Нация. Апокалипсис. Том третий

Глава X

Все последующие дни украинские средства массовой информации только и говорили о забастовке в Донецке, где бастовали представители двухсот тридцати (из двухсот пятидесяти) шахт Донбасса. Призыв к региональной самостоятельности не был спонтанным, многие видные политики Украины весьма активно его продвигали, не видя в этом каких-то проблем, поскольку нужен был новый мощный импульс реформам на местах. Украинские политики по примеру России были убеждены, что только через регионы, через власть на местах страна способна не только ускорить, но и восстановить темпы развития экономики, поскольку политическая и экономическая реформы пробуксовывали. Но никто не знал, по какому пути – административному или демократическому – нужно идти, чтобы развитие получило нужный эффект. Тем более что для этого права отсутствовали не только законы, но и конституционные гарантии, которые должны быть чётко обозначены в новой Конституции: такие как безусловное верховенство всех федеральных законов и нормативных актов, возможностей отмены на федеральном уровне решений парламентов и правительств в республиках и областях, а также назначение Верховным Советом или президентом глав местной администрации или представителей во всех субъектах Федерации. Ничего этого не было. Следовательно, получалось как в том случае: «Казнить нельзя помиловать», предоставив, таким образом, отдельным территориям «букет льгот» и не совсем понимая, что это «помилование» может взорвать в определённый исторический момент что угодно и кого угодно. И вот почему: если в прошлом руководящее ядро исполнительной власти формировалось из партийной среды, но с обязательным учётом профессиональных качеств претендентов, то при самостоятельности регионов это приведёт к подбору кадров, осуществляемому по национальному признаку. Это чревато особой закрытостью управленческого аппарата. Чиновники смело могут удовлетворять имущественные интересы как отдельных лиц, так и этнических групп, поддерживающих руководство суверенных республик, что приведёт к социальному расслоению общества. Так и получилось.

Учитывая масштабы выступлений в Донбассе, Киев не на шутку был напуган. Поэтому быстро пошёл на некоторые уступки протестующим. На четвёртый день забастовки руководителя координационного совета Ефима Звягильского назначают первым вице-премьером правительства Кучмы. Ещё через несколько дней принимается требование проведения референдума. 18 июня объявляется об увеличении зарплаты шахтеров. Несмотря на то, что выполнение многих требований народа было проигнорировано правительством, Координационный совет, чтобы не вызвать общую дестабилизацию в стране, призвал прекратить забастовку и разойтись. И хотя многих шахтёров решение Координационного Совета не устраивало, народ разошёлся. Но ситуация всё же оставалась политически взрывоопасной.

Помимо Донбасса, не забыли о планах на более широкую автономию и в Крыму, где было также очень напряжённо. В 1993 году Верховный Совет полуострова принял даже закон о выборах президента. И в январе 1994 года они состоялись. Победителем стал Юрий Мешков – глава Республиканской партии Крыма, которая выступала за включение полуострова в состав России. На выборы он выдвигался от блока с говорящим названием «Россия», имеющего большинство в Верховном Совете Крыма.

В марте этого же года президент провёл в Крыму референдум о закреплении автономии, введении двойного гражданства и придании своим указам статуса закона. По всем вопросам жители Крыма ответили «да». Это стало кульминацией крымского движения против Киева, который тут же запустил маховик уничтожения всех замыслов «непослушных» крымчан. Сначала под влиянием политических сил Киева и давления американских «друзей» раскололся блок «Россия»; затем был распущен Верховный Совет Крыма. Используя эти два фактора, президент Украины Леонид Кучма сумел аннулировать все достижения крымчан, лишив полуостров президента и Конституции, которая действовала с 1992 года. В результате всех этих действий власть полуострова оказалась парализованной.

Впрочем, Крым в горячую точку не превратился. Это произошло благодаря Массандровским соглашениям (четыре международных документа, составленные Украиной и Российской Федерацией 3 сентября 1993 года в предместье Ялты Массандре).

