НеКлон

Глава 12

Оригиналы живут долго. Мариса Мортон уже дожила до семидесяти лет. Однако поговаривают, будто некоторые оригиналы могут доживать и до ста лет, а в редких случаях даже до еще более внушительных цифр.

Мистеру Джерому Баркеру было пятьдесят пять лет. Хотя он и выглядел стариком, такой возраст оригиналы называют средним и считают ранним для ухода. Поэтому я не поверила, когда моя соседка по койке 11126 сообщила мне о том, что Джером Баркер ушел.

Его тело нашли в одной из аудиторий. Причиной ухода назвали то ли сердечную, то ли почечную недостаточность. Разве у него была почечная недостаточность?! Если так, разве это нельзя было исправить?! Я могла бы пожертвовать ему свою почку… Наверное… Мне бы не позволили, но… Захотела бы я того сама?.. Никогда не узнаю.

Для меня случившееся с мистером Баркером стало неожиданно сильным ударом. До сих пор я даже представить себе не могла, чтобы меня настолько заботила жизнь оригинала, но стоило этой жизни оборваться, как я поняла… Я что-то поняла. Я даже расплакалась. Стояла у колонны при входе в декоративный сад Еклунда и, прикрывая рот ладонями, по-настоящему плакала, как до сих пор плакала только из-за ухода 11110.

Уход мистера Баркера случился спустя ровно одну неделю после того, как он вырвал меня, и других клонов, из пыточной. До моего восемнадцатилетия оставалось всего два дня. На протяжении всей недели я ни разу не видела 11112 и боялась того, что он может находиться в переходном состоянии после своего последнего изъятия.

В полдень за телом ушедшего наставника из земель оригиналов приехала медицинская карета. Я видела, как его тело, накрытое белой простыней, на носилках выносят из главного здания…

Ровно через полчаса после отъезда медицинской кареты меня призвали в кабинет Марисы Мортон.

– Кажется, мистер Баркер имел неосторожность сблизиться с тобой, 11111? – директор Миррор сидела за своим величественным столом, украшенным металлическими деталями, и сверлила меня взглядом хищной птицы. Я не собиралась отвечать и тем более отводить взгляд. – Знаешь, что с ним произошло? – нет, я не собиралась подавать своего голоса, который, если бы зазвучал, не порадовал бы этого бездушного оригинала своей твёрдостью. – Впрочем, может быть так даже лучше, – от этих слов по моей коже разбежались непроизвольные мурашки. – Лучше, в смысле хорошо, что твой заступник не узнает о том, что тебе предстоит изъятие.

– Мне предстоит изъятие? – мои брови едва уловимо взмыли вверх, мои саднящие кулаки непроизвольно сжались.

– Послезавтра. Утром в день твоего восемнадцатилетия. Можешь порадоваться – у тебя не будет переходного состояния.

– Изымается незначительный орган?

– Напротив, – глаза Мортон сверкнули недобрым огнём, родственным чувству радости. – Изымаются сразу все твои органы. Ты уходишь на полный разбор, одиннадцать тысяч сто одиннадцать. Такова воля твоего оригинала.

В небе над Миррор редко летают самолёты, но в этот день выйдя из главного здания и посмотрев на небо, я увидела высоко-высоко над своей головой разрезающую небосвод полосу – самолёт, заполненный и ведомый оригиналами, летел на восток. Наблюдая за переполненной оригинальными душами точкой, растерянным, бездушным (как мне о нём объяснили) взглядом, сжимая и разжимая ставшие ледяными пальцы, я думала, и мысли мои звучали как будто не моим, необычным голосом: “Послезавтра меня разберут? Эбенезер Роудриг порежет моё тело на кусочки, разложит эти кусочки по морозильным ящикам, и после всего этого для меня не будет даже жизни в параллельном мире? Ничего для меня не будет? Да как же такое возможно?.. Да никак!”.

Глава 13

У меня был запасной ключ от пристройки Джерома Баркера. Он сам дал мне его, чтобы я могла “безопасно” возвращать ему прочитанные мной книги. Книги он оставлял для меня в тайнике – в стене за шкафом была выемка глубиной в один локоть, а шкаф легко двигался, хотя и приходилось упираться в него всем телом.

