Исключение

– Да, это адрес моего менеджера, – подтвердил он, дочитав до конца. – И он мне ничего не сказал. Придется выяснить, почему. В любом случае, даже лучше, что я прилетел. Надо обсудить это лично.

– Тут нечего обсуждать, Андерс. Я не буду делать аборт.

– Кем ты меня считаешь? Я никогда не стал бы просить о таком. Если ребенок мой, – Андерс поднял ладонь, не давая ей возразить. – Если ребенок мой, я не собираюсь отказываться от него. Но мне нужны доказательства.

– Я понимаю, – Лида пожала плечами. – Ты меня не знаешь и не можешь доверять. Я сдам анализы, если нужно. И я могу подписать документ о том, что… забыла слово… о том, что никому не скажу.

– О неразглашении. Я рад, что ты сама предложила. Дай мне свой телефон.

– Зачем?

– Смотри, – сказал он, набирая цифры, – это мой телефон в Лос-Анджелесе. Это мой телефон в Швеции. А это мой скайп. Поняла?

Лида кивнула.

– А теперь дай мне свой номер и вообще все контакты, которые у тебя есть. И адрес, – Андерс наблюдал, как она пишет. – Я постараюсь связаться с юристом как можно быстрее.

– Что ты планируешь делать, когда все подтвердится? – спросила Лида.

– Я не знаю. Я должен все обдумать. Я не планировал детей, но это не значит, что я их не хочу. Я всегда хотел настоящую семью. А теперь все пошло не по плану. Мы должны вместе найти решение, которое устроит нас обоих.

– Я хочу, чтобы ты знал. Мне не нужны от тебя деньги или популярность. Меня все устраивает в моей жизни, – Лида очень надеялась, что он услышит ее и поверит. – Но я никогда не помешаю тебе видеться с ребенком. Я не планировала заводить детей сейчас, у меня есть другие заботы. Но так случилось. И что бы ни было между нами, ты будешь хорошим отцом.

– Слушай, я голоден, – Андерс, как ей показалось, поспешно отстранился от нее и встал. – Я бы поел.

– Конечно. Я пойду, – Лида тоже собралась встать.

– Нет, подожди. Ты плохо выглядишь, я хочу сам отвезти тебя домой.

– Ты не должен.

– Я хочу, – повторил Андерс. – Поешь что-нибудь?

– Есть хлеб?

– Вот, – Андерс принес ей корзинку со свежим хлебом.

Сам он сел за стол, а Лида жевала посыпанную кунжутом булку на диване, чтобы не рисковать. Теплый хлеб с хрустящей корочкой приятной тяжестью опустился в желудок, и Лида расслабилась. Ей вдруг стало очень спокойно от того, что неприятный разговор остался позади, а Андерс сидит рядом и пьет свой кофе.

– Можно, я прилягу? – спросила она. – Только на секунду, пока ты ешь.

– Конечно. Иди лучше в спальню, там удобно.

Лида прилегла на край кровати поверх одеяла и сама не заметила, как уснула. Сквозь сон она чувствовала, что он укрывает ее, но дремота сковала ее мягкими уютными цепями. Лида взяла его за руку и прошептала по-русски:

– Я так рада, что ты приехал… – и снова провалилась в забытье.

Когда Лида проснулась, уже наступили сумерки. Андерс лежал рядом с ней. Во сне она прижалась к нему, и теперь ей не хотелось разрушать хрупкую связь. Она смотрела, как вздымается его грудь, у основания шеи бьется пульс, как на подбородке пробивается щетина. На лбу, у самого основания волос, у него была небольшая родинка. Его руки от запястья до локтя были покрыты светлыми шелковистыми волосками, а ладони казались крепкими и надежными. В нем было что-то мужское и одновременно мальчишечье. Лида тихонько втянула в себя запах, ставший ей родным. Она понимала, что отношения между ними предельно усложнились. Что теперь они не могут себе позволить просто быть вместе, а потом в случае чего разбежаться. Ребенок требовал от нее терпения и сознательности. Но в это мгновение она могла беспрепятственно любоваться им и наслаждаться близостью. Андерс пошевелился и закинул на нее руку. Его кожа была разгоряченной от сна. Она чувствовала тепло через ткань блузки. По спине пробежали мурашки, в животе сладко заныло. Лида поняла, что не в силах предаваться сознательности, когда он рядом, и решила уйти.

