– Какой ужас! – Мать картинно прикрыла ладонью рот. – Как только мне станет лучше, займусь вашими делами!
– Спасибо, но я сам справлюсь! – ответил Дик, стараясь, чтобы его тон казался максимально учтивым.
– Я вижу, как вы справляетесь. – Мать сверкнула глазами.
Ричард поджал губы, но ничего не ответил.
– Ступайте, я устала, – сообщила миссис Кавендиш, томно взмахнув рукой. – Купите костюм и возвращайтесь к десяти вечера. Анна будет ждать. К миссис Эйнард, говорят, обещал заглянуть ваш кузен, граф Сеймурский. Вы не можете лишить сестру такого шанса.
Она ни на минуту не сомневалась в том, что сын беспрекословно выполнит ее волю. И не ошибалась. Правда, все решили ее последние слова. Дик знал о намерениях Джеймса и не собирался оставлять сестру без присмотра. А в том, что Анна любой ценой попадет на прием, теперь можно было не сомневаться. Не он, так кто-нибудь из знакомых проводит ее. Уж лучше самому проследить.
Обрадованная сестренка убежала выбирать наряды и прихорашиваться, а Ричарда, наконец, пригласили на поздний завтрак: уверившись, что все будет так, как она велела, мать пришла в благодушное настроение и сменила гнев на милость.
* * *Учтивые приветствия. Яркие светочи на стенах. Духота. Громкая музыка и шелест десятков голосов. Шорох дамских платьев. Сплетни. Неискренние улыбки и оценивающие взгляды. В мире существовало совсем немного вещей, которые Дик ненавидел больше, чем светские мероприятия. Спасибо Джеймсу. За время совместной учебы граф часто указывал Ричарду его место, и урок был накрепко усвоен. В отличие от родителей и таких людей, как миссис Эйнард и ее дражайший супруг, Дик знал, что ему категорически не подходит клубок змей, именуемый высшим светом, и совершенно об этом не жалел. Он чувствовал себя вполне комфортно на своем месте. А джентльменом можно оставаться и без титула или богатства.
Анна расточала улыбки направо и налево, кокетничала… иногда чересчур смело, но в основном общалась с подругами. Дик уже давно был знаком со всеми этими девушками – милые воздушные создания, беззаботные, как птицы. Каждая из них худо-бедно умела музицировать, рисовать, петь, вести дом. Наверное, когда-нибудь ему придется выбрать одну из этих благонравных пташек. Но сейчас Дику с трудом представлялась картина: вот он приходит домой, отдает верхнюю одежду слуге, идет на ужин, читает газету в кресле, не обращая внимания на суетящуюся супругу и ее ничего не значащий щебет… и так до конца жизни. С ума сойти, если пытаться представить! Поэтому Ричард и предпочитал говорить: «Не сейчас!» – подобным мыслям.
Хозяйка дома лишь раз подошла к Кавендишам, перекинулась парой слов с Анной, поприветствовала Дика, посетовала на болезнь подруги и на том посчитала свой долг выполненным. К счастью. Когда на нее нападала жажда деятельности, миссис Эйнард превращалась в форменную сводню, одержимую желанием вершить чужие судьбы. Ричард, наряду с другими такими же бедолагами до сих пор не связавший себя ни узами брака, ни помолвкой, моментально превращался в одну из ее целей. И вот тогда ему приходилось очень непросто.
Взяв с подноса бокал белого вина, Дик сделал несколько глотков, не сводя глаз с сестры. Для Анны приемы и балы являлись смыслом жизни, а вот для ее старшего брата они казались сродни каторге. Одно хорошо – есть вино в достаточном количестве. Наверное, своего рода обезболивание.
В дверях залы появились очередные запоздавшие гости. Дик скользнул по ним взглядом и выдохнул, поняв, что Джеймса среди них по-прежнему нет. Может, передумал. Граф до сих пор высокомерно игнорировал приемы у миссис Эйнард, считая хозяев недостойными столь высокой чести.
Среди вошедших Ричард заметил даму в платье лавандового цвета, хорошо подчеркивающем фигуру, но без украшений в виде оборок и кружев. Эта кажущаяся простота была той самой, что стоит намного дороже пышных нарядов. Дик не слишком-то разбирался в дамских вопросах, но сегодняшний вечер с Анной не прошел для него бесследно – он понял, что незнакомка облачена в тот самый «последний писк моды», о котором ему только что прожужжали все уши.
