Не бойся тишины. Грани любви

Корректор Ольга Ермакова

Дизайнер обложки Анна Ренова

© Арина Малых, 2023

© Анна Ренова, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0056-2968-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Роман

Основан на реальных событиях

Человек – все равно, что кирпич, обжигаясь, он становится твердым.

Джордж Бернард Шоу

Карта первая – семерка червей

Стоял приятный августовский вечер. Солнце клонилось к закату, раскрашивая листву деревьев нежными золотисто-красными оттенками. Яков Михайлович поправил на плече потертый ремень двустволки, пригладил кожаный ягдташ1, глубоко, с удовольствием вдохнул аромат травы и свистнул собаку, которая убежала вперед. Рыжий английский кокер-спаниель показался из-за деревьев, подпрыгивая и весело взмахивая ушами, подбежал к хозяину, ткнулся носом в его высокие болотные сапоги. Яков присел на корточки и ласково потрепал собаку по голове.

– Сегодня, Санду, нам должно повезти. Смотри, какой вечер! – ласково и очень тихо проговорил Яков. – Утка полетит на озеро, искать место для ночевки, и мы будем там. Впрочем, ты сам все знаешь. Придется тебе потрудиться.

Спаниель крутился вокруг хозяина и лизал его руку.

– Ну, все, все, за дело, – охотник поднялся, поправил ружье и зашагал в сторону зарослей.

Яков Михайлович Булацели был местным помещиком. Имел небольшое хозяйство, добротный дом и пару гектаров земли. Странный был год – 1917. В России надвигалась революция, и здесь в Молдавии, вернее, в Бессарабской губернии, тоже начинались волнения. Яков Михайлович внимательно следил за происходящим, опасаясь за свое имущество, которое досталось ему по наследству от отца и было им старательно преумножено.

Большой каменный двухэтажный дом с красивой верандой и кованым крыльцом, виноградники, конюшня на 5 лошадей, небольшой огород для собственных нужд, корова да пара поросят, не считая кур и гусей. За всей этой живностью смотрели конюх Тамаш, сухопарый, с большими залысинами, молчаливый шестидесятилетний мужчина и жена его – миловидная белокурая полячка Агнешка лет пятидесяти с небольшим. Жили они в небольшой пристройке, исправно вели хозяйство и заботились о своем хозяине.

Яков Михайлович, сколько себя помнил, а помнил он уже тридцать пять годков, привык, что такой уклад был всегда. Тамаш и Агнешка жили в доме с его рождения. После того, как умерла его мать от непонятной хвори, и скончался отец, как говорили в деревне, «от тоски», остался семнадцатилетний Яков один-одинешенек. Ни близких, ни дальних родственников не наблюдалось. С двадцати лет Яков стал задумываться о женитьбе. В его поместье частенько приезжали завидные невесты, богатые и просто красивые. Но ни на кого глаз не смотрел. Чего-то не хватало Якову. Вскоре визиты прекратились, ввиду отсутствия надежды на результат. Молодой барин махнул рукой на поиски, благо его быт был приятно организован и полностью налажен, увлекся чтением и охотой.

В доме была большая библиотека, собранная матерью Якова. Мальчишкой он всячески отлынивал от «скучного перелистывания», а после ухода мамы сначала в дань памяти стал читать, потом пристрастился и даже стал выписывать книжки из Кишинева.

Охотиться, хорошо стрелять и правильно выслеживать дичь его научил отец. Яков очень гордился этим своим умением и частенько ходил в ближайший лес. За много лет он изучил окрестности и, кроме охоты, теперь ездил на конные прогулки.

Вообще Яков был добродушным и мягким человеком. В деревне к нему неплохо относились, потому, что он не зазнавался и много делал хорошего. Отремонтировал старинный храм, построил небольшой домик и организовал там школу, всегда достойно платил работягам, которых нанимал для уборки винограда. Часть урожая шла на продажу, часть на изготовление вина.

У отца Якова была маленькая винокурня, как он выражался «для собственного удовольствия». В специальном отдельном помещении были устроены стеллажи для хранения бутылок. Иногда отец Якова сюда заглядывал, подолгу рассматривал свое «богатство», выбирал емкость с темной жидкостью, откупоривал и придирчиво нюхал. Если запах не нравился, продукт моментально выливался в саду с бранными приговорками. Если аромат его устраивал, он довольно улыбался и нес бутылку в дом. Хозяин наливал бордовый напиток в широкие бокалы, прикрыв глаза, отхлебывал и предлагал попробовать жене. За обедом или вечером на веранде они сидели, попивая молодое или крепленое вино, и подолгу обсуждали насущные дела.

