Не бойся тишины. Грани любви
– Ты и так уж люб мне.
Яков поднес руку цыганки к своим губам и поцеловал каждый ее пальчик.
Ближе к вечеру вернулись Агнешка и Тамаш. Служанка привезла несколько платьев и другие вещи для девушки, а также чай, пирожные и шоколад.
Пока Рада примеряла обновки, Яков расспрашивал свою верную помощницу.
– Табор действительно ушел, вчера вечером, – докладывала Агнешка. – Ни про какую сбежавшую девушку никто ничего не знает. Деревенские просто говорят, что стояли цыгане, две или три недели, потом ушли. Куда, почему, никого не интересует. Они сами по себе.
– А ты, что, так прямо про девушку и спрашивала? – озабоченно произнес барин.
– Обижаешь, Яков Михалыч, – Агнешка поджала губы. – Нет, конечно. Это я сама такой вывод сделала.
– А, – облегченно вздохнул барин.
– Все тихо, спокойно, – заключила она.
Они помолчали.
– Теперь понимаю, Яков Михалыч, почему ты голову потерял, – тихо промолвила Агнешка. – От нее глаз не отвесть… Piekna dziewczyna7.
Барин улыбнулся краешком губ и сказал:
– Когда моя мама была уже больна, она мне как-то сказала: «Яша, все женщины одинаковы, все хотят замуж, все хотят детей, все хотят, чтобы о них заботились, поэтому выбери себе самую красивую».
– У тебя получилось, – улыбнулась служанка.
– С тех пор как я встретил Раду, – воодушевленно продолжал Яков, – я чувствую себя таким молодым, Агнетта, как мальчишка семнадцатилетний! Так много радости она принесла в мою жизнь! Я буду просыпаться каждый день и видеть ее. Смотреть, как вода струится по ее рукам, когда она умывается. Как она будет кушать с улыбкой и похваливать твою стряпню, как будет говорить со мной…
Служанка слушала барина, благодушно улыбалась и кротко хлопала белесыми ресницами.
Прошла неделя. Яков попросил Раду не выходить из дома, чтобы кто-нибудь чужой случайно не увидел ее. Агнешка снова ездила на базар, но все было «тихо и спокойно». Постепенно Яков успокоился и сообщил, что «можно больше не прятаться, но быть осторожными». Рада больше не надевала свое цыганское платье, ходила в одежде, которую купил Яков, накрывала голову белой косынкой, как Агнешка, и издалека была похожа на обычную молдаванку.
Яков был счастлив. Рада оказалась хорошей хозяйкой. Она стала сама готовить и прибираться. Ей очень нравилось ухаживать за лошадьми. Спаниель теперь весело крутился у ног цыганки и откликался на ее зов. Тамаш отнесся к девушке спокойно, по-отечески. Учил ее заниматься хозяйством, рассказывал, как сделать заготовки на зиму, ухаживать за садом, огородом, цветами и «ходить за скотинкой».
А уж по части лошадей Рада знала побольше конюха. Как с ними обращаться, кормить, чистить, купать. Цыганка была лихой наездницей и ловко управлялась с повозкой. Агнешка долго, с подозрением, присматривалась к девушке, но постепенно привыкла к ее присутствию и даже как-то призналась мужу, что Рада «хорошая, хоть и цыганка». Агнешка рассказала Раде, как у них все устроено. В какое время «они изволят откушать» и когда «почивать». Внутренне Агнешка надеялась, что барин «наиграется и отпустит цыганочку на все четыре стороны, или оставит в служанках, не век же я буду с ним, – говорила она мужу, – нам, Тамаш, скоро на покой…». Тамаш молча пожимал плечами и старался уйти от таких разговоров.
– Рада такая искренняя, все делает с удовольствием, даже убирается и чистит хлев. Ты заметила, что она занялась не только конюшней, но и другим нашим хозяйством? – довольно говорил Яков Агнешке.
