Относительно

Он снова внезапно запнулся, переводя дыхание, но на этот раз зал взорвался аплодисментами уже почти наполовину, хлопали с воодушевлением крепкие руки, видимо теперь его слова у многих отразились внутри восторгом. То как он говорил, было не похоже ни на что земное, будто с ними говорил человек из будущего, который прилетел к ним прямо из далекого космоса. Видимо он сказал то, о чем другие только предполагали, но стеснялись сказать вот так открыто и публично при всех – на вручении своей же премии.

– Я уверен в том, что вселенная гармоничная система с невероятно красивой внешней структурой. Абсолютно то, что все законы и явления, связаны друг с другом; ведь по-другому просто быть не может. То, что нам преподносят как хаус и рост беспорядка, за этим на самом деле скрывается не расшифрованный еще нами порядок. Мы научились разгадывать письмена и иероглифы древних цивилизаций, но самую главную загадку не признаем. Я не верю в интерпретацию поведения квантовых частиц, и все последние годы своей жизни посвятил более логичному объяснению новых открытий с помощью понятных явлений и законов. Параллельные вселенные, суперпозиции и многие другие определения до сих пор кажутся мне научной фантастикой, нежели научным обоснованием происходящего. Чем больше происходит открытий в квантовом мире, тем больше возникает вопросов и парадоксов при объединении их со старыми открытиями. В какой-то момент физика, а самое главное постижение всех вещей, пошло не в ту сторону, и сейчас зашло уже так далеко, что при объяснении придется переписывать все учебники и законы физики. Вероятно, неудачи в открытии фундаментальных законов связаны с двумя моментами: 1) строгое принятие только экспериментальных данных, что создает больше пустых мест, чем их заполнения, 2) нежелания объединять свои открытия с открытиями из других научных дисциплин. Отказ от дедукции и редукционизма главное препятствие развития научного прогресса. – Он потер глаз указательным пальцем.

Он говорил, и чувствовал, как шел по неровному грунту Луны, которая была для него роднее Земли, по которой он так и не научился нормально ходить. Его постоянно тянула к углам, будто пространство было искривлено и скатывало его в сторону. Когда же он ступал по поверхности Луны, то ноги его становились крепче, а слова становились увереннее. Каждый узор ее кратеров, наводил Эйнштейна на какие-то глубокие и далекие мысли, которые никогда бы не пришли к нему, если бы он бродил точно так же по Земле. Тогда он понимал, что он человек с другой планеты, и эта планета питала его своей энергией, диктуя ему свои мысли.

– Главная проблема того, что мы не можем до сих пор познать невидимый микромир состоит в том, что мы не правильно уже познали видимый макромир. Не может быть, чтобы природа использовала разные инструменты или принципы при построении квантового, механического и космического мира. Безусловно они едины. В первую очередь, чтобы понять, что их связывает необходимо понять, что в них общего: 1) изменение температуры, 2) давление и плотность, 3) большие и малые тела, и еще многие мелочи, от которых необходимо отталкиваться для объяснения единой теории всего. Все эти несоответствия и совпадения необходимо проверять и пытаться объяснить. Ведь все три мира представляют собой нечто единое и общее, иначе мы не могли бы их наблюдать, а они нас. Очевидно, что это три, а может и два пропорциональных мира, где большое копирует малое, или малое копирует большое, так же как появляются листья на дереве, «по образу и подобию своему». Похожесть многих явлений в природе не случайна, так же как и их парадоксальность. Человек, в этой глобальной системе не просто наблюдатель или ученый, он является частью этих самых законов. Совершенно очевидно, что ключ к разгадке природы вещей заключен именно в человеке, но не в его способность к познанию, а в его поведении друг с другом.

Зал взорвался и захлопал повсеместно, как на концертах популярных музыкантов, никто из зрителей не ожидал такой подробный разбор проблем современной науки, да еще таким простым языком. Этот невзрачный чудак превзошел все их ожидания. Теперь ему рукоплескали и все чопорные первые ряды. Грохот хлопков стучал у него в ушах, и от этого ему показалось, что пространство зала стало искривляться, как вогнутое зеркало. Как множество вогнутых зеркал, лица разбегались в разные стороны, кто на потолок, кто на самый пол. Улыбки их растягивались, и от этого их смех становился только ужаснее. И по мере того, как пространство становилось кривее, тем быстрее казалось движется вокруг него время. Оно бурлило и пенилось, искривляя предметы, стены и полы, превращая их в жирные кляксы на разноцветном холсте.

– Другой проблемой научного прогресса является конкуренция научных идей, без надежды на их дальнейшую кооперацию. Невозможно объяснить весь мир с помощью одной единственной научной парадигмы. Например, до сих пор существует множество противоречий между законами физики и химии. Ученые говорят, а что вы хотели, это ведь две разные дисциплины. Дисциплины то разные, а мир, который они описывают, один и тот же. Мало того, необходимо расширять инструментарий познания с помощью совсем далеких дисциплин. Иными словами, объяснять малое с помощью большого, а большое с помощью малого, а так же проводить аналогии между разными невидимыми процессами. Законы одной науки должны объяснять законы другой науки, а не противоречить им. Суть в том, что пока мы не найдем устойчивую связь между процессами одних научных явлений с другими чуждыми ей явлениями, мы не сможем продвинуться дальше в понимании мира. Иными словами, на данный момент мы собрали достаточное количество противоречивых данных и необъяснимых парадоксов, которые еще предстоит объединить в общую логическую структуру. Сейчас даже физика разделилась, потому что законы квантового мира не сходятся с законами механики, а вместе они не подчиняются законам астрономии. Мы движемся по пути усложнения и запутывания, опять же, чтобы объяснить парадоксальные явления в физике не обязательно использовать достижения физики. Хотя уже сейчас можно сказать, что фундамент большинства известных наук от нас скрыт, как большая часть айсберга находится всегда под водой.

