Апология

Глава 2. Дальние края.

Веры этой хватало ненадолго, а после возвращения матери, отсутствующей всего неделю, она совсем пропала. Яше становилось сложнее молчать, но взрослея, он понимал, что слезам и правдой беде не поможешь. Фиму уже не вернуть. Как и следовало ожидать, Мария Федоровна отнеслась к потере снисходительно, пообещав завести нового питомца, но ее сыну этого не хотелось. Вообще не известно чего он желал, ведь после смерти собаченки всю жизнь окутал мрак. Говорят, годы лечат, для Яши это оказалось правдой, но в силу своего неокрепшего детского взгляда на страшнейшую ситуацию, убийство Фимы оставило огромный след в его жизни. Потому, каждый раз, когда выпадал снег, дни близились к новому году, а окружающие сверстники вспоминали о чудном Дедушке Морозе – все это не могло не возвращать его в тяжелые дни потери Фимы. Так летели годы.

Новую собаку не завели, непрошенные гости боле не посещали избу, но страх пред настигнувшей бедой, в отличии от боли утраты, нисколько не стихал, а нескончаемые отъезды Марии Федоровны никак не приносили плодов, но все дружно повторяли про себя, что сила растет в саду терпений. Дети менялись внешне, но внутри в полной мере это удалось только Яше, успев в миг повзрослеть, его жизненные устои были обречены исказиться. В доме он стал ощущать себя не просто страшим братом, а в какой-то степени отцом. Но только в отсутствии матери. Когда вся семья была в сборе, вновь превращался в инфантильного мальчика, требуя к себе внимания. Хотя тому и стукнуло девятнадцать, пресмыкательство все так же бурлило в крови. Младшенькая спустя годы продолжала учиться писать стихи, все чаще в людской появлялись книги Пушкина, а ее подруги постоянно твердили о Есенине с Горьким, поднимались политические темы. Все считали Яшу недалеким, ведь тот никак не хотел влезать, напрочь отказываясь слушать идеи, которые приходили из соседних сел. Отказывался он и принимать, как сестра пытается приобщиться к всеобщим народным настроениям, но та лишь отмахивалась «Ничего ты не понимаешь, Яшка!».

Ида считала себя очень умной, да и все кто ее знал были согласны с этим мнением. Ее часто приводили в пример друг другу ровесники, реже – чужие родители. Всегда уложенные в длинную косу темныекудрые волосы, опрятная одежда и книга в руках. Подобный образ воспринимался, как образ скромной и начитанной девочки. Так или иначе, она все чаще витала в облаках о представлении своих работ, с выражением читала вслух дома, рассказывая за вечерней чашкой чая брату уже не о фольклорных существах, а о вполне реальных писателях. Девочка в том числе водила романы с некоторыми из деревни, но не близкие, жантильничала. Усердно работая над собой, постоянно хвасталась, что скоро поедет в большой город. Правда, спустя годы в это уже почти никто не верил, но ее речь, с присутствием сложных и красивых слов, от чего-то наводила на раздумья. Образованный человек не станет врать о подобном. Или, по крайне мере, неначитанным людям казалось именно так. Ее благочестивый до крайности характер представлял людям как светлую, почти ангельскую, девочку. На удивление, поведение Иды с незнакомыми людьми никак не менялось, когда та возвращалась в родной дом.

Ее брат, глядя на то, как медленно она растет, даже завидовал, ведь в его душе окреп тяжелый камень, косность мышления – окостенела гораздо сильнее. Яше совершенно не нравилось это духовное благолепие, но где-то внутри тоже хотелось обрезать пуповину своей бесконечной тоски и паранойи. Его мечты стать хоть немного приближенным к армии канули в вечность, пропали они, оставив следы горьких слез. В будущем он представлял себя с косой в руках, с любящей женой и двумя сыновьями, но не думал, что такая судьба может принести ему счастье. Совсем позабыв, что это такое, продолжал жить одним днем, плывя по течению реки, которая рано или поздно занесет в нужное русло. Работа по дому, ровно как и уход за сестрой, начали надоедать. Яша редко читал книги, рисовал или общался с друзьями, знакомства старался не заводить. Его единственным развлечением было гулять по лесу, собирать грибы, ягоды, а иногда рассматривать рыжих белок. Иногда ему чудилось, будто Фима, как и раньше, послушно плетется рядом. Но ее уже никто не смог бы заменить. От того новых зверей и не было. Примеряя на себя различные образы, с каждым надевая на себя новую маску, совсем запутался кем являлся на самом деле, от того полную идиллию с собой ощущал был волен только на природе. Для большинства, как бы тот не старался, мальчик казался загадочным, несколько странным. Он не понимал это, но если бы и понял, то осознание нисколько не повлияло на его жизнь. Время от времени хотел с ней покончить, но совсем не желал видеть свои кости на могильнике руконаложников, старался гнать эти мысли хотя бы до момента, когда Ида повенчается. Мать с сестрой, поверив в созданные им образы, совсем не замечали упаднических настроений родственника. Внутри него с момента смерти Фимы все начало гнить, теряя любовь и значимость ко всему вокруг. Ничего не могло заполонить огромную дыру в сердце.

