Депрессия. Торг. Писательство
Маша ругнулась и, не разуваясь, бросилась проверять своих питомцев. Все были на месте. Человек тоже был. Спал рядом на диване.
Маша сняла дубленку, отряхнула снег с меха и пошла на кухню. Она пила чай и проверяла тетрадки с домашними заданиями. От тетрадок пахло школой. Пахло переменами, которые приводили Машу в ужас. Но Маша была терпеливой. Она знала, что нужно всего лишь немного подождать.
Через несколько часов Грег тоже вышел на кухню и аккуратно сел напротив.
– Привет.
– Это че за фигня на тебе? – Маша подняла глаза. – Ты гей, что ли?
– Почему?
– Ну, одежда такая разноцветная, облегающая, как цирковая.
– Это так, рабочее, – отмахнулся Грег. – Остальное в крови.
Маша поставила чугунную сковородку на плиту и вывалила туда слипшийся комок макарон. Он влажно плюхнулся и зашкворчал.
– Телефон на столе. Тебе, наверное, позвонить надо?
– Надо. Только я номеров не помню.
– Классно.
– Маша, можно я еще переночую, а завтра уже в полицию пойду?
– Ага. – Маша убавила газ. – Тебя там как раз ждут. – Она разбила яйцо в макароны. – Ты отлежись пока, завтра вечером вместе сходим. У тебя здесь есть кто-то? Зачем приехал?
– Сибирь посмотреть.
– Ну и как, понравилось? – серьезно спросила Маша, а потом вдруг начала смеяться.
И Грег тоже начал смеяться.
Грег сидел на холодной скамейке и ждал. Маша разговаривала в кабинете.
– Маш, ты это, присмотри за пендосом, а? – сказал капитан полиции. – Я тебя очень прошу. Его снова отмудохают, а мне потом разгребай.
– Ладно, – кивнула Маша, – но с тебя должок.
– Не заржавеет, ты же знаешь. Все медэксперты твои.
Маша вышла, скептически осмотрела Грега.
– Тебе б шмоток купить. Завтра после репетиторства сходим.
Они возвращались домой молча. Грег пытался начать разговор, но его собственный голос казался неуместным на этих серых улицах. Казалось, что даже ночь здесь была какой-то серой.
Грег снова подумал про Кларка: «Если бы он оказался здесь, то уже спасал, руководил и давал интервью». Но спасаться Грегу почему-то совсем не хотелось – еще не зажили синяки.
В субботу Маша, как обычно, рано встала, покормила Олега и Егора, проверила температуру у Лены и открыла ящик с Машенькой. Забрала что-то в спичечном коробке.
– Ты куда? – спросил Грег.
– У меня сегодня репетиторство. Спи.
И он быстро заснул, потому что разницу часовых поясов не могут преодолеть даже супергерои.
По дороге домой Маша зашла в магазин. Рядом с крыльцом, как всегда, пили.
– Привет. – Маша поздоровалась со всеми и ни с кем. – Слышали, наверное, тут недавно мужика избили, вещи взяли. Не в курсе, может, кто продает? Хорошие должны быть.
– Было дело. Но это какие-то залетные кенты, не наши. Они его ножом порезали. Прям как колбасу.
Кто-то засмеялся.
– Это точно?
– Да, Мария Сергеевна, – сказал старший, – я с ними в одном автобусе ехал. Слышал разговор.
– Поняла, – ответила Маша, хотя еще не очень поняла. – Спасибо.
Маша вернулась домой, быстро поела и повела Грега на оптовку.
– Стой здесь, сейчас узнаю, работает ли Алик.
Она быстро ушла сквозь ряды шапок, штанов, лифчиков и кроссовок.
К Грегу подошли.
Маша вернулась через десять минут и снова выругалась, только на этот раз не коротко. Вернула Грегу шапку и прогнала цыган.
– Господи, как вы там живете?
Она повела его в дальний контейнер. Внутри сидел толстый бородатый Алик с рогатой палкой.
– У меня на него вот такие брючки есть, смотри. Хорошие, я тестю брал.
– Джинсы ему дай, ему джинсы нужны. И свитер.
Алик достал джинсы.
– Меряй, – сказала Маша.
– Где?
– Вон там, за шторкой.
– Маша, холодно же.
– Нормально.
Грег встал на картон и надел ледяные джинсы. Из темноты контейнера на него смотрели грустные голые манекены.