Он почувствовал, что думать ему стало немного труднее, и посмотрев под ноги он увидел пугающую темноту. Теперь он больше не видел кратеров Луны, но все еще чувствовал прочную ее основу, он был все еще на ней, но в незнакомом месте. Это была неосвещенная обратная стороны Луны, на которую он заходил и раньше, но так же как и сейчас не решался уходить далеко. Она его и пугала своей темнотой, и прельщала своей загадочностью. Он чувствовал, что ее грунт скрывает очень много тайн и открытий, к которым он пока не готов, а особенно вся эта еще не просвещенная публика. Поэтому он развернулся и вышел на светлую сторону. Пора было подытоживать сказанное, а то наговорил он уже более чем достаточно.

– Нет смысла накапливать противоречия, ведь сам факт отсутствия понимания, говорит о том, что в какой-то момент наука свернула не в ту сторону, и продолжает идти неправильным путем. Опять же, мы до сих пор рассматриваем явления в физике с помощью подачи ей энергии от наблюдателя, однако сама природа существует без нашего участия. С другой стороны, мы не разделяем поведение холодных и теплых частиц, мы не учитываем разные субстанции сред, не проводим аналогий между всеми теплыми частицами, мы не ищем общих свойств между телами и средами, и не замечаем изменение сред в лабораториях. Со стороны кажется, что мы пытаемся выкопать золото заостренными палками, и вроде яма уже глубока и золото уже поблескивает, но достать его мы никак не можем этими палками. Мы используем те же заблуждения, что и несколько веков ранее. Ученые не видят всей картины мира, потому что представители одной науки не признают достижений другой науки. И с этой точки зрения, мы стремимся к регрессу нежели к прогрессу. Многие доказательства просто игнорируются, а многие заблуждения популяризируются. В любом случае, можно быть полностью уверенным в том, что неопровержимость одного закона должна основываться на доказательствах другой науки, а не той в которой она появилась. Только в связях между разными научными дисциплинами, возможен полноценный прогресс науки. Спасибо, у меня все на этом. Спасибо, что выслушали.

Он слегка поклонился, и над его головой раздался шквал аплодисментов, словно стая птиц улетающих на юг. Воздух над его головой дребезжал, словно пыльное стекло в старой раме как тогда в его детской комнате. Все это разрушало его фантазии, его внутренний мир, который он постоянно пытался скрывать от других, но сегодня почему-то так разоткровенничался, что самому стало стыдно за свою искренность перед чужими людьми, которых он совсем не знал. Он боялся, что они как и прежде смогут разорвать или растоптать его детские игрушки, как это делали другие чужие ему люди. Внезапно он стал собирать идеи, стягивать свои планеты к себе, тушить свои звезды как свечи, чтобы их свет никто не заметил. Но зрители продолжали хлопать, не обращая внимания на его взбудораженный взгляд, который он по-прежнему прикрывал скромной улыбкой, которая теперь всем казалось более загадочной, чем у Моны Лизы.

Сквозь гул он услышал даже отдельные выкрики: «Браво!», «Гений!». Он ожидал любой реакции от этой высокородной публики, но точно не такой. Он их так боялся, но эти надменные люди оказались не настолько испорчены, как ему показалось сначала, по сути, они и не сильно отличаются от него, просто не умеют так воображать. Стоит приоткрыть им глаза, и они становятся обычными ласковыми друзьями. Он медленно поднимал спину, улыбка не сходила с его лица, он пытался разглядеть выражение каждого зрителя: некоторые смотрели на него с восторгом, а некоторые с придыханием. Он добился славы и признания тех, кто глядя на него с отвращением отворачивался ранее. Все они не переставая хлопали ему. Аплодисменты не заканчивались, и он не знал, что делать уходить со сцены и еще что-нибудь сказать.

– Спасибо. – Скромно добавил он в микрофон и зал встал со своих мест и стал еще сильнее хлопать. Лицо молодого ученого покраснело. Это было признание всего мирового научного сообщества. Но он никогда не хотел быть известным, никогда не мечтал об аплодисментах, и о том, чтобы за ним охотились репортеры. Он всегда хотел жить тихо и спокойно в своем вымышленном мире и чтобы его никто не трогал. Теории он публиковал лишь для того, чтобы они оказались полезными обществу, а не его мировой славе. Вдруг ему стало душно от монотонно повторяющихся хлопков, он почувствовал тошноту и головокружение. Он не любил думать о своей популярности, она ему мешала чувствовать себя самим собой. Все, что возвышало его над другими, все это сразу же сбивало его с мыслей, и потому он старался об этом не думать. Он не привык быть лучшим в песочнице, и именно такие, как они заставили его сомневаться в своей уникальности и гениальности, а теперь поднимают его на пьедестал, подбрасывая на руках.

Эйнштейн мысленно махнул на них рукой и стал спускаться с трибуны, зал завыл еще сильнее, выражая свое восхищение, и он потеряв крепость в ногах, споткнулся и упал, да так громко, что звук аппаратуры которую он задел, донесся до самых последних рядов. Зал вмиг затих, все вглядывались в то, что там только что произошло на сцене. Кто-то из передних рядов не выдержал и презрительно засмеялся во весь голос, затем этот смех подхватил уже кто-то еще из задних рядов, и хохот стихийно волна за волной стал разносится по всему залу, и в нем уже не было ни капли прежнего уважения к ученому. Все смеялись над его неуклюжестью и нерасторопностью во все горло. Многие корчились, схватившись руками за живот.