Суть принятых соглашений была такова:

1. Россия готова купить Черноморский флот и всю его инфраструктуру, а Украина готова продать (в основном это касалось долгов за газ).

2. Соглашения касались «ядерной» части переговоров, а проще говоря, дальнейших шагов Украины, направленных на сокращение и ликвидацию её ядерного оружия.

3. Достигнутыми договорённостями предусматривались шаги и основные принципы утилизации ядерного оружия, расположенного на территории Украины, а также порядок осуществления гарантийного и авторского надзора за эксплуатацией стратегических ракетных комплексов, расположенных на территории Украины.

4. Вопрос по Крыму.

По правде говоря, если бы не было Массандровского соглашения, то обязательно был бы другой документ, который бы позволил разрешить все возникшие вопросы между Россией и Украиной.

Что касалось Черноморского флота, то отдавать его Россия не собиралась ни при каких обстоятельствах (за него всячески боролась Украина), поскольку он был создан «промыслом» Петра I для создания морских сил по защите южных районов страны от разорительных набегов Крымского ханства. В военном руководстве России прекрасно понимали (правда, не все), что Черноморский флот был вторым по мощности и силе в акватории Чёрного моря после Турции. Достаточно сказать, что его корабельный состав состоял из 500 боевых кораблей и различных плавсредств, а также авиации, количество которой достигало более 200 самолётов. (7057-я смешанная авиабаза ЧФ размещалась на аэродроме Кача, а штурмовая эскадрилья – на аэродроме Гвардейский).

Но могущество советского флота основывалось не только на использовании бухт и аэродромов Крыма. Огромное стратегическое значение имела расположенная в Николаеве верфь, где строились авианосцы, корабли первого и второго рангов. Российское руководство прекрасно понимало, что всё это представляет огромную силу и с этим нужно было что-то делать. Таким образом, глобальная работа по передаче Черноморского флота России, которая началась ещё с 3 января 1992 года, с момента формирования Вооружённых сил Украины, продолжалась.

За короткий период Главный штаб ВМФ России смог склонить на свою сторону большую часть личного состава флота во главе с командующим Касатоновым[13], отдавшим распоряжение не принимать присягу на верность народу Украины до тех пор, пока руководства государств не договорятся окончательно, кому принадлежит Черноморский флот.

Если вспомнить все предыдущие встречи по передаче Черноморского флота России (30 апреля 1992 года в Одессе, а затем 23 июня 1992 года в Догомысе), то они не имели успехов. Это время ознаменовалось так называемой войной указов, когда президенты Украины и России попеременно выпускали их один за другим, переводя Черноморский флот в своё подчинение. Ситуация была заморожена после подписания 23 июня 1992 года Дагомысского соглашения, в котором стороны договорились о временном совместном управлении флотом. Парламент России резко раскритиковал Ельцина за это соглашение, поскольку в нем он де-факто отказывался от каких-либо претензий на Крым.

После того как конфликт Ельцина и Верховного Совета окончательно перешёл в горячую фазу, депутаты приняли постановление о том, что передача Крыма в состав УССР была проведена с нарушением Конституции и является незаконной. Еще одно постановление Парламента восстанавливало Севастополь в качестве российского города федерального значения. Ельцин публично раскритиковал оппозицию, заявив: «Мне стыдно за решение Парламента. Не начинать же мне войну с Украиной из-за Крыма».

С другой стороны, Ельцин понимал, что, как бы его ни критиковали, затягивать с вопросами, касающиеся раздела имущества между Украиной и Россией, нельзя. К тому же это вызывало недовольство как со стороны оппозиции, так и со стороны военных, а ссориться с военными он не хотел, так как прекрасно знал, что черноморцы умеют брать собственную судьбу в свои руки. Поэтому, чтобы не доводить дело до крайностей, Ельцин всячески старался находить компромиссный вариант. Компромиссный Ялтинский договор, подписанный Кравчуком и Ельциным 3 августа 1992 года, закрепил, что Черноморский флот подлежит разделу между сторонами с целью создания на его базе ВМФ Украины и ВМФ Российской Федерации.