К пристройке пришлось красться осторожно. Впрочем, сегодня был день забора крови, так что добраться до пункта своего назначения незамеченной для меня не составило труда. В этом деле мне также неплохо помогли высокие и ровно подстриженные кустарники мистера Еклунда.

Не знаю, на что я рассчитывала, направляясь в пристройку Баркера сразу после разговора с Мортон, но как только я вошла в неё и убедилась в плотности занавешенных на окнах штор, я начала искать. Неизвестно что.

Компьютер был запаролен – наставник так и не назвал мне электронный ключ от него. Единственная комната была привычно пустой. Шкаф.

В шкафу неожиданно нашлось нечто между дорожной сумкой и рюкзаком – интересно пошитая, компактная вещь, которую, должно быть, удобно носить и на плечах, и в руках. Я думала, что найду в этой сумке вещи наставника, но неожиданно нашла нечто совсем странное: чёрную кепку, чёрные мешковатые штаны, чёрную футболку, чёрную кофту, чёрные кроссовки – всё женское и совершенно новое, с приклеенными ярлыками, на которых изображалась одна и та же девушка азиатской внешности, одетая в красивый чёрный костюм, почти походящий на спортивный, но таковым не являющийся. Зачем мистеру Баркеру вдруг понадобилась девчачья одежда? Сложив всё найденное назад в сумку, я увидела борсетку, лежащую на верхней полке шкафа. Взяв её, я не надеялась найти ключи от автомобиля, так как помнила, что тот уже не первый день стоит на парковке со спущенным задним колесом, да и водить я, конечно же, не умею. В борсетке нашлись знакомые вещи: несколько бумажек – деньги, паспорт и… Мои пальцы вздрогнули от неожиданного холода. Пистолет.

Не задумываясь, я перебросила всё найденное в борсетке в сумку со странной одеждой, а саму борсетку вернула на полку – на всякий случай, если вдруг именно эту его вещь будут искать. Вытащив сумку из шкафа, я с легкостью отодвинула его вбок, протянула руку в стенную выемку, вытащила оттуда тот невероятный сборник красиво сложенных слов, который наставник вручил мне сразу после того, как вытащил меня из пыточной… Засунула сборник в эту же сумку, после чего с трудом вместила её в стенную выемку и, наконец, плотно придвинула к тайнику податливый шкаф.

Я крайне вовремя выбежала на улицу. Стоило мне скользнуть в кусты, как у двери пристройки возникли миссис Лундберг с миссис Франссон. Они пробыли внутри пристройки недолго – не больше трех минут. Зашли туда только с одной большой связкой ключей и с ней же вышли – как будто ничего не вносили и ничего не вынесли.

Наблюдая за тем, как наставники удаляются от пристройки, я неосознанно схватилась обеими руками за голову. От осознания того, на что именно я – неужели! наконец! – решаюсь, в моей голове начал разливаться звон, удары пульса оглушали, сердце набатом колотилось обо всё ещё болящие после побоев рёбра…

Приказав себе собраться, я напомнила себе о том, что всё только ещё начинается…

Наставники зашли за угол главного здания. Вдох-выдох-вдох…

Стиснув зубы, я со звоном в ушах вышла на поиски 11112.

Глава 14

Я предполагала, что буду искать друга мучительно долго, возможно даже с проникновением в запретную зону здания, входящую во владения Эбенезера Роудрига. Поэтому когда, подходя к главному входу главного здания, я столкнулась с клоном 17301, которая отстраненным тоном, присущим всем клонам, передала мне новость о том, что 11112 разыскивает меня, я не поверила своему счастью. Мы не виделись целых три недели: две я провела в пыточной, ещё одну 11112 наверняка провёл в какой-нибудь медицинской палате, приходя в себя после изъятия. За это время столь многое изменилось, что от одних только мыслей об этих изменениях по моей спине всерьёз разливается холод.

11112 сидел на расстеленном на газоне пледе: верхней частью тела он скрывался в тени молодого, одинокого клёна, искривленного суровыми северными ветрами, а ноги грел на лишенном тепла весеннем солнце. Ещё издалека я заметила, сколь сильно мой друг переменился в своей внешности. Он выглядел откровенно неважно: очень бледный, с неожиданно впавшими щеками, незначительными, но всё же появившимися под глазами тенями, заметно похудевший и отчего-то вдруг без левой брови.