– Останься, – хрипло прошептал он, когда она попыталась выбраться из-под его руки.

– Я думала, ты спишь, – тоже шепотом ответила она.

– Пожалуйста.

Она вернулась на место, и он прижал ее к себе, уткнувшись носом в волосы.

– Я столько раз думал об этом.

– Я тоже.

Его дыхание щекотало ее, вызывая трепет, обостряя ощущения. Ее голова лежала на его груди, и она слышала, как часто стучит сердце. Андерс сильнее обнял ее, и Лида почувствовала, как дернулась его плоть.

– Андерс, – простонала она.

Тело живо напомнило ей, как он бился внутри нее.

– Андерс, – Лида зажмурилась, пытаясь совладать с собой. – Пожалуйста.

– Скажи, чтобы я отпустил тебя. Скажи, если можешь.

– Андерс, – повторила Лида. – Я не могу.

Он оторвался от нее, чтобы поцеловать. Но она первая потянулась к нему, вложив в поцелуй всю тоску, которая мучила ее этот месяц, всю тоску от мысли, что он скоро уедет опять. В глазах защипало, и из-под ресниц побежала горячая дорожка. Он почувствовал соленую влагу и отстранился, удивленно глядя на нее. А Лида сжалась в комок и заплакала. Андерс гладил ее по голове, пока она мочила, содрогаясь, его рубашку.

– Что случилось? – спросил он, когда слезные потоки стихли.

– Я не знаю, – прошептала Лида и шмыгнула носом. – Наверное, гормоны.

Одного напоминания о беременности хватило, чтобы Андерс напрягся. Он сел и взъерошил себе волосы.

– Мне не стоило начинать, – пробормотал он и добавил что-то по-шведски.

– Что? – спросила Лида.

– Вставай, я вызову такси и отвезу тебя домой.

ГЛАВА 7

Всю дорогу до дома они ехали молча.

– У третьего подъезда остановите, пожалуйста, – сказала Лида, когда в свете первых фонарей появился знакомый сталинский дом.

– Я хочу пойти с тобой, – неожиданно сказал Андерс.

– Зачем?

– Я мало о тебе знаю. Я хочу сам увидеть, в каких условиях ты живешь.

Лида пожала плечами.

– Как пожелаешь. Но я живу не одна.

– Родители? – спросил Андерс, захлопнув за собой желтую дверцу машины.

– Нет, – Лида поежилась от прохлады майского вечера. – Мои родители умерли, когда я была маленькой.

– Прости.

– Все нормально. Я их не помню.

Лида набрала код домофона и открыла пиликающую дверь. Лампа в подъезде опять мигала. Лиде было неудобно и стыдно перед Норбергом за окружающее убожество. Не так давно сталинские дома считались верхом роскоши, но время шло, и из могущественных гигантов они превратились в угрюмые устаревшие глыбы. В подъезде пахло сыростью, большие серые ступени от множества ног стали скользкими и покатыми. Но главным атавизмом оставался железный скрипучий лифт в сетчатом коробе. Он устало грохотнул, Лида распахнула серую дверь и пропустила Андерса в узкую кабину. Дверь была недавно покрашена, но от этого казалась только более старой, как старуха с алой помадой на сморщенных губах. Норберг оглядывался молча. Лицо его не выражало ни брезгливости, ни удивления. Если какие-то эмоции и вызвала в нем унылая обстановка, он держал их при себе.

– Это старый дом, он построен еще при Сталине, – Лида чувствовала потребность оправдаться.