Яков не разделял увлечение отца, поэтому после смерти родителей весь виноград продавал скупщикам. Со временем у него появился один постоянный покупатель, который забирал урожай полностью. Это было очень удобно. Яков переложил весь процесс на Тамаша и интересовался только «почем продали». Любимыми занятиями молодого барина были прогулки, охота и чтение. Еще пару-тройку раз в месяц Яков ездил в ближайший город в публичный дом, «для поддержания мужского здоровья», хмыкал он в усы.

Внешность у него была самая обычная, слегка рыжеватые густые подстриженные на модный манер волосы, аккуратная борода и усики, светло-голубые глаза с мягким отрешенным взглядом. В последние годы Яков поднабрал в весе и приобрел небольшое брюшко. В целом, он был собой полностью доволен. Только вот волнения и мятежи не давали ему покоя. Яков Михайлович надеялся, что если «будет заваруха», то односельчане вспомнят его былые заслуги и не тронут.

Яков пробирался сквозь рощу, стараясь не шуметь, медленно задирая ноги из-за густой высокой травы, раздвигая колючий кустарник. Он был в светлом холщовом балахоне, специально сшитым для него Агнешкой, поверх которого был надет короткий приталенный кафтан из сукна песочного цвета на пуговицах. Широкие коричневые твидовые штаны, подпоясанные кожаным ремешком, давали возможность приятной свободы движений. Каждая штанина была прихвачена шнурком над голенищем болотных сапог, чтобы не попадала грязь. Дополняли костюм светло-желтые кожаные перчатки и элегантная светло-коричневая бархатная шапочка. Яков никак не хотел надевать вязаный охотничий башлык отца, считая его «грубым и некрасивым».

Собака настороженно шла рядом, иногда поднимая морду и глядя на охотника. С невысокой пожелтевшей елочки вспорхнула маленькая птичка. Санду замер и принюхался. Со стороны озера слегка потянуло дымком. Охотник остановился и прислушался. Негромкий девичий голос выводил витиеватую мелодию с непонятными словами. Яков застыл на месте и подал знак, чтобы пес не двигался. Собака замерла рядом с хозяином. Из чащи показалась хрупкая фигурка девушки лет шестнадцати-семнадцати. Она несла охапку хвороста, обхватив двумя руками и напевала: «Ай да шатрица рогожитко, андэ шатрицачай бидытко…».

Девочка увидела охотника, замолчала и остановилась. Она была чудо как хороша. Черные густые волосы, заплетенные в две толстые косы, спускались ниже пояса. Голова повязана ярко-красным платком, сложенным в неширокую полоску, с множеством маленьких блестящих монеток и бусинок. Лицо ее было слегка смуглым. Большие, обрамленные длинными ресницами темные, невероятной глубины глаза, источали удивительное спокойствие, взгляд притягивал и завораживал. Высокий открытый лоб, аккуратный носик и по-детски припухлые губы создавали контраст с этими выразительными взрослыми глазами. Она была одета в пестрое платье с широкими рукавами, стянутыми несколькими тонкими веревками от плеча до локтя и потом обнажавшими загорелые руки. Длинная юбка с несколькими нашитыми оборками, поистрепалась и кое-где порвалась в самом низу. Было видно, что девушка босая. В руках она держала охапку хвороста.

Охотник стоял, завороженный красотой незнакомки. Она, ничуть не смутившись, спокойно рассматривала охотника и собаку, которая смирно сидела около хозяина.

– Здравствуй, красавица, – наконец вымолвил Яков, утопая во взгляде черных глаз цыганки.

– Здравствуй, барин, – спокойно ответила девушка, слегка улыбнувшись.

– Как тебя зовут?

– Рада.

– А меня Яков, – мужчина невольно распрямил плечи, – Яков Михалыч, – поправился он.

По губам девушки промелькнула чуть заметная ухмылка.

– Здравствуй, Яков Михайлович, – проговорила Рада и, слегка насмешливо, стала рассматривать мужчину.

Яков растерялся и не знал, как продолжить беседу.

– Ты чья? – наконец выдавил он.

– Кому своя, кому чужая, – улыбнулась цыганка.

– Сколько ж тебе лет?

– Я не считаю.

– Да откуда же ты взялась-то? – улыбнулся Яков.