После Ялтинского был ещё один договор – Московский, где стороны договорились ускорить раздел флота по формуле «50/50» (по боевому состоянию на декабрь 1991 года стоимость ЧФ составляла 34 триллиона российских рублей).

3-го сентября 1993 года в Массандре начались очередные переговоры между украинской и российской делегациями, касающиеся Черноморского флота и Крыма. Ни военные, ни обозреватели не ожидали от этой встречи никаких положительных прорывов. Переговоры начались в 10:00 в Массандровском дворце. Украинскую делегацию возглавлял президент Украины Леонид Кравчук. Российскую делегацию возглавлял президент России Борис Ельцин. Президенты поставили задачу своим главам правительств и, улыбаясь, уединились для беседы в отдельный кабинет, в котором всё было «готово» для того, чтобы вести долгие, предметные «переговоры».

Слушая Ельцина, Кравчук понимал, что российский президент с большой вероятностью будет настаивать на том, чтобы Крым остался в составе России. Да и Харьков с Донбассом были, мягко говоря, под большим вопросом. «Во всяком случае, – размышлял Кравчук, – к Украине, если говорить честно, эти территории никакого отношения не имеют, поскольку это чисто русские территории. А если это так, то зачем нам иметь внутри независимой страны сепаратистов? Рано или поздно русские обязательно вернутся к этому вопросу. Я хорошо знаю природу этого народа. И вот тогда будет проблема а она нам не нужна. Нет, не нужна. Конечно, соотечественники меня не поймут в этом вопросе, особенно националисты, которые представлены во всех сферах власти, но лучше принести жертву сегодня, чем лишиться всей страны в будущем».

Размышление Кравчука прервал Ельцин, сказав:

– Ну, что, Лёня, за что будет первый тост?

Кравчук, хорошо зная потребности Ельцина, тут же открыл бутылку коньяка Hennessy.

– Первый тост, Борис Николаевич, хочу произнести за нашу с вами встречу…

Как хитрый и опытнейший номенклатурщик Кравчук не просто говорил слова, которые были приятны Ельцину, а старался всячески угодить ему, зная, что от него зависят многие решения, связанные с прирастанием Украины российскими территориями. В этом плане Кравчук вполне оправдывал свою кличку «фарбованый лис»[14].

– Вот это правильно! – проговорил Ельцин, выпив одним глотком коньяк.

Кравчук, хорошо зная своего друга, понимал, что в начале разговора, пока Ельцин не «разогрелся», нажимать, давить и требовать от него что-либо бессмысленно, так как это может вызвать обратный эффект.

– Предлагаю выпить за вечную дружбу между Украиной и Россией, – поднимая рюмку в очередной раз, заискивающе проговорил Кравчук.

– Даааа, – утвердительно и протяжно проговорил Ельцин, растягивая гласную «а». Этим он не только подчёркивал своё значение как первого Президента России, но и соглашался с началом радостных событий[15].

После того как они выпили, Кравчук взял на себя смелость и начал тихо, «издалека» говорить о Крыме. Он говорил о том, что все происходящие события на полуострове, связанные с автономией, вызывают раздражение у Киева и что с этим нужно что-то делать, поскольку так продолжаться не может. Ельцину явно не хотелось спорить, а уж тем более ссориться с Кравчуком по этому вопросу. Он прекрасно понимал, что ему сейчас не до Крыма, поскольку ему хватало проблем и в России: дело шло к началу первой Чеченской войны; продолжались важнейшие переговоры об отказе Киева от ядерного оружия; и, наконец, последнее, чем он дорожил больше всего: ему не хотелось портить близкие отношения с Америкой, у которой, как он хорошо знал из достоверных источников, были уже свои планы по этой южной жемчужине.

– Налей-ка ещё по рюмочке, – глядя то на Кравчука, то на бутылку коньяка, проговорил Ельцин.

Кравчук не заставил себя долго ждать: он тут же наполнил рюмки душистым напитком, зная, что с хорошо выпившим Ельциным не только легко разговаривать, но и легко решать любые вопросы.