Все усугубилось в один весенний день, когда под ногами была ужасная грязь, а половина деревянных половиц в сенях начали гнить. Ида кашляла на протяжении нескольких дней, начала ощущать сильнейший жар, а после совсем не могла встать с кровати. Мария Федоровна сначала спихнула это на простуду, говорила, что обыкновенный перхуй редко перерастает во что-то серьезное, но вскоре до лица девочки сложно было прикоснуться, не почувствовав, как та горит, а ее глаза обрамили темные серые круги. Все волновались, бегали за ней, старались лечить народными средствами, но все было четно. Деньги заканчивались, а глава семьи сама начала ощущать такие же симптомы. Глядя на все это, остававшийся в полном здравии Яша, только паниковал, совершенно не понимая, чем может помочь. Длилась эта лихорадка около семи дней. Потом состояние обоих только ухудшилось. Соседи отказывались не только приходить в избу, но и вообще контактировать с Б-кейн, считая их заразными, вовсе отказывались открывать двери Яше, который просил помощи с пропитанием. Односельчане считали, будто их семья теперь проклята, поцелована смертью за все грехи их матери. Б-г долго терпит, но больно бьет, все время повторяли те.

Чужое мнение, бесспорно, не волновало семью, но нагнетало, ведь теперь они остались в полном одиночестве. С настигнувшей хворой, Мария Федоровна больше не могла приезжать к Казимиру Ивановичу за материальной помощью, а значит, пропитания становилось все меньше. Совсем неприученный к деятельности, с которой был связан любой пролетарий, мальчик садил в заросшем огороде овощи, но это у него получалось с большим трудом. Запасы еды уменьшались с каждым днем. Остались лишь сушеные яблоки и гречка, иногда Яша приносил в дом сморчки и рыбу, готовил, но все эти обязанности, от которых он никак не мог отказаться, каждый день видя больных близких, делали его и без того печальное существование, совершенно мрачным. Часто убегал в излюбленное место в лесу, опосля, глядел в небо и долго плакал.

Как-то раз, после очередного выброса эмоций, Яша вернулся в дом с красными, опухшими на ветру, глазами. Мария Федоровна подозвала его, и хриплым голосом завела серьезный диалог.

– Мы не справимся, – через кашель, произнесла та, а у мальчика вновь начали собираться слезы. – Направляйся к Казимиру Ивановичу, пусть вызовет сюда своего врача, побольше пропитания, а тебя устроит на работу.

Мальчик опешил, и лишь удивленно посмотрел на мать. Та выглядела болезненно, он безумно алкал помочь, но из-за своего склада ума, боялся в одиночестве появляться в новых, совсем не знакомых местах. Хотел выкрикнуть резкий отказ, но понимал, что ответственность теперь лежит на нем не только за сестру, но и за мать. Не отличаясь смышленостью, его консервативный разум вопил, что ничего не получится, а Казимир Иванович лишь посмеется над провинциалом. Одначе смерть Фимы послужила ему прививкой против неответственных и необдуманных действий, потому пришлось согласиться. Другого выхода не было. Его трясло от страха не только от предстоящей встречей с таинственным мужчиной, но и от боязни оставить Марию Федоровну с сестрой в полном одиночестве, без ухода еще здорового человека.

– А как же вы? – неугомонно вопрошал Яша.

– Если не поедешь – втроем загнемся, – настаивала Мария Федоровна. – Скоро и твой организм даст слабину, а уж тогда мы повязнем в болезнях, останемся без еды, – она вздохнула, и опустив глаза в пол, потерла бледный лоб тонкой ладонью. – Ты не боись, мы с Идой не пропадем. Ведь ты с ней вдвоем как-то справлялся? Пришла моя очередь.