Служанка кивнула, вытерла мокрые руки о передник и протянула барину яблоко. Яков поблагодарил и смачно укусил красный бочок.
– Рада говорила, что в таборе к молоденьким девочкам относятся плохо, это самые бесправные там существа. Вообще цыганских женщин никто не слушает, мужчины сами принимают все решения, – говорил он причавкивая, – я так не привык. Помню, папа всегда с мамой советовался, и ему это нравилось…
– Я вижу, что она так и спит в отдельной спальне, – иронично заметила служанка.
– Я не тороплюсь, – спокойно ответил Яков, – ждал ее столько лет, могу еще подождать. И потом у них до свадьбы считается бесчестьем лечь с мужчиной.
– Неужели женишься на цыганке? – всплеснула руками служанка и захлопала бледно-голубыми глазами.
– Да, – твердо сказал Яков.
Агнешка покачала головой.
– Я знаю, что сбежать из табора – это большой позор! – поджав губы, произнесла она.
– Это смелость, – возразил Яков.
– Это безрассудство! – хмуро бросила служанка.
– Ты хочешь меня расстроить? – грустно спросил Яков.
– Нет, просто переживаю.
– Все будет хорошо. Табор ушел. Никто не знает, что она здесь.
Они помолчали.
– Я наконец-то счастлив, просто порадуйся за меня, – мягко промолвил Яков и кротко посмотрел на служанку.
Агнешка снова покачала головой и спросила:
– Она согласна?
– Сегодня спрошу. Уже кольцо приготовил. Мамино обручальное.
– Ну, дело твое, – вздохнув, проговорила Агнешка, – в добрый путь…
Спустя неделю Яков договорился со священником в местной церкви и привез Раду венчаться. Их сопровождали только Агнешка и Тамаш. Чтобы не привлекать внимание, решили не покупать свадебный наряд, и Рада вышла замуж в обычном платье, которое было ей к лицу. Агнешка убрала ее волосы в высокую прическу и покрыла голову светлой косынкой.
– Жаль, что я не в белом… – сокрушалась Рада.
– Не переживай, все знают, что ты чистая, – улыбнулась Агнешка и, помолчав, продолжила, – если бы мы купили белое платье, в деревне сразу бы догадались, что кто-то выходит замуж. Пошли бы разговоры. Люди очень любопытные.
– И злые! – хмуро буркнула Рада.
– Ну, не все злые, есть и хорошие, добродушно возразила служанка. – Вот муж твой, Яков Михалыч, замечательный человек, тебе очень повезло…
Рада посмотрела на Агнешку долгим задумчивым взглядом.
– Ох, ну и глазищи у тебя, точно как проваливаешься, – засмеялась служанка.
Карта третья – семерка бубей
Из кустарника доносился хор цикад, который издавал ровный стрекочущий гул. В саду пел соловей.
– Какой дивный вечер! – сказала Рада и присела в плетеное кресло рядом с Яковом. Он удобно расположился за небольшим столиком на веранде и читал газету.
– Что пишут? – поинтересовалась она и кокетливо заглянула мужу в глаза.
Яков, перелистнул черно-белую страницу и негромко проговорил:
– После того, как нас присоединила к себе Румыния, стало намного спокойнее. А то я боялся, что Советская Россия заберет у нас не только лошадей…
– Ладно тебе! – прервала его Рада, – одну же оставили.
– Ага, самую старую, которая никуда не годится…
Рада рассмеялась.
– Ну почему, она еще кобылка хоть куда! Сколько лет одна за всех отдувается!
На веранду прибежала их четырехлетняя дочка, громко топая ножками. Она была очень похожа на мать. Большие черные глаза, обрамленные длинными ресницами, маленький прямой нос, розовые губки бантиком, слегка смуглая кожа и волнистые темные волосы ниже плеч. Девочка протянула к матери маленькие ручки и улыбнулась, приоткрыв ровные белые молочные зубки.