Женщина ненадолго задержалась на пороге зала, позволяя себя рассмотреть, а потом весьма целеустремленно, без малейшей робости или неуверенности направилась к остальным гостям. Густая вуаль, свешиваясь с элегантной шляпки, закрывала ее лицо, оставляя открытыми лишь губы и подбородок. Не сказать, чтобы подобные головные уборы были запрещены правилами, однако считались в высшей степени эпатажными – во всяком случае, на приемах. Судя по цвету платья, дама еще недавно носила траур по кому-то из близких. Возможно, этим и объяснялась вуаль. Но экстравагантность гостьи этим не исчерпывалась – незнакомка пришла одна, без спутника. Подобное выглядело вызовом обществу и попахивало настоящим скандалом. Тем не менее леди держалась с королевским достоинством.
Миссис Эйнард, словно крейсерский корабль, устремилась к незнакомке. Подобная вольность не могла оставить хозяйку приема безучастной, однако, перемолвившись с дамой несколькими словами, хозяйка тотчас заулыбалась и даже сочла возможным представить леди нескольким своим почетным гостям, в том числе другу мужа, полковнику Харрингтону. Это означало, что гостья смогла дать своему появлению приемлемое объяснение. Покончив с формальным общением, леди взяла с подноса слуги бокал вина и, пригубив его, покрутила головой.
Анна по-прежнему увлеченно обсуждала с подругами последние модные новинки и шляпки, и Дик получил возможность подойти поближе к загадочной незнакомке. Женщина заинтересовала его, хотя издалека сложно было определить ее возраст или сказать наверняка, хороша она или просто мила. Улыбка, которая то и дело появлялась на ее губах, показалась Ричарду приятной, и ему захотелось узнать, кто эта независимая оригиналка.
Дик немного знал полковника Харрингтона и решил попросить его об услуге. По счастью, тот оказался в добром расположении духа. Полковник охотно сообщил молодому человеку, что гостья – миссис Стэнли, юная вдова одного весьма состоятельного баронета, жившего где-то далеко, на севере от Серого города, в Дал Риаде. После гибели мужа она выдержала долгий траур, а потом решила повидать Альбию. В Ландерине она проездом, всего на неделю, скоро возвращается домой. На приеме оказалась по приглашению графа Уинчестера, который, увы, в который уже раз не смог присутствовать лично, но посчитал возможным прислать вместо себя вдову своего дорогого друга.
Теперь все встало на места. Имя графа Уинчестера способно было открыть дверь любого дома Ландерина и всей Альбии. Неудивительно, ведь он совсем недавно возглавил палату лордов после внезапной кончины своего предшественника, маркиза Карлайла. Знай Дик об этом раньше, возможно, передумал бы знакомиться с таинственной дамой – не его полета птица, но теперь было поздно играть отступление. Пришлось идти за словоохотливым полковником, мысленно благодаря непреклонную мать, которая все же заставила сына купить новый костюм для приема.
Вскоре Ричард получил возможность увидеть вблизи заинтересовавшую его леди. Она была весьма изящного телосложения и невысокого роста.
– Миссис Стэнли, – обратился к ней Харрингтон, – позвольте представить вам Ричарда Кавендиша.
Дик вежливо поклонился.
– Очень приятно, мистер Кавендиш, – услышал он удивительно чистый голос и вдруг понял, что под вуалью скрывается совсем еще юная девушка.
Вряд ли она могла быть старше Ричарда, а скорее, даже моложе. Но отчего ее выдали замуж так рано? Если уже сейчас она вдова, траур которой подходит к концу, то…
Убедившись, что его посредничество больше не нужно, полковник откланялся и ушел.
– Мне говорили, что вы приехали издалека, – произнес Дик, завороженно разглядывая девушку – вуаль не в силах была скрыть благородные черты лица и удивительной красоты глаза. И Ричарду вдруг показалось, что он уже видел эту леди. Но разве он мог бы ее забыть?
– Я живу на севере от Грейса. – Девушка улыбнулась.
– Серый город, – подхватил Дик. – Мне никогда не приходилось там бывать. Но говорят, он удивительно красив…
– …В те немногочисленные дни, когда в тучах над ним проглядывает солнце, – весьма раскованно перебила его леди. – В прочее время этот город удивительно уныл и мрачен.
– То же можно сказать и про другие города, но лишь про Грейс рассказывают, будто на солнце Серый город становится серебряным.
– Это правда. Изредка такое чудо случается. И все же едва ли можно назвать наши места удивительными или хотя бы нескучными.