– Дикий он у тебя какой-то, – сказал Алик.
– Какой есть.
Маша расплатилась и взяла пакет.
– Спасибо, Алик.
– Хорошая ты баба, Мария, – сказал Алик. – Мужика бы тебе нормального.
– Ага.
На следующий день Маша снова ушла рано. Грег встал, еще раз осмотрел стеклянные ящики, постучал по одному пальцем и вернулся к книгам. Комиксов почему-то не нашлось. Это было странно, хотя и не так странно, как ящики.
Грег не знал, чем заняться, и начал разглядывать двор. Смотреть было особенно не на что – снег, несколько старых машин и голые деревья.
Деревья были обычные, серые, но как будто теплые. И чем больше он смотрел, тем больше усиливалось ощущение непонятной связи. Как будто деревья были его затекшими конечностями, которые вот-вот обретут чувствительность.
…За Машей кто-то шел. Она почувствовала это у самого магазина, но не стала дергаться, просто поудобнее перехватила пакет с картошкой.
Во дворе было темно и пусто. Ее окликнули по имени. Она сделала вид, что не услышала, и пошла дальше.
– Убийца! – крикнули ей.
Маша остановилась.
– Маша! – позвали ее с другой стороны двора.
Она подошла ближе.
– Ты-то что здесь делаешь?
– Увидел в окно и вышел встретить, – пожал плечами Грег. – Здесь у вас неспокойно.
– Меня встретить? – Маша решила, что из-за акцента не так поняла.
– Ну да.
– Странно это, непривычно как-то. – Маша осмотрела двор, но кроме них там никого не было.
– Мне показалось, тебя кто-то позвал.
– Это не меня, ошиблись.
Маша ждала, пока закипит вода для пельменей. Потом достала лавровый лист и бросила в воду. Почему-то захотелось сделать хоть немного вкуснее.
Она села на табуретку, которая не шаталась, как раньше. Какое-то время ели в тишине.
– Ты работаешь все выходные?
– Ага.
– Зачем? Из-за денег?
– Уж точно не по призванию.
– Почему не уедешь отсюда?
– У меня здесь дела, – быстро ответила Маша. – Хочешь чай?
– Я правильно понял, что здесь в любых непонятных ситуациях люди пьют чай?
– Чаще водку. Но и чай тоже.
– Маша, я все спросить хотел… – Грег начал подбирать слова.
– Про ящики?
– Ну да. Это то, что я подумал?
– Ага, плесень.
– Для какого-то исследования?
– Нет. – Маша отпила чай, поморщилась и полезла в шкаф. – Это мои питомцы. – Она поставила на стол бутылку портвейна.
– Но зачем?
– Олег случайно вырос, когда я в больницу попала. Потом дома лежала и поговорить не с кем. Ну а он ведь, по сути, живой.
Маша выплеснула чай из чашек и налила портвейн. Сделала три глотка и закашлялась. Грег молчал.
– Я и не думала, что поймешь. Да и плевать. Ты же через пару дней свалишь.
Стало так тихо, что послышались ватные голоса соседей из-за стенки.
– А я супергерой-неудачник, – сказал Грег и выпил всю чашку залпом.
– Ну я примерно так и подумала.
Когда они разлили по третьему кругу, Грег сказал:
– Слушай, а познакомь меня с ними.
…Маша и Грег стояли напротив стеклянных ящиков с плесенью. Маша глотнула из бутылки и передала ее Грегу.
– Это Олег. – Она показала на первый ящик. – Он обычный, продуктовый. Любит разную органику и почти не цветет. Зато смотри, какой пушистый и яркий.
Грег глотнул из бутылки.
– Это Петр, он керосиновый, любит горюче-смазочные материалы. А этот, белый, – Егор, он пенициллиновый. Видишь, у него черные споры? – Маша погладила стекло и перешла к следующему ящику. – Леночка у меня синяя, она любит дерево. Представляешь, объедает до трухи.
Грег сделал шаг назад.
– А это Машенька, – с гордостью сказала Маша. – Она черная и очень опасная.
– Приятно познакомиться, – заключил Грег и попытался поцеловать Машу.
Она не ответила на поцелуй.
– Я тебе не нравлюсь. Остынь, супермен, – тихо сказала она. – Это все портвейн.
– Никогда не называй меня так, – зло сказал Грег.
Лена за стеклом слабо засветилась.