– Интересно, – тактично ответил Норберг.

Наконец они вышли на просторную лестничную клетку четвертого этажа, и Лида повернула ключ в замке. На мгновение она замерла.

– Я живу с дедом, – предупредила она Андерса. – Он плохо слышит и не говорит по-английски. Ты сам напросился.

Андерс кивнул.

– Я дома, – привычно крикнула Лида. – Не одна!

Она включила свет в прихожей и попыталась оглядеть свое жилище со стороны. Она никогда не задумывалась, насколько презентабельно для иностранца выглядит квартира. В ней и русских-то гостей почти не водилось. В любом случае, главным кредо в жизни Лиды была аккуратность, поэтому за порядок она была спокойна.

Длинный и из-за высоты потолков казавшийся узким коридор тянулся к кухне. Клеить обои с такими потолками было настоящим испытанием, но год назад Лида прошла его. На светлых голубоватых обоях висели фотографии и маленькие акварельные рисунки: лидина мама в юности увлекалась живописью. По правую руку шли двери: в дедову комнату, в бывшую мамину, где теперь почти никто не бывал, и в комнату Лиды. Паркет был старым, для его ремонта надо было нанимать мастеров, но несмотря на потертости выглядел прилично. Из комнаты деда звучало «Эхо Москвы».

– Я не говорила деду, кто отец ребенка, – сказала Лида вполголоса. – И пока ты ничего не решил, не скажу. Ты – коллега, знакомый по работе, что-то такое. Проходи прямо по коридору на кухню, а я его приведу.

Андерс кивнул, и Лида заглянула к дедушке.

– Кто пришел? – спросил Александр Борисович. – Виталик?

– Нет, это по работе, – Лида нагнулась и чмокнула деда в сухую щетинистую щеку. – Он из Швеции. Выйдешь познакомиться?

– Можно.

– Хорошо, мы будем на кухне. Ты обедал?

– Пил чай с бутербродами.

– Я же оставила суп! Тебе надо есть горячее.

– Я чай даже не разбавляю!

– Перестань. Я погрею тебе гуляш с гречкой.

– Я могу и сам. Тебя ведь тошнит.

– Ничего, вечером получше. И сам ты опять будешь есть одни бутерброды. Все, мы тебя ждем, – Лида улыбнулась. Дед был ее самым родным человеком на свете, и если ремонт или скромная обстановка заставляли ее стесняться, то за дедушку она чувствовала только гордость.

Андерс стоял у окна.

– Ты голоден? – спросила Лида. – Я сейчас буду греть деду ужин, тебе тоже хватит. Правда, еда простая.

– Кажется, мы уже обсуждали устрицы в прошлый раз. Я всеядный. И да, я бы поел. Ты живешь одна с дедом?

– Да. Когда родители погибли, дедушка и бабушка меня воспитали. Потом бабушка умерла от рака, и вот мы остались вдвоем.

Андерс повернулся к холодильнику и оглядел сувенирные магниты из разных стран.

– Это твои?

– Да, я вела колонку путешествий. До того, как мне поручили интервью.

– Жалеешь?

– Не знаю, – Лида пожала плечами. – Но если я буду беременеть после каждого интервью, мне придется менять работу.

Андерс расхохотался.

– Ты заставляешь меня смеяться даже тогда, когда мне этого совсем не хочется.

– Садись, я достану ужин.

– Ты справишься с тошнотой? – спросил Андерс.

– Вечером мне гораздо легче, – Лида поставила на плиту кастрюльку с водой и достала с полки гречку.

– Что это?

Лида задумалась.

– Слушай, я понятия не имею, как это будет по-английски. Традиционная русская крупа. Подожди, я посмотрю в телефоне, – Лида открыла сайт-переводчик. – Вот. Buckwheat. Столько лет учу английский, а этого слова не знала.

– Я слышал, что русские ее любят. Она продается в специальных магазинах для русских эмигрантов. Но я никогда не пробовал.