– Рад видеть тебя, 11111, – вяло улыбнулся мне друг, при этом с заторможенным энтузиазмом помахав мне рукой.

– Выглядишь прелестно, – попыталась улыбнуться в ответ я, но у меня не получилось.

Я опустилась на плед, сев по правую руку от главного философа Миррор.

– Помнишь, как в пятнадцатилетнем возрасте нас всех наголо эпилировали лазером, не тронув только наши головы?

– Как же не помнить, – а вот сейчас я отчего-то вдруг улыбнулась искренне, – у меня до сих пор волосы нигде не растут. Только на голове и остались. – Я посмотрела на друга в упор. – Зачем тебе бровь сбрили?

– Не знаю. Должны были изъять только левую почку, а по факту проснулся без почки и без брови, – я отметила, что даже сила голоса 11112 заметно ослабела. – Ты ведь знаешь, что Роудриг не из добряков. Да и его лаборанты не лучше. Может, просто захотели посмеяться, пока я находился в отключке под анестезией. – От услышанного внутри меня мгновенно что-то вспыхнуло и забурлило, мне вдруг захотелось вскрикнуть, стукнуть, сделать что-то ощутимое… – А ты выглядишь совсем неплохо, с учётом того, что ходят слухи, будто тебя и ещё пятьдесят одного клона жестоко пытали за какой-то пропавший у Мортон конверт.

– Всё под одеждой, – приподняв рукав своего пиджака, я показала другу обмотанное бинтами правое предплечье, и его взгляд выхватил мои заклеенные лейкопластырем пальцы.

– Никогда бы не подумал, что нас действительно могут пытать.

– Почему нет?

– Хотя бы потому что хуже гречихи и запирания с нами ничего до сих пор не делали.

– Нас разбирают на органы, 11112, – я врезалась в друга категоричным взглядом, в ответ на что он вздохнул и отвёл свой взгляд в сторону. – Тебе бровь лазером сбрили?

– Не знаю.

– Ничего, узнаем через недельку-другую. Если не лазером, значит скоро отрастёт.

– Не узнаем.

– Что ты имеешь в виду?

– Через три дня меня введут в переходное состояние, за которым, как ты знаешь, последует неизбежный уход.

– Но ведь только недавно у тебя изъяли почку…

– Нужны ещё вены, – голос 11112 звучал угнетённо и как-то странно. “Пропаще” что ли.

– А меня планируют уже послезавтра пустить на полный разбор.

– Что?! – от неожиданно выданной, сильной эмоции друга я даже слегка подскочила на месте. 11112 отличался крайней сдержанностью, редко использовал восклицательные интонации, а здесь вдруг в таком вялом состоянии и такая ярко выраженная эмоция! Меня это приободрило. 11112 всегда пытался если не потушить, так спрятать мой огонь, чтобы он не привлекал внимания оригиналов или недружелюбно настроенных клонов, и даже несмотря на то, что у него это не получалось, он не сдавался. Я опасалась, что и сейчас он попытается притушить меня – естественно, как и всегда, безрезультатно, – но услышав в его тоне именно ту эмоцию, которую я всегда жаждала услышать от него – несогласие! – я почти поверила в то, что у меня получится спасти и его тоже – лично я не собираюсь покорно позволять убивать себя! Сделав глубокий вдох, я, наконец, произнесла пугающие слова вслух:

– Мы можем сбежать.

– Куда?!

От услышанного вопроса у меня перехватило дыхание. Он спросил куда! Он не сказал “нет”! Не спросил, не сошла ли я с ума! Он задал такой хороший вопрос!

– Пока ещё не знаю куда, но так жить нельзя…

– Мы и не собираемся жить.

А вот это нехорошо…

– Но мы можем собраться! – мой голос прозвучал уверенно и, может быть, даже твёрдо.

– С чего ты взяла, что можем?

– Я так чувствую.

– У тебя нет души.

– Значит это не чувства, а мысли, – я не была согласна с этим утверждением, но сейчас у нас завязывался спор не на жизнь, а на смерть, так что было не до выяснения смыслов понятий, – называй как хочешь…

– Если уж говорить оперируя твоими понятиями, тогда я чувствую, что не смогу жить вне Миррор.