…В воскресенье Маша проснулась позже обычного, поэтому собиралась очень быстро. Погладила ящики с плесенью и снова ушла.
Грег не спал и все слышал. Он встал, долго пил чай на кухне и смотрел на деревья. Потом пошел за книгой, невольно косясь на ящик с Леной. Случайно задел старые журналы, и они сложились, как домино. За ними стоял школьный альбом.
Грег взял его в руки и улыбнулся несчастной маленькой Маше. Перевернул страницу и поморщился – почти все фотографии других детей были перечеркнуты. Остались только Маша и еще двое.
Прошла неделя.
Маша целыми днями была на работе. Грег читал и все чаще сидел напротив Лены. Пытался понять, чем она его так привлекает и почему так хочется открыть крышку.
Он никогда не думал ни о разрушении, ни тем более о саморазрушении, но внезапно мысли об этом стали навязчивее. А еще он все лучше чувствовал деревья и даже пытался ими управлять. Пока учился, разбил веткой стекло в соседнем доме. И всего на секунду, но почувствовал что-то странное – ему понравилось разрушать. Это как будто придавало сил.
В субботу Маша встала, как всегда, рано и тихо собралась. Заглянула к Машеньке. Убрала спичечный коробок в карман.
Грег ждал ее на кухне.
– Поговорим?
Она села напротив.
– Ты зачем туда идешь?
– Это частные уроки.
– Зачем?
– За это хоть что-то платят.
– А Машенька тебе зачем?
Маша качнулась на табуретке.
– Я опаздываю.
– Там ведь дети. Я не знаю, как тебя обидели, но дети этих людей ни в чем не виноваты.
– Обидели? – Маша резко качнулась вперед. – Да я семь лет не хотела жить. Медленно с ума сходила. А теперь хочу видеть, как они медленно подыхают.
– Но зачем убивать всех?
– Не лезь в мои дела, – оборвала Маша. – Я же не лезу в твои, супермен. Не спрашиваю про историю с ножом.
– Я же говорил, я супергерой. У меня суперсила.
Маша как будто впервые его услышала.
– Не все, у кого есть суперсила, автоматически становятся супергероями.
Она ушла, а Грег поймал себя на странной мысли, что теперь Маша нравится ему по-настоящему. Не из-за портвейна.
Грег подошел к стеклянному ящику, открыл его и коснулся Лены. По телу пробежала приятная дрожь.
Стемнело, началась метель. Маша шла, почти не поднимая глаза. Сзади окликнули. Она снова сделала вид, что не слышит.
Грохнул выстрел.
– Этот предупредительный. Следующий – в голову. Я умею стрелять, – уверили ее.
Маша обернулась. К ней подошел высокий парень в военной форме.
– Я знаю, это ты моего батю убила.
– Это невозможно доказать, – спокойно сказала Маша.
– А тут и доказывать нечего – весь ваш класс уже на том свете. И все из-за плесени.
– В медэкспертизе другое.
Он приставил пистолет к третьей пуговице снизу, прямо к животу.
– Сдохни, мразь, – сказал он.
Ветка ближайшего дерева дернулась, изогнулась и стала расти. Выбила пистолет из рук.
– Че за херня? – Парень отмахнулся от дерева и тут же получил по лицу другой веткой. Стало сложно дышать.
– А это меня встречают, – ответила Маша.
…Грег поднял пистолет и подошел к Маше.
– Знаешь, какая самая главная удача в карьере супергероя?
– Суперсила? – Маша посмотрела на дерево.
– Почти. – Грег повернул дуло в ее сторону. – Самая главная удача – встретить настоящего суперзлодея. Кого-то вроде Джокера.
– Я и близко не Джокер, – улыбнулась Маша.
– Это как посмотреть. Меня ты пугаешь гораздо больше.
– Ну и что, убьешь теперь? Будешь супер-пупер героем, спасающим мир?
– Не знаю, еще не решил.
– Так решай скорее. Холодно.
Грег подумал немного. Ветки затянулись на шее.
* * *– Ну как ваши дела после поездки? Я слышал, Россия негативно влияет на психику.
– Хорошо, доктор, мои дела очень хорошо. – Грег развалился на кушетке. – Так хорошо, что я больше не нуждаюсь в ваших услугах.
– Тур силы действительно на вас повлиял. Вы стали раскованнее и даже увереннее в себе. – Доктор поправил очки. – Или это смерть Кларка произвела на вас такое впечатление?