Это звучало не многообещающе, Яша с трудом представлял как его мама с температурой сможет стоять у печки, убирать дом и ухаживать не только за сестрой, но и за самой собой. Меча искры негодования, понимал, что не имеет права отказаться. Его «нет» может послужить человеческих жизней. Хотя парень и считал эту идею совершенно сумбурной, лишенной какой-либо логики, доверился Марии Федоровне не только как матери, но и как более взрослому человеку.

Садясь в деревянную повозку с ямщиком, печально разглядывал избу, никто не провожал у калитки, но в деревянном окошечке с наличниками, с трудом, прищурившись, можно было разглядеть две фигуры с медленно махающими ручками. На душе становилось тоскливо, но несколько тепло, отдаляясь гектометр за гектометром, Яша представлял как обстоит встреча, как радушно, или наоборот холодно, его встретит Казимир Иванович. Он представлялся ему высоким, с тросточкой, белой кожей и множеством купюр в руке. Такой высокомерный и чересчур серьезный. Такое важничанье и ненавидел Яша.

Мужчина с седой головой, так медленно тянув на себя вожжи, иногда вскрикивал что-то вроде «но-но», совсем не походил на воображаемого Казимира Ивановича. Это был одинокий дедушка, живущий на самом краю деревни, что любил захаживать в гости, скрашивая тем свое одиночество, разводил лошадей и кур, а также имел детей в Петрограде. Кажинный знал его как доброго старичка дядю Ваню, кой любил водить длинные, почти бесконечные разговоры. В привычной манере он решил скрасить время в пути, допрашивая Яшу то о друзьях, то о семье. В ответ парень скромно и отстраненно общался, разглядывая удаляющее в даль поселение, домики которого почти сразу скрыли огромные дома. Простые диалоги всегда наполняли жизнь парня, ему особенно нравилось говорить в пустую, не напрягая мозг, но в те минуты, не желал и этого. Подскакивая на каждой яме, падая в колючее сено, хотел лишь молча наблюдать за красотами. Он даже представить не мог, что такое город, ведь находился безвылазно в деревне все свои девятнадцать лет, от того постоянно сводил все общение только к тому, что ему предстоит увидеть.

– Там дома красны, – улыбаясь, произносил дядя Ваня. – Прогуляешься, поглядишь, немного отдалишься от всей этой хворы. Хорошо бывает.

– Да как же я отдалюсь? – махая галошами, Яша задевал мокрую после дождя траву. – Волнуюсь же о маме и о сестре.

– А я тебе что говорю? – отвечал с интонацией, что присуща полякам с неким акцентом, дедушка. – Вспомнишь о своем существовании, – глухо посмеялся. – Все время если о чем-то болеть душе, то и земному телу долго не провести в мире. Ты гляди на меня. Никогда не унываю, и сколько прожил? А ведь не многие до такого доходят!

Яша не знал возраста дяди Вани, но понимал, что тот уже солидных лет, а ведет себя совсем как юноша. Это немного раззадорило его, и мальчик задумался о том, как проведет время в своем отсутствии, быть может, все печали забудутся, а по возвращению родные вылечатся. Если оно вообще будет. Возможно, Казимир Иванович сжалится, отправит Марию Федоровну с Идой в город на полное лечение, а там уже и переезд не за горами. Потеряв всю свою детскую натуру, Яша не забыл какого это – мечтать.

Разглядывая облака, зреющие на деревьях почки, что время от времени задевали витиеватые волосы, парень всячески пытался отгонять как назойливую муху свои депрессивные мысли. Когда густой лес сменился на огромные русские поля, усаженные пшеницей, в нем проснулось что-то патриотичное, а себя мысленно назвал эстетом, ведь всегда восхищался подобным красотам. Все вокруг волшебно отливалось на солнце, кое даже через козырек фуражки попадало в глаза Яше. Прищурившись, разглядывал лес, за которым, казалось, нет ничего, абсолютный конец планеты. Он не знал что его окружает, верил в то, что где-то в мире есть огромный черный обрыв, где перестает существовать космическое тело. Задумавшись о вечном, парень совсем не обращал внимания как дядя Ваня то и дело постоянно оборачивается, нервно ведя худым плечом, проверяя, не подсел ли Яша к нему поближе, ибо не хотел контактировать с заразным человеком, как и все остальные жители деревни. Дяде Ване, верно, нужны были деньги, кои каждый раз за перевозку Марии Федоровны предоставлял ее кавалер, от того, не побоявшись тяжелой болезни, принялся за работу. Не смотря на свою осторожность в общении, стараясь максимально соблюдать границы, дедушка волновался за юношу, его самочувствие и настроение, потому постоянно поднимал различные темы для разговора, не давая парню унывать.