– Это крайняя глупость…

– Нет, послушай. Я не вижу смысла в своем существовании. В самом прямом смысле этого утверждения. Я с самого своего прихода в этот мир как будто живу в переходном состоянии: от прихода до ухода – ничего до, ничего после, а между этими двумя пунктами только растерянность. Подумай, ведь на самом деле так живут все клоны, которых мы с тобой знаем. Все, за исключением тебя. Может быть, с твоим оригиналом было что-то не так во время процедуры клонирования или с ним в принципе что-то не так, из-за чего ты получилась не такой – я не знаю, в чём тут дело.

– Речь не обо мне – речь о тебе. Я бегу, 11112. И ты тоже должен бежать.

– Должен?

– Должен потому что можешь!

– Я едва передвигаю ногами после изъятия почки…

– Я помогу.

– Нет, мы вдвоём не сможем.

– Да сможем, 11112! Сможем!

– Дай угадаю: потому что ты чувствуешь, что вообще всё можешь – верно? – глаза моего собеседника как будто улыбнулись мне. Он не высмеивал меня, но всё же то, что он не воспринимал всерьёз возможность нашего побега, а приговор, вынесенный нам оригиналами ещё до нашего прихода в этот мир, всегда воспринимал за неоспоримую истину, уже не в первый раз привело меня не только в смятение, но и в раздражение, граничащее со злостью. Мне необходимо было врезать ему отрезвляющую пощечину. Конечно не такую, какой меня приводили в чувства в пыточной, только ментальную, но такой силы, чтобы его пробрало до глубины души, которой у него, как и у меня – конечно же я этого никогда не забываю! – нет.

– Это я украла конверт Мортон.

От шока глаза 11112 округлились до предела, а его рот на несколько секунд замер в приоткрытом состоянии.

– Что ты сейчас сказала?

– Ты прекрасно расслышал мои слова. Действительно хочешь, чтобы я повторила?

Всегда аккуратный 11112 начал оглядываться по сторонам:

– Нет. Нет, не говори. Я услышал.

Меня неожиданно развеселила его реакция: обсуждение вероятности побега его так не пугало, как испугала новость об истинной причине исчезновения конверта Мортон. И здесь до меня вдруг дошло: да это ведь потому, что он с самого начала не воспринимал всерьёз даже саму мысль о возможности нашего побега, зато он всегда всерьёз опасался кары Мортон… Мои брови резко сдвинулись к переносице.

– Ты действительно это сделала? – в голосе друга звучал страх, но странный, как будто под этой эмоцией, как под тонким льдом, скрывалась какая-то более сильная, более важная стихия.

– Сделала.

– Что было в том конверте?

– Карточка.

– Карточка? – кажется он в очередной раз не поверил своим ушам.

– Думала, что там могут быть деньги оригиналов, но там оказался только кусок цветного пластика.

– Но если это даже не деньги оригиналов, тогда почему Мортон так взвинтилась, потеряв эту вещь?

– Ты ведь кое-чего не знаешь, я ещё не рассказала… Эту карточку ей дал какой-то незнакомец, оригинал, за то, что она отдала какому-то его заказчику клона 15935 на полный разбор.

11112 смотрел на меня ошарашенным взглядом. Он как будто пропустил мои последние слова мимо ушей.

– Ты собственными глазами видела, что делали с той полусотней клонов в пыточной, ты на собственной шкуре претерпевала пытки, и всё из-за какого-то никчёмного конверта с куском ничего не значащего пластика?! Ты позволяла происходить этому ужасу с другими, самолично переживала все это…

– Клонам всё равно, что с ними происходит или что с ними будет происходить. Даже тебе всё равно. Ты сам говорил: у нас нет душ, а наши тела ничего не значат для нас.

– А как же ты?!

– Я тоже клон.

– Но ты не такая, как мы!

– Что это значит?

– Тебе не всё равно, Ариадна!

От услышанного, выбранного мне собой же имени, меня покоробило, как будто что-то болезненно резануло по слуху…

– Моё имя одиннадцать тысяч сто одиннадцать, – я вдруг разозлилась. – Как же ты не понимаешь?! За владение этой карточкой Мортон разобрала на органы клона, одного из нас, такого, как ты и я! Просто потому, что хотела, просто потому, что могла! Ей нужна эта вещь больше всего на свете. Она так жаждет завладеть своей утратой, что поставила на кон всю свою репутацию и всю свою карьеру, которыми она так кичится. Ведь если оригиналы узнают, что́ она творит с телами их клонов, которые, по факту, являются их собственными телами… – я поджала губы, потому что вдруг поняла, что начинаю цитировать “карту” Джерома Баркера. – Только поэтому, потому что эта вещь так сильно нужна Мортон, потому что ради обладания этой вещью она разобрала одного из нас, я её ей не верну.