– Тур силы… – Грег засмеялся. – Доктор, это так смешно.
– Так что же произошло?
– Да много всякого. Но самое забавное, что я все-таки нашел свою силу. Мне понравилось разрушать, доктор. Убивать, понимаете?
– В каком смысле?
– В смысле лишать жизни. Я вам сейчас покажу.
…Маша ждала его у входа, ела мороженое и щурилась на солнце. Грег вышел, надел очки и улыбнулся ей.
– Ну, куда поедем теперь?
– Раз ты поздоровался со всеми своими друзьями, то почему бы не съездить в Вегас? Думаю, Машеньке понравятся местные отели.
«Маленький домашний писатель»
Дарина Стрельченко
Эссе
У моего мужа, помимо основной профессии, есть вторая, тяжелая и круглосуточная работа: быть мужем писательницы.
Когда мы только познакомились, он восхищался тем, что, в отличие от рядового гражданина, я не только потребляю, но и создаю контент. Когда наше знакомство переросло в дружбу, он стал с удовольствием помогать придумывать сюжеты и даже сочинял вместе со мной. К тому времени, как мы поженились, он во всей красе вкусил, каково это – быть с человеком, чьи писательские загоны без передышки чередуются с писательскими амбициями. Но позади два с половиной года брака, и за это время муж научился справляться с самыми разными ситуациями, в которые попадает начинающий писатель. У нас появился свод правил, который мы назвали руководством по уходу за маленьким домашним писателем. Ниже опишу основные положения, которые, как мне кажется, могут помочь и другим начинающим авторам.
1. Если ваш маленький домашний писатель хандрит…
Напомните ему, что жизнь – это синусоида, и от моментов, когда хочется лениться и прокрастинировать, никуда не деться. Их остается только пережить. Еще можно попробовать их укротить – например, с помощью сладкого чая и чего-нибудь вкусного. Обычно это бодрит.
2. Если ваш маленький домашний писатель злобно ворчит, что у него ничего не получается…
Напомните ему, что, скорее всего, это только видимость. Нужно переждать мрачное настроение и перечитать написанное. Вполне возможно, что текст окажется куда лучше, чем казалось. Важно отдыхать от текста, чтобы хоть как-то ослаблять субъективное восприятие того, что ты написал.
3. Если ваш маленький домашний писатель ноет о том, что всех издают, а его – нет…
Напомните ему, что и у него есть успехи. Старайтесь сохранять его успехи в памяти или в блокноте, чтобы вовремя напоминать. Не уставайте напоминать о важности даже маленьких шагов. Говорите о том, что те, кого издают, возможно, просто занимаются писательством дольше, чем он.
4. Если ваш маленький домашний писатель максимально вдохновлен и строчит в состоянии потока…
Не мешайте ему. Не отвлекайте, помня, что это одно из самых крутых ощущений, которые может испытывать ваш питомец. Вы можете принести ему чаю или кофе, проветрить в комнате и терпеливо подождать, пока режим потока завершится.
5. Если ваш маленький домашний писатель мечется с криками «Завтра дедлайн конкурса! Я ничего не написал!..»
Поймайте его, успокойте, усадите за стол и попросите объяснить, насколько важен конкурс. Если не важен – убедите писателя не писать. Если важен – в ваших силах вытянуть из него фабулу будущей истории и детали сюжета. В процессе рассказа писатель, скорее всего, успокоится, поймает волну и начнет писать.
6. Если ваш маленький домашний писатель снова и снова просит вас перечитать очередные правки в написанном рассказе (а вы сделали это уже раз десять…)
Перечитайте. У вас нет выбора. Для него ваш кивок и уверенное «Вот так лучше» – огромное подспорье.
7. Если ваш маленький домашний писатель страдает оттого, что не может придумать сюжет…
Откройте свой блокнот, куда вы записывали все, что он говорил по этому поводу: все наброски сюжетов, задумки и идеи. Перечислите их писателю, и вполне возможно, что вы увидите, как на одном из вариантов зажгутся его глаза.
8. Если ваш маленький домашний писатель начал рассказывать вам сюжет будущего рассказа, но застеснялся…
Не торопите его, не настаивайте, но мягко намекните, что так было уже сто раз и всякий раз пересказ сюжета вслух помогал сделать будущую историю лучше. Не смейтесь над своим питомцем, даже если он городит сущую чушь: помните, это – творческий процесс, из которого может родиться жемчужина.