– Простите, миссис…
– Джейн, – остановила его девушка. – Вы можете называть меня просто Джейн.
– Джейн, – эхом повторил за ней Дик и, опомнившись, сказал: – В таком случае, я – Ричард или Дик, как вам угодно.
Джейн. Странное имя, совсем не подходящее леди. Но саму леди это нисколько не смущало, как и то, что она предложила практически незнакомому человеку называть себя по имени.
– Так о чем вы хотели спросить, Ричард? – Девушка пригубила вино, и ее алые губы, ставшие влажными, так и притягивали взгляд.
– Надолго ли вы в Ландерине? – спросил Дик, стараясь вести себя в соответствии с правилами светского этикета и не смотреть на леди слишком пристально.
– Кто знает. – Джейн пожала плечами. – Еще не решила.
– А где остановились? – вырвался у Ричарда нескромный вопрос.
– У знакомых, – уклончиво ответила леди.
Разговор зашел в тупик, но в этот момент старшая дочь мистера и миссис Эйнард села за рояль и заиграла вальс. Гости быстро освободили центр огромного зала, и Ричард решился:
– Вы подарите мне танец?
– Извольте. – Девушка слегка поклонилась корпусом, вновь нарушив этикет, но выглядело это до того естественно, что не вызвало и тени осуждения.
Дик протянул руку и не без внутреннего трепета ощутил прикосновение к ладони тонких пальцев, обтянутых кружевными перчатками. С первых же тактов он понял, что Джейн непривычны подобные увеселения. Что и понятно – сказывались год или даже два траура. В самом начале девушка терялась, сбивалась с ритма и один раз даже попыталась вести, но быстро освоилась, и дело пошло на лад.
– Мне не так часто приходится танцевать, – с милой улыбкой пояснила она.
– Мне тоже, – признался Дик, вдыхая едва различимый запах духов этой странной и загадочной леди…
Верхние ноты – свежие и холодные, словно ветер в горах… У Ричарда никак не получалось угадать, что это за аромат. А вот нижние, ненавязчивые, но ощутимые, он узнал сразу: это был вереск. Горьковато-медовый печальный запах, такой неподходящий для столь юного создания, но вполне объяснимый, учитывая ее вдовство.
– Вы не любите танцы? – спросила Джейн, блеснув глазами из-под вуали, которую она так и не попыталась откинуть.
– Пожалуй, что так. А вы?
– Не знаю, что и сказать. – Девушка сжала его руку и добавила без всякого жеманства, просто как констатацию факта: – В нашей глуши вальсы танцуют редко.
– А что же танцуют в ваших краях?
– То, что танцуют в наших краях, вряд ли приличествует высшему обществу. Впрочем, и высшего общества там почти нет.
– А как вы проводите свободное время? – поинтересовался Дик, не сводя взгляда с Джейн.
– Ричард, я живу совсем в другом мире. – Улыбка стала грустной. – И в нем почти нет места балам и танцам.
– В другом мире? Вы расскажете мне о нем? – попросил Дик, с трудом удерживаясь, чтобы не прижать девушку к себе куда сильнее, чем требует танец. Грустно-свежий запах этой живой загадки медленно, но верно сводил его с ума.
– Не думаю, что это будет уместно.
Вальс завершился, и, поклонившись друг другу, они отошли в сторону.
– Ричард, кажется, вон та юная леди пытается привлечь ваше внимание, – сказала Джейн, легким кивком показывая направление.
Дик спохватился, вспомнив об Анне. И точно – она стояла у одной из колонн. Увидев, что брат смотрит в ее сторону, девушка махнула ему рукой.
– Это моя сестра, – сказал Ричард. – Хотите, я вас познакомлю?
– Может быть, позже, – покачала головой Джейн, и в линии ее тонких губ отчетливо проступил весьма решительный характер. – Сейчас мне нужно переговорить с одним человеком.
Дику показалось, что она посмотрела в сторону Брайана Эткинса, одного из лучших ландеринских адвокатов. Не без сожаления отпустив таинственную леди, молодой человек направился к Анне.
– С кем это ты танцевал? – тут же спросила любопытная сестра, хотя было видно, что она прекрасно знает ответ на этот вопрос.
– Джейн… Джейн Стэнли, – рассеянно ответил Ричард, не в силах опомниться от наваждения.