– Значит, у тебя будет экзотический ужин. Загадывай желание.

– Зачем?

– Меня бабушка так учила. Когда пробуешь что-то новое, надо загадывать желание.

Лида промыла крупу и засыпала в кипяток.

– Здравствуйте, – Александр Борисович, распрямив плечи, зашел на кухню. Он был при полном параде: брюки и рубашка на все пуговицы.

– Добри ден, – по-русски старательно выговорил Андерс, встал и протянул руку.

– Александр, – представился дед, принимая рукопожатие.

– Андерс, – ответил Норберг.

Мужчины сели. Дед был лишь немногим выше Андерса. Годы в баскетболе приучили Александра Борисовича ценить высоких людей, поэтому в его затянутых старческой пленкой глазах мелькнуло одобрение.

– Вы тоже играете? – спросил дед и кивнул Лиде, чтобы та переводила.

– Дедушка спрашивает, не играешь ли ты в баскетбол.

– Нет. Я в детстве увлекался футболом.

Лида перевела.

– Очень зря, – дед тренерским взглядом окинул собеседника. – В футболе длинные ноги только мешают. А вот у нас его бы оторвали со всеми конечностями.

– Дед, Андерс – актер. Он со спортом никак не связан.

– Тем более, зря, – Александр Борисович разочарованно вздохнул. – Такие данные пропадают.

– Дедушка всю жизнь играл в баскетбол за один из лучших клубов советского союза, – Лида перешла на английский. – Потом был тренером и учителем физкультуры. Его очень огорчает, что ты не баскетболист.

– А почему тогда ты не баскетболист? – с улыбкой спросил Лиду Андерс.

– Я была легким форвардом. Третий номер, если ты понимаешь, о чем я, – с гордостью сказала Лида.

– Понимаю, – отозвался Андерс, и лицо его отразило озадаченность. – Я смотрел баскетбол.

– Чего он так удивился? – спросил дед.

– Я сказала, что занималась баскетболом.

– А что, девочки должны заниматься танцами? – фыркнул Александр Борисович. – Принеси, покажи свой победный альбом.

– Не надо, он и так поверит, – Лида поставила на плиту вчерашний гуляш.

Когда команды Лиды одержала первую победу среди детских команд Москвы, Александр Борисович начал вести фотоальбом с победными снимками. Он ходил на все матчи Лиды с фотоаппаратом и был там главным болельщиком. Тренерскую работу он к тому времени забросил, но устроил Лиду к своему знакомому и старался держать руку на пульсе.

– Почему ты ушла из баскетбола? И что сказал твой дедушка?

– Я ушла, потому что нужна была профессия со стабильным заработком. Женский баскетбол к таким профессиям не относится. Дедушка просил, чтобы я принесла свой победный фотоальбом. Ерунда.

– Принеси.

– Это скучно.

– Ты что, стесняешься? – поддразнил ее Андерс.

– Как скажешь! Но учти, это надолго, – Лида вышла и через минуту вернулась, положив перед Андерсом красный кожаный альбом.

– Лида, ты собираешься кормить гостя только гречкой и мясом? – сердито осведомился дед.

– Он говорит, что неприхотлив, – Лида посмотрела, как Андерс переворачивает картонные страницы с блеклыми цветными фотографиями. – Сейчас нарежу свежий салат.

– Хозяйка ты или кто! Как мне сбыть тебя с рук, если ты не можешь принять гостя. Достань селедки, у нас была, брауншвейгской, грибов, которые я летом закрывал. И белые достань, и опята, они с красной крышкой. И клюковки моей самодельной принеси. Хоть бы предупредила!

– Я понятия не имела, что он придет! – сказала Лида.

– Для этого и нужны заготовки. И даже если некогда готовить, можешь показать, что ты хорошая хозяйка. Ты бабушкину тетрадь с рецептами не теряй, и мою записную книжку. Вот я помру, ты хоть мужа без моих наливок не оставишь.