Выпив залпом содержимое и поставив рюмку на столик, Ельцин махнул рукой и решительно сказал:

– Ладно, Лёня, забирай свой Крым, чёрт с тобой! Я давно хотел отблагодарить тебя за «беловежское сотрудничество», а долг, понимаешь, платежом красен. Ох и хорошо мы тогда Горбачёву насолили, будет знать… хе, хе, хе…

Кравчук такого решения Ельцина по Крыму не ожидал. Ему сразу же захотелось выразить своему дорогому другу благодарность, сказать что-то лестное, что-то приятное, что создало бы тому хорошее настроение, но он не мог сказать и слова, настолько перехватило от радости дух. Ему даже показалось, что от избытка чувств он потерял дар речи, настолько всё было неожиданным, но это оказалось всего лишь эмоциональным состоянием…

– Ну, что молчишь, – глядя на Кравчука, проговорил Ельцин. – Или язык проглотил?

– Да я… Борис Николаевич, не знаю даже, как вас и благодарить.

– Наливай – вот и вся благодарность!

После четвёртой и пятой выпитых рюмок Ельцина уже мало что интересовало в переговорном процессе. Складывалось такое ощущение, что он всем был удовлетворён. Во всяком случае, про Харьков и Донбасс он не сказал ни слова, что означало одно: эти территории без всякого обсуждения остаются в составе Украины. От этого Кравчук ещё больше ликовал, не веря тому, что происходит. Единственное, во что он «верил» в эти исторические минуты, так это в угодничество, не забывая наливать…

Так, не моргнув глазом, Ельцин по-волюнтаристски, как и Никита Хрущёв[16], нарушив Конституцию своей страны, передал другой республике многочисленные области России. В пьяном угаре этот факт совершенно не волновал российского «вождя». Ему было всё равно, в чьих руках будет находиться сакральное место силы, завоёванное и обустроенное нашими предками, где прошёл крещение святой равноапостольный князь Владимир, предопределив на тысячелетие развитие русской цивилизации.

Пока президенты России и Украины произносили тосты за достигнутые результаты, премьер-министр Украины Леонид Кучма и премьер-министр РФ Виктор Черномырдин решали другой не менее важный вопрос: кому же достанется Черноморский флот? Украинская делегация предложила следующий порядок: вначале должны быть рассмотрены вопросы по созданию объединённого командования Черноморским Флотом, затем ядерное разоружение, вопрос по Крыму (они ещё не знали, что этот вопрос уже решён в соседнем кабинете) и в конце – долги Украины за газ.

Премьер-министр РФ Виктор Черномырдин жёстко настоял на том, чтобы в начале рассмотреть вопросы долгов за газ, а проблемы Черноморского флота и прочие вопросы – в конце.

Такой порядок рассмотрения вопросов для украинской делегации оказался абсолютно неприемлемым, потому что убедительной позиции у украинского руководства по оплате долгов за газ просто не было, впрочем, как и денег. Все дальнейшие действия со стороны России выглядели как ультиматум – «загнав в угол» украинскую делегацию, Черномырдин предложил идею рассчитаться с Россией за газовые долги флотом. Украинская делегация и слушать не хотела о подобной идее, но после беседы с Кравчуком согласилась передать в счёт государственного долга большую часть украинского флота.

После одобрения документа президентами предполагалось, что на 80-ти процентах плавсредств будут подняты Андреевские флаги, на 20-ти – украинские. Здесь же решили вопрос и базирования флотов. Крым и Севастополь, как базы, предоставлялись России на условиях аренды сроком на пять лет с последующей пролонгацией (80 процентов инфраструктуры Черноморского флота находилось в Севастополе). Договорными обязательствами было согласовано, что плата Украине за аренду Черноморского флота в Крыму и в Севастополе будет состоять как из «живых денег», так и из дополнительных средств, получаемых за счёт снижения цены поставок в Украину российского природного газа. Украина оставляла себе право довольствоваться остальными базами от Измаила до Донузлава. Такой подход устраивал обе стороны, особенно украинскую, судя по словам Леонида Кравчука: «Разведённым жить на общей жилплощади не только неудобно, но и опасно».