– А вон дымок вьется, видишь? – цыганка мотнула головой в сторону озера.

– Да, да, – Яков посмотрел, куда указала Рада, – там разве кто-то живет?

– Барин, – цыганка усмехнулась, – а ты не знаешь?

Яков замотал головой.

– Это наш табор, кочевые мы, цыгане, – пояснила Рада.

– Цыгане… – эхом повторил охотник.

– Да, а что? Не нравится? – цыганка гордо вскинула прелестную головку.

– Нет, я ничего такого не сказал, – быстро проговорил Яков. – Не знал просто, что в наших краях цыгане есть. Сколько здесь живу, никогда не видел.

Рада засмеялась.

– То есть, то нет! Такой мы народ. Ходим по свету. Никого не обижаем, песни поем…

– И лошадок уводите? – усмехнулся Яков.

– Нет, – цыганка поджала губы.

– Соплеменники твои приворовывают, поди? – продолжал ее дразнить Яков.

– С чего ты взял? – нахмурившись, резко кинула Рада.

– Молва такая… – примирительно улыбнулся Яков.

– Вранье, – фыркнула цыганка. – Да и потом, если вот у такого барина, как ты, пятнадцать кур, и мы одну возьмем, тебе что, жалко будет?

– Для такой, как ты – не жалко, – Яков коротко засмеялся и с улыбкой продолжил, – я слышал такую легенду, что, когда Иисуса Христа распинали на Голгофе, неподалеку от него случайно оказался цыган. Он стащил гвоздь, и поэтому исполнителям приговора Синедриона ноги Спасителя пришлось прибивать одним гвоздем. За это распятый Господь якобы сказал цыгану: «Ну, ладно, воруй». С тех пор цыгане тащат все, что попадается.

– Мне даром не надо, я умею судьбу предсказывать, на картах гадать, могу петь и танцевать, – горделиво сказала цыганка.

– Да, песни у вас – заслушаешься, – подхватил Яков.

– Это потому, что мы вольные птицы, поем от сердца!

– Да, птицы вольные, с этим не поспоришь, – грустно промолвил барин.

– Что опечалился? Ты же богатый, можешь странствовать, где хочешь…

– Не могу, – вздохнул Яков, – да и не хочу. Мне нравится моя жизнь.

– Тогда смотри веселей! – задорно качнула головой цыганка, положила хворост на землю и пропела куплет шутливой песни. Она плавно разводила руки, щелкая пальцами, встряхивала головой, откидываясь назад, кокетливо подергивала плечиком и покачивала бедрами. Закончив петь, Рада изобразила глубокий поклон, выпрямилась и кинула лукавый взгляд на восторженного зрителя. Яков похлопал, склонил голову и негромко произнес «благодарю».

– А ты барин, что здесь делаешь? Охотишься? – спросила Рада, присела и стала собирать рассыпанные тонкие сухие ветки, исподлобья поглядывая на Якова.

– Да. На уток.

– Какая собака у тебя, барин, странная, никогда таких не видела, – Рада ласково посмотрела на спаниеля и поднялась, придерживая хворост.

Пес завилял хвостом, но не двинулся с места.

– Приученный? Смотри-ка, сидит и не шелохнется, тока хвост ходуном! – удивлено произнесла цыганка.

– Это охотничья собака, специальная порода, кокер-спаниель называется, – пояснил Яков.

– Как звать?

– Санду.

Рада позвала собаку. Но пес остался на месте.

– Ты смотри, не идет ко мне! – удивилась она. – Обычно все собаки мои!

– Санду так приучен, я с ним долго занимался, чтобы он вот так сидел и ни к кому не шел, – с гордостью сообщил Яков.

– Надо же! – цыганка покачала головой.

Яков наклонился и потрепал пса.

– Ох, барин, заболталась я тут с тобой, – проронила Рада и поудобнее перехватила стопку сухих веток. – Идти мне надо, – она слегка тряхнула хворостом и задумчиво посмотрела на барина, – ждут меня.

– Да, да, конечно, конечно, – пробормотал Яков.

Цыганка развернулась и медленно пошла в сторону озера.

– Подожди, красавица! – Яков сделал шаг за цыганкой.

Она обернулась и посмотрела на него своими черными, как беззвездная ночь, бархатными глазами.

– Можно еще тебя увидеть? – растерялся Яков, утопая в бездонном взгляде темных глаз.