Я бы соврала, если бы сказала, что все это шутки. Это ни разу не шутки, и все уменьшительно-ласкательные милые словечки и уютные декорации с кофе и пледом – только попытка скрыть голые стены, тоску и скрежет зубов от периодического бессилия. Оно накатывает с завидным постоянством, но за время осознанных занятий писательством – около трех лет – я уяснила некоторые вещи, которые помогают с этим бороться. Итак, о них.
Что должен черновик
Я часто чувствую себя бессильной перед новым текстом. У меня никогда не было страха чистого листа, но уже давно есть другой: страх, что все лучшее мной уже написано, что впереди не будет ничего стоящего. На каждой истории бывает момент, когда я вслух говорю: это говно. Это полная ерунда.
Самое главное в такой момент – не бросить. Это как мертвая точка на лыжне: нужно преодолеть ее, а потом откроется второе дыхание. Важно дойти до финиша каждой истории во что бы то ни стало. И те истории, которые идут хуже всего, которые упрямятся, отлынивают до самого дедлайна или пишутся на упадке моральных сил, – вот такие-то истории учат лучше всего. Потом, оглядываясь на них, думаешь: если я справился в такой ситуации, то уж теперь справлюсь точно.
Важно повторять себе: я уже столько раз это проходил – пройду и еще раз. Главное – сделать рыбу истории, сделать что-то, с чем можно работать дальше. Главное, что должен автору черновик, – быть.
От архитектора до садовника
Писатель-садовник – тот, кто бросает в почву истории семена идеи и смотрит, что из этого прорастет. Писатель-архитектор – тот, кто досконально продумывает сюжет истории, расписывает характеры и изменения персонажей. Движение от садовника к архитектору – стандартное движение для автора. Мне кажется, я примерно на середине, и это комфортная позиция – правда, бывает, что я ухожу в крайность, и это выходит боком. Если прописываю план слишком подробно – писать становится скучно. Если пускаюсь во все тяжкие без всякого плана – мысль расползается по древу, откуда-то отрастают побочные линии, не двигающие сюжет, и я попадаю в свою основную ошибку: красивая картинка без сюжета.
Для себя я вывела следующую формулу: когда текст нужно написать в срок и нужного объема – я делаю план. Если это повесть или роман – по главам, если рассказ – набросок в полстраницы, где описываю основные события, которые случатся по ходу сюжета.
Когда конкретного срока и объема нет, я продумываю крупные мазки: начало, середину и конец. А в пространстве между ним позволяю своему маленькому домашнему писателю как следует порезвиться.
Учиться, злиться, балансировать
Некоторое время я училась очень много: литературные курсы, статьи мэтров, очень много практики, обратная связь на конкурсах с самосудом, учебные зарисовки и снова курсы, домашки, вебинары, конспекты, правки…
В какой-то момент я поняла, что похожа на мешок, набитый литературными правилами и алгоритмами. И начала писать по алгоритмам, попробовав выстроить свою формулу идеального рассказа. То, что получалось, было прекрасно с моей точки зрения и совершенно пресно с точки зрения читателей. В первый раз я списала это на неудачу, во второй – на субъективность. В третий раз списывать было не на что, и я решила, что училась зря и загадила этой учебой весь свой талант. Пиша дальше, я не опиралась ни на что из изученного, вернулась к состоянию садовника и поняла, что мои истории стали куда живее. Но в них не хватало стержня, сюжета, логики. Я боялась снова браться за продумывания и схемы, но постепенно в голове все же наступил баланс. Я не применяю ничего из изученного нарочно, но когда оно просится само – я разрешаю ему войти.
Все эти схемы, алгоритмы и советы имеют накопительный эффект. Они нарастают на тебя, как грибы, травы и светлячки на стенки шалаша. Что-то красит и укрепляет, что-то оказывается лишней тяжестью и трухой. Что-то смывает дождем. Но шалаш по-прежнему остается шалашом и постепенно становится уверенней, толще, все крепче врастает в землю, скидывая ненужное.
Не нужно стремиться применить разом все. Не нужно отрекаться от теории вовсе. Я позволяю своему маленькому домашнему писателю брать управление в свои руки и для каждой конкретной истории выбирать: хочу я составить план или буду писать экспромтом? Мне нужна неделя на обдумывание и вынашивание идеи или я напишу все нахрапом, прямо сейчас? Я хочу изучить матчасть, посмотреть видео о той эпохе или процессе, прочесть соответствующую литературу – или я изобрету совершенно новый мир, и мне плевать на все условности?