Рада подхватила дочку и усадила на колени.
– Тамара, Тамарис, чай8, – нежно прошептала она на ушко ребенку и хотела поцеловать. Та увернулась, обхватила маму за шею и прижалась щечкой к плечу.
Рада обняла малышку и казала:
– Как жаль, что Агнешке пришлось уехать. Она так хорошо занималась с Тамарой.
– Не хорошо! Она слишком баловала нашу дочь! – притворно рассердился Яков, поднял взгляд на девочек и вновь уткнулся в газету.
Они помолчали. Соловей заливался красивыми трелями, присвистывал и прищелкивал.
– Конечно, одного Тамаша отпускать было нельзя. Он совсем ослабел в последнее время, на себя стал не похож, – снова заговорила Рада. – Плохо выглядел, все присесть старался, прилечь, говорил, что чувствует себя постоянно уставшим, что у него «ушли силы».
– Да, боюсь, это может закончиться больницей или еще хуже, – отозвался Яков. – Тяжело без них заниматься хозяйством.
– Хозяйства осталось после восемнадцатого года не так уж много, – грустно усмехнулась Рада.
– Да уж, – буркнул Яков.
– Но может еще обойдется, – с надеждой сказала Рада, – лекарь хороший, даст какие-нибудь пилюли, выздоровеет наш Тамаш, и будет все как прежде…
– Дай Бог, – Яков согласно кивнул, – только вот плохой знак, что их нет уже четыре дня.
– Где же они там живут? – обеспокоенно спросила Рада.
– Скорее всего, в пристройке у лекаря остановились. Иван Ефимыч, когда больных надо понаблюдать, оставляет их у себя на ночлег. Если бы болезнь была не опасная, уже вернулись бы…
– Будем надеяться, что он все-таки подлечит нашего Тамаша…
– На все воля Божья, – Яков перевернул страницу газеты.
– А как Агнешка и Тамаш появились в вашем доме?
– Моя мама родом из зажиточной румынской семьи. Отец местный. Не знаю, каким образом они познакомились, только мама, когда замуж выходила, была уже с Агнешкой. Там случилась неприятная история. Мама как-то обмолвилась, что у Агнешки была связь с мужчиной, которая привела к беременности. По малости лет у Агнешки случился выкидыш, и она чуть не померла. Мужик, который ее обрюхатил, был в тех краях проездом, вроде как военный. Конечно, к тому моменту, его и след простыл. Родители Агнешки, после того как все вскрылось, посчитали, что дочь их опозорила, и выгнали ее из дома. Моя мама тогда взяла ее к себе, помогла, выходила и взяла в служанки. Для Агнешки это стало решением всех проблем. Ее больше никто ни унижал, ни оскорблял, ни в чем не обвинял. У Агнешки появилась покровительница, которая не давала ее в обиду. Потом мама познакомилась с отцом, вышла замуж и переехала сюда.
– А что было дальше?
– Дальше, – Яков поднял глаза на жену, – Агнешка была очень хорошенькая. Отец хотел подыскать ей мужа, чтоб не пьющий был, добрый и работящий.
– Тамаш?!
– Да, он из деревни нашей, приезжал к отцу работать, виноград собирать. Их познакомили. Тамаш крепко влюбился, ходил за ней по пятам, замуж позвал. Справили свадебку. Отец предложил ему к нам переехать, за хозяйством смотреть и виноградниками заниматься. Так они и прижились в нашем доме.
– А что же детей у них не случилось?
– Видать в первый раз у Агнешки что-то там повредилось, и она больше не беременела. А вообще я не знаю.
– А Тамаш? Он же, наверное, хотел ребеночка? – опять спросила Рада.
– Он очень сильно любил Агнешку, думаю, ему неважно иметь детей, главное, чтобы она всегда была с ним рядом, – Яков пожал плечами.
– А кто вел хозяйство до этого?