Так, вопреки решению Верховного Совета Российской Федерации, русские святыни – Крым и Севастополь, за которые Россия пролила реки своей и чужой крови, а украинское государство несколько капель чернил, были отданы Украине. Недальновидное решение Ельцина по Крыму и Севастополю ещё больше подтолкнуло националистов к разжиганию антироссийского курса. После того как «новые украинцы» увидели слабость, неуклюжесть и продажность политической элиты России, у них загорелись глазки на Кубань и на другие области России, где украинцы якобы жили много тысяч лет назад. Чувствуя свободу и безнаказанность, они смело подчинили себя поиску доказательств отличия украинца от русского, козака от казака, стремясь, таким образом, без всякой истории создать на новом месте свою украинскую государственность, о которой они мечтали, как они заверяли, много тысяч лет. Всё это объяснялось простой истиной: в доме, где нет кошки, всегда резвятся мышки.

Глава XI

Встреча с Сергеем Пронько не заставила себя долго ждать. Не прошло и недели, как Сергей позвонил Сомову и в разговоре, который был не очень долгим, попросил встретиться в ближайшие дни. Выслушав товарища и не задавая лишних вопросов, Егор согласился. «Почему бы не встретиться и не поговорить с товарищем по душам, – подумал он. – Тем более, что в этом общении я тоже нуждаюсь. Во всяком случае, – заключил он, – от меня не убудет».

Через пару дней, предварительно созвонившись с Пронько, он приехал на троллейбусе № 12 к дому, что находился на улице Владимирской. Это было небольшое старое двухэтажное строение из красного кирпича. Перед тем как зайти в подъезд, он обратил внимание на информационную табличку, что висела справа от двери на фасаде здания. «Общественная приёмная – Народное Движение Украины. Українська народна партія “Рух”»[17] – прочитал он без всяких эмоции.

Войдя в подъезд и пройдя небольшой узкий коридор, он осторожно, как бы нехотя, постучал в деревянную дверь, которая была отделана филёнчатыми элементами и окрашена в белый цвет. Не дожидаясь ответа, он осторожно открыл дверь и сразу почувствовал запах сигаретного дыма: накурено было так сильно, что можно было, как говорят в народе, вешать лом.

– Есть кто? – перешагивая порог, спросил Сомов.

– Егор, заходи, я сейчас, – донёсся из соседней комнаты знакомый ему голос.

– Так вот вы чем тут занимаетесь, – увидев идущего к нему навстречу Пронько, проговорил Егор.

– От дыма аж в горле, кхе-кхе, запершило.

– Это дело поправимо, – проговорил Пронько, крепко, по-мужски, пожимая руку приятелю – Сейчас выпьешь водички, и всё пройдёт. А пока открою форточку. Не возражаешь?

– Да нет, конечно!

Пронько тут же подошёл к окну и резким движением открыл настежь форточку. Затем подошёл к столу, где стоял графин, и, налив полстакана воды, подал Сомову, сказав при этом:

– На, выпей.

Сделав несколько глотков, Сомов тут же сказал:

– Спасибо, действительно лучше.

– А я что говорил! – усмехнувшись, проговорил Пронько. И, помолчав несколько секунд, добавил:

– Извини, не успел проветрить. Встреча с активом была, надымили, черти. Сейчас всё выветрится.

– Другое дело, – почувствовав свежий прохладный воздух, проговорил Сомов.

Он обратил внимание на Сергея, на его одежду, в которой преобладали цвета серые и коричневые. На нём были хороший пиджак коричневого цвета и серые брюки. Под пиджаком виднелась рубашка светло-коричневого цвета. Лицо было свежим и чисто выбритым. Короткие волосы с проседью придавали ему серьёзный, деловой вид. Можно было подумать, что он собрался на какое-то торжественное мероприятие. Если же и было в нём что-то отталкивающее, то этого Егор не замечал и не чувствовал.