Мой милый домашний писатель знает об этом куда лучше. Его интуиция неидеальна, но куда тоньше моей. Он сможет, я знаю.
Моя первая книга
Когда на полках магазинов появилась моя первая книга (изданная к тому же не абы где, а в «Эксмо»), я надела корону и розовые очки. Мне казалось, что там, где я ступаю, на асфальте искрят самоцветные камешки – как у Серебряного копытца. Мне казалось, что теперь каждый русскоязычный читатель – да что там, каждый встречный! – знает, кто я такая, и улыбается мне, восхищаясь.
Это прошло довольно быстро – недели за две. А потом я столкнулась с тем, что свою книжку нужно продвигать. Никто не будет говорить о ней, если ты не будешь говорить. Никто не будет любить ее, если ты не будешь любить.
А я перестала – в какой-то момент. В какой-то момент я принялась ее ненавидеть – за чрезмерные описания, за перескакивание с героя на героя, за мудреный язык… За все, о чем писали в плохих отзывах. При этом я почти не осознавала, что́ писали в хороших, почти не слышала ни просто добрых, ни искренне восторженных слов. Зато по ночам просыпалась в ужасе, смотрела на стопку книг – авторских экземпляров – на столе и думала, что это ошибка. Роковая ошибка, которая закроет мне двери в издание. Книга, на которую не должно было быть потрачено ни сил, ни бумаги, ни денег.
Но и это прошло. Я снова полюбила свою историю. Однако те несколько месяцев, в которые я с головой ударилась в продвижение, были гонкой, жаждой, блужданием в темноте. Пока все это происходило на фоне нелюбви к книге, я казалась себе торговцем, продающим скверный товар.
Утешаю себя тем, что подобную стадию прошла не я одна. Утешаю себя тем, что это состояние позади, и когда выйдет моя следующая книга, я уже буду знать, чего ждать, и смогу к этому подготовиться.
Писатель – не только писатель
Нельзя переоценить опыт, который я получила с моей первой изданной книгой – «Земли семи имен». Я осознала и приняла, что писатель сегодня – это человек-оркестр. Продвигая книжку, рассказывая о ней, ты то и дело переступаешь через себя. Организовать встречу? Договориться с площадкой? Написать книжному блогеру? Ответить на отзыв читателю? Обратиться в библиотеку или книжный магазин с вопросом о презентации? Выступить со своей книгой на встрече литературного клуба?
Прошло меньше года с момента выхода книги – и все это кажется мне если не легкой прогулкой, но, по крайней мере, уже не тем походом к Ородруину, что прежде. Ко всему привыкаешь, ко всему начинаешь относиться спокойнее, и то, что так пугало, превращается в рутину.
Когда книжка только вышла, я хотела разослать ее нескольким книжным блогерам, чтобы получить рецензии. Для этого мне нужны были бумажные экземпляры, а авторские – те, что бесплатно присылает издательство, – еще не приехали. И я пошла по книжным магазинам. Села на метро и поехала по фиолетовой ветке, выходя на тех станциях, где есть «Читай-город», и скупая свои книжки.
Всего я купила их шесть. В первый магазин заходила, почти слыша, как колотится сердце. Я боялась, что сбудется мой страх увидеть свою книгу в углу на нижней полке. На полке с фэнтези, где я планировала обнаружить «Земли» исходя из жанра и соседей по серии, книги не было. И страх стал еще крепче; на миг я поверила, что вообще придумала все это, и книжка не вышла. Но спустя несколько минут я нашла «Земли» на второй снизу полке в разделе «Российская проза». Книга стояла корешком к покупателю – а это значит, что заметил бы ее только тот, кто целенаправленно искал. Насколько я знаю, ставить книжку лицом (как и выставлять у кассы или на заметных выкладках) стоит денег – за это могут заплатить как издательство, так и автор, но до подробностей я пока не доходила.
Я взяла «Земли» украдкой, прижала к себе и побежала на кассу. Протянула карту, чтобы расплатиться, – и испугалась: ведь на карте есть мое имя! Вдруг продавец поймет, что я покупаю свою собственную книжку? Вдруг кто-то из покупателей это поймет? Мне казалось, что моя фамилия крупными буквами написана у меня на лбу. Я была уверена, что, если кто-то узнает, что за книгу я беру, меня заклеймят позором до конца жизни.