– Насколько я знаю, приходили из деревни помощники по хозяйству. Что-то отец делал сам. Он не любил, когда в доме были посторонние, как-то брезговал. Когда появилась мама с Агнешкой, в качестве хвостика, сначала он был не доволен, но со временем смирился. Потом даже был рад, что в доме есть служанка.
– Наверное, Агнешка была благодарна твоей маме?
– Очень. До последней минуты. Она и ко мне относилась всегда как к родному. Самый лучший кусочек всегда мне подкладывала, когда я маленький был, целовала украдкой, покрывала мои шалости, чтоб отец не ругал. Когда родители умерли, окружила заботой и вниманием. Потом все женить меня хотела, – Яков усмехнулся и пригладил усы, – да только я тебя ждал, – он нежно посмотрел на жену. – А теперь к нашей Тамаре прикипела…
Малышка услышала свое имя и заерзала на коленях матери. Рада подтянула ее повыше и стала щекотать. Тамара залилась звонким заразительным смехом.
– Мамочка, не надо, не надо, – приговаривала она, извиваясь.
Рада рассмеялась и отпустила дочку. Малышка вскочила на ножки и начала танцевать, кружась и перемещаясь по веранде. Она подергивала плечиками, разводила ручки, делая круговые движения кистями, выпрямляя маленькие пальчики. Тамара тихо напевала цыганскую песню, периодически выкидывала назад то правую, то левую ножку и била ладошкой по икрам. Рада встала и подхватила мотив: «Ай дану дану да на…». Слегка приседая в танце, она вышла на середину веранды, подхватила юбку за края, развернула в стороны и стала размахивать широким подолом, изображая волну. Цыганка двигалась то плавно, то делала резкие движения, наклонялась и откидывалась назад, поводя плечами и потряхивая высокой грудью, вскидывала руки вверх и медленно опускала, пощелкивая пальцами. Рада пела красивым грудным голосом, кокетливо поглядывая на мужа. Маленькая Тамара старательно повторяла движения мамы, стараясь не отставать и попадать в ритм мелодии.
Яков отложил газету и заулыбался.
– Цыганочки мои! – восторженно произнес он, громко хлопая в ладоши в такт песне. Рада закончила и церемонно поклонилась, широко раскинув руки. Тамара хихикнула и убежала в дом.
– Как я люблю, когда ты танцуешь для меня, – он восхищенно посмотрел на жену, притянул к себе и поцеловал в губы. Она рассмеялась и уселась обратно в кресло.
– У Тамары хорошо получается! Ты ее научила? – весело спросил Яков.
– Да, – игриво ответила Рада.
– Она так похожа на тебя…
– Это хорошо?
– Это прекрасно, – улыбнулся Яков.
Они замолчали. Стало слышно, как на озере громко квакают лягушки. Снова запел соловей, радостные нотки сменялись печальными, нежные звуки вдруг становились громкими и решительными, он щелкал, присвистывал и выводил мелодии. Соловей замолкал и вновь выдавал трели, выводил удивительные рулады, будто рассказывая свою птичью историю.
– Завтра надо бы съездить в деревню… – нерешительно начала Рада.
– Ты же знаешь, из-за того, что наши помощники уехали, у меня здесь полно дел. К тому же оставлять поместье без присмотра никак нельзя, вдруг кто чужой забредет! Времена неспокойные…
Рада вздохнула и промямлила:
– Это да…
Яков перелистнул газету.
– А нельзя подождать, когда Агнешка вернется?
– Понимаешь, съездить необходимо, – Рада замялась, – я хотела кое-что дочке купить…
Яков вопросительно посмотрел на жену.
– И еще, – торопливо добавила она, – мне нужно купить лекарство. Оно хорошо действует и сейчас уже закончилось.
– Эту настойку, каннабис?
– Да, сироп каннабис нотес9, хорошо успокаивает и снимает головные боли, – быстро проговорила Рада и робко взглянула на мужа.
– Знаю я, что это за лекарство, – раздраженно произнес Яков, – что-то ты к нему пристрастилась.