– И как тебе она? – Девушка лукаво посмотрела на брата. – Понравилась? Ты даже пригласил ее на танец. Я уже и не припоминаю, чтобы ты делал это сам, а не по маминой указке. Почему не привел ее сюда, ко мне? Я так надеялась, что ты нас познакомишь!
– Нельзя быть такой любопытной, – пожурил ее Дик.
– О, ну она же настоящее событие вечера! – с воодушевлением сообщила Анна, и не думая смущаться. – Ты заметил, какое на ней платье? А этот шелк? Он же… я такого даже не видела! Наверняка стоит не меньше пятидесяти кингов за рулон! А как она держится… Будто принцесса. Говорят, она хорошая знакомая графа Уинчестера. А еще говорят, будто она неслыханно богата. И вдова, между прочим. – Девушка хитро улыбнулась, глядя на брата. – А она красивая? Сколько ей лет? Ты разглядел?
– Очень много вопросов, – поднял руки Ричард. – Наверняка ты уже знаешь о Джейн больше, чем я.
– Кое-что знаю. – Анна прижала руки к груди и захлопала глазами. – Говорят, будто она родом из этих мест, но еще в детстве ее увезли на север. Там Джейн влюбилась, едва ей минуло восемнадцать. Избранник оказался богатым человеком, препятствий для брака не было. Но не прошло и месяца со дня свадьбы, как молодого супруга убили. Одни говорят – на дуэли, другие – в драке. У них там, на севере, совсем иные нравы. Многие люди ведут себя как дикари. И бедная Джейн осталась одна. Это так печально! И вот она опять в родных краях…
– Бог мой, Анна, тебе бы в королевской службе безопасности работать! – покачал головой Дик. – Откуда ты столько знаешь?
– Миссис Тэйлор слышала, как Джейн рассказывала это миссис Эйнард.
– Вот так просто взяла и принялась рассказывать?
– Нет. Миссис Эйнард сама спросила. Сказала, что очень удивлена – такая юная девушка, а уже вдова.
Ричард поморщился. Оторвать бы язык миссис Эйнард. Удивительно, как после такого гостья вообще не покинула прием. Если то, что сказала Анна, правда… Молодой человек обвел взглядом зал, пытаясь найти Джейн, но тщетно. Лилового платья нигде не было видно. Брайан Эткинс общался с полковником Харрингтоном.
Глава 6
Роковая записка
«Отомсти за нашу семью. Это твой долг! Твой долг!» – эти слова звучали в ушах Джеймса с самого утра. Опять всю ночь графа мучили кошмары. На сей раз другие. «Отомсти за нашу семью или пусть мое проклятие падет на твою голову!»
Дядя Питер… в инвалидном кресле. Изуродованный взрывом. Без ноги, без руки, лицо в ожогах… Жалкое подобие прежнего Питера Кавендиша – красавца и любимца женщин.
«Отомсти! Ни титул, ни Райли не должны достаться недостойным. Вильям Кавендиш убил всю твою семью. Кровь родных взывает к тебе».
Невеста дяди отреклась от Питера Кавендиша, увидев жениха беспомощным, обезображенным, сломленным. Вся жизнь этого достойного человека рухнула в одночасье. И с тех пор он жил лишь для мести, пестуя и наставляя последнего из своего рода – того, кто отомстит за всех, того, со смертью которого закончится проклятье… и оборвется род. Граф хорошо знал, как погиб его дядя: уходя в море, он попрощался, отрезал прядь своих волос и вручил ее Джеймсу, попросив похоронить эти останки в семейном склепе. Питер Кавендиш не собирался возвращаться. Орудие его возмездия выросло, обрело самостоятельность – и жизнь потеряла смысл. Но, святые праведники, воистину куда проще умереть, проклиная, чем мстить, воочию видя тех, кого настигает твоя кара. Как просто умереть, бросив проклятие на целый род. Как сложно самому быть проклятием для целого рода.
Джеймс отправился в университет, твердо зная, что следует делать дальше.
Сын Вильяма, Ричард, должен был умереть первым – потеря законного наследника способна погрузить в отчаяние даже самого жестокосердного отца. Дуэль. Конечно, только она. Джеймс прекрасно фехтовал и стрелял. Дядя Питер и Томас, готовя мстителя, постарались на славу. Дик ничего не мог противопоставить графу.
Анна Кавендиш. Она должна была стать следующей жертвой. Уничтожить репутацию девушки… Нет ничего проще, если выбрать это целью. Выставить на посмешище, растоптать, а потом… либо она сама лишит себя жизни, либо ей просто помочь.