Рада молча улыбнулась и пошла прочь. Яков стоял и смотрел ей вслед, пока тонкая фигурка совсем не исчезла за деревьями. Он помотал головой, словно отгоняя наваждение, и пошел к намеченному месту охоты. Пес подскочил, завилял хвостом и побежал рядом с хозяином.

Солнце совсем скрылось, медленно опускались сумерки. Воздух стал густым и прохладным. Громко квакали лягушки. С тонким неприятным звуком подлетали комары, норовили присесть на незащищенное лицо и затянуть в свой хоботок теплой крови пришельца.

Яков стоял в высоких кустах на краю озера, у небольшой заболоченной заводи, и пристально смотрел в небо. Он пытался сосредоточиться на охоте, но видел перед собой только черные глаза цыганки. Яков будто медленно погружался в этот спокойный глубокий взгляд, забывая о том, зачем он здесь, как он сюда попал и кто он вообще такой. Тихо перешептывались камыши. Тонко пищали комары. Над водой появился едва заметный туман. Яков напряженно всматривался в опускавшиеся сумерки. Он старался отогнать наваждение, но его мысли снова и снова возвращались к прелестной цыганке.

Рядом притаился спаниель. Пес сильно нервничал, беспокойно смотрел на хозяина и подергивал ушами.

Вдруг, откуда не возьмись, показались утки. Они летели стайками по пять-шесть птиц, с разных сторон, делая круг над озером. Несколько уток с шелестом, делая частые взмахи крыльями, готовились к посадке на тихую гладь озера. Раздались громкие шлепки. Птицы плюхались на воду и начинали призывно покрякивать. Спаниель нервно куснул Якова за сапог. Три кряквы с селезнем летели прямо на них. Очнувшись, охотник вскинул ружье и сделал два выстрела. Одна птица шумно шлепнулась в воду, вторая упала в кусты, на берег. Яков быстро подал знак, пес помчался за добычей, высоко подпрыгивая и забавно взмахивая ушами. Через несколько минут мокрый спаниель притащил упитанного селезня и умчался искать вторую утку. Подстреленная птица была еще живая, она трепыхалась и била крылом. По шороху и запаху пес быстро ее нашел, схватил за шею и принес хозяину. Собака отряхнулась, прилегла возле охотника, весело мотая хвостом и глядя на охотника.

– Санду, – Яков ласково потрепал спаниеля по загривку, – хороший пес. Он внимательно осмотрел птиц, – жирные, наетые, – довольно добавил он, уложил добычу в ягдташ и хитро подмигнул собаке.

– Есть повод зайти к соседям! А? Как думаешь?

Спаниель вскочил на лапы и тявкнул.

– Вот и я так думаю, что можно зайти!

Радостно присвистывая, Яков направился к месту, где остановился табор.

Совсем стемнело. Густые сумерки обволакивали деревья, не торопливо погружая лес в темноту. На небе появился тонкий молодой месяц. Воздух наполнился ночными шорохами и запахом свежести. Охотник пробирался сквозь высокий кустарник, раздвигая одной рукой упругие ветки, во второй держа перед собой переносной деревянный мерцающий фонарик.

Миновав небольшую рощицу, он вышел на просторную поляну на берегу озера, где расположился цыганский табор. Несколько кибиток были поставлены в круг. В стороне паслись стреноженные лошади. Посередине поляны горел костер. Около огня сидели мужчины разного возраста. Два маленьких мальчика сражались на палках, и взрослые их подбадривали. Женщины разместились поодаль у одной из кибиток и тихо напевали грустный мотив. Молодой цыган перебирал струны гитары, им подыгрывая. Высокий мужчина средних лет с густыми черными волосами и бородой, подкладывал в огонь ветки. Около одной из кибиток сидела очень старая цыганка, она курила трубку и раскладывала пасьянс. Рады нигде видно не было. Вообще молодых девушек среди цыган не наблюдалось.

Яков вышел из тени деревьев и громко поздоровался. Его пес настороженно принюхивался, то и дело смотрел на хозяина, как бы спрашивая: «Точно надо туда идти? Может, все-таки не пойдем? Очень уж странно пахнет от этих смуглых черноволосых людей!».

Несколько мужчин встали, с тревогой глядя на охотника.

– Здравствуйте, люди добрые! – Яков вежливо склонил голову и прижал руку к груди.

– И тебе не хворать, – настороженно отозвался седой пожилой мужчина, который поднялся при виде незнакомца, облокотившись на длинную толстую палку. – С чем пожаловал?