– У меня иногда болит голова, – оправдывалась Рада.
– Придумки! – оборвал ее Яков, – не нравится мне это твое увлечение.
– Я принимаю совсем по чуть-чуть…
Яков нахмурился и покачал головой.
– Это Агнешка тебе привозила?
– Ну да, – Рада опустила глаза и стала молча крутить на пальце обручальное кольцо, которое раньше принадлежало матери Якова. Украшение было из желтого золота 750 пробы с насечками, составлявшими рисунок бегущей лани и двумя бриллиантами, каждый в четверть карата. Кольцо было широкое и толстое, но благодаря изящному изображению и сверкающим ограненным алмазам не смотрелось громоздко.
– Это так некстати, – Яков недовольно посмотрел на жену.
Рада виновато взглянула на мужа и коротко вздохнула.
Яков опустил глаза, пробежал по строчкам, перевернул лист и сказал:
– Ладно. Я все равно собирался ехать. Думаю встретиться там с дельцом, который у нас виноград покупает, предложить ему купить винокурню и виноградники. Тамаш не может больше этим всем заниматься, а мне не хочется. Заодно зайду к лекарю, узнаю, как дела у Тамаша. Возможно, им нужны деньги.
Рада с обожанием посмотрела на мужа и тихо сказала: «Спасибо тебе». На веранду пришел рыжий спаниель Санду и прилег рядом. По деревьям пробежал ветерок. Листья зашевелились, перешептываясь.
Следующим утром Яков оседлал пораньше лошадку, поцеловал Раду, которая вышла его проводить, и отправился в путь.
После обеда маленькая Тамара сидела в огороде, рвала темно-красные ягоды с кустиков клубники и засовывала в рот.
– Тамарис! – воскликнула Рада, окинув дочку взглядом. – Ты опять вся перемазалась и испачкала платье!
Девочка оставила свое занятие и подняла на маму огромные черные глаза. Рада подошла к дочке, взяла на руки, вытащила из грядки и поставила перед собой.
– Моя любимая грязнулька…
Рада присела и обняла дочку, крепко прижав к груди.
– Майке10, моя дочечка, – цыганка нежно поцеловала ребенка и поставила на землю. Ротик, щеки, нос и руки Тамары были в клубнике, ножки в черноземе, а платье и в том, и в другом одновременно. Рада отряхнула платье, взяла дочку за руку и повела мыться.
Вечером вернулся Яков. Он привез «лекарство» жене и обновки дочке. Поужинав, он расположился на веранде. Рада вышла из дома и села рядом на кресло.
– Как съездил? – спросила она, с любовью посмотрев на мужа.
– Удалось поговорить про виноградники и винокурню. Мой знакомец заинтересовался покупкой, сказал, что сейчас все деньги у него вложены в дело, а на будущий сезон, это значит следующей весной, он будет готов. Мы даже обсудили цену, хорошие деньги предложил.
– Ты доволен?
– Да, – кивнул Яков и, помолчав, проговорил, – еще есть плохая новость.
– Тамаш? – озабоченно спросила Рада.
– Да, похоже, у него рак, – Яков грустно взглянул на жену. – Лекарь сказал, что проживет он недолго.
– А если в больницу его отвезти?
– Врач говорит, что болезнь уже неизлечима и Тамашу осталось два-три месяца, от силы – пять.
Рада закрыла лицо руками.
– Они вернутся через несколько дней. Иван Ефимыч сказал, что надо еще попить лекарство, вдруг все-таки поможет, хочет понаблюдать. Живут они в пристройке, как я и предполагал. Я заплатил лекарю. Он потом даст Агнешке кое-какие снадобья для поддержания нормального состояния Тамаша. Относительно нормального, конечно.
– Бедный наш Тамаш, – всхлипнула Рада.
– Не надо плакать, – Яков притянул к себе жену и поцеловал в макушку. – Слезами горю не поможешь. Ничего не поделаешь.