Дарлин Кавендиш, урожденная Грей. Жена. Женщина, не имеющая для Вильяма особой ценности, но вполне пригодная, чтобы поставить точку. Потеря детей. Потеря репутации. Нищета. Этого достаточно, чтобы однажды выпить слишком много снотворного порошка и не проснуться. Никто не удивится. Никто не заподозрит постороннего влияния. Впрочем, а нужно ли оно будет?
Вильям. Он должен умереть последним, после оглашения всех его преступлений. На дуэли – если осмелится, от пули убийцы – если струсит. Лишь после этого Джеймс Кавендиш обретет свободу и сможет найти покой в семейном склепе.
Все было так просто. Все было так понятно. Джеймс знал имена мишеней. Джеймс знал, как, кого и когда следует убить. Только… в первый же день в Даргфорде пятерым старшим студентам не понравился мелкий, но такой высокомерный граф. Джеймса сбили с ног, и ему не поздоровилось бы, не явись на помощь Дик Кавендиш, рослый, сильный, тренированный. Он смог отстоять кузена. Один против пятерых. А потом Дик протянул руку лежащему на земле Джеймсу: «Вставай. Где ты живешь? Я помогу дойти». У Ричарда все лицо было в крови, рассечена бровь, но он хотел помочь дойти до дома никчемному перепуганному мальчишке. Джеймс струсил в тот день. В последний раз. Он до сих пор ненавидел себя за это…
Но именно в тот день план мести Питеру Кавендишу попал под угрозу. Впервые за долгие годы граф задумался: почему, вместо того чтобы вызвать на дуэль Вильяма Кавендиша, нужно убивать Дика, Анну, миссис Кавендиш? Разве недостаточно семейство графов Сеймурских потерпело бед от собственного родового проклятия, чтобы последний потомок сам стал слепым орудием, разящим всех подряд без разбору? Это была крамольная мысль. Опасная. Бунтарская. Неправильная. И расплата за нее настигла Джеймса очень быстро – сны, кошмарные, лишающие сил и разума.
Дядя не разбрасывался словами. Он явился с того света, лишь бы его месть могла свершиться. Каждую ночь он приходил в сны Джеймса, заставляя графа снова и снова переживать гибель семьи. Каждую ночь объяснял старинную истину: «Око за око, зуб за зуб».
Целую неделю без нормального сна. Джеймс готов был на что угодно, лишь бы прекратить это. Он почти решился вызвать Дика на дуэль. «Что делает в этих древних стенах потомок лавочника? Возможно, кто-то из благородных лордов сжалился и взял в слуги неуклюжего увальня? Знай свое место, Дик Кавендиш, эта столовая – для лордов!» Но Ричард не ответил. Посмотрел с сожалением на наглого и неблагодарного юнца, встал, взял свою тарелку и вывалил ее содержимое на голову «высокородному лорду», а потом ушел. И все смеялись над Джеймсом. Только он этого не слышал. Ему было больно, как никогда больно. Но в ту ночь дядя не пришел. И Джеймс понял, что не обязан убивать Дика. Мстительный дух довольствовался и меньшим. Пока ему хватало унижений ненавистного наследника младшей линии Кавендишей.
Граф быстро выстроил свой круг общения – нашел таких же, как он, благородных бездельников. Они с обожанием смотрели на Джеймса, который был горазд на забавные проделки и шалости. Боль постепенно утихла. И граф теперь даже получал странное удовольствие, унижая своего кузена. Ему нравилось видеть яркие чувства в обычно спокойных и холодных глазах Дика. Вот только стоило перегнуть палку, как начинал сниться уже Ричард. И эти кошмары были порой куда страшнее.
Так Джеймс научился балансировать на узкой тропинке между светом и тьмой, между местью и прощением. Вся его жизнь стала сплошной попыткой танцевать над пропастью на тонкой, еле заметной нити. А потом учеба закончилась, дороги Дика и Джеймса разошлись, и вскоре оба демона решили напомнить графу о себе. Но теперь он стал старше, хитрее. Если Ричард должен вернуться в его жизнь, значит, пусть вернется на условиях Джеймса.
Ссора с мировым судьей и легкий флирт с Анной были лишь поводом заставить сэра Артура отправить племянника в Клуб весельчаков. А сложное задание – всего лишь возможностью не вызвать подозрений. Граф не сомневался, что Дик справится. Так или иначе, но справится. И тогда Ричард снова будет рядом, а Джеймсу опять придется балансировать над пропастью. Но это лучше, чем падать на острые камни.