– Не возвращай ей и это, – 11112 неожиданно вложил в мою руку какой-то странный предмет чёрного цвета, прямоугольный и с отстегивающейся крышкой, размером с детский палец.

– Что это? – я растерялась.

– Запоминающее устройство, использующее в качестве носителя флеш-память, и подключаемое к компьютеру или иному считывающему устройству по интерфейсу USB.

– Не понимаю…

– В Миррор ведется видеозапись. Каждый этаж, каждая комната, даже туалеты, даже отделение Роудрига, даже… Те комнаты, в которых вас пытали. Все коридоры, каждый угол. Никто из клонов, похоже, не знает об этом…

– Мортон в разговоре с незнакомцем упоминала какое-то выключенное видеонаблюдение… Если так, значит она до сих пор не знает, что её конверт взяла я, только потому, что видеонаблюдение в тот день было временно приостановлено? – по моей спине пробежались неприятные мурашки. – Откуда у тебя это?

– Неважно. Спрячь, – 11112 вдруг забрал из моих рук эту странную вещь и засунул её во внутренний карман моего пиджака. При этом он продолжал говорить неприсущим ему, взволнованным тоном: – Важно вот что: на этой флешке записаны все издевательства Марисы Мортон, Эбенезера Роудрига и совсем всех оригиналов, работающих здесь. Издевательства над нами, клонами. Материал по тебе отсортирован отдельно, в папку под номером один – это мой тебе подарок. В ней совсем всё, что происходило с тобой в Миррор, вплоть до пыточной и сегодняшнего дня. Можешь удалить эту папку, и тогда никто не узнает, что ты отсюда, из Миррор. Но остальной материал… Обнародуй его. Обязательно обнародуй. Чтобы все оригиналы, а не только те, кто создал себе клонов, узнали правду о том, что здесь делали с нами, чтобы они не создали новый Миррор…

– Новый Миррор? О чём ты говоришь?..

Я смотрела на своего друга и не узнавала его. Он вспыхнул, как будто его схватила лихорадка, переносчицей которой всё это время являлась я, его глаза горели, его бледные щеки вдруг налились цветом, его руки сжались в кулаки… Внезапно я рассмотрела в нём такую бурю, какой до сих пор не обладала даже я. Это открытие неожиданно, но лишь в некоторой степени, напугало меня. Потому что та небезопасность, которая в эту минуту исходила от 11112, не то что превосходила всем известную мою небезопасность – она в корне отличалась. Он как будто мог… Как будто мог сделать что-то, что Джером Баркер назвал бы непоправимым.

– Слушай меня внимательно, – 11112 с неожиданной силой схватил меня за плечи, – наши спальные комнаты находятся на третьем этаже, через коридор тебе не пройти, так что будешь спускаться по пожарной лестнице…

– Сегодня.

– Нет, завтра.

– Завтра?! Почему завтра?! Ведь уже на послезавтра назначен мой полный разбор. И пожарная лестница не вариант – окна в туалетных комнатах прочно замурованы…

– Именно поэтому организуем побег завтра: нам нужно подготовиться. Сегодня не успеем. Завтра окно в туалетной комнате, в той, которая примыкает к твоему спальному залу, будет незаметно для всех вскрыто. Я позабочусь об этом, так что не проверяй, просто доверься. Ровно за час до полуночи – после отбоя пристально следи за голограммой часов на стене – ты отправишься в туалет, запрешь дверь изнутри и, выйдя через окно, по пожарной лестнице спустишься вниз. Как только окажешься на земле – не оборачиваясь беги к пристройке Баркера. Чуть левее от нее, на заборе уже будет висеть привязанным к столбу канат – об этом я тоже позабочусь. При помощи каната ты и переберешься через забор…

– Стой, что?.. Что значит “ты переберешься”? Ты ведь со мной.