Дорога была длинной, но Яша ни на секунду не сомкнул глаз, ведь с нетерпением ждал, пока его взору явится волшебное место. Большую часть поездки земляки вели абсолютно непринужденные диалоги, однако в основном молвил дедушка, ведая то о семье, то о его молодости, парень же не стремился делиться своей судьбой. Когда начал день близиться к ночи, мужчина рассказал о том, как каждый раз при поездке в город поет с Марией Федоровной, даже в басистой манере поделился строками, но те Яше были совершенно не знакомы. Он знал, что у людей из более богатого класса дома имеются граммофоны, а обеспеченные барышни частенько бывают в операх. Однако ни первого, ни второго, парень никогда не видел. Все знакомое ему являлось только народным творчеством, но не более. Прекрасно понимая это, с некой насмешкой, дядя Ваня решил посвятить его в более высокую культуру, что не могло не заинтересовать путешественника. Яша внимательно слушал, но время от времени отвлекался, утопая в собственных мыслях. Тревога, под веселые разговоры, тем не менее, оставалась на месте, ко всему прочему, тьма, обволакивающая все вокруг, будто возвращала в тот кровавый день. Так и не смог поверить в то, что Фимы больше нет, а ее тело сколько лет как утащили волки, а возможно, и другие хищники, в гущу леса. Помимо собачьей смерти, он корил себя и за то, что ему не удалось с почестями похоронить любимицу.

Преодолев границу с городом, Яша, захватив дыхание, с восторгом наблюдал за горящим в окнах горожан светом, приоткрыв рот, разглядывал блестящие автомобили, рядом с которыми проезжали такие же ямщики с лошадьми и прицепами, совсем не похожими на повозку, на кой те добирались. Средство перемещения богатых напоминало настоящие кареты из сказок. Люди же вовсе не походили на тех, что парень ежедневно встречал на просторах деревни: длинные пальто, пенсе на носу у мужчин и красивые шляпки у женщин. Яша даже немного покраснел, ведь его незыблемая одежда, галоши, зипун и фуражка, не один год пережившие с ним, совсем не походили на наряды просвещенного народа. В отличии от не скромного, несколько невоспитанного, взгляда парня, горожане либо не обращали внимания на крестьян, либо глядели на них как на нечто нелицеприятное. Дяде Ване хотя не в первой находиться в подобной обстановке, но тот тоже, скукожившись, вел лошадку, тихо подгоняя.

Вскоре трясучка остановилась, а кобыла удрученно фыркнула. Дядя Ваня, таким же уставшим голосом объявил, что путь окончен. Медленно вступая на пол, Яша впервые ощутил его твердость, почувствовал под собой асфальт, и словно ребенок в стадии изучения окружающего мира, принялся его разглядывать. Беззвучно улыбнувшись, позабавившись с нелепого вида парня, дядя Ваня подошел к огромному дому, а после потянул на себя дверь. Оторвавшись от разглядывания продолговатых камушков, больше напоминающих кирпичи, Яша взволновано шагнул за ним. Внутри он увидел большую парадную, походящую на настоящий музей, с полукруглыми окнами, стенами с идеально легшей, без каких-либо комочков или недочетов, краской, и огромная люстра под громадным потолком. Застыв, Яша глядел по сторонам, совсем не заметив, как его спутник поднялся на несколько ступенек такой же волшебной лестницы, и выжидающе глядел на парня. Очнувшись от завороженного состояния, тот побежал по ступенькам, с волнением прикасаясь к гладким поручням.