Призраки прошлого не хотели умирать, пока жив Джеймс. Тихий шелест шагов. Звонкий смех из-за границы небытия. Еле ощутимые мягкие прикосновения рук. Граф сидел в экипаже, пытаясь обуздать панику. Фрэнни. Джеймс. Фрэнни. Как же все запуталось… Мертвые возвращались – запахом вереска, стылым ароматом водяных лилий, холодом подземелий, мелкими каплями тумана. Мертвые хотели жить. Мертвые хотели дышать. Мертвые хотели чувствовать. Непрожитая жизнь манила нарушить запреты.
Сняв с себя трясущимися руками пальто и фрак, Джеймс поспешно вытянул из потайного кармана маленький, но острый нож – граф никогда с ним не расставался. Приготовил платок. Закатал рукав рубашки и полоснул лезвием по руке. Чистая острая боль успокаивала, подавляла страх и сомнения. Все предплечья до самого локтя были покрыты следами порезов. Но это ничего, это не страшно. Никто не увидит. Главное – обрести равновесие и не упасть. Там, внизу, в бездне под ногами, острые камни.
Потекла кровь. Джеймс некоторое время смотрел на нее, а потом прижал к ране платок. Вот так. Теперь не страшно. Немного посидеть и можно идти. Ничего не происходит. Просто тонкая нить над пропастью. Шаг, еще шаг. Сколько уже сделано этих шагов.
Когда кровь перестала идти, граф протер новый порез, убрал платок и оделся. Достал флакон мужских духов из стоящего на сиденье большого саквояжа. Вскоре по салону разлился густой аромат цитрусов, бергамота, табака. Джеймс не любил этот запах на своей коже, но проклятые водяные лилии… их аромат был намного хуже – он напоминал о той жизни, которую отняли больше двенадцати лет назад. О той жизни, которой заплатили за появление нового графа Сеймурского. Этот отчетливо женский запах напоминал о девочке, которую принесли в жертву ради мести. Он напоминал о пролитых слезах и бессилии хоть что-то изменить.
Граф сглотнул противный комок в горле. Сделанное этим вечером было ошибкой, уступкой давно мертвой Фрэнни. А ведь она должна оставаться мертвой, до тех пор пока жив Джеймс, – так решил Питер Кавендиш, такова была его воля.
Поморщившись, граф отхлебнул виски из припасенной фляги, сглотнул противную горечь, отодвинул шторку и приказал шоферу:
– Жди неподалеку. Не знаю, когда вернусь.
Из экипажа вышел граф Сеймурский – статный, величественный, несмотря на свою юность, невысокий рост и худощавое телосложение. Его шаги были твердыми, хотя и почти бесшумными. Он никуда не спешил – на вечерние приемы с танцами сложно опоздать.
– Джеймс Эдвард Кавендиш, граф Сеймурский! – возвестил мажордом.
Глаза присутствующих словно по команде уставились на элегантно одетого юношу, стоящего в дверях зала. О других гостях не сообщали столь громогласно, но здесь хозяйка дома не смогла удержаться: о прибытии высокородного лорда следовало известить всех.
Задержавшись на положенные секунды, Джеймс милостиво и слегка небрежно улыбнулся спешащей к нему хозяйке.
– Дорогой граф, какой сюрприз, мы так польщены вашим присутствием, – щебетала эта грузная женщина в платье с уймой оборок, рюшей и прочей вычурной ерунды.
В голове Джеймса мелькнула мысль, что всю эту ткань можно было бы пустить на платья для женщин в работном доме. Должно хватить на пятерых, пожалуй, или шестерых. А разницу в качестве материи вряд ли кто-то заметит.
– Благодарю за приглашение, – холодно ответил граф. – У вас… мило.
Хозяин дома, выбравшийся ради такого случая из курительной комнаты, пробормотал неуклюжие приветствия, получил в ответ сдержанный кивок и сыграл отступление. Впрочем, от него никто иного и не ожидал: мистер Эйнард не слишком любил светские развлечения.
Терпеть пришлось долго. Именитые гости являлись редкостью в этом доме, и каждый хотел быть представленным графу Сеймурскому. Джеймс даже не старался изображать любезность. Эти напыщенные пустые люди ничего для него не значили. Вульгарные, честолюбивые, по большей части дурно воспитанные.
– Сегодня, кажется, была неплохая погода…
– Да.
– Но вечером из-за тумана стало слишком сыро…
– Да.
– Как вы думаете…