелось никому.
– Не предадут! – начал с главного Рив. – Но вот остальное… Мы здесь дети, причём на середине детства, как трёхлетки. Они не знают ничего ни о магах, ни об аграх, ни об утилизации… При этом все вокруг – маги со спящим даром. Не магов я вообще ещё не видел.
– Ты и активных не видел, кроме нас, – хмыкнула девочка, сладко потягиваясь. – Помоги до сортира добраться, – попросила она.
– Боевики… – вздохнул Рив, задействовав дар, чтобы отлевитировать напарницу в сторону удобств, ибо шевелиться лишний раз было лень.
Исходя из полученной информации можно было сделать вывод: либо активных магов ещё нет, то есть с деревьев они пока не слезли, либо они есть, но прячутся. А по какой причине могут прятаться маги? На этот вопрос у Рива ответа не было. В памяти родителей он обнаружил понятие о школе, в которой точно не было магии, зато обнаружились какие-то странные «предметы», о которых Рив даже не подозревал. По крайней мере, в том варианте, в котором о них думал папа. Впрочем, судя по всему, ему и Ольге предстояло их изучать.
– Ты знаешь, что здесь школы совсем другие? – поинтересовался он у напарницы, вернувшейся из ванной комнаты.
– В каком смысле «другие»? – не поняла Ольга, пока что новое имя не принявшая. – Учат иначе?
– Учат другому, насколько я понял, – объяснил Рив, обнимая девочку. – Но мы это ещё узнаем… Самое главное, знаешь, что?
– Что? – расслабившаяся в его руках Ольга, почему-то совсем не боялась своего состояния, как будто чувствуя, что ей ничего не угрожает.
– Здесь нет утилизации бесполезных членов общества! – воскликнул ставший мальчиком Рив. – Их лечат, им помогают не чувствовать себя бесполезными! У твоих в голове нет даже намёка на «выкинуть»!
– Как в сказке… – поражённо прошептала очень худенькая, измученная болезнью девочка. – Неужели так бывает?..