Внутри Яши все будто сжалось, а горло пересохло. Он был абсолютно не готов вести серьезный разговор, общаться со столь важным человеком и уж тем более просить у него благодетельствовать. Оказавшись на пороге квартиры, трясло, словно испуганную лань, а ладошки потели. Дядя Ваня постучал ровно пять раз, соблюдая паузы. Возможно, это был некий шифр. Послышались глухие и тяжелые шаги. Дверь приоткрылась, а из нее выглянуло плотное лицо с обвисшими щеками и озлобленным взглядом. Молча мужчина отворил дверь, напротив предстал полный человек в длинной ночнушке, которая облегала его живот, а в руках тлела папироса.

– Чем обязан? – не поздоровавшись, с неприятной уху интонацией, произнес хозяин.

– Уважьте, сын Марии Федоровны, – покраснев, произнес дядя Ваня.

– Чем обязан? – абсолютно идентично повторил мужчина.

Яша тоже стал походить на помидор, и выжидающие глядел на дедушку. Ему хотелось просто убежать, забыться, а после уделить прогулке по городу несколько часов, ежели не суток. Чувство ответственности и долга пред семьей грызло его за излишнюю скромность, но тот все молчал, не прикладывая усилий выдавить и слова. Дядя мысленно уже пожалел, о том, что после стука не ушел из парадной, а остался, решив представить мальчика. Уж очень не хотелось заставать Казимира Ивановича не в самом благоприятном расположении духа, а уж о договариваться о чужих проблемах – тем более. Легко толкнув локтем, подал парню знак, что далее разговор вести стоит ему самому. Этим жестом так же укорил себя, позабыв, что Яша в его представлении – ни что иное как подвальная крыса, переносящая заразу.

– Она отправила меня сюда просить благостыни у вас, – тихо, почти не заметно, выдавил. В ответ мужчина недовольно прогудел, вдохнув огромный клубок в такие же массивные легкие.

– Сколько? – отрезал тот.

– Она не… – мальчик совсем позабыл, называла ли Мария Федоровна точную сумму, ведь в его память врезалось только то, что требуется доктор и продукты. От волнения половину слов совсем позабыл, общался отрывисто, вырывая большую часть важнейших факторов из сути. – Вы можете дать мне работу?

Понимая какой каламбур получается заместо взрослого диалога, Яше захотелось провалиться сквозь землю. Он почувствовал, будто после полу немой фразы теперь не заслуживает и крошек с барского стола, а уж тем более дружелюбной руки помощи. К его удивлению, через приоткрытую дверь удалось углядеть, как Казимир Иванович, приторно усмехнувшись, приподнял брови. Для него, стало быть, такое явление несколько необычное. Яша уловил этот азарт во взгляде хозяина и совсем остолбенел, обратив внимание на то, что мужчина, казалось, несколько повеселел.

– В ногах правды нет, – произнес Казимир Иванович знаменитую пословицу уже с более приподнятым настроением.

Дядя Ваня, простившись, решил увильнуть от последующих бесед и направился обратно к лестнице. В прочем, в тот день внутрь его и не звали. Он уверенной походкой, отстукивая странный ритм, спустился вниз, и Яше не осталось ничего, кроме как перешагнуть порог. Теперь он чувствовал, будто его бросили, а если Казимир Иванович выставит из дома – до деревни пешком точно не доберется. Тревога разрасталась все сильнее, а излишнее спокойствие, и в то же время игривое настроение мужчины, напрягало.

Разувшись, Яша вновь хотел встать, исследуя квартиру, подобно как пару минут назад, ведь обиталище походило гораздо больше на музей чем парадная и улицы города. Вместо того чтобы якшаться с знакомым только за глаза человеком, раз за разом возвращаясь в печальные темы, имел охоту мечтать только о спокойном времяпрепровождении. Жилище манило не только необыкновенными картинами, позолоченными вазами на тумбах, но и ее опрятностью, абсолютным отсутствуем привычного запаха затхлости и пыли. Глядя на столь неповоротливого Казимира Ивановича, парень еще больше поражался честолюбию мужчины, ведь тот больше походит на лентяя, нежели на аккуратиста. Странно, что в обстановке, наделенной множеством предметов вроде небольших скульптур или растений, совсем непривычных глазу, Яша вообще обратил внимание на чистоплотность хозяина. Неуклюже шагая за ним, разглядывал арки в различные комнаты, никак не мог поверить, что люди действительно живут в таких огромных покоях.