– Присаживайся поудобнее, – поймав взгляд Егора, проговорил Пронько. – Когда собираешь партийный актив, то приходится соответствовать…

– Как сказал один умный человек (не помню, правда, кто), «статую красит вид, а человека – его деяния».

– Правильные слова, Егор! Только в обычные дни у меня всё по-фронтовому.

– А что, у нас уже война? – глядя по сторонам, иронично проговорил Сомов.

– Война – не война, а порох нужно держать сухим.

– Ну, не знаю, не знаю…

– А что тут знать. Как говорится, «хочешь мира – готовься к войне».

– Серёга, ты меня пугаешь своей воинственностью.

– Да это я так, к слову. Не принимай близко к сердцу.

– Да я и не принимаю, просто война ассоциируется у меня с ужасами и нравственной извращённостью, отрицанием истины и гуманности, – глядя куда-то в угол комнаты, проговорил Сомов, стараясь не только рассмотреть всё то, что его окружало, но и удобно разместиться в небольшом кресле, в котором ему было некомфортно сидеть.

Разглядывая всё вокруг, он заметил, что достопримечательностей в комнате было немного: шифоньер для одежды, два рабочих стола, шесть стульев, две тумбочки, пара небольших кресел, телефон и узенький настенный шкаф с небольшим набором книг, состоящий из четырёх полочек. На верхней полке стоял небольшой бюст какого-то мужчины в профиль влево. На столах лежали кипы разных бумаг, похожие на какие-то документы. Рядом с ними лежали газеты, журналы и другая печатная продукция. Справа, в углу, прямо на полу, лежали в несколько рядов пачки с какой-то литературой. В ярком свете от лампочки он обратил внимание на плакат, на котором была изображена фотография первого президента Украины Кравчука с крупной надписью «Кравчук – это мир!»

– Не могу понять, кто это… – глядя на бюст, проговорил Сомов.

– Степан Бандера!

– Бандера?! – удивлённо проговорил Егор. – Но он же…

– Каждая историческая эпоха, Егор, рождает своих героев. История Украины в этом плане показательна. У нас никогда не было ни королей, ни монархов, ни царей, зато были, есть и будут свои герои, которых выбирает не только время, но и народ.

– Понятно.

Сомов не стал больше развивать разговор на эту тему, дабы не показывать свою неосведомлённость в этом вопросе.

– А это, насколько я знаю, главный идеолог Украины? – глядя на плакат, спросил Сомов.

– Был главным, да весь вышел.

– А что так?

– Ирония заключается в том, что когда, как снег на голову, свалилась независимость, то оказалось, что никакой вдумчивой стратегии и плана действий у «отца нации» нет. Одно прожектёрство!

– А мне казалось, что он хорошо ориентировался в этом деле.

– «Ориентировался», как ты говоришь, может, он и хорошо, только выборы проиграл. А как ты думаешь, почему?

– Не знаю, – глядя на Пронько, чистосердечно признался Егор. – У меня не столь острый ум, чтобы упражняться в рассуждениях на такие политические темы.

– А я тебе скажу: потому что он ни нашим, ни вашим – вот такой он человек. В подтверждение моих слов, – продолжил Пронько, – расскажу тебе один анекдот. Не успел приехать Леонид Макарович в одну из областей Украины, как начался дождь. Охранник ему говорит: «Леонид Макарович – зонтик!». А тот отвечает: «Ничего, ничего, я так – между капельками».

– Понятно, – улыбнувшись, проговорил Сомов. – А что тогда портрет висит?

– Он никому не мешает. И потом – это же история. А к истории, сам знаешь, надо относиться как к сокровищнице наших деяний. Пусть висит для примера и поучения для настоящего и предостережения для будущего.

– Ясно.

На втором плакате, который был ближе к Сомову, он увидел три фотографии…

– А это основатели, можно сказать, воины нашего движения – Вячеслав Чорновил, Михаил Горынь и поэт Иван Драч.

– Не слышал.

– Услышишь ещё, какие твои годы.

– Где это они?

– В конференц-зале Киевского политехнического института на Учредительном съезде «Народного движения Украины за перестройку».