Они еще долго сидели на веранде, говорили о родителях Якова, винокурне, хозяйстве, о будущем.
Когда совсем стемнело, Рада пошла в дом, укладывать дочку.
– Ты мое солнышко, – приговаривала цыганка, накрывая Тамару легким хлопковым одеялком. – Закрывай глазки.
– А ты споешь мне песенку?
– Конечно, – улыбнулась Рада. Она чмокнула малышку в щеку, взяла ее ручку, поцеловала каждый пальчик и тихонько запела тягучую грустную цыганскую песню.
– Уснула? – спросил Яков, когда жена вышла из дома.
– Да, – кивнула Рада и пошла кормить кур, уток и гусей. Закончив с птицей, она убралась в курятнике и отправилась в конюшню. Рада зашла в стойло к лошадке, потрепала ее по спине и обняла за шею. Поглаживая гриву, она долго что-то шептала по-цыгански, смахивая слезинки, которые катились из ее черных бездонных глаз. Прибежал Санду, покрутился у ног Рады и прилег рядом с деревянной перегородкой. Шумно стрекотали цикады, соловей громко выводил завораживающую мелодию, присвистывая и прищелкивая.
Карта четвертая – десятка пик
Громко залаял спаниель. Яков приманил пса и потрепал по голове.
– Тише, Санду, что ты разлаялся? – негромко сказал он и внимательно посмотрел в сторону кустов, на которые лаяла собака.
Санду коротко тявкнул и замолчал. Вечерело, моросил холодный ноябрьский дождик. Яков не увидел ничего подозрительного и пошел в дом.
В детской комнате на кроватке лежала Тамара. У нее был сильный жар. Рада сидела рядом и гладила дочку по голове.
– Она вся в огне! – расстроенно сказала Рада, – я уже перепробовала все способы, которые знала, и которые ты мне читал из медицинской книжки. Ничего не помогает! Жар усиливается. Ее уже несколько раз вырвало. Со вчерашнего утра она ничего не ела и почти ничего не пила. Это плохо.
– Да, не очень хорошо, – согласился Яков и присел на кроватку, – очень похоже на лихорадку.
– Я видела такое, когда была в таборе. У одной женщины мальчик также заболел, мучился несколько дней и потом умер!
– Так! – воскликнул Яков, – хватит! С ней ничего не случится!
От резкого крика девочка открыла глаза.
– Мамочка, – простонала она.
– Ты ее пугаешь, – прошипела Рада, – говори тише…
Яков приложил ладонь ко лбу дочери и нахмурился.
– Она такая горячая! – мать смахнула слезинку, поцеловала Тамару и взяла за руку.
– Ее надо показать врачу, – задумчиво произнес Яков, – как это сделать?..
– Отвезти в деревню к лекарю? – пролепетала мать.
– Везти в такую погоду… – сморщился Яков, – можно хуже сделать. Надо съездить за врачом и привезти сюда, чтобы он посмотрел Тамару, может, оставить его на ночь, понаблюдать…
– Как же съездить?.. – эхом повторила Рада.
– Ох, как все неудачно! Агнешки опять нет! Нет, когда она так нужна!
– Но ты же сам отправил их в Кишинев неделю назад, – пробормотала Рада.
– Отправил! – повысил голос Яков, – потому что Тамашу уже не помогали лекарства, которые ему дал врач, и мне было не по себе от его душераздирающих криков. И вообще, я не мог допустить, чтобы он умер тут… у нас на руках…
– Думаешь, в больнице ему будет лучше?
– Уверен! Ему там колют морфий, он не чувствует болей, и Агнешка с ним рядом…
Во дворе опять залаял спаниель.
– Да что с ним такое сегодня? – Яков поднялся, подошел к окну, отдернул занавеску и выглянул во двор.
– Санду! – он гневно окрикнул пса, и тот замолчал.