Они оказались в комнате, посреди которой расположился деревянный стол с ажурными ножками, а на нем ваза с множеством фруктов. Еще бы чуть-чуть, и у мальчика потекли слюни от увиденного натюрморта. Скромно присел на край мягкого стула, стараясь мысленно распланировать предстоящий разговор. Лишь бы не упасть второй раз в грязь лицом. Пытался собрать все свои силы, направив их на уверенность в себе. Казимир Иванович в свою очередь выглядел абсолютно раскрепощенным, уверенно стоящий на ногах, его движения вовсе нельзя было назвать скованными. Он достал из серванта два бокала, а затем с неизменной ухмылкой поставил их на стол. Этого, вероятно, никто не мог предугадать. Верно, хозяин хотел разделить старинную бутылочку вина, неожиданно появившуюся на столе после хрустальной посуды, с пришедшим гостем. Внешне несколько скупой Казимир Иванович, решил поделиться чем-то, стоящим в круглых цифрах как дом семьи Б-кейн. Конечно, видя как красная жидкость, бурля наполняет бокал, Яша не понимал ценность напитка. Прежде он лишь однажды попробовал спирт, а после старался не связывать алкоголь со своей жизнью. Он только сильнее окунал парня в привычное опустошенное состояние. А зачем это нужно?

Любой другой на его месте насторожился бы пить подобное из чужих рук, но Яше и мысль в голову не приходила, будто в бокале может быть отрава. С отвращением, но диким интересом, тот пытался понять от чего все это происходит. Хозяин дома торжественно приподнял один, покрутил, а после медленно вдохнул ядреный аромат. Подобное поведение казалось малахольным и непонятным.

– Изопьем же за твое мужество, – немного наклонившись, произнес Казимир Иванович, набрал немного вина в рот, и только спустя несколько секунд сглотнул.

Яша молча, но быстро, отпил гораздо больше за раз, удалив дневную жажду. Опробованное оказалось очень терпким, ему хотелось скорчить лицо, но парень сдержался, лишь бы не обидеть мужчину. Сказанное Казимиром Ивановичем ему показалось абсолютно непонятным, вводящим в бесконечные рассуждения о самом себе. Ему не было приятно слышать подобное, сердце оставалось холодным, а комплименты совершенно не к слову.

– Что же такого я сотворил? – непроизвольно передернулся и полушепотом, еле слышно, задался очевидным вопросом.

– А как же? Мог бы и деньжат попросить, а ты так. Уважу.

– Могу ли я христарадничать иначе? Мать и сестра сильно болеют, врач нужен да продукты. К кому еще обратиться? А деревне я себя ничем полезным занять не могу, потому приехал я сюда на заработки.

– О чем и говорю. Похвально.

Напряжение, по крайне мере мышечное, немного начинало спадать на нет, расслабляя. Алкоголь проникал в кровь, мозг менял свое состояние. Это происходило настолько плавно, в отличие от предыдущего опыта, что парень совсем не замечал, как медленно текут его мысли. Казимир Иванович замечал невежественность в отношении вина, от того подливал каждый раз все меньше, однако и сам, видать еще до прихода гостей, был хорошеньким. Их контакт наладился, а означало это как раз то, что расчетливый хозяин добился нужного результата. Когда Яша перестал стесняться, общаться стало гораздо легче. Он понимал, эк утром гость будет чувствовать испанский стыд за свое раскрепощённое поведение, но гораздо сильнее возвышал значимость того, что происходит в конкретный момент. Общение шло непринужденно, Казимир Иванович все больше узнавал о простой жизни через уста ее представителя, хотя ему и казалось, будто существование собеседника совершенно скучное, но тот не подавал виду, внимательно слушая.

Время, казалось, не расходовалось в пустую, ведь разговаривать стало интересно обоим. Так шло до того момента, пока хозяин не вернулся к сути приезда Яши. Тот стал вновь говорить о ситуации в стране, о современностях, что были так чужды гостью, не забывая о работе. Совсем не так Яша представлял свою предстоящую деятельность. Среди предложенных заданий не было ни животных, ни полей с косарями, ни даже огорода. Встреча двух противоположностей завела в тупик не только парня, но и нанимателя, ведь тот встретил абсолютно непригодного человека, которого стоило куда-то устроить. Быть может, пришел к Казимиру Ивановичу другой неумеха, в абсолютно другое время – он просто отослал куда подальше, но Яша занимал не последнюю позицию среди тех, кому мужчина мог протянуть руку помощи. Но и далеко не первую, чтобы просто отдать ему деньги и отпустить с миром.