– Нет. Ты побежишь одна. Не смотри на меня так. У меня слишком серьёзные изъятия, с такими не бегают…

– Тебе объявили ещё одно изъятие. Оно станет для тебя фатальным, и ты это прекрасно знаешь…

– Ты должна бежать, 11111. Должна, потому что не только можешь, но и хочешь. Дай мне только время на подготовку…

Меня вдруг осенило:

– Ты не один! – 11112 замер от моей громогласной догадки. – Конечно же ты собираешься организовать всё не в одиночку! Флешка с видеозаписями – где ты её достал? Как я конверт, увёл из-под носа какого-то наставника? Что ты творишь?..

– Одиннадцать…

– Флешка, вскрытие запаянного окна в туалете, канат через забор… Ты с кем? Кто с тобой? Та группа старших клонов-громил, с которыми ты в последнее время везде ходил, и с которыми я пересекалась на тайных занятиях по боевым искусствам Баркера?

– Это не важно, одиннадцать тысяч сто одиннадцать. Просто знай, что завтра ночью окно в туалетной комнате будет открыто и на заборе будет висеть канат. Мы позаботимся об этом…

– Вы?

– Не потеряй флешку…

Я резко схватила друга за руки, и с неприятием отметила их кажущуюся ледяной температуру:

– Ты должен идти со мной!

– Нет.

– Да, должен! Ты сможешь!

– Дело не в том, что я не могу, подруга, – глаза 11112 вновь покрылись поволокой, как будто бунтарского огня в них и не бывало. – Дело в том, что я не хочу.

Глава 15

Кажется ещё чуть-чуть, и меня всерьёз схватит озноб. Не из-за холода, хотя майская ночь и кажется прохладной. Я стою в тонкой пижаме, на моих ногах тонкие носки и тапочки с тонкой подошвой, пропускающие холод голого напольного кафеля, но потряхивать меня начинает всё-таки не из-за холода – из-за самого сильного переживания, которое мне только приходилось ощущать в своей жизни. Даже в пыточной, даже в шкафу с гвоздями внутри меня не возникало ничего подобного…

Что будет, если окно не откроется? Если оно, как и обычно, окажется замурованным?.. Целый день я только и думала об этом. Уже лежа в своей узкой кровати и беспокойно дожидаясь наступления двадцать третьего часа в подходящих к концу сутках, я неосознанно загоняла себя этой панической мыслью в тупик, но в итоге так и не загнала. Я сумела прийти к выводу, что в худшем случае потрачу немногим больше времени, но… Всё равно найду способ вытащить себя отсюда. До рассвета точно успею что-нибудь предпринять. Потому что с наступлением рассвета будет слишком поздно: либо эта ночь – моя последняя ночь перед разбором, либо эта ночь – мой первый шаг в пугающую неизвестность.

Решив наконец прекратить свои муки, вызываемые страхом перед закрытым окном, я коснулась замерзшими от переживания пальцами деревянной, выкрашенной в белый цвет и обшарпанной оконной рамы. Она на удивление легко подалась вверх. От радости я едва не прослезилась.

Лестница располагалась чуть левее от окна, без площади для залезания – необходимо было сразу из окна становиться на узкие ступени. Благо я всегда была очень ловкой и высоты, как это было у 11112, не боялась. Взявшись за металлическую перекладину лестницы одной рукой, я поморщилась от неприятного холода, источаемого металлом. Пять секунд – и я уже стою на лестнице обеими ногами и держусь за нее одной рукой. Второй рукой я несколько секунд пыталась закрыть окно, но оно никак не поддалось моим уговорам – заело. Решив наплевать на непредвиденную помеху, я начала поспешно спускаться вниз, при этом стараясь передвигаться как можно более беззвучно.

Между вторым и первым этажами я испугалась света, исходящего из примыкающего к лестнице окна на первом этаже, но заглянув в него сверху вниз, поняла, что тревога ложная: в аудитории никого не было. Скорее всего, какая-нибудь уборщица или наставница младших клонов уходя забыла выключить в помещении свет.

Спрыгнув на землю, я в считаные секунды переметнулась в густые кусты Еклунда, которые тот высадил здесь в самом начале весны – кустарники не принялись и теперь представляли собой заросли сухостоя, до которого руки ворчливого садовника, очевидно, не доходили.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».