– Да вот, – сказал Яков, стараясь соблюдать веселый добродушный тон, – шел с охоты, решил заглянуть на огонек да добычей поделиться, коли не побрезгуете.

Он достал из сумки уток за шеи и слегка тряхнул тушками.

– А что ж, мы не брезгливые, – улыбнулся седой, – подходи к огню, присаживайся, гостем будешь. Как звать, величать тебя?

– Яков.

Охотник обрадовался, переместился поближе к костру, передал уток женщине лет сорока, которая подошла взять птиц и удалилась с ними за кибитку. Мужчины уселись вокруг огня. Женщины снова запели. Спаниель улегся у ног хозяина.

– Я – Михей, это вот мой сын Тобар, – седой цыган присел к огню и поочередно представил всех присутствующих.

Молодой мужчина в красной рубахе достал из костра печеную картофелину и передал Якову.

– Чем богаты, – тихо сказал он.

– Благодарствую, – Яков почтительно кивнул, подхватил горячую картошину, и стал ее подкидывать, чтобы остудить. – Надолго ли в наши края? – поинтересовался он, обращаясь к седовласому пожилому мужчине.

– Мы люди вольные, планы не строим, – отозвался цыган.

– Что-то не видно молодых девушек… – начал было охотник.

– Молоденьким девочкам здесь не место, они в кибитках должны быть, так у нас заведено, – оборвал его Михей. – А ты что? Девушками интересуешься?

– Нет, это я так спросил, просто… – покраснел Яков, опустил глаза, снял шкурку с картофелины и откусил очищенный кусок.

«Наверно, это их баро, вроде так они называют главного», подумал Яков и стал потихоньку, незаметно рассматривать новых знакомцев. Около огня сидело двенадцать мужчин. Все, кроме Михея, были черноволосые, темноглазые, смуглые. Одеты они были в рубахи и шаровары, некоторые носили жилетки. У одного молодого парня в ухе блестела серьга-кольцо. Яков украдкой бросил взгляд на женщин, которые находились около кибитки: одна, полная пожилая цыганка, с небрежно завязанной косынкой, в цветастом платье и накинутой на плечи шалью с бахромой, черной с огромными красными розами. Вторая – жена одного из цыган, красивая женщина лет тридцати, с яркими чертами лица, в красной вязаной кофте и длинной бордовой юбке с черными и белыми цветами. Ее черные волосы были убраны в две толстые косы, на голове повязана красная косынка с нашитыми блестящими монетками. Третья, тоже замужняя цыганка, держала, слегка покачивая на руках, маленькую годовалую девочку, завернутую в разноцветный платок. Все три цыганки негромко напевали грустную песню, иногда повышая голос, а иногда совсем затихая.

Михей расспрашивал гостя о местных людях и их жизни. Яков охотно рассказывал, что знал, доедая печеную картошку, с осторожностью продолжая рассматривать цыган. Михей показался ему самым колоритным персонажем этого общества. Густые волнистые седые волосы спадали до плеч, длинные усы торчали в разные стороны, небольшая седая бородка скрывала массивный подбородок. Всклокоченные брови нависали над черными глазами, проницательный взгляд которых периодически буравил гостя и внимательно окидывал всех остальных присутствующих. Одет он был в светлую рубаху с широким неглубоким воротом и многочисленными вставками не то заплатками, не то украшениями и темно-серые шаровары.

– А почему ты спросил про девушек? – после небольшой паузы спросил Михей.

Яков замялся и промямлил:

– Да я… встретил… в рощице, вон там… молодую девушку, кажется, она сказала, что ее зовут Рада.

– Ох уж эта Рада! – недовольно буркнул Михей. – Она что, говорила с тобой?

– Нет, нет, – торопливо ответил гость, – это я спросил, она только ответила… из вежливости, и сразу ушла.

Михей палкой пошевелил ветки в костре.

– Рада моя племянница. Я вроде как присматриваю за ней. Мать ее умерла при родах. Прямо под кибиткой. Ее отец, мой младший брат, ушел на заработки и не вернулся, может, сгинул где, мы не знаем. Думаю, хотел бы вернуться, вернулся бы, – Михей нахмурился, вздохнул и, помолчав, продолжил. – Вот никак замуж не выйдет. Семнадцать лет уже, а все в девках ходит.

– Разве ж это много? – улыбнулся Яков, – семнадцать лет?