– Он мне не муж.

– Я старый, а не слепой. Я вижу, что никакие вы не «просто коллеги».

– Но…

– Давай, накрывай все. Неси, неси. О! – дед увидел один из снимков в альбоме. – А это они заняли первое место в Нижнем Новгороде.

Лида перевела Андерсу реплику про фотографию, украдкой взглянула на него и вздохнула. Если бы только можно было завоевать голливудского актера солеными грибами и клюковкой!

– За встречу, – сказал дед, поднимая рюмку с ярким ароматным напитком, когда Лида накрыла на стол.

– На здоровиэ, – по-русски ответил Андерс, и они чокнулись.

– Никогда не понимала, почему иностранцы говорят «На здоровье» и думают, что это русский тост, – сказала Лида Андерсу. – Я никогда не видела русского, который бы так говорил.

– А как вы говорите? – хриплым после настойки голосом спросил Андерс.

– Самое простое – «будем».

– Бу-дим? – по слогам повторил Андерс.

– Да.

Норберг ел с аппетитом. Не понравились ему только маринованные грибы. Зато селедка вызвала волну ностальгии.

– На флоте мы солили рыбу сами, – рассказывал он, откинувшись на спинку стула. – Лидия, переведи. Я вообще готовлю рыбу лучше всех. Отец любит готовить, и я тоже люблю. Я делаю семгу с таким соусом, – он потер пальцами, подбирая слова, – очень вкусно! А моя бабушка маринует селедку в вине. В Америке селедка продается только в Икее. Совсем не то. Лидия, переведи.

Лида перевела, и дед закивал. Клюковка сделала обстановку душевной.

– Настоящий мужчина должен уметь готовить, – сказал дед. – Ты лучше скажи, что ты собираешься делать с ребенком моей внучки.

– Дед! – Лида поперхнулась. – Причем здесь он!

– Что? – спросил Андерс.

– Подожди, – Лида снова повернулась к дедушке. – Ты о чем?

– Он видит, что ты не пьешь, но даже не предложил тебе. И не удивился. Значит, он знает о беременности. Ты не собиралась сообщать на работе и уж тем более не стала бы говорить случайному коллеге. А значит, ты соврала, и он не с работы. Просто так ты врать не будешь. К тому же, ему было интересно смотреть твой детский альбом. Значит, между вами что-то было, но он не принял решение, и поэтому ты не хочешь его выдавать, – Александр Борисович улыбался с видом Эркюля Пуаро, который собрал всех действующих лиц и объявил, что убийца – садовник. – А ты думала, я не пойму? Ты бросаешь Виталика, потом вдруг беременность, окутанная тайной и красавчик-актер? Так что давай, переводи ему: что ты будешь делать с ребенком?

– Я не думаю, что он станет отвечать. И вопрос неуместный.

– Я не в том возрасте, чтобы разводить китайские церемонии. Пусть отвечает.

Лида взглянула на Андерса, который удивленно наблюдал за эмоциональным выпадом Александра Борисовича.

– Дедушка просит меня задать тебе вопрос, – Лида перешла на английский. – Но я предупреждаю, что ничего ему не говорила. Честно! Он спрашивает, что ты собираешься делать с ребенком.

– Откуда он знает? – с лица Андерса исчез всякий намек на улыбку.

– Догадался! Я не вожу домой толпы мужчин, если хочешь знать!

– Ты решила пустить в ход тяжелое оружие? – холодно спросил Норберг.

– Ты о чем?

– Используешь пожилого человека, чтобы надавить на меня?

От возмущения у Лиды перехватило дыхание.

– Вчера я и понятия не имела, что еще хоть раз увижу тебя снова, – медленно и с расстановкой сказала она, – а теперь ты думаешь, что я разработала коварный план? И когда я, по-твоему, все успеваю? Это ты решил прийти ко мне домой, я тебя не звала! И зачем ты вообще пришел? Чтобы обвинять меня? Или чтобы проверить, нет ли у меня тут детей от других звезд? Хотел посмотреть, не мошенница ли я?