– Мамочка, меня сейчас вытошнит, – слабым голосом сказала Тамара. Рада приподняла дочку за спину, схватила с пола миску и поднесла ей.
Яков поморщился и вышел из комнаты.
– Я поеду за врачом! – крикнул он, спускаясь вниз.
На улице совсем стемнело, дождь усилился, кругом были лужи и грязь. Яков испачкался, выругался и пошел в конюшню.
Через час он стучал в дверь лекаря. Ему открыла пожилая женщина, жена врача.
– Яков Михалыч! – удивилась она, – проходите, вы совсем промокли. Что случилось?
– Иван Ефимыч дома? – с порога спросил Яков.
– Нет, уехал к больному, но скоро должен вернуться. Да вы заходите скорее…
Барин вошел в небольшой одноэтажный дом, отряхнулся, снял длинный дорожный плащ и вошел в горницу.
– Сюда, поближе к печке, обсохните, Яков Михалыч, – женщина суетилась вокруг Якова, принесла ему шерстяное одеяло, придвинула к печке деревянный стул с высокой спинкой.
– Сейчас принесу горячего чаю с медом, у меня как раз самовар поспел, – сказала она и вышла в соседнюю комнату.
Яков устроился около огня, вытянул промокшие ноги и укрылся одеялом. Вернулась жена врача. Она поставила на табурет рядом с гостем чашку с ароматно дымящимся напитком и вазочку с медом, села на лавку и спросила:
– Что за беда вас привела, Яков Михалыч? Никак Тамаш совсем плох?
– Тамаш действительно плох, неделю назад я отправил его в больницу вместе с Агнешкой. Один он уже был не в состоянии… Я приехал из-за дочки.
– Что с малышкой? – обеспокоенно спросила женщина.
– Жар сильный, уже два дня. Сегодня ее начало тошнить. Боимся, что это лихорадка.
– Да, это надо, чтобы мой Ефимыч посмотрел. Вы не волнуйтесь, он уехал давно, думаю, вот-вот вернется.
– Я подожду с вашего позволения.
– Конечно, – женщина встала, взяла вязание и села обратно на лавку. – Давно не были у нас в деревне?
– Последний раз приезжал, кажись, в июне-месяце. Это когда Тамаш у вас был на лечении.
– Да, да… – женщина быстро крутила петли спицами. Помолчав, она сказала, – я-то часто на базар хожу, опять цыгане объявились. Сколько лет не было…
Яков вздрогнул и посмотрел на женщину.
– Да, – продолжала она, – видела их за последнюю неделю раза три. То два цыгана молодых ходят по рынку, чего им надо, небось, кошельки воруют и высматривают, что плохо лежит. Я знаю их отродье, всегда денежки прячу подальше да поглубже. А вчерась возле скобяной лавки две женщины-цыганки были, одна беременная, живот огромный, и пацанчик с ней годиков трех, милостыню просила. А с ней была еще постарше, та предложила мне погадать, позолоти, говорит, ручку, всю правду тебе скажу. А что мне гадать, я и так все знаю, – женщина вздохнула, быстро пересчитала петли и продолжила, – детей Бог не дал, а я так хотела ребеночка. Теперь уж, гадай не гадай, ничего не изменится…
– Цыгане, говорите? – с тревогой в голосе переспросил Яков.
– Они, окаянные. Давно их не было в наших краях, да вот опять пришли…
– Где же табор их стоит?
– Откель мне знать? Никто не знает. Они сегодня тут, завтра уже в другом месте, кочевой народ…
– Я часто охочусь. Знаю всю округу. Три дня назад ходил на косулю, никого не видел.
– Ну, касатик, если ты не видел, это еще не значит, что их нету…
Дверь распахнулась, и вошел лекарь. Он скинул мокрую накидку и удивленно воскликнул:
– Яков Михалыч! Вы ли это?
– Он самый, добрый вечер, Иван Ефимыч, – Яков встал и пожал протянутую врачом руку.