– У нас девочки уходят к жениху с тринадцати лет, иногда даже раньше. Сколько к ней уже молодых парней переходило, все не то, да не этак. Сладу с ней нет. Такая придиристая, никто ей не хорош! А я дурак потакаю. Жалко ее, растет без матери и отца. Да и кровь родная. Не чужая она нам, – проговорил цыган.

«Надо же, прям как я, когда думал себе невесту найти», – подумал Яков, улыбнулся и прикрыл рот рукой, чтобы никто не заметил.

Михей поднял голову и кинул взгляд на самую дальнюю кибитку.

Гость украдкой посмотрел в ту же сторону и увидел, что занавесь там колыхнулась.

– Вот ужянгле2 – подсматривает! – хмыкнул седовласый и быстро пронзил гостя взглядом. Нахмурившись, он спросил, повысив голос:

– Уж не из-за нее ли ты к нам пожаловал? А, гаджо3?

Яков растерялся. Спаниель тихо зарычал на пожилого цыгана.

– Я… нет… просто шел мимо, вижу дымок, решил подойти поздороваться, – промямлил охотник.

Михей прищурился и, скривившись, повторил:

– Поздороваться, значит.

– Ну да, времена-то неспокойные, – затараторил Яков, – думаю, дай загляну, что за люди, кто такие…

Михей хмыкнул.

– Мы свободные люди, никто нам не указ, ходим по свету, когда хотим и куда хотим, на одном месте долго не задерживаемся.

Яков встал.

– Спасибо за гостеприимство, – он приложил руку к груди и слегка наклонил голову, – пора мне.

Охотник невольно метнул взгляд на дальнюю кибитку.

Михей это заметил, поднялся, опираясь на палку и жестко проговорил:

– Ты на наших девушек не засматривайся. Иди лучше своей дорогой. Пути у нас разные.

Остальные мужчины тоже повставали и враждебно уставились на Якова. Женщины перестали петь, и молча, с неприязнью смотрели на гостя.

– Прости, если обидел тебя. Я уже ухожу, – охотник подал знак собаке и торопливо зашагал прочь. Спаниель несколько раз тявкнул и помчался вслед за хозяином. Цыгане стояли и молча, недобро смотрели ему вслед.

«Как же я все испортил? В какой момент? Все шло так хорошо!» – в отчаянии размышлял Яков, пробираясь сквозь кустарник к своему дому. «Мы так мило беседовали, с чего этот баро на меня взъелся?»

Спаниель громко гавкнул. «Да, ты прав, Санду, я действительно пришел из-за девушки, и Михей меня разгадал! Эти цыгане видят тебя прямо насквозь. Что за народ?!», – так думал охотник, подходя к своим владениям.

Всю ночь и весь следующий день из головы не выходила Рада с ее бархатными, удивительно глубокими глазами и встреча с цыганами. Яков не мог найти себе места. Что бы он ни делал, куда бы ни шел, везде чудилась ему девушка с черными глазами.

Карта вторая –  дама бубей

– Что-то, Яков Михалыч, ты приуныл? – Агнешка, улыбаясь, подошла к хозяину, вытирая руки о цветастый фартук-передник.

– Есть немного, – отозвался барин. Он сидел на скамеечке около конюшни, в руках держал книжку, но взгляд его грустно застыл на белеющей вдалеке березовой рощице.

– Яков Михалыч! – всплеснула руками Агнешка, – да ты никак влюбился!

Барин задумчиво посмотрел на нее и со вздохом сказал:

– Ах, Агнетта, похоже на то…

– Ой, Яков Михалыч! Так это же замечательно! Наконец-то! – воскликнула Агнешка, поправила белую косынку на голове и присела на край скамейки.

– Как сказать…

– Да за вас любая пойдет! Да что там! Побежит! – Агнешка называла барина то на «ты», то на «вы», в зависимости от обстоятельств беседы. Вообще, она считала, что имеет право называть Якова на «ты», потому что нянчила его с младенчества. А на уважительное «вы» служанка переходила для усиления впечатления своих слов или случайно.

– Вот не любая…

– Загадки изволите загадывать? – хитро прищурилась Агнешка.

– Какие уж загадки, – возразил Яков. – Цыганка она.

Агнешка вылупила глаза и замахала руками.

– Ой! Чур меня!

– Вот, видишь, – горько хмыкнул барин.

– Как же вас так угораздило? – Агнешка с сочувствием ухватила мужчину за руку повыше локтя.

– Вот так! Увидел и все, нейдет из головы, стоят предо мной ее черные, как ночь, глаза, ни о чем думать не могу.