Андерс промолчал, но по выражению его лица Лида поняла, что попала в точку.

– А я-то подумала, что ты хочешь лучше узнать меня или посмотреть, в каких условиях будет расти твой ребенок!

– Я совсем тебя не знаю, – оправдываясь, сказал Норберг.

– Я дала тебе шанс все решить по-человечески. Ты не должен мне верить, хотя это очень неприятно, когда тебя считают проституткой или обманщицей. Но ты продолжаешь обвинять меня! – Лида встала. – Это все, Андерс. Мне от тебя ничего не нужно. Если ты хочешь, мы проведем анализ, решай все с юристами. Ты оскорбил меня, но моего деда я оскорблять не позволю. А теперь уходи.

Андерс тоже встал.

– Что происходит? – спросил Александр Борисович.

– Ему пора уходить, – сухо сказала Лида.

– Значит, вот как, – дед оперся о стол и тяжело поднялся. – Ты должен отвечать за свои поступки, – он смотрел Андерсу в глаза. – Я не знаю, что ты ей сказал, и что между вами было. Но я вижу, что ты обидел ее, а она этого не заслуживает. Мой правнук не будет сиротой при живом отце. Можешь не жениться на ней, но это твой ребенок, и ты перед ним в ответе. Переводи, Лида.

– Я не буду унижаться.

– Я догадываюсь, что он сказал, – холодно сказал Андерс. – Но это его не касается.

– Уходи, пожалуйста, – тихо повторила Лида. – Я устала.

Еще мгновение мужчины стояли и, не мигая, смотрели друг на друга. Лиде показалось, что на Лице Андерса мелькнуло сожаление, но она не хотела себя обнадеживать. Наконец, Андерс развернулся и вышел, и она пошла проводить его до двери.

– Прости, если обидел, – шепнул он в коридоре. – Но ты должна понять меня.

– Я понимаю. У тебя есть мои контакты, скажи, когда надо будет подписать бумаги.

– Хорошо, – он стоял в дверях, словно собираясь что-то сказать.

– Пока, Андерс.

– Пока, Лидия.

И она захлопнула дверь.

ГЛАВА 8

Три дня от Норберга не было ни слуху, ни духу. Когда возмущение прошло, Лида начала жалеть о своей резкости, время от времени проигрывая в голове разные варианты последнего разговора. На четвертое утро ее разбудил сигнал о сообщении. Лида судорожно схватила телефон, надеясь увидеть хоть слово от Андерса, но писал Виталик: «Я в Москве. Давай встретимся».

Лида ответила: «Лучше не надо». Но телефон снова пикнул: «Надо поговорить. Думаю, я заслужил хотя бы разговор». Лида вздохнула. Виталик был сейчас последним человеком, которого она хотела видеть. Но все же они встречались слишком долго, чтобы бросить его по скайпу. Если ему хотелось неприятного разговора, значит, она должна была это вытерпеть. Совесть никто не отменял. «ОК. В 7 на Парке Победы удобно?» Виталик ответил утвердительно.

Уже заходя в офисное здание, Лида продолжала размышлять, стоит ли сообщать бывшему о беременности. В последнее время она была чересчур эмоциональна, поэтому ей хотелось избежать дополнительных обвинений. Но дед учил ее честности. Когда Лида распахнула дверь в кабинет, который делила с несколькими коллегами, на нее накинулась Родионова.

– Где ты ходишь? Казакова рвет и мечет, ищет тебя!

– Что случилось?

– А ты не в курсе? – Катя удивленно отступила на шаг назад.

– Да в чем дело?

Катя бросила взгляд на Риту Вернер и Олесю Кузнецову, которые выглядывали из-за Родионовой и с любопытством наблюдали за разговором.

– Ты не видела новостные ленты?

– Нет, – Лида пожала плечами и бросила сумочку на свой рабочий